Всегда придет новая буря. Так устроен мир. Будет бушевать снег, дождь, ветер, песок или огонь. С каждой придется справляться отдельно, но нужно всегда следить за тем, что назревает на завтра.
___________________
от·звук перен. отклик, последствие, неясное указание на что-либо
___________________
Белое. Потолок. Лежу на спине. Неестественное положение для рахни. Я поворачиваю голову на бок. Медотсек «Нормандии». Приближается человек. Доктор Карин Чаквас. Она останавливается рядом с моей койкой, сдерживая эмоции и слегка прихрамывая. В ее запахе есть нотки истерики. Откуда мне это известно? — Паркер? Ты меня слышишь? — спрашивает Чаквас. Обеспокоенно. Не понимаю. Мое тело здорово. — Да. Кажется, она ждет еще чего-то, но мне нечего добавить. — Как ты себя чувствуешь? — Странно. Мои песни… искажены, — Чаквас переглядывается с Шепард, которую я замечаю с другой стороны койки. — Песни? — спрашивает она. Я морщусь. Я и не осознал, что произнес это. — Мысли, — уточняю я. — Песни — слова — звучат по-другому. Я… думаю, — с большим усилием говорю я, — как-то иначе. Это напрягает. Они вновь переглядываются. — Паркер, — медленно спрашивает Шепард. — Кто я? Я отвечаю настолько мгновенно, что даже не успеваю обдумать, что скажу. — Ты — королева этого улья, та, кто поет всем нам, — затем до меня доходит, что я сболтнул, и я на секунду закрываю глаза. — Я думаю, как рахни. Шепард вздрагивает. — Пока ты был без сознания, мы провели полную диагностику, — тихо говорит Чаквас. — Я… никогда прежде такого не видела. Ты полностью здоров; на тебе ни следа от ран, но ты был мертв, и это не может просто бесследно уйти. Я не знаю, как твое тело до сих пор функционирует. Может, ты как-то поможешь нам разобраться? В те моменты, когда королева управляла мной, я знал ее так же, как она — меня. Я видел ее рождение, ее жизнь. Я понимал ее так, как никто не сможет. Я знал, на что способны ее силы и что она сделала, чтобы исцелить меня. — Мы… Рахни способны преобразовывать биотику в, ну, «жизненную энергию», иначе и не опишу. Королева передала мне свою жизненную силу, чтобы восстановить мою, — я сосредотачиваюсь, и мои руки окутывает биотика. Но она зеленая. Не синяя. Почему мне кажется, будто я уже это видел? — Она исцелила меня так, как могла. Она направляла энергию, пока мое тело не научилось исцелять себя само. То, чему она пела… теперь во мне есть элементы ДНК рахни, я прав? — Насколько мы можем судить… да. Прости. Шепард будто готова расплакаться. — Паркер, прости. Мне очень жаль. Я невольно хмыкаю. — Не пойте эту песнь, коммандер. Вы ни в чем не виноваты. Я жив. Это чудо. Чем бы я теперь ни был, — мой голос дрожит. — Вы убедили ее спасти меня. Поэтому я благодарю вас, моя королева. — Я не твоя королева, — шепчет она, после чего Чаквас уводит ее к двери. Когда она уходит, Чаквас садится рядом со мной. Иная часть меня хочет сесть, встать, перекатиться — что угодно, лишь бы не лежать на спине. Рахни так не делают. Я подавляю эти порывы и назло им остаюсь на месте. Я себя контролирую. И никто больше. — Насколько мы можем судить, королева рахни никак и ни в какой области на тебя не воздействует. Однако твоя биотика сменила цвет. Я бы хотела обследовать тебя, чтобы понять масштаб… изменений, — на кратчайший миг ее профессионализм дает трещину. — Физически я превосходно себя чувствую, — и я не вру. Кажется, что сейчас мне любая задача будет по плечу. Я проделываю всё, что помню из биотики, и каждый раз свечение оказывается зеленым. — Мне только думается плохо. Чаквас сверяется с терминалом. — Судя по сделанным ранее сканам, большие части твоей дыхательной и кровеносной системы были восстановлены с помощью ДНК рахни, как и существенные части пищеварительного тракта и иммунной системы. Предположу, что теперь ты гораздо более устойчив к токсинам, чем кто-либо из людей. Возможно, твоя сопротивляемость им даже граничит с кроганской. Стало быть, у меня теперь наполовину жучиное сердце, большая часть легких и кишечника. Пришедшую с ними переносимость токсинов можно назвать неожиданным бонусом, но стоит ли он всего? Мой разум безвозвратно изменился. Если я даже на секунду расслаблюсь, этот внутренний рахни поглотит меня, и тогда я стану одной из тех тварей из «Вершины 15»? Абсолютно дикой и убивающей всё на своем пути? Она выключает терминал и поворачивается ко мне. — Как ты себя чувствуешь? Не физически. Я колеблюсь. — Высосанным до предела, — сухо отвечаю я. — Где мы? — На пути к Цитадели, — отвечает Чаквас, морщась и потирая бедро. — Шепард еще упоминала, что всё, что с тобой случилось, будет исключено из рапорта. Доктор рассеянно постукивает пальцами по металлическому корпусу, и внезапно я слышу лишь стрекотание миллионов насекомых. Я задыхаюсь, инстинктивно сворачиваясь в клубок, чтобы защитить себя. Дикий ужас наполняет мое дрожащее тело, фантомная боль от острых, как бритва, когтей вонзается в мой мозг. Мне нечем закрыться. У меня нет личности. Нет тайн. Вы представляется, как ужасно быть совсем уязвимым? Лежать голым и разбитым на полу, в одной мысли от смерти. Причем смерти не телесной, а окончательной. Гибели мечт, разума, души. Всего. Миллионы глаз щелкают, распахиваясь и закрываясь, миллионы острых лап вонзаются в мой разум. — Нет-нет-нет-нет-нет… — без конца хнычу я. Не успевает Чаквас меня остановить, как я вскакиваю с койки, забегаю в свою маленькую каюту и запираю за собой дверь. Не включая свет. Я сворачиваюсь в клубок в углу и плачу. Я до сих пор вижу королеву, которая стрекочет и шипит в моей голове. Она спасла мне жизнь, но я ее ненавижу. Зачем ты так со мной поступила?___________________
Дни идут. Не знаю, сколько именно. Мне больше не нужно так много есть. Сначала Чаквас и Шепард пытались пробиться ко мне. Тали взломала замок, но я использовал Стазис, чтобы держать дверь на месте. Лиара и Кайден не смогли преодолеть его, Рекс даже не стал пытаться. За это время я свыкался с новой оболочкой. Первое время мне хотелось радоваться. Видите ли, рахни открыли то, к чему я стремился: превосходную медицинскую биотику. И я ей владел. Нужно было лишь перелить другому свою жизненную силу. Это даже не трудно. Рахни всегда обладали невероятной регенерацией. Теперь я понимаю, почему. Дверь не могла оставаться закрытой вечно. Я выдохся. Мне нужно было поспать. Дверь распахивается, и передо мной предстает королева-коммандер Шепард в броне и с оружием наготове. Нацеленным на меня. Я не могу ее винить. Позади нее стоит Рекс, сжимая дробовик. За ним виднеются Эш, Гаррус и Лиара. — Чем обязан такому визиту? — сардонически спрашиваю я, не вылезая из угла и прижимая колени к груди. Свет я тоже не включаю — он мне уже так сильно не нужен. Видя, что я не двигаюсь, Шепард убирает пистолет. — Паркер, — тихо говорит она. — Тебе нужно выйти. Ты пробыл здесь три дня без еды и воды. Ты всё ещё член экипажа «Нормандии». Пожалуйста. Три дня, значит? Большую их часть я говорил сам с собой, учась не произносить ничего нечеловеческого. Я сижу в углу, но часть меня требует, чтобы я рухнул ниц перед королевой моего улья. Мерзость. — Что мне тебе сказать? Что я могу сказать? О, может: «Привет! Теперь я человекожук! Вместо тела у меня набор мутаций! Меня трахнула в мозг королева инопланетных насекомых! Я вряд ли проживу еще лет десять, потому что мое человеческое тело рано или поздно отторгнет всё, что дали рахни, и я развалюсь, как башенка из кубиков!» Счастливы? Надолго воцаряется молчание. Да, я закатил истерику. Я уже давно не давал слабину. И от этого мне куда легче. Ах, жалость к себе. До чего ты восхитительно соблазнительная госпожа. — Всё изменилось, Шепард. Я уже не тот, кем был, и никогда им не стану, — я вздыхаю. Я говорил это раньше и скажу снова. Ненавижу мой до идиотского честный моральный компас. — Но изменился лишь я, а не всё остальное. Нужно поймать Сарена, — я впервые за несколько дней встаю. — Если ты не против, я хочу помочь тебе остановить его. Шепард окидывает меня критическим взглядом — уже как капитан и командир. — Как бы мне ни хотелось сразу же пожать тебе руку, тебе придется психиатрическую экспертизу, а также проверку биотических и боевых навыков. Тебя в любой момент могут посадить в карантин или высадить с «Нормандии», — ее взгляд смягчается. — Паркер… Я понимаю, что ты не виноват. Но я не знаю, осталось ли в этом теле что-то от тебя. Для меня ты умер на Новерии. Иного я и не ждал. Я понимаю, почему она приняла такое тяжелое решение — ведь я сам бы на ее месте так поступил. — Согласен на всё. Сколько я буду оставаться под наблюдением? — Пока мы не решим, что оно больше не требуется, — говорит Гаррус, и в его тоне слышна сталь. Я киваю. Один вдох за раз. Один шаг. Одна нога. Дышать полной грудью. Будем учиться всему заново.___________________
— Ты многих напугал, когда заперся, — замечает Чаквас. Всё такой же непревзойденный врач, как и прежде. Никакого осуждения, а только осторожный упрек, из-за которого становится совестно, что она расстроилась. Мы сидим в медотсеке, хотя я готов поставить все имеющиеся у меня деньги, что за углом прячутся космопехи — на случай, если я опять что-то выкину. — Я испугался. Она хмурится. Наверное, не ожидала, что я буду так честен. Всё, что я говорю, будет включено в отчет для Шепард, но мне не хочется лгать. — Почему ты испугался? — спрашивает она. — Ты стучала пальцами по терминалу, — отвечаю я, и даже от воспоминаний об этом меня пробирает дрожь. — Как насекомые. Как… она, — я не могу заставить себя произнести слово «королева». Почему? Потому что так велит внутренний рахни? Или потому что глубоко в душе я считаю Шепард своей королевой? — Расскажи, что ты чувствовал, — ласково просит Чаквас. А можно не надо? Пожалуйста. Пожалуйста. Но я должен. — С тех пор, как она коснулась моего разума… я словно пребываю в вечной агонии. Наверное, это чем-то похоже на то, через что прошли колонисты на Феросе. Как будто бежишь нагишом через терновник. Она вырвала из меня все мои знания, и в тот момент я видел ее. Понимал ее. Я могу рассказать, как именно она это сделала, что она видела, где была. Но не хочу. Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. Чаквас колеблется. — Миссия на Новерии обернулась провалом. Ты знаешь, зачем туда прилетала Бенезия? — Ее интересовало местонахождение мю-ретранслятора, поскольку во времена войн рахни его отбросило в их пространство. Она знала, где он, и теперь знаю я, — я перечисляю координаты мю-ретранслятора, как и то, как к нему попасть. Чаквас на миг скашивает взгляд в угол. Полагаю, за нами наблюдают — как минимум Шепард. — Ты смог выяснить еще что-то? — Рахни не повинны в войнах рахни. Что ж, это определенно ее шокирует. — Я не понимаю. — Рахни… оказались под влиянием. Их поработили, индоктринировали, промыли им мозги или что-то в это роде. Ими манипулировали. Они не хотели воевать. Это сложно описать. В то время… лилась горькая песня, — знания королевы были представлены яркими красками, которые сложно перевести в слова. — Могла ли королева рахни тебе солгать? Я задумываюсь. — Нет. Она видела всё, кем я был, как и я видел всё, кем была она. В такой ситуации не солжешь. То, что я видел, останется со мной до конца жизни. Рахни по природе не жестоки, но, отправляясь на войну, они уничтожают всё на своем пути. Их генетическая память… пугает. Я даю ей время всё обдумать. Видит бог, мне потребовалось три дня, чтобы хотя бы частично всё это переварить. — Еще рахни раскрыли секрет медицинской биотики. Это привлекает ее внимание. — Это побочный продукт их естества, — продолжаю я. — Они превращают биотику в жизненную силу и направляют ее напрямую в организм. Именно так меня и спасли, но лишь королевы могут лечить остальных. Воины выводка, коим она меня сделала, могут лечить только себя. Я подхожу к подносу со стерильными медицинскими инструментами и беру скальпель. Чаквас тянется к предплечью, включая уни-инструмент. Я понимаю, зачем. Но мне всё равно больно. Я вонзаю скальпель себе в ладонь и проталкиваю его лезвие до тех пор, пока оно не выйдет с другой стороны. Дверь распахивается, и в медостек забегают Шепард, Кайден и Эшли с оружием наготове. Боль от раны ошеломила бы меня, если бы я не испытывал нечто во сто крат хуже. Мою руку окутывает биотика — ярко-зеленая, незнакомая. Она окружает ладонь, а затем взрывается энергией. Рана заживает за считанные секунды. Все пялятся на окровавленный скальпель и совершенно целую руку. Я падаю на пол, внезапно проголодавшись и устав до костей. — На это уходит больше сил, чем я думал, — бормочу я под нос.___________________
Достоинство, старый друг, как мы оказались так далеко друг от друга? Я начинаю привыкать к пробуждениям в медотсеке «Нормандии». Плохо дело. Я должен быть врачом, а не пациентом. Шепард ждет рядом, скрестив руки. Сердита. Наверное, я совсем до ручки ее довел. — Может, расскажешь, что это было? — она говорит холодно и резко — прямо как Эри, когда я едва не взорвал свой биоусилитель. Нужно выяснить, что с ней стало. — Сначала ответь на один вопрос, — Шепард прищуривается, но мне плевать. Эри важнее. — Где моя мать? Шепард колеблется, и наши взгляды пересекаются. Мне всё равно, чего это будет стоить: я не отступлю, пока не докопаюсь до правды. Наконец, Шепард отворачивается. — Она жива; мы держим ее в карцере. А еще ей регулярно вводят седативные, потому что она чуть не разрушила корабль, когда впервые пришла в себя. Я страшусь подтвердить свои опасения. — Она индоктринирована? — Шепард кивает. — Я ответила на твой вопрос. Ответь на мой. Справедливо. — Я поглотил всю генетическую память рахни и часть их физиологии. Я могу делать то же, что и они, — преобразовывать биотику в жизненную силу. — И что является ее источником? — а. Подловила. — Ну, моя собственная жизнь. Шепард падает на стул, но почти сразу же вскакивает в гневе. — Я так и думала. И ты воспользовался ей, чтобы просто показать, что можешь? Да что с тобой не так?! Я вновь поднимаю взгляд к потолку. Мне проще отвечать, если я ее не вижу. — Шепард, ты же понимаешь, что я всё равно умру? Я лишил себя каких-то пары минут. Она не сразу отвечает. — У тебя отторгаются ткани? — Угу. По моим прикидкам я проживу плюс-минус десять лет. Но жизненной силы во мне столько, что за такой срок мне ее попросту не истратить. Поэтому к чему сдерживаться? — я умираю не в первый раз. И даже не во второй. Часть меня осталась в том ледяном аду. — Как ты можешь так думать? — спрашивает Шепард. — Неужели ты даже не попытаешься себя спасти? В этом вся Шепард. Никогда не сдается. Ну, через десять лет мы все будем мертвы, если не остановим Жнецов. Я мог погибнуть в первые десять минут в первом же бою. Десять лет — это много. Можно ли меня спасти? Сомневаюсь. Держу пари, меня скорее вскроют, чем вылечат. — Таким я тебе больше пригожусь, — она распахивает рот, но я продолжаю, не дав ей и слова вставить. — Моя биотика стала сильнее, я могу лечить себя силой мысли. Шепард, все понимают, что я — самый слабый в отряде. И я это знаю. Черт, да я сам себя лечил больше, чем остальных! Да, на Теруме я был полезен, но потом к нам присоединилась Лиара. И что осталось мне? Разве что кофе тебе приносить. Я стреляю хуже всех, мажу даже чаще Лиары. С техникой я не в ладах. В плане биотики Лиара, Кайден и Рекс куда сильнее меня. По сути, меня можно оставить на борту вместе с Чаквас. Теперь же я буду полезен. — И мне никак тебя не разубедить? — Нет. Извини. Она вздыхает. — Значит, устроим проверку твоих биотических навыков. А потом… посмотрим. В медотсеке есть станция тестирования биотиков, как в Макапе. Более современная и компактная, но похожая по принципу работы. Нужно же проверять, не сильно ли ранили в бою биотиков. Первое испытание самое простое — нужно измерить биотическую силу. Шепард вызывает Кайдена, и я начинаю. Меня окружает зеленое свечение, перетекающее в руку. Им труднее управлять, оно более своевольное. Но оно всё же подчиняется мне. Подготовившись, я с легкостью провожу ко. Сканер пищит, выдавая результат. Я почти в полтора раза превысил собственный рекорд. Кайден не верит собственным глазам. Прежде моя биотика ему и подметки не годилась, но теперь я с ним наравне, если не выше. Наверное, я на уровне Шепард-Адепта. Я возвращаю ладонь на сканер и подпитываю биотику собственной жизненной силой. Свечение переполняется энергией, и у меня уходит вся сила воли, чтобы направить ее в руку. Число на дисплее мгновенно удваивается, и я, пошатываясь, отхожу от сканера. — Фух… возможно, в бою так делать не стоит, — я довольно долго не ощущал отдачи от биотики, так что, возможно, я действительно еще на что-то гожусь; но чем больше я пользуюсь жизненной силой, тем хуже мне становится по итогу. — Поскольку к голосу разума ты не прислушиваешься, — говорит Шепард, скривив рот, — Паркер, я запрещаю тебе проделывать такое в бою, иначе ты будешь снят с миссии по поимке Сарена. — Этого больше не повторится, — обещаю я, тут же раскаиваясь. Она знает, как и чем угрожать. Следующие испытания проходят быстро. Я стал хуже управлять биотикой, но ее возросшая мощь это с лихвой окупает. Кроме того, я могу научиться ее контролировать. Кайден и Шепард обмениваются взглядами, после чего лейтенант что-то бормочет под нос и уходит из медотсека. — Что произошло после того, как ушла королева? — спрашиваю я. Коммандер усмехается и как-то безумно хихикает. — Ой, да ничего такого, — говорит она. — Сначала мы перебили оставшихся рахни и зачистили лаборатории, — она прикусывает губу и почти что виновато смотрит на меня. — Извини. — Мне их не жаль, если тебя это беспокоит, — говорю я. — Их забрали от королевы еще при рождении. Без певца они превратились в безмозглых животных. Вы оказали им милость, перебив их. Шепард моргает. — Ну, ладно. Потом, о-о-о, потом было весело, — кажется, я слышу неприкрытый такой сарказм. — Ты помнишь, как вылез в буран и снес одну из защитных турелей Порта Ханьшань? Правда, что ли? — Нет. — А это было. Если вкратце, «Цербер» устроил диверсию на «Нормандии». Они нашли нас, штурмовали порт, убили кучу гражданских, пытались захватить корабль. Мы всех перестреляли. Это уж совсем вкратце. Несмотря на то, как бойко она это рассказывает, я вижу темные круги под ее глазами. Она почти не спала. — Экипаж в порядке? Королева гневно морщит нос. Печаль. Потери. Горе. Ненависть. Тихая песнь крови, обещающая отмщение и боль. Мой хитин приподнимается при мысли о рое и… — Ты в порядке? — внезапно спрашивает она, вырывая меня из мыслей. Я тяжело дышу, сгорбившись на стуле. — Я… Да, я в норме, — лжец. — Так что с экипажем? Голос Аннелизы Шепард становится холодным, как сланец. — Мы потеряли десятерых. Джокер сломал обе ноги. Чаквас чуть не умерла от потери крови — ей прострелили бедренную артерию. Прессли до сих пор кашляет кровью из-за разрыва селезенки и прокола желудка, — она отводит взгляд. — Когда я доберусь до «Цербера», я их уничтожу. Значит, из ведущих членов экипажа не пострадал лишь Адамс. Интересненько. — Вы нашли сама-знаешь-кого? — спрашиваю я, не исключая возможность прослушки. — Нет, — отрезает она. — Кто бы ни устроил диверсию на «Нормандии», он либо погиб при абордаже, либо так и не проявил себя. Значит, у нас на одну головную боль больше, — я пристально гляжу на нее, и она пожимает плечами. — Гаррус осмотрел каждый угол на корабле. Мы избавились от всех подслушивающих устройств, что он нашел. Я осторожно включаю свой новый уни-инструмент — надеюсь, лишенный шпионских программ — и создаю заметку. Камеры спрятать куда труднее, чем микрофоны, поэтому будет лучше общаться письменно. Не стоило уничтожать все жучки, печатаю я. Шепард непонимающе хмурится. Если убрать их все, мы не сможем дезинформировать шпиона. Но в твоей каюте их точно быть не должно. Обыщи ее еще раз. Шепард вздыхает, но кивает. Никогда не думай, что нашла все жучки, пишу я, строго глядя на нее. Прямо ничего не говори. Пусть тот, кто нас подслушивает, не расслабляется. Она неохотно с этим соглашается. Полурахни учит Шепард шпионажу. Что же может пойти не так? — Шепард, — медленно говорю я. Думаю, я подождал достаточно. — Я хочу увидеться с ней. На секунду задумавшись, Спектр кивает.___________________
Камера защищена железной решеткой, а также мощным полем эффекта массы. — Привет, Эри. В карцере сидит Эри, скрестив ноги на полу. Ее покачивает из стороны в сторону; ей трудно сфокусировать взгляд, но, узнав мой голос, она сразу же суровеет. — Паркер, ты разрабатывал эту клетку? Ты всегда был смышленым. Она говорит, как пьяная. — Это из-за седативных? — тихо спрашиваю я у Шепард. Она кивает. — Когда она впервые очнулась, то чуть не разнесла весь карцер. Заодно со всем кораблем. Эри фыркает. — Какой хрупкий кораблик. Я просто пыталась вырваться. Я не собиралась умирать. Шепард моргает. — Похоже, ты в ясном уме. Я кладу щеку на ладонь. Я подозревал, что это возможно. — Коммандос азари не зря считаются лучшими, Шепард. Они разработали ментальные техники, чтобы противостоять эффектам токсинов и лекарств. — Но почему она не… — Сбежала? Ты представляешь, как сложно контролировать биотику? Особенно когда все силы уходят на борьбу с седативными, которые завалили бы и слона? Шепард кивает, а Эри бесстрастно наблюдает за ними. Мне странно и страшно говорить с ней. Я ожидал, что встречусь с совсем иной личностью, но прямо передо мной сидит Эринтреа Саррасари, такая же, как и раньше, разве что с подпорченной логикой. Мне хочется вступить с ней в спор, заставить понять, что ее ввели в заблуждение, но я не могу. Это настоящая пытка — хотеть помочь и осознавать, что это бесполезно. Интересно, в этом ли был замысел Жнецов. — Ты индоктринирована, — исступленно выпаливаю я, страдая от того, что не могу воззвать к ней. Я словно пытаюсь схватить нечто, покрытое жиром. — Твоим разумом управляет кто-то другой. Тобой манипулируют. Как ты можешь верить в то, что тебе наговорили? Она неотрывно и растерянно смотрит на меня, будто не понимая, как я не вижу, что Жнецы — истинная и неостановимая сила. Шепард терпит четверть часа и потом уходит, легонько похлопав меня по плечу. У меня сжимается сердце. Я словно бью кулаками по стене, надеясь, что она проломится. Но этого не произойдет, как ни обманывайся. В итоге мы просто молчим. — Ты всё равно мне не веришь? — в последний раз спрашиваю я и получаю тот же ответ. — Я задаю тебе тот же вопрос. Жнецов ничем не остановить. Если попытаешься с ними бороться, то обречешь на смерть всех нас. Видит богиня, я не хотела ранить тебя, но ты вынуждаешь меня выбирать между тобой и всей галактикой. — И всё же именно ты сидишь в клетке, — тихо бормочу я. — Прощай, Эри. Надеюсь, я смогу тебя исцелить. Когда я покидаю карцер, из динамиков раздается голос Джокера. — Шепард, срочное сообщение от адмирала Хакета. Похоже, что-то случилось. Поднимись на мостик.___________________
Шепард выслушивает сообщение в одиночестве, а потом выходит к нам с осунувшимся лицом. Она жестом приглашает нас в переговорную и ходит из стороны в сторону, пока мы рассаживаемся по креслам. — Террористы-биотики захватили медицинскую станцию «Сирты» и взяли в заложники весь персонал. Нам приказано разобраться в ситуации. Я… я ничего не помню. Не только эту миссию. Я не помню ни одного события из игры после Новерии. Абсолютная пустота. Я так же беспомощен, как и все остальные. Вот черт. — Поскольку миссия деликатная, Хакет приказал мне взять с собой только двоих. Раз придется иметь дело с биотиками и желательно не сражаться, я беру Кайдена и Паркера. Остальные могут заняться расшифровкой координат мю-ретранслятора. Мы подбираемся к Сарену. Ошибок на этом этапе непозволительны. Спорить не приходится. Все, кроме меня и Кайдена, покидают переговорную, говоря между собой. — При всем уважении, коммандер, — с явным беспокойством говорит Кайден, — но вы точно в этом уверены? — Приказ есть приказ, да и я не могу бросить этих людей. Сарену придется подождать. — Я не об этом, — он слегка сжимает плечи. Я понимаю, о чем он, раньше Шепард. — Я — всё еще я, лейтенант. Иное тело, тот же разум, — в основном, мысленно добавляю я. Мне стоит хотя бы притвориться, что я в это верю. Он с сомнением окидывает меня взглядом, но его неприязнь ко мне сдерживается… страхом? — К тому же, мы ближайшее судно Альянса, — продолжает Шепард, игнорируя наше нарушение протокола. — Мы будем на месте через два часа. Готовьтесь.___________________
К лаборатории просто так не подобраться — вероятно, именно поэтому ее и решили захватить. Мы проходим через входную дверь, не вынимая оружия, и террористы сразу же начинают палить по нам с трех сторон. На их беду, они не удосужились убрать ящики от входа, поэтому надежных укрытий у нас предостаточно. Заложники стоят на коленях на полу, держа руки за головами, а террористы целятся им в головы из автоматов. Никто не движется; медперсонал словно окаменел. Лидер террористов, небрежно положив дробовик на плечо, обращается к Шепард: — Пес Совета, вот наши условия, — что ж, он не тратит время попусту. — Все биотики с L2 будут получать пособие по сорок тысяч кредитов в год с момента имплантации, а также им будет предоставлено право на бесплатную операцию, если они захотят заменить или извлечь имплант. Тем же, кто решит оставить L2, должно быть предоставлено бесплатное медицинское обслуживание по всей галактике. Сорок тысяч в год? Так с легкостью можно сколотить миллион за пару лет. Альянс ни за что не согласится даже на половину этой суммы, и он должен это понимать. Но потом я вижу его садистичную улыбочку. Вот подонок. Он знает, что Шепард не согласится на его условия. Он хочет крови — и свалить вину на кого-то другого. Во мне вскипает ненависть. Даже Шепард, кажется, опешивает. — Сорок тысяч? Да ты шутишь, — говорит она, собираясь развить мысль, но подонку больше и не нужно. Он поворачивается к своим людям. — Товарищи, вы слышали, что думает Альянс о ваших страданиях! — кричит он, вскидывая руки, как мессия, которым он так хочет казаться. — Они ничего нам не дадут! Значит, мы имеем полное право убить их солдат! Мы с Кайденом разворачиваем Барьеры — зеленый и синий. Они закрывают Шепард, как мы и планировали в шаттле. Пули рикошетят от них, и стрельба прекращается. — Мы такие же, как вы! — кричит Кайден, и террористы беспокойно перешептываются. — Я тоже биотик с L2! Я знаю, как вы страдаете! Я знаю, что вы хотите справедливости, но терроризм — не выход! Мы не можем опуститься на подобный уровень! Мы должны быть лучше этого! Лидер террористов орет от ярости, перекрикивая его. — Предатель! Предатель! — другие террористы, подстегнутые его словами, смотрят на нас с недоверием и ненавистью. Время для дипломатии прошло. Лидера нужно остановить, причем сейчас же. — Убить их! — кричит он. — Убить солдат! Убить заложников! Никто не смеет нас игнорировать! То, что происходит дальше, останется со мной навсегда. Хоть мы с Кайденом и прямо перед ними, террористы приставляют дула автоматов к головам заложников. Я подчиняюсь инстинктам. Я взываю к лидеру террористов, дико размахивающему дробовиком. Я пою, касаясь его мыслей. Я тяну за ниточки, и лидер понимает. Он подчиняется. Мое тело падает на пол, и террористы замирают. Поток воспоминаний. Детство. Земля. Сан-Диего, обеспеченная семья. На пороге появляются люди в костюмах. БАиР. Нужно научиться управлять биотикой, с которой я родился. Юношество. Выживание в мозгорезке. Вступление в Альянс. Я так горд. Мне имплантируют новейший имплант L2, который позволит людям сравниться по силам с инопланетянами. Нам нужно сражаться. Иначе эти ненавистные турианцы сотрут людей в порошок. Расизм. Боль. Боль от импланта, похожая на раскаленную кочергу, вонзающуюся в мозг. Постоянная боль. Первая битва. Моя биотика отшвыривает батарианца-пирата в перегородку, его кровь брызжет мне в лицо. Боль прекращается, пусть и на мгновение. Осознание, что пролитая кровь приносит облегчение. Позорное увольнение по подозрению в убийстве члена собственного отряда. Ощущение, как усиленные биотикой руки сдавливают его череп, кровь. Реки крови. Безумие. Я вижу всё это. Я делал это. Я понимаю. Я — он, а он — я. Меня тошнит. Я вижу, как Шепард поворачивается к моему упавшему телу, испуганно распахнув глаза. Я вижу это сквозь глаза того, кого на дух не выношу, чувствуя его одежду на его — нашей — коже. — Стоп! — кричу я, и голос лидера террористов вырывается из его — моего — рта. — Опустить оружие! Не стрелять по заложникам и солдатам! Террористы растерянно смотрят на лидера, разрываясь между противоречивыми приказами. Я подвожу тело к Шепард и бросаю ей под ноги дробовик. — Я сдаюсь, — говорю я через рот лидера террористов. Другие один за другим опускают оружие, опускаются на колени и сдаются. Заложники убегают. Шепард во все глаза смотрит на меня, потом — на мое неподвижное тело и всполохи зеленой биотики над спиной Паркера. Моей спиной. Я прекращаю песнь. Лидер террористов падает на пол, не приходя в сознание. Я открываю глаза в собственном теле. В моей голове крутятся миллионы миллиардов мыслей, и мне всерьез кажется, что у меня взорвется череп. Я могу лишь смотреть в пустоту, ошеломленный новой информацией. — Паркер? — кажется, спрашивает Шепард. Я не знаю. Я растерян. Кайден забрасывает меня на плечо. Террористов забирает патруль Альянса, который должен был нас прикрывать. Заложники спасены. Террористы предстанут перед судом. Я могу лишь слепо смотреть в пустоту. Кто я? Что я?___________________
Шепард бьет меня по лицу. Со всей силы. Я едва это чувствую. Мысли и воспоминания кружатся, как саранча, не останавливаясь ни на минуту. Я — рахни? Я — террорист? Я — Паркер? Во мне борются четыре жизни, полные событий. Моя прошлая жизнь, жизнь Паркера, жизнь королевы рахни и жизнь террориста. Я пойман внутри этого бурлящего потока. Кем бы я ни был. — Оставь его, Шепард, — устало говорит Кайден. — Он даже этого не чувствует. Он как будто в коме. Их голоса невнятны. Приглушены. Они громкие. Лгущие. Честные. Бесцветные. Важные. Затуманенные. Дружелюбные. Ненавистные. Пустые. Сознание медленно проясняется. Я моргаю, и это кажется самым захватывающим процессом во вселенной. Закрыть. Открыть. Закрыть. Открыть. — Паркер? — вновь раздается голос. — Ты меня слышишь? Я стрекочу в ответ. Я реву от ненависти. Я вежливо киваю. Я ничего не делаю. — Шепард, если хочешь, я могу слиться с ним, — слышу я голос Лиары. Нет. Она не должна этого видеть. Никто не должен. Никогда. — Я существую, — слышу я свой голос, хоть он и кажется отзвуком. — Я мыслю, следовательно, я существую. Все поворачиваются ко мне. — Я существую. Кто я? Я — все. Нет, — из моего рта льется чистый поток измученного сознания. — Я существую. И в то же время нет. Кто существует? Все? Нет. Кто-то один? Но кто? Медик. Сохраняющий жизнь. Воин. Хранитель улья. Отрекшийся. Аватар возмездия. Пропавшее поколение. Певец-защитник. Льющий кровь. Я существую. Кто «я»? — Паркер! — кричит Тали. Паркер. Я — «Паркер»? Да. Эта личность ощущается сброшенной змеиной кожей. — Привет, Тали, — я поворачиваю к ней голову. Все расслабляются. Но не слишком. — Что ты тогда сделал? — спрашивает Шепард. — Я пел, — никак иначе это не описать. — Что? — ворчит Рекс. — Я проделал с ним то же, что королева рахни проделала со мной. Полагаю, это не описать всеми словами в мире. Ничто не сравнится с тем, когда становишься другим человеком — разумом, телом и душой. — Ты взял под контроль лидера террористов и заставил его сдаться, — сухо заключает Шепард. — Да. Поначалу я не понимал, что делаю. Я просто подчинился инстинктам. — Прекрасно, — бормочет Кайден. — И почему нам еще не повысили жалование? — Два дня, — говорит Чаквас, проталкиваясь ко мне. — Ты два дня молча сидел в одной позе и смотрел в пустоту. Ты ел, когда мы тебя кормили, но никак не реагировал. Просто смотрел. — Жуть была та еще, — шепчет Эш Лиаре. — Ты в порядке? — спрашивает Чаквас, игнорируя разговорчики за спиной. — Да. Пока что. У меня был… кризис идентичности, если можно так выразиться, — а заодно не орать и не материться. — Доктор Чаквас, вы не могли бы передать мне то ведро? Меня рвет.