Бабочки

— Чонгук~и, что мне подарить тебе на день рождения? — Не знаю, Тэ, — брюнет отпускает чужую руку и отворачивается, — если хочешь, можешь подарить мне бабочек… — Бабочек? — удивляется Тэхён, — Хорошо, я найду для тебя самых красивых… Чонгук ничего не отвечает, выходя из палаты. Бабочки… Просто первое, что пришло на ум; первое, о чем он подумал, глядя на истощенного парня в выцветшей футболке со стершимся принтом — такого же хрупкого и беззащитного, как крылья у пресловутых бабочек. Чонгук прекрасно понимает, что Тэхён и салфетки с самыми искренними поздравлениями, написанными кривым из-за слабости подчерком, не подарит — попросту не доживет. А тут — бабочки. Чон выходит из больницы и закуривает. Надо бы бросить, — думает, — но, ни сил, ни желания сейчас нет. Врачи сказали, что остался месяц, в лучшем случае, а в худшем — недели полторы, не больше. Болезнь почти съела его, оставив выцветшую оболочку и все еще горящие при встрече глаза, когда Тэхён смотрит на Чонгука. А у самого Чона глаза гореть перестали уже давно. В них только усталость и пустота. Окурок летит в урну, парень сплевывает осевшую на языке горечь и заводит свой байк. Нужно еще позвонить Мину. *** Юнги медленно ведет рукой по гладкой коже, наблюдая за тем, как Тэхён прикрывает глаза и облизывает губы. Ему нравится смотреть на младшего в такие моменты — тот очарователен в своей наготе. Обычно голые люди вызывали в нём страсть, желание, возбуждение, похоть, иногда отвращение. Но только не Тэхен. Ким вызывает трепет где-то в области груди, там, где по слухам должно находиться сердце. Юнги всегда считал, что у него его нет, считал до того момента, пока не встретил это чудо, что сейчас тихо выдыхает и прогибается в спине от ласкающих его пальцев. Мин думает, что ничего прекрасней в своей жизни не видел, но уверен, что сделает всё для того, чтобы любоваться им до конца своих дней. Он наклоняется, входя медленно и осторожно, чтобы не навредить, не сделать больно. Целует в солнечное сплетение, затем чуть выше, мажет губами по острым ключицам, собирая языком солоноватые капельки пота и, наконец, ловит сдавленный полу-стон, мягко накрывая чужие искусанные губы. Тэхён жмется ближе, обвивая крепкую шею руками и подстраиваясь под медленные толчки. Юнги его не трахает, никогда не трахает — он его любит. Медленно, с оттяжкой, смакуя, как изысканное дорогое вино. Пьет его по глотку, но все никак не может напиться. А Тэхён тает от ласковых прикосновений, тягучих поцелуев и нежных слов, что шепчет ему Юнги, пока размеренно входит, доводя до исступления. Старший его собой накрывает, ложась почти полностью, и целует-целует-целует, глубоко, мокро, проталкивая свой язык, что сразу же встречается с чужим. Только здесь блондин себе вольность дает — целует, показывая всю свою страсть и желание, всю ту похоть, что на самом деле в такие моменты младший в нем вызывает. Но все равно сдерживает себя, не срывается на грубые, животные толчки, все так же медленно двигаясь и ласково касаясь. Юнги не трахает его, нет — любит. — Мой хороший, — ведет цепочку поцелуев от лба до подбородка. — Такой красивый… — Завороженно смотрит на то, как распахиваются чужие глаза, когда член проезжается по заветной точке. — Мой нежный, — хрипло шепчет, находя чужую ладонь и сцепляя со своей в крепкий замок. — Х-хеоон… — Я здесь, мой хороший, — коротко целует припухшие губы и фокусирует взгляд на заломленных бровях — Тэхён на грани, — ты хочешь кончить, да? — Он опускает руку на чужой член, ведя по нему в такт своим толчкам. — Д-да… Хён… да… — Ким хмурится и мечется на простынях, пытаясь не потерять связь с реальностью. — Давай, Тэхён~а, ты можешь кончить, — в тот момент, когда младший вскрикивает, кончая Юнги в кулак, тот накрывает его губы, полностью впитывая в себя хриплый протяжный стон. Сам Юнги кончает спустя пару толчков. Разморенного Тэхена буквально затаскивают на себя, крепко обнимая и зарываясь носом в мягкие, пахнущие цитрусовыми волосы. Младший сопит куда-то в шею, что-то шепчет, но Юнги почти не разбирает, что именно, ему просто хорошо и спокойно. Идиллия длится недолго, потому что Тэхён оставляет короткий поцелуй на подбородке и встает, начиная одеваться. Мин напрягается. Ему так не хочется, чтобы младший сейчас уходил, но он знает, что тому уже пора, поэтому отпускает. Тэ натягивает свитшот и разворачивается, глядя на все еще голого Юнги, лежащего на разворошенной кровати. Шатен щурится, улыбаясь уголками губ и, оперевшись на матрас, наклоняется, оставляя мягкий поцелуй на скуле. — Нет, не так, — старший обхватывает ладонями его щеки, не давая отстраниться, — давай по-настоящему… Тэхëн тихо смеется и все-таки целует в губы. Юнги ловит себя на мысли, что пора поговорить с ним на тему переезда. *** Тэхён щурится от яркого солнца и сдувает со лба мешающую челку, а идущий рядом Юнги ухмыляется, незаметно поглядывая на младшего. — Что у тебя в коробке? Неужели снова бабочки? — Да, — шатен улыбается, бережно перекладывая картон из одной руки в другую, — Гуки сказал, что хочет на день рождения бабочек. — Боже, Тэхен~а, это было три года назад! — старший закатывает глаза, — ты уже третий год таскаешь ему этих гусениц! — Но они ему нравятся! — Ким недовольно дует губы, поправляя лямку рюкзака. Юнги молчит, решая, что спорить на эту тему он сегодня не будет. Если Тэхёну так важны эти бабочки, то пусть покупает. — Как твоя работа? — Решает сменить тему, пока они не пришли. — О, отлично! — Тэхён снова расплывается в улыбке, отвлекаясь от мыслей, и с нескрываемым энтузиазмом делится своими успехами, — … а потом хены сказали, что у меня отлично получается, и угостили пирожными. — Ты молодец, — Юнги не может отвести взгляд от радостного лица, но он мягко касается его руки, останавливая, — Пришли. Мне уйти? Тэхен слегка меняется в лице, прекращая улыбаться. — Нет, Юнги, останься, — он присаживается на корточки и ставит небольшую коробку на землю. Перед ним могильная плита с родными инициалами на ней и датой, что разделила жизнь на «до» и «после». Три года назад Тэхён умирал в больнице. Три года назад ему сказали, что жить осталось не больше месяца, а потом ему, все-таки, успели найти донора и пересадили костный мозг. В день операции Тэхён получил шанс на жизнь, но потерял ее смысл. Три года назад Чонгук разбился на своем мотоцикле. А Тэхён так и не успел подарить ему бабочек. Юнги стоит чуть поодаль, сжав кулаки в карманах. От тихого «Привет, Чонгук~и, это снова я…» у него сердце кровью обливается и ненависть закипает в крови с новой силой. Он ненавидит всё это. Ненавидит смотреть на разбитого Тэ, который шепотом рассказывает что-то куску холодного камня; ненавидит себя за то, что смотрит на это молча и ничего не делает; ненавидит Чонгука. О, его он ненавидит больше всего, но Тэхёну об этом знать не нужно. Как и не нужно знать о том, что Гук на самом деле не любит бабочек. А еще он давно не любит Тэхёна, только признаться храбрости не хватило. Когда врачи сказали, что Киму осталось не больше месяца, Чонгук позвонил Юнги и сообщил, что улетает в Штаты с новой девушкой. Мин долго кричал, проклинал, обещал найти и размазать по стенке. Но единственное, чего он боялся — это реакция Тэ. … — Юнги, я завтра не смогу приехать к Тэ. Думаю, будет лучше, если приедешь ты, — Чонгук облокачивается на стену позади себя. — Да, конечно… Как он, Гук? — У Мина голос надломленный, сиплый. — А как он может быть? Сам-то подумай. Он умирает, Юнги. — Чонгук, ты говоришь так, словно тебе насрать… В ответ тишина, а затем Чонгук говорит то, от чего волосы на затылке Юнги встают дыбом: — Я уезжаю, хён. Навсегда. — Что?! В каком смысле — уезжаешь? А как же Тэхён?! — Ему осталось от силы пара недель, ты же понимаешь. — Что ты такое говоришь… — Не прикидывайся дурачком, — брюнет хмыкает в трубку, — мы оба знаем, что так и есть. Я не могу больше быть рядом с ним, я и так был рядом дольше, чем хотелось… У меня есть девушка, уже почти год, и мы с ней решили уехать, так что… — Что ты, блядь, несешь?! Какая девушка, у тебя же Тэхён, как ты можешь?! — Не тебе читать мне нотации, — Чон рычит в трубку, — я полтора года смотрел, как он умирает! Я выгорел, Юнги! А Лия стала для меня глотком свежего воздуха. — Я убью тебя, слышишь, ты, уебище! Как ты мог изменять ему, когда он в таком состоянии?! Ты тварь, ты не достоин даже волоса на его голове. Попадешься мне на глаза и я… Клянусь богом, я размажу твое лицо по ближайшей стене… — Я уезжаю послезавтра, так что навряд ли мы встретимся, — хмыкают в трубку. — Но что я скажу ему?! — Юнги сдувается, как воздушный шарик, понимая, что преподносить эту новость умирающему другу придется именно ему. — Не знаю. Скажи, что я умер. Мне плевать. — в трубке слышится тяжелый вздох, — я устал от всего этого, устал каждый день просыпаться с мыслью, что приеду в больницу, а его палата уже пуста. Ты не знаешь, каково это — любить умирающего. — Какая же ты мразь… — Юнги знал, знал и любил. Короткие гудки. … И Юнги сказал. Он до сих пор ненавидит себя за эту ложь, но больше он все же ненавидит Чонгука. Зато очень любит Тэхёна. Он отчетливо помнит, как дрожащим голосом сообщал младшему об аварии, якобы унесшей жизнь его парня. Помнил, как тот плакал, переходя на вой, и умолял сказать ему, что это ложь. Но Юнги не мог, он обещал себе беречь Кима любой ценой. Сказать о предательстве он просто не мог, да Тэхён бы ему и не поверил. А Чонгук, гребаный трус, даже попрощаться не пришел, переложив ответственность за свой поступок на старшего. Сейчас блондину уже плевать на Чона и на все, что с ним связано. Важен только Тэхён, с которым они вместе уже два года. Возможно, когда-нибудь он расскажет правду. Когда младший остынет, забудет, разлюбит. А пока Мин будет держать его за руку, просыпаться рядом, получать поцелуй в щеку по утрам и вместе с ним приносить каждый год бабочек на чужую пустую могилу. Когда-нибудь.