Цветы на могиле наших чувств

Красные полосы на мужской спине, пересекающие плечи и бедра, пылают огнем, но, кажется, обоим это нравится. Костя всегда был против того, чтобы после встреч партнер смазывал свежие раны противовоспалительными средствами для облегчения последующих нескольких дней, пока покраснения и следы надругательств не исчезнут вовсе. Такая уж участь у него. Быть любовником медика — значит заботиться о своем здоровье, а тем более не запускать ссадины на своём теле после экстремального секса. — Не сопротивляйся, я так на работу опоздаю. Яркий рассвет проникает в комнату дешевого мотеля. Под конец сентября улица пахнет дождём, который так не нравится Косте и поэтому вместо того, чтобы открыть окно и впустить свежий воздух, Дима вынужден включить кондиционер. Костя вновь хотел отмазаться и оставить раны без надлежащего ухода, однако Дима одним движением уложил его на живот и сел сверху, придавливая в районе бедер к кровати, чтобы вариант «резко вскочить» даже не рассматривался. Распределяя холодную мазь аккуратными движениями, Дима едва слышит кряхтение младшего, которому либо тяжело от веса Димы на себе, либо больно от жжения ран. — А остаться ты не можешь? Хотя бы до обеда. Костя говорит в подушку, поэтому его слова почти неразличимы, но из-за полной тишины в помещении Диме все-таки удаётся расслышать. Он отрицательно трясет головой, хоть партнеру и не суждено увидеть этот жест. Все-таки, сегодня последний осмотр, после которого начнется спокойная и непринужденная работа… как минимум до весны и плановых прививок. Не будет огромного скопления людей в их маленьком кабинете, не будет шума и истерик. — У меня осмотр, нужно приехать раньше и подготовить бумаги для учеников. Разглядывая красные полосы, Дима начинает сожалеть о событиях прошедшей ночи. Каждый раз он хочет быть нежнее, но срывается и по итогу утром оказывается под гнетом собственного стыда. Хоть Костя никогда и не жаловался, но старший так сильно боялся переборщить в самом начале их необычных отношений, что мог прям посреди процесса прекратить издевательства и просто замереть, оглядывая потного и красного партнера, привязанного к изголовью кровати. А вдруг ему на самом деле не нравится? Что, если Костя только притворяется, а на самом деле потом проклинает мужчину за его неумение держать себя в узде. Скрывать нечего: на их встречах Дима полностью отдавался порыву эмоций, обменивая свою душевную боль на физические страдания партнёра. Под громкие стоны он спрашивал себя, почему он тут и нужно ли ему все это. Но это действительно было нужно, иначе всегда спокойный студент Дмитрий Соловьев превращался бы в раздраженного и капризного Диму, которого бы бесило все происходящее вокруг. Срывался бы на мать, на однокурсников, на обычных прохожих, да даже на себя. А тут, в один день, на сайте по интересам подвернулся Костя, который мало того что клюнул на фетиши своего будущего любовника, так ещё и настоял на скорой встрече. Изучали парни друг друга не как все, заранее обговаривая все возможные моменты, а в процессе самой сессии, что Дима считал ужасно неправильным, но остановиться был не в силах. Прошлые партнеры не давали так разгуляться и дать полную волю эмоциям, быстро заканчивали встречи и больше не приходили. А Костя остался. И после первого раза, и после третьего, и после десятого. На протяжении трех лет он шел бок о бок с предпочтениями Димы и никогда не уходил, не отказывался. — У тебя теперь всегда работа… Костя был студентом журфака, учился на последнем курсе и вел свою колонку о спорте в городской газете. Сам был не местный, из Выборга, и часто, при знакомстве с новым человеком, упоминал, что в Санкт-Петербурге ему так не хватает ярких домов, что весь их классицизм и барокко — скука смертная. Дима не спорил, ему просто было все равно. Он бы с радостью поговорил о медицине, о ее развитии, но вот стили зданий обсуждать просто не решался. Да и всю эту роскошь он увидел, только когда начал работать в кофейне на Невском, каждое утро проезжая мимо величественных зданий и осматривая их с большим интересом от нечего делать. — А ты в учебу погрузись, журналист, будешь всегда занят. Тихий смешок и спустя несколько мучительных минут Дима наконец-то слезает с партнера, давая тому встать и потянуться. Вещи разбросаны по всей комнате: наручники, лубрикант в углу, а чуть поодаль ремень, который был отброшен Димой после громкого вскрика Кости куда подальше. Аккуратным во всей картине остается только местоположение кроссовок — у самой двери, не тронутые. Тяжело вздохнув, Дима поднялся вслед за партнером, начиная не спеша выбирать свои вещи из общей кучи. Так было ровно до того момента, пока он не почувствовал холодные руки на своём торсе. Пальцы сплелись прямо на животе, не давая никуда уйти, а Костя уткнулся носом в шею старшего. — Ну хватит, прекрати. — Попытка вырваться не увенчалась успехом. Журналист настолько крепко переплёл пальцы, что без помощи рук Дима вряд ли бы смог выбраться. — Да отпусти! Дима, стараясь удержать водолазку в одной руке, второй резко расцепляет пальцы парня, сразу же делая свободный шаг вперед. Костя выдает подобное уже не в первый раз, что заставляет задуматься о его планах: они точно просто секс-партнеры? Разбираться прямо с утра и портить себе настроение особо не хочется, поэтому, одарив журналиста презрительным и даже в какой-то степени грубым взглядом, Дима просто продолжает собирать вещи: находит джинсы, а следом два носка. — Отлежись, сдашь ключи сам. — Парень в спешке поправляет воротник водолазки, стараясь сделать все более-менее аккуратно. — И пожалуйста, не напрягай спину до полного заживления, я тебя прошу. Едва заметное движение на кровати можно уловить через отражение в зеркале. Когда стало понятно, что Дима непреклонен и уедет тогда, когда и собирался, Костя забрался в кровать, под одеяло, накрываясь с головой еще слегка влажной, пахнущей телами молодых парней тканью. — Все, я уе… — Мы можем встретиться сегодня вечером? — голос звучит приглушенно, Костя даже не удосужился показать хотя бы лицо из-под одеяла, чтобы его слова звучали четче и звонче. — Нет, не можем. — Дима быстро подбирает свой рюкзак, который находился под кучей Костиной одежды и мельком смотрит в сторону кровати. — Не забудь собрать свои вещи. Все. — Делая акцент на последнем слове, Дима имеет в виду и наручники, и лубрикант, которые принадлежали Косте. Самому парню никогда не нужно было беспокоиться о мелких моментах. Так и не дождавшись никакой ответной реакции, Дима покидает тихую комнату, аккуратно закрывая за собой дверь и стараясь как можно бесшумней шагать по коридорам третьего этажа., Дима, по ночам думавший совершенно не об этом, никогда не замечал, насколько же тонкие стены в мотеле. А ведь посещают они его уже довольно давно. Может, год? Хотя, даже если сегодня ночью соседям было их как-то слышно, это все равно мало интересовало Диму. Он получил что хотел, принял теплый душ и теперь может спокойно ехать на работу. Было удобно встречаться на нейтральной территории — так их не могли прервать соседи, внезапно нагрянувшие друзья или родственники. Здесь они гости, как и все, и всем на них плевать. На работу Дима явился вовремя, этому не помешали даже утренние пробки. Елизавета пришла чуть позже, но даже она со своей уже привычной фразой «понедельник -день тяжелый» и постоянными зевками выглядела бодрее своего помощника. Сначала медбрат действительно хотел сесть за составление списка одиннадцатого класса, чтобы не отвлекаться на это позже, но врач успела забрать дела себе. Дима позалипал на настенные часы, на яблоню в окне, ветви которой от порывов ветра крутило то в одну, то в другую сторону, на кушетку и, конечно же, на шкаф с медикаментами. Перебрал список продуктов, которые нужно будет купить вечером и поклялся себе, что с воскресенья на понедельник никогда больше не назначит встречу с Костей — слишком уж хочется спать, работать просто нереально. Из-за сонного состояния настроение и так медленно опускается ниже плинтуса, так еще и вновь непонятные проделки Кости. Что ему нужно? Почему он добивается лишних встреч, телесного контакта? Ему не хватает ночи? Они ведь еще тогда, при первой встрече, доложили друг другу, что отношения не нужны ни одному, ни второму. Тогда что же начинается сейчас и, собственно, длится уже около полугода? Нужно будет обязательно поднять данный вопрос перед новой сессией, а пока стоит отвлечься. — Может, проведем осмотр раньше? Они же выпускники, пока не совсем уставшие. Первый звонок прогремел минут десять назад, и Дима внимательно наблюдает за врачом, ожидая, пока та допишет список и ответит на вопрос. Елизавета подает голос лишь через пару минут, когда с размахом дописывает чье-то имя и, наконец, отрывает взгляд от листа бумаги. — Давай так. — Женщина откладывает бумагу со списком и берет уже другую, на которой начерчено расписание всех классов. — Приведи их, кабинет физики, двадцать шестой. В юношестве Дима просто ненавидел физику. Не мог запомнить формулы, постоянно путался в значках и получал не выше тройки. Зато гордился отличными баллами по биологии и химии, темы которых он специально заучивал и проходил заранее самостоятельно. Уже с класса седьмого Дима поставил себе цель поступить в медицинский и усердно шел к ней, не отвлекаясь ни на какие-то чувства, которые он активно подавлял самоповреждением, ни на кружки и дополнительные занятия, например, на спорт или шахматы. Если бы в одиннадцатом классе его забрали с физики, да ещё и с первого урока, он бы, наверное, расцеловал школьную старушку-медсестру, от которой всегда пахло дешевыми духами и конфетами с коньяком. До какого-то момента сохранялась уверенность в том, что у всех медсестер и школьных врачей запах именно тех конфет фирмы «Победа», однако Елизавета разрушила стереотипную установку. От нее явно пахло не слегка горьким коньяком в дуэте с шоколадом, а какими-то фруктами, но какими именно, Дима пока не различил. —Извините. — Дима чуть склонил голову в сторону учителя физики. — Можно их? Осмотр, буквально пять минут. В классе послышалась возня. Никаких важных контрольных и проверочных в сентябре быть не может, поэтому ученики, не дожидаясь ответа учителя, поднимаются с мест. Свободно переговариваясь о чём-то своём, они двигаются в сторону выхода, заставляя медбрата отодвинуться от двери. Дима делает мысленную пометку: идти в конце колонны, чтобы никто не отклонился от пункта назначения. Не особо всматриваясь в лица учеников, Дима расположился возле весов, а Елизавета возле ростомера. Так как второй прибор находился ближе к двери, то сначала школьники подходили к женщине, а затем сразу к мужчине. — Давайте, птенчики, очередь не задерживаем! — врач подгоняет как может, стараясь перекричать разговоры и ускорить процесс. Им двоим уже не терпится сдать последние отчеты по состоянию здоровья детей и выдохнуть. Дима не смотрит в лица подходящих, только на индикатор с цифрами, а следом и на бумажку. — Фамилия. — Ученики без задержки отвечают, медбрат глазами выискивает их в списке и отмечает. — Свободен. Вот и та девушка, которая приходила неделю назад с головной болью. Ее, оказывается, зовут Соня Шейн. Она, якобы ненароком, тихо оповещает медбрата о том, что ее дедушка немец и она сама на четверть, получается, немка. Похоже, очень гордится своими корнями, но Дима ее почти не слышит — это просто ненужная информация, которой нечего делать в его голове. Там и некий Никита Шустов. Фамилия знакомая, но вот где слышал, Дима вспомнить не может. Наверное, в школьном коридоре. — Фамилия. — Горелов. Дима отрывает взгляд от листа бумаги, переводя его на подростка. Тот спокойно смотрит то ли на цифры, то ли себе под ноги. Его светлые кудри торчат в разные стороны, не давая точно рассмотреть его лицо. Он в той же черной рубашке, что и тогда, джинсы, кажется, те же. «Как-то на Л… Леня? Лев?» Дима осекается, запоминая цифры на индикаторе и начиная разыскивать фамилию. «Алексей. Лёша» В голове всплывают события прошлой недели, когда парень так беззаботно вбежал в медицинский кабинет, а затем то же самое сделала и его классная руководительница. Что он сделал тогда? Руки были перепачканы. Украсил одну из школьных стен? — Свободен. Дима видит боковым зрением как парень сходит с весов, но не уходит надевать обувь, а становится напротив медбрата. Дима медленно переводит взгляд со списка на ученика, чуть приподнимая бровь и обращая внимание на протянутую ладонь школьника. — Чего тебе? — звучит слишком грубо. — А как же витамины за смелость? — на лице играет насмешливая выражение, но зато теперь, когда они стоят лицом к лицу, проще простого рассмотреть внешность наглеца. Яркие зеленые глаза, которые так и искрят дерзостью, нос с маленькой горбинкой, щеки и переносица покрыты едва заметными веснушками, но на солнце они наверняка будут смотреться ярче. — Оставайся, витамины можем и вколоть, лишним не будет. — За спиной у светловолосого уже образовалась очередь, и Дима открыто кивнул одной из стоящих девушек, предлагая вступить на весы. — Ну вы юморист…— кидает Горелов и усмехаясь сжимает ладонь в кулак, попутно разворачиваясь и шагая к своей обуви.