Цветы на могиле наших чувств

Прямо за окном цветет яблоня, весь медицинский кабинет пропах этим сладким запахом. К сожалению, все плоды уже попадали вниз, и Диме остается лишь наслаждаться видом резных листьев. Учеба началась неделю назад, теплый сентябрь зовет на улицу всех, кого только можно, а вот старший врач, Елизавета Никитична, уже раз десять попросила закрыть окно и перестать глядеть в пустоту. Первый год в Лицее начинается очень легко и просто. Дети радостно улыбаются парню в белом халате, который так внезапно появился в их школе, а более взрослые девушки крутят локоны на пальце, внимательно осматривая медбрата, что-то тихо обсуждая между собой. — Из листьев яблони можно сделать отличный чай…— пометка делается будто самому себе, пока Дима продолжает рассматривать те самые листья. — Против отёков зайдет на ура… — Этому вас теперь на медицинском учат? Елизавета Никитична работает в этом лицее Бог знает какой год, и лет ей примерно столько же. Она с какой-то усмешкой оглядывает своего помощника и не глядя перелистывает страницу журнала. Дима усмехается в ответ, наконец-то переводя взгляд с окна на женщину. — Однокурсники после попойки использовали, им вроде бы помогало. Дима еще не совсем отошёл от студенческой жизни, было очень странно переезжать из шумного общежития в тихую квартирку. Совмещать учебу и работу было практически невозможно, иногда невыносимо. Он буквально заучивал новые термины, попутно заготавливая сэндвичи, чтобы посетители кофейни могли приобрести вкусности с самого утра. Конечно, позже приходилось отсыпаться по пути с работы на учебу в такси, и на это уходило максимум сорок минут, но и такая мелочь доставляла нереальную радость и облегчение, бодрости хватало аж до вечера. На какие-то студенческие тусовки времени особо не было, поэтому оставалось только слушать истории от товарищей, каждый раз удивляясь их приключениям. Возможно, именно такой веселой жизни не хватало, но Диме очень уж надо было после окончания университета снять собственную квартиру, так как оставаться с родителями было невозможно. После признания отношения резко ухудшились, а отец и вовсе разговаривал с сыном только через мать, избегая контакта. Чего боялся — неизвестно. Мать же при каждой встрече примерно между вопросом «как учеба?» и фразой «ой, а мы тут с тётей Светой такие огурчики засолили» озвучивала одну и ту же просьбу — прекратить цирк и найти себе девушку. Диме то и признаться сложно было, что партнер есть: познакомились в тематической группе, правда, их скорее связывали чисто сексуальные отношения, нежели романтические. Однако Константин, тот самый парень, вел себя так, как будто Дима принадлежал ему и только ему. Сам Дима не воспринимал все эти отношения всерьёз. Ему нравилось, что они знают фетиши друг друга наизусть, могут сделать друг другу приятно, и на этом все, большего ведь и не надо. Костя же, возможно в силу молодости и неопытности, ластился к партнёру, как мог, даже не понимая, что этим только отталкивает от себя. — А ты, значит, у нас непьющий? — уголки губ поползли вверх, открывая вид на белые зубы. — Мы ведь тут здоровый образ жизни пропагандируем, нужно пример подавать. Все начальные классы за эту неделю прошли обычные для нового учебного года процедуры — взвешивание и измерение роста. Маленькие непоседы интересовались всем: как зовут, сколько лет, где живет и даже могут ли они приходить в медицинский кабинет за витаминками. Если бы вопросы шли по очереди, Дима, возможно, мог бы и справиться и ответил бы честно на всё, но так как это больше выглядело как балаган, мужчине ничего не оставалось, кроме как быстро делать свое дело и не обращать внимания на расспросы, фокусируясь только на цифрах и фамилиях. Кто-то из детей даже умудрился заплакать, похоже, не подозревая о том, зачем его привели в медицинский кабинет. Диму, как медика, всегда раздражали фразы а-ля «будешь себя плохо вести, и мы отведем тебя к тёте-доктору, она поставит огромный укол». Во-первых, дети потом действительно боятся даже рядом стоять с больницей, уже не рассматривая вариант о том, чтобы зайти внутрь. Во-вторых, огромных шприцов не бывает, бывают огромные дозы, и это уж точно неприятно. В-третьих, родители таким поведением сами себе усложняют жизнь, когда на приёме у безобидного педиатра чадо начинает истерить только при виде белого халата. Дима готов был сутками читать лекции о том, что с ребенком нужно разговаривать, не запугивать, не угрожать, но мало кто станет слушать какого-то там гея, у которого своих детей-то и не будет, поэтому все лекции можно было в сотый раз рассказывать себе, в мыслях. — Сегодня пятый класс придет, забери их примерно в середине второго урока. Дима глянул на часы. Только начало первого, но время наверняка пролетит незаметно, поэтому он лишь молча кивнул. Оба сотрудника погружаются в работу: Елизавета Никитична сверяет меню с положенной нормой, а Дима, напевая какую-то мелодию, то прислушивается к шелесту листьев за окном, то вновь переключается на список принимающих кислородные коктейли, так как сегодня после четвертого урока его нужно утвердить и получить подпись от директора. Звонок с первого урока заставляет мужчину вздрогнуть. Все-таки он явно отвык от столь громкого звона. За дверью почти мгновенно слышится топот ног, что свидетельствует о том, что подростки начали свой переход из класса в класс. Елизавета выдыхает, отодвигаясь от компьютера, потирает глаза, стараясь сделать это как можно аккуратнее, не смазав тушь. —Так, я в столовую. — Единственными вещами, что женщина не пропускала никогда, были завтраки и обеды, на которые она являлась без опозданий. — Если что, звони. Элегантно махнув маленькой раскладушкой перед лицом помощника, дама за несколько шагов оказалась за дверью. Первая мысль о ней была: и вздохнуть не даст. Елизавета смотрела на парня зло, отчужденно, будто с самого начала не хотела работать с ним. Конечно, деваться было уже некуда, и Дима просто старался игнорировать все косые взгляды, начиная разбирать личные дела школьников. Главное, как можно меньше смотреть на нее, избегая осуждающих рассматриваний, а это уж у Димы получалось, как ни странно, лучше всего. Взгляд снова ускользал в сторону окна, на ту же самую яблоню, на стеллажи, на шкаф с медикаментами, на кушетку. Дима по несколько раз перечитывал имена и фамилии, изучал историю болезни, только бы абстрагироваться от испепеляющего взгляда. Как вдруг, в полной тишине, женский голос, который оповещал о возвращении Елизаветы Никитичны из столовой, совершенно внезапно сказал, сохраняя тот же враждебный тон: —Ненавижу директрису, стерва и только… Дима даже подумал, что это было сказано не ему, но всё же поднял глаза с карточки какой-то Лены Цветковой и вопросительно глянул на коллегу. — Помада ей не идет, скажи? От внезапного шока получилась настолько заторможенная реакция, что Дима сначала заново переварил фразу о ненависти, затем принял реплику про помаду, точно так же переработал её и только тогда медленно кивнул. Помада и вправду была не слишком приятного оттенка, а то, что она оставалась на передних зубах фиолетовыми пятнышками, только доказывало — цвет не к лицу. Елизавета тогда лишь усмехнулась, громко, как делала потом почти всегда после любых слов помощника. — Я вообще сначала подумала, что ты её родственник, представляешь? — карамельная конфета у нее во рту ударилась о зубы, производя характерный звук. — Не знаю…глаза у вас какие-то одинаковые. Чем-чем, а Димиными глазами всегда восхищались соседки-старушки. Глаза у него были серо-голубые и хорошо сочетались с темной копной волос, поэтому парень никогда не решался прятать их за солнцезащитными очками, так как мамино «зачем спрятал свои бриллианты?», которое звучало больше обиженно, чем насмешливо, надоедало. Сам Дима, в целом, считал свою внешность более чем сносной, но записывать себя в главного красавчика района? До такого не доходило. Дальше пошло более расслабленное общение и уже к концу первого рабочего дня вся неловкость исчезла, что было только на руку обоим. Тихий стук в кабинет отвлекает от посторонних мыслей, и Дима спокойно поворачивает голову на белоснежную дверь, за ручку которой держалась девушка. За дверью, кажется, были какие-то женские переговоры, но помощник не особо обратил на них внимание, наблюдая, как девушка с очень печальным видом проходит ближе к кушетке и начинает тихо-тихо говорить. — Знаете, у меня так голова болит… Можно мне таблетку? Блондинка с пышными кудрями ставит свою сумочку, в которую едва ли вместился бы один большой учебник, возле ног, продолжая стрелять ярко накрашенными глазами. В здоровой голове Димы сразу же возникают сто одна причина головной боли. Одним движением руки парень подзывает ученицу к себе, на стул рядом с рабочим столом, а сам же попутно лезет за тонометром. Обычные вопросы про то, завтракала ли уже, высыпается ли и так далее, пока девушка закатывает рукав блузки и протягивает кисть навстречу медбрату, чтобы успешно надеть манжету. Голос ученицы, кажется, либо десятого, либо одиннадцатого класса звучит очень тихо и успокаивающе, поэтому крик девушек за дверью выводит из состояния покоя. Школьница ойкнула, оглядываясь на дверь и замирая — причина не заставляет себя долго ждать. В кабинет влетает парень, поправляя кудрявые волосы и стараясь убрать их с лица. Парень выглядит немного испуганно, возможно, ошарашенно, однако цель его внезапного появления не особо ясна. Небрежно застегнутая рубашка, грязные джинсы в районе коленок и руки, перепачканные чем-то фиолетовым. Единственное, что успевает заметить Дима. Сталкиваясь взглядом с медбратом, а затем, медленно переводя взгляд на девушку, незнакомец раздражительно цокает, оглядывая весь кабинет, и выбегает также неожиданно, как и забежал. — Ну, Лёша… Ну, зачем быть таким козлом?! Дама уже не выглядит жалобно, скорее, ярость могла хлынуть в любую секунду. Тяжело вздыхая, она сдирает с руки манжету и поднимается со стула, спешно подходит на каблуках к своей сумке и аккуратно поднимает ее. — Погоди! Таблетку хотя бы возьми! Дима вскакивает со своего места вслед за девушкой, планируя подойти к шкафчику с медикаментами и взять нужный блистер, однако школьница осаживает его резкой фразой, уже возле самой двери: — Спасибо, уже все прошло! Громкий хлопок дверью, а до парня только сейчас начинает доходить, что ещё не одна старшеклассница прибежит жаловаться на ту же головную боль, поэтому нужно быть готовым к обороне. Не успел Дима спокойно опуститься на свой стул, как вновь постучались. «День открытых дверей, честное слово…» Но в кабинет заглянула молодая учительница, кажется, русского языка и литературы, имя которой было неизвестно медбрату, так как из присутствующих он сумел запомнить пока что только Елизавету Никитичну. — Ой! Прошу прощения! — Быстро оглядев комнату, девушка нахмурилась. Похоже, все привыкли, что после первого урока кабинет пустует. — А вы мальчика не видели? Смазливый такой, с кудряшками. — С кудряшками? — Тупо повторил Дима, но продолжать дальше не стал. — Да-да! Он просто обычно тут прячется, когда что-то наделает. — Она как-то по-доброму улыбнулась, разводя руки. — Оболтус мой, Горелов! Ну, вот найду и… Каштановые волосы собраны в аккуратный хвост, а на лице кое-как можно разглядеть легкий макияж. Темные глаза выглядели скорее заинтересованно, нежели как-то взволнованно. Кажется, ученик действительно убегал уже не в первый раз. Стройная фигура, юбка-карандаш по колено и светлая рубашка. Учительница выглядит прямо как лучик солнца, выделяясь из всей серой массы учебного заведения. Что именно она сделает с Гореловым, узнать не удалось. Услышав шум вне медицинского кабинета, девушка быстро повернула голову в сторону раздражителя. — Шустов! Горелов куда убежал? Да все ты знаешь! — Точно так же, как и ученик, она скрылась за дверью, не попрощавшись, оставляя сотрудника в гордом одиночестве. Тогда его фамилия не значила для меня абсолютно ничего. Он школьник, какой-то оболтус по словам классной руководительницы, не более. Я школьный медбрат, возможно, тоже оболтус, по крайней мере взрослый человек. Тот день прошел, как ни в чем не бывало. Мы спокойно провели осмотр у пятого класса, вовремя сдали все отчеты и счастливо разъехались по домам. А Горелова я не вспоминал ровно до того момента, пока еще через неделю не наступил осмотр у одиннадцатого «А» класса.