Цветы на могиле наших чувств

— Прости, что так внезапно… Оказалось, Лёша жил совсем недалеко от цирка и перед уходом Дима решил проводить парня прямо до подъезда, чтобы убедиться, что потом он не пойдет гулять в таком легком одеянии и дальше. Огоньки квартир в пятиэтажном доме заставляют задуматься над тем, какой из них принадлежит Лёше. Может, какое-нибудь из этих окон его, и с утра он также как и Дима любит выглянуть во двор и взглядом проводить трудяг на работу. Горелов медленно начал снимать перчатки, поставив скейтборд на землю. Кажется, он тянул время. — Оставь себе, а то так и проходишь всю зиму с голыми руками. Дима остановил его одним прикосновением, надевая перчатку обратно на костлявые пальцы. Лёша лишь молча кивнул, опуская голову вниз. Оба совсем не хотят расставаться, но это необходимо. Когда Дима сказал подростку, что ему срочно нужно уйти, Лёша мгновенно поменялся в лице и всю дорогу до дома просто молчал, слушая оправдания Димы насчет того, что его родители уже не молодые и им понадобилась помощь. Гнусная ложь. — Ты придешь завтра? — Спрашиваешь еще, — не поднимая взгляда, кудрявый катал скейтборд взад-вперёд. Наблюдать за таким грустным состоянием было невыносимо, и медбрат аккуратно дотронулся до плеча школьника, то ли сжимая его, то ли просто грубо поглаживая. — Спасибо, что позвал, — Дима попытался заглянуть в глаза собеседнику, немного опуская голову, но Лёша внезапно сам поднял глаза, чуть наклоняя голову набок. — Ну, правда, ты очень помог. Парень слабо улыбнулся и качнул головой. Хотелось закричать, чтобы Лёша сказал хоть что-то, чтобы выразил свои эмоции, и неважно положительные они или отрицательные. Но Дима сдержался и просто убрал руку с плеча, пряча ее в карман пальто. Внезапно стало больно и обидно. Они могли бы еще покататься на скейтах, или же, как и хотели, могли погреться в кофейне, разговаривая о чем угодно. Главное — вдвоем. А тут такая глупость заставляет срываться с места. Действительно ли спокойствие матери стоит того, чтобы бросать парня одного? — А я могу, — Лёша замялся, перебирая пальцы и постукивая носком кроссовка по доске. Дима отвел взгляд от света окон и вопросительно повел бровью, уже мысленно отвечая «можешь», — обнять тебя? Шелест липы успокаивает. Сейчас большинство семей уже сидит по своим домам. Кто-то укладывает детей, кто-то только пришел с изнурительной работы и собирается ужинать, а кто-то курит на балконе в домашнем халате и вдыхает холодный ноябрьский воздух. Дима и сам бы сейчас лежал с книгой на диване, прислушиваясь к гулу ветра за окном, представлял бы события произведения, но сейчас он рядом с подростком, возле которого так тепло и уютно даже в этот прохладный вечер. Мужчина делает шаг вперед, разводя руки и не дожидаясь особой реакции от младшего, чтобы заключить того в объятия. Вновь неуверенные прикосновения к спине медбрата, но уже через секунду пальцы сжимают ткань пальто слишком сильно. Дима готов провести так хоть всю ночь, хоть всю жизнь, главное, чтобы этот кудрявый молодой человек продолжал отчаянно хвататься за любую возможность побыть вместе. Отрывая одну руку от холодной джинсовки, Дима медленно кладёт ее на волосы, приглаживая кудри, и невольно прижимает к себе подростка еще сильнее. «Множество окон выходит во двор. Вас увидят». От одной только мысли Дима старается как можно аккуратнее отстраниться, но получается наоборот, слишком резко. — Давай, иди. По принципу «лучше не оборачиваться» Дима поджал губы и развернулся, сразу начиная ускорять шаг и чуть ли не бежать от парня. Как бы хотелось посмотреть на подростка, проследить за тем, как он заходит в подъезд и серая джинсовка скрывается за входной дверью, но этого не будет — мужчина струсил. Пройдя мимо двух подъездов, Дима мгновенно пожалел о своём решении и резко обернулся, желая увидеть Лёшу все на том же месте и хотя бы махнуть ему рукой, чтобы не делать расставание таким смазанным, но Лёши там уже не было. *** Мужчина уже на протяжении пяти минут звонил в дверь родительской квартиры, но никто не открывал. Пара ударов кулаком и по ту сторону двери послышались тихие шаги. Дима продолжил звонить в звонок, чтобы привлечь к себе больше внимания и чтобы ему точно открыли дверь. И вот замок повернулся, дверь медленно открылась, а на пороге застыл отец. Дима не видел его около года — за это время он явно постарел. Парень шагнул в квартиру, однако отец преградил ему путь. — Нахрена ты приехал? Все тот же грубый голос, те же густые брови и взгляд, будто он смотрит не на своего родного сына, а на раздражающего незнакомца. — Дай пройти, мне нужно поговорить с мамой. Дима предпринял еще одну попытку пройти в квартиру, на этот раз удачную: старик отклонился, давая немного места. — Хочешь, чтобы у неё снова сердце заболело? — мужчина с какой-то необъяснимой агрессией наблюдал за тем, как сын раздевается, буквально выплевывая свои слова, а не проговаривая их. — Хорош сын, довел собственную мать. Дима, не особо вслушиваясь в слова отца, быстро скинул обувь и прошел в родительскую комнату. Женщина лежала на кровати, сложив руки на груди, и смотрела в потолок. Единственным источником света было прикроватное бра и то, оно иногда мигало как в страшных фильмах. На тумбочке стоял наполовину наполненный водой стакан и карманная аптечка. Дима сглотнул неприятный ком в горле и снял пальто, укладывая его на другую сторону постели. — Мам? — парень аккуратно обошел кровать и присел на корточки прямо у женщины, оглядывая ее совершенно безэмоциональное лицо. — Как ты себя чувствуешь? — Как я могу себя чувствовать зная, что мой сын педофил? — глаза покраснели от недавно пролитых слез, а губы все еще дрожали. — Это просто отвратительно… — Все не так! — сорвался на крик, но в ту же минуту пожалел об этом и выдохнул, стараясь привести мысли в порядок. — Кто тебе фотографию отправил? — Тётя Дина. Она сразу тебя узнала, — женщина моргнула и тяжело вздохнула. — Все узнали, Дим, все всё узнали… Нужных слов просто не находилось. Как объяснить? Сказать, что это мальчик из его школы? И разве это как-то успокоит мать? Для нее он теперь самый главный монстр, который хочет посягнуть на безобидное дитя. — Этот парень… он мой друг, — Дима нервно пробежался взглядом по комнате, — он просто предложил научить меня кататься на скейтборде, понимаешь? Он мне никто. — И давно ты начал водить дружбу с подростками? — мать повернула голову, и Дима заметил, как в ее взгляде пропала та нежность, с которой она всегда смотрела на него, даже когда злилась. — Когда в школу пошел работать, да? Парень промолчал. Что уж тут говорить? Она права, и как бы Дима не хотел врать сам себе, он врал, переправляя свои чувства в простую дружбу. Он ведь сам, по дороге в отчий дом, хотел развернуться и найти подростка в одной из квартир, хотел вновь обнять, потрогать кудри, хотел просто почувствовать рядом тепло, которого так давно не было. — Ты даже слушать меня не собираешься? — Ты не мой сын! — резкий крик заставляет парня вздрогнуть, будто готовясь к удару, но женщина осталась лежать на месте, лишь одна слеза, пересекая щёку, скатилась на белую подушку. — Ты извращенец! Ты…ты! Ты просто испортишь мальчонке жизнь! Дверь в комнату тихо скрипнула, и на пороге появился отец. Он сожалеюще глянул на жену, но как только его взгляд сместился на сына, то тут же огрубел. Буквально за одно мгновение он схватил пальто Димы и резко швырнул его в парня. — Забирай свои шмотки и проваливай! — рявкнул мужчина и, обойдя кровать, схватил сына за ворот водолазки, толкая к выходу. — Ты ублюдок! Не смей больше появляться здесь! Дима повалился на пол, ударяясь о край кровати рукой и шипя от боли. Порезы неприятно заныли, посылая болевые импульсы по всему телу. Брюнет почувствовал, как его тащат вон из комнаты. Все будто стерлось: вечер, радостные моменты рядом с Лёшей, медовый запах волос. Будто все это не могло быть с ним час назад, будто он не имел права на счастье. Бросив сына в коридоре, мужчина открыл дверь и выкинул ботинки Димы в подъезд, снова поворачиваясь на парня и сжимая кулаки, пока тот медленно поднимался, стараясь игнорировать боль. — Ты уже давно не наш сын. Ты дьявол, которого нужно убить! — дождавшись, пока парень поднимется, мужчина сделал шаг на встречу, снова хватая Диму и буквально выбрасывая его из квартиры следом за обувью. — Забудь, что у тебя есть родители! Громкий хлопок уже старой дверью разошелся эхом по подъезду всего на долю секунды, а дальше вновь наступила опьяняющая тишина. Хотелось либо зареветь, либо прямо сейчас поехать и напиться, а потом переспать с первым встречным, чтобы заглушить всю злость и обиду. Как они могли так поступить? Ладно отец, но мама? Она ведь не отворачивалась от него до последнего, а из-за какой-то глупой фотографии теперь даже видеть его не хочет. Дима медленно поднимается и, забирая вещи, медленно спускается на этаж ниже, усаживаясь на ступеньку, чтобы зашнуровать ботинки. *** — Ну, посмотри, какая она красивая! Мама уже полчаса сидела над Димой и показывала ему фотографии различных девушек, которые выпадали ей по запросу «красивые девушки 2010». На Диму с экрана смартфона действительно смотрела привлекательная молодая дама лет восемнадцати. Пышные белые кудри ложились на оголенные плечи, а из одежды на ней было лишь короткое летнее платьице. Дима саркастично глянул на экран, затем снова на мать, а потом перевёл глаза на тарелку борща, в котором плавал большой кусок мяса. — Обычная… — Нет! Посмотри получше! — женщина придвинула телефон прямо к глазам сына так, что вся картинка расплылась. — Мам! Прекрати! — Дима резко отодвинул руку матери от себя и бросил ложку на стол. — Не нравится она мне! Понимаешь? Ну не нравится! — студент, отодвинув от себя и тарелку с супом, нервно вздыхает. — И прошлая не нравилась, и все другие! Женщина смотрела на него как на чужого, слегка непонимающе качая головой. В этот же момент мать отложила телефон и придвинула тарелку к сыну, призывая продолжить есть. *** Дима всегда думал, что мама приняла его, но на самом деле, сидя на лестнице в собственном доме, он осознал: она хотела его исправить и даже не думала мириться с его «проблемой». На душе стало беспокойно и обидно. Всё эти семь лет он жил с мыслями, что получает поддержку не только из интернета, но ещё и от мамы, но, похоже, он сильно ошибался. — Какой же дурак…. Пальцы зарылись в волосы, а Дима молча слушал тихие разговоры из квартиры напротив, даже не представляя, что делать дальше. Одно он знал точно — в этот дом он уже вряд ли вернётся.