Цветы на могиле наших чувств

«Монстр. Я монстр». Дима так и не смог заснуть, все время думая и про вечернюю прогулку, и про слова матери. Разве он педофил? Он не домогался до подростка, не хотел ему зла и ни в коем случае не собирался вредить. Он не мог быть как те гадкие мужчины, для которых удовлетворение своих прихотей было выше моральной нормы. Да и с парнем у него отношений нет, и не было — они ведь просто прогулялись и хорошо провели время вместе, так в чем проблема? Мать точно поняла все не так: нужно было кричать, пытаясь донести до неё безобидную правду. Хотя какой смысл, если она все равно его не послушает и сделает свои выводы. В голову то и дело лезли едкие мысли, отравляя разум, а голова болела так, будто по ней ударили огромной кувалдой. С утра не было сил завтракать, поэтому Дима как в тумане собрался, попутно вызывая такси. Была мысль отпроситься на сегодня, но совесть сыграла свою роль, поэтому, пребывая в прострации, парень медленно спустился к уже подъехавшей машине. *** Елизавета поставила подписи там, где нужно было, и уже после первого урока умчалась домой. Оказывается, начальство разрешило ей на время приезда дочки и внучек уходить пораньше и оставлять все заботы помощнику, однако, если случится что-то серьёзное, она обязана явиться на рабочее место. Елизавету такой расклад устраивал, а Дима просто смирился: все же померить давление или дать нужную таблетку он сможет и сам. На удивление, сегодня было очень много «больных», и Дима буквально каждые пять минут отдавал кому-то градусники, а кому-то осматривал горло. Сезон болезней удивительно сильно повлиял на школьников, и казалось, что половина школы точно сляжет с простудой. Дети вели себя более-менее спокойно, только вот первоклассник, которого за руку привела классная руководительница, боялся и громко кричал, оповещая присутствующих, что у него все в порядке. — Да как же в порядке? Ты бледный вон весь! — Дима глянул на вошедших, а затем, желая как можно быстрее избавиться от главного раздражителя, подозвал паренька к себе вне очереди. — Я не хочу! Не буду! Классная руководительница силой усадила ученика на стул, но он внезапно начал вырываться. — Боец, успокойся, — Дима включил тонометр, раскрывая манжету, — ничего страшного я с тобой делать не собираюсь, — мальчик не слушал, а лишь наигранно хныкал, требуя привести сюда его маму, которой, конечно, в школе не было. — Он сам-то жаловался на что-нибудь? — Голова кружилась, и тошнило, — обеспокоенная женщина придерживала парня за плечо. И Дима, и сама классная руководительница игнорировали перешептывания других учеников, которые стояли в очереди гораздо дольше и тихо возмущались. — Ну вот. Сейчас просто померим давление, и отлежишься один урок на парте. Аппарат казался странным, а Дима не тем, кому можно доверять, так что мальчуган по новой начал кричать, раздражая всех находящихся в медицинском кабинете, явно не собираясь успокаиваться. Внезапно, дверь в кабинет открылась и Дима было подумал, что пришёл новый «страдалец», но нет, это был Лёша, который, заглянув в кабинет, недобро оглядел всю толпу. — Дмитрий Геннадьевич, можно вас? Мужчина, стараясь надеть манжету на тоненькую руку ученика, в ответ прокричал, чтобы его слова с одного конца кабинета были как-то слышны на другом. — Я занят. Мальчик все плачет, просится домой, а недосып начинает казаться какой-то шуткой по сравнению с нарастающим раздражением. — Ну, там срочно, — парень с кокетливой улыбкой смотрит на медбрата, будто знает, что тот послушается и выйдет. Всё шумят, переговариваются, Дима никак не может сосредоточиться. Мальчик своим сопротивлением непонятно чему забирает все силы, а учительница рядом раздражает ещё сильнее своим тихим голосом, который почти не слышен на фоне этого хаоса. В голову ударяет резкий приступ паники. Он не только ужасный сын, так ещё и работник из него никакой. Он ведь опасен для детей, ему надо находиться как можно дальше от них. — Так что? Идёте? — Лёша выйди отсюда! — медбрат рявкнул так, что все ученики замолчали на мгновение, косясь на сотрудника школы. Буйный первоклассник тоже притих, аккуратно и боязливо засовывая руку в манжету сам. Хлопок дверью, и на пороге будто и не было того радостного парня буквально секунду назад. Дима снова один на один с хаосом в голове и кабинете. Дети потихоньку начинают по новой перешептываться, но уже на тон ниже. Голова гудит, хотя в кабинете обстановка гораздо приятнее. «Сорвался на него, а ведь он не виноват…» По итогу у маленькой истерички все в порядке — просто он хотел уйти пораньше домой. Ребёнок наивно полагал, что сможет своим криком обмануть медбрата и преподавателя. Проблемы остальной части посетителей были такими же незначительными, Дима разобрался с ними за двадцать минут, задерживая детей у себя в кабинете на начало урока. Как только последний ребёнок выходит из кабинета с таблеткой в руках, парень вздыхает и роняет голову на стол. Из-за какого-то симулянта он повысил голос на того, кто только вчера сумел поднять ему настроение. Отвратительное чувство вины душит мужчину, но и слова матери не перестают бить в самое сердце. «Мой сын педофил» Лёша не появился ни на следующей перемене, ни на первом обеде. А вот во время второго, прямо на самой большой перемене, раздался стук, и Дима вздрогнул от неожиданности, сразу кидая взгляд на дверь. Она приоткрывается, но никто не заходит, а только пара кудряшек торчит из-за двери. — Заходи. Дима поднимается с места и сам проходит ближе к двери, останавливаясь возле кушетки, готовый прямо сейчас просто рухнуть на неё и заснуть крепким сном. Подросток аккуратно заходит в кабинет. Виновато смотря прямо в пол и не решаясь сказать и слова, останавливается напротив медбрата. — Прости, — парень настолько волнуется, что не может задержать взгляд ни на чём дольше трех секунд, пока всё-таки не решается взглянуть на медбрата, — я правда не хотел те… — он замолкает, а Дима сначала не понимает в чем дело, но уже через мгновение осознание пронизывает тело, — Дим, это что? Медбрат отслеживает Лёшин взгляд, чтобы убедиться, что они с Гореловым имеют в виду одно и то же. Рукава водолазки закатаны вместе с рукавами халата, оголяя лишь малую часть увечий. Похоже, Дима сам не заметил, как за работой закатил их, чтобы не мешались. Мужчина быстро отдергивает рукав прямо к запястью, но и сам понимает, что уже поздно. — Дима, зачем ты… — Тебе показалось, — оправдание срывается с губ слишком быстро, чтобы Дима успел понять, насколько же оно нелепое. — Ты меня за идиота держишь?! Лёша рывком делает шаг вперёд и поднимает рукав, только уже выше, чем было ранее, представляя взору уже всю не совсем сладкую картину. Царапины покрылись корочкой, но явно выглядят свежими. Дима без единой эмоции на лице наблюдает за кудрявым — вот уж у кого эмоций с лихвой хватит на двоих: непонимание, страх при виде порезов, злость и разочарование, готовые вылиться в крик. — Дим… Руки ослабляют хватку, и медбрат без проблем отстраняется назад, вновь прикрывая раны серой тканью. — Уходи. — Дим, нет, я не… — Иди! — медбрат снова обрывает одинадцатиклассника на полуслове, разворачивается и проходит к своему столу, усаживаясь на место и стараясь унять дрожь в конечностях. — И не приходи больше. Голос дрожит так же, как и руки — это отлично слышно. Но мужчина слышит ещё и тихие шаги, направляющиеся к двери, а затем и характерный скрип, после чего в кабинете вновь воцаряется тишина.