Цветы на могиле наших чувств

Солнце в тот день грело очень сильно, а облака пропали куда-то, обещая прекрасную погоду на протяжении всего дня. Снег полностью спал, люди, возможно, только на один день переоделись в почти летние вещи. Из-за прекрасной погоды настроение Лёши было на высоте, и он даже решил не пропускать физику, так что с самого утра нам так и не удалось увидеться. Почему-то я думал, что тот день пройдёт отлично и подарит мне только положительные эмоции. — Дима, — Елизавета только пришла с завтрака и довольно потянулась на своём стуле, выставляя руки перед собой, — там мальчику надо будет направления отдать, сходишь? Мужчина отвел взгляд от бумаг и поднял его на врача, переваривая только что полученную информацию. — У нас теперь направления через школу передают? Ничего себе, — Дима ухмыльнулся. В его годы действительно такого не было, и каждый приходил в больницу за своими бумагами сам. — Он просто, так сказать, постоянный клиент, — Елизавета тихо посмеялась. — Как перешёл к нам, так я ему и ношу каждый месяц. Медбрат в удивлении вскинул брови. Он никогда не замечал, чтобы врач кому-то что-то относила, да и про направления она раньше не говорила. Наверное, все это можно было списать на простую невнимательность и на то, что Дима не особо интересовался делами Елизаветы. — Давайте, какой класс? — мужчина поднялся со своего места и, поправив халат, прошёл к столу Елизаветы. — Одиннадцатый, Горелов, — дама протянула три бумажки и что-то отметила у себя в блокноте. — У них сейчас математика. Дима оторопел и задержал дыхание, не в силах сделать вдох. Может, произошла какая-то ошибка и на самом деле она не имела в виду его Лёшу? А есть ли другие Гореловы в одиннадцатом классе? Вряд ли, да и если бы были, то Дима наверняка бы о них знал. Женщина сказала, что каждый месяц отдаёт направления Горелову, но ведь медбрат всегда знал, где находится мальчик и чем он занимается, со времени их знакомства в жизни Лёши не было больниц. Внутри поселилась тревога, удушающая с каждой секундой все больше. — А… Что с ним? — всё-таки набравшись сил, спрашивает Дима и ловит на себе насмешливый взгляд Елизаветы. — Что-то с сердцем, я точно не помню, — женщина говорила до того безразлично, что становилось тошно, но её можно было понять. Лёша для неё лишь один из сотни учеников, и она совсем не обязана беспокоиться о нем. Замечая, как резко побледнел помощник, Елизавета в непонимании уставилась на него. — Ты чего? — Да ничего, я отнесу, — сжав в руках бумажки, Дима поспешил выйти из кабинета, подальше врача. Далеко от кабинета уйти не удалось: силы будто покинули мужчину, и он спиной облокотился на стену рядом с дверью, переводя дыхание. Интерес вперемешку с беспокойством заставил медленно поднять бумажки на уровень глаз и просмотреть каждую очень внимательно. Если проблемы с сердцем, то список контроля был вполне понятен, только вот, что именно с сердцем? Нельзя же из-за чего-то мелкого и незначительного гонять парня на обследования ежемесячно, но если что-то серьёзное, тогда вопрос другой: почему Лёша ничего не рассказал? Понадобилось несколько секунд, чтобы Дима сдвинулся с места и все-таки направился в сторону кабинета математики. Гадать сейчас, расскажет ли Лёшка что-то новое о себе, было бесполезно, но медбрату удалось представить замешательство и, возможно, страх на лице старшеклассника *** — Горелов, подойди на секунду. Голос звучит непривычно грубо и строго. Парень, сидевший вместе с друзьями, вздрогнул от внезапного голоса позади себя, но, опознав пришедшего, вскочил с места. Он выглядел как обычно, радостно улыбался, и сразу было заметно, что настроение у него просто замечательное. Лучи солнца грели класс, и некоторые даже устроились у окна, подставляя лицо прямо под лучи. Дима немного отошёл от кабинета, чтобы их разговор не смог подслушать никто внутри него, Лёша смиренно прошёл следом. Парень нетерпеливо поднялся на носках, гадая, зачем же сам Дима решил навестить его среди бела дня. Но мужчина не выражал никаких положительных эмоций и, наверное, именно это заставило Лёшу опуститься на полную стопу и недоверчиво глянуть на руку партнёра, спрятанную за спиной. — Что случилось? Незнание того, как преподнести направления и свои вопросы, Дима просто вздохнул и решил вывалить все, как есть. Он осторожно показал бумаги и вручил их школьнику, не отводя глаз от подростка и внимательно наблюдая за реакцией. — Сам расскажешь или мне надо вопросы задавать? Лёша принял бумажки и даже не стал просматривать их, уже понимая, о чем именно предстоит говорить. Парень замялся, улыбка вовсе пропала, от неё не осталось и следа, а вот волнение, которое читалось очень легко, как раз таки начало преобладать и ещё больше душить Диму. — Я зайду к тебе после уроков? Дима поджал губы. Значит, все-таки что-то серьёзное. Он отвел взгляд, стараясь сосредоточиться на виде из окна и дать себе время остыть, так как сейчас он готов был просто взорваться от гнева. Медбрат точно не знал, что именно так раздражает и расстраивает: то, что Лёша все это время ничего не говорил, или же то, что нет возможности рассказать все сейчас. Не желая больше стоять на месте и бездействовать, хотя, в данной ситуации ничего и не поделаешь, Дима просто ушёл, не оборачиваясь и чувствуя такую тяжесть, что готов был просто упасть. *** Мужчина сам предложил Елизавете уйти пораньше, якобы он и в одиночку сможет принять ребят в случае чего. Врач, конечно же, такую возможность не упустила. Так Дима остался один ровно на два долгих и мучительных урока. Слишком сильное желание разобраться во всем поскорее не давало сосредоточиться ни на чем, так ещё и никаких пациентов не было — отвлечься было невозможно. Столько мыслей бушует в голове. Дима сдался и уже даже не пытается их прогнать — обдумывает каждую, придумывая сценарий страшнее и страшнее. «Он тебе не доверяет» «Всё будет плохо» «Просто хочет скрыть себя настоящего» «Не любит, не уважает» «Ты ужасен» Сам не заметил, как начал царапать руки, заставляя кожу мгновенно покраснеть, а когда все же обратил внимание, оставил все как есть, не в силах сдержать нервоз. Он ни в коем случае не хотел злиться на парня, не хотел срываться, но с каждой минутой нетерпение перерастало в злость. Дима зачесал волосы назад, внезапно стало душно, и невыносимо заболела голова. Набатом стучит «не доверяет» — дышать уже совсем нечем. Дима резким движением открыл окно, чуть не вырывая ручку, и высунул голову, начав ртом глотать воздух. Наверное, проходи кто-нибудь под окнами, наверняка бы прозвал потом Диму сумасшедшим, однако другого способа облегчить ожидание он просто не нашёл. Мысли медленно начали сходить на нет, и теперь мужчина просто старался дышать ровно, держа заданный темп. Звонок прозвенел, и Дима нехотя сел на свое место, но окно оставил открытым, сам не зная для чего. Пять минут перебирания пальцев и наконец-то долгожданный стук, после которого Дима поднимается со стула, чувствует, как ноги начинают дрожать. А если он себя накручивает? Все переживания окажутся пустыми, Лёшка лишь посмеётся и обнимет, все будет хорошо. Вошедший в кабинет Горелов аккуратно бросил свой рюкзак у входа, плотно закрывая дверь и наблюдая за медбратом. Похоже, как бы старший не старался держать себя в руках, взгляд, дрожь и закрытая поза, дающая понять, что он не хочет сейчас никаких прикосновений, выдавали его с головой. — Дим, ну ты чего? — парень говорит тихо, старается голосом успокоить партнёра и делает шаг вперёд, в надежде все же взять мужчину за руку. — Да все же не так плохо, ну. Поди, навыдумывал себе чего попало, да? — Раз не так плохо, так чего же ты раньше не говорил? — Горелов было открыл рот, чтобы ответить, но Дима не дал. — Раз не так плохо, так чего же каждый месяц ты ходишь на какие-то проверки?! — Дим… — Если все хорошо, то почему ты все скрывал?! — замечая страх, разжигающийся в глазах Лёши, мужчина только зло выдохнул, переводя дыхание. Он раньше никогда не поднимал голос на мальчика, не считая случая, когда Горелов заметил его порезы, так что было не удивительно, что Дима только пугает его своим поведением. — Что у тебя? Лёша молчит, не хочет продолжать диалог на повышенных тонах, но это бесит ещё больше, раздражает и выводит из себя. — Давай, говори! — ИБС, — Диме потребовалось время, чтобы найти в своём мозгу уголок, где запрятались его знания о сердечно-сосудистых болезнях, но когда он хотел уточнить диагноз, Лёша сам расшифровал аббревиатуру. — Ишемическая болезнь сердца. Но я почти здоров, я же препараты принимаю. Данный факт не успокаивал. Дима сжал ладони в кулаки и постарался выдохнуть, но воздуха вновь стало мало. Если он все-таки выдохнет — больше не вдохнет. — На фоне? — На фоне, ну, — Лёша замялся, подбирая нужные слова. Атмосфера царила жуткая, Дима даже и подумать не мог, что с ними когда-то случится такая ситуация, — после травмы развился атеросклероз, а вот потом на фоне него и ИБС. Теперь стало ясно, и что за таблетки пил парень на новогодней дискотеке, и почему приходил чаще всего на физкультуре, и почему на скейте катался с перерывами. Неужели, мужчина был так увлечён подростком, что даже не заметил проблемы? — Но у меня ты не принимал никаких препаратов! Мы же ночевали вместе, весь вечер были рядом друг с другом! — Принимал, — тихо признался Лёша. — Либо перед встречей с тобой, либо, когда ты засыпал. — И чего же ты скрывал? — Это же не так важно… — Лёша, ты идиот! — голос резкий, грубый, от которого у самого Димы начинает колоть что-то в груди.— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Себя слышишь? — страх за парня и злость на самого себя будто ослепляют Диму и действуют за него, повышая голос все выше и выше. — Не важно, если ты помрешь где-нибудь от сердечного приступа, а я даже не смогу помочь?! — Успокойся, я контролирую болезнь. — Заткнись! — становится противно и от собственных слов, и от тона, но Дима уже не может повернуть назад. — Глупый щенок! Неужели не понимаешь, как твоё здоровье важно для меня?! Как ты важен?! — Я понимаю, — все попытки перебить медбрата заканчиваются тем, что он начинает кричать только громче и Лёша выбирает точно такой же путь. Он нервно сглатывает слюну и отвечает мужчине так же, на повышенных тонах. — Я недавно был на реабилитации! Все нормально! Ты же видишь! — Я сказал тебе заткнуться! — обрывает Дима, не давая Лёше даже закончить мысль, и подросток действительно замолкает, опуская голову вниз. — Что ещё ты скрываешь?! Может, ты меня и не любил никогда? Точно! Шутишь же постоянно, так давай, заканчивай свой спектакль! — Не неси чушь! — сил молчать нет, как бы Лёша просто не хотел подождать, пока мужчина остынет.— Почему ты делаешь из этого истерику? Я же стою перед тобой, хочу поговорить спокойно! — Лёшка бегает глазами по медбрату и все же решается сказать то, что хранил так давно, не решаясь спросить. — Ты же мне так и не рассказал, почему у тебя порезы были! — Это другое, Горелов! — тошнит, хочется выбежать из кабинета и убежать куда-нибудь, где его никто и никогда не найдёт. — Ты не сможешь понять! Ты ребёнок! Глупый и необразованный! — будто все самое едкое и мерзкое, что таилось в нём с самого начала, начало выливаться в наружу. — Эгоист гребанный! Да ты представить не можешь, как я за тебя переживаю, а тебе плевать! Фиолетово! Ты хотя бы раз можешь подумать обо мне?! — Я к вам пишу — чего же боле? — начинает Лёша, не поднимая глаз. — Что я могу ещё сказать? Теперь, я знаю, в вашей воле, меня презреньем наказать. — Ты… — Но вы к моей несчастной доле хоть каплю жалости храня, — школьник начинает говорить громче, хоть медбрат и замолчал, обескуражено наблюдая за ним, — вы не оставите меня. В кабинете повисло молчание, пока Горелов усердно пытался вспомнить слова и в голове прокручивал уже сказанные строчки. Дима наконец-то выдохнул, устало и раздражённо, даже не желая сейчас отпускать ситуацию, но гордость за мальчика, который вспомнил совет и стихотворение, заставила его смягчиться. — Успокоился? — с надеждой в голосе спросил парень, похоже, так и не в силах вспомнить продолжение. — Да, спасибо. Медбрат сделал шаг вперёд и заключил подростка в объятия, укладывая свою голову ему на плечо и стараясь сжать как можно крепче. Нет, не пытаясь сделать тому больно, а желая убедиться, что мальчик действительно живой. Слышит его сердце, оно, вроде как, бьётся ровно, даже и подумать нельзя, что с ним что-то не так. Осознание всех сказанных ранее слов приходит очень неожиданно и больно бьет по телу, словно множество пуль прилетает прямо в спину. Мужчина даже не хочет думать, что чувствовал Лёша, когда в него летели все те мерзкие слова. — Прости меня, вспылил на пустом месте. Руки подростка огладили его по волосам, а сам Лёша облегчённо выдохнул. — Ты просто волнуешься, я понимаю. Дима молча боднул Горелова, выражая недовольство. — Нет, я не должен был говорить на повышенных тонах… Я, я не знаю, мне страшно за тебя. Тёплые руки внезапно с макушки перешли на подбородок, и Лёша поднял лицо мужчины на себя, заглядывая в глаза. — Я расскажу тебе все, волноваться не о чем. Не соврал. Мы просидели в кабинете до самого вечера, когда тёплое солнце сменилось ветром, разговаривая о его болезни. Он рассказал про то, как его избили за ориентацию лучшие друзья, как только недавно закончил принимать курс психотропных препаратов и прошёл курс у психотерапевта, как только недавно отошёл от кошмаров и волнений. Рассказал о том, что он соврал о поездке в Кириши и на самом деле проходил обследование в Московской клинике, где ему сказали, что болезнь не прогрессирует и если он продолжит принимать таблетки по расписанию и постарается избегать стресса, то все будет просто прекрасно. Не сказать, что тогда я стал волноваться меньше, но мы договорились, что случись что-то такое, где нужна была бы медицинская помощь или дорогостоящие препараты — он тут же позвонит мне. И он ведь согласился. Согласился и дал обещание рассказывать обо всем, что касается болезни. Он обещал.