Сингулярность

      Он в очередной раз мысленно проклял этот светский раут и нехотя взял бокал шампанского с подноса проходящего мимо официанта. — Желаю вам хорошо провести этот вечер, — тут же расплылся в радостной улыбке парнишка. Белые перчатки, белая сорочка, торчащая из-под атласной жилетки. Даже взгляду зацепиться не за что. Внимательно оглядев парня до начищенных до блеска туфель, он всё же выдавил из себя ответную дежурную улыбку. — И вам. Официант явно не ожидал такого ответа, удивленно захлопал глазами, собираясь что-то возразить, но его вовремя окликнули со стороны: — Эй, разносчик! И парнишка послушно засеменил на зов. Сразу стало как-то спокойнее. Но и скучнее… Как обычно, ничего нового… Пора бы уже привыкнуть. Самодовольные толпы зажиточной богемы и снующий туда-сюда подобострастный персонал. Он всё ещё ощущал себя чужим в таких местах. Пожалуй, радовало лишь то, что не относился ни к одной из этих групп. Ни к избалованным аристократам, ни к услужливым официантам. И хоть сегодняшний костюм тоже стоил целое состояние, он был взят лишь на один вечер, чтобы мимикрировать, вписаться в толпу и не привлекать к себе лишнего внимания. Это пока работало… Но он всё равно чувствовал себя каким-то шарлатаном незаконно проникшим на королевскую вечеринку. И даже позолоченный квадратик приглашения с отчётливым тиснением V.I.P над его собственным именем не спасал положения, а лишь слегка оттягивал карман брюк. «Я здесь только ради Намджуна», — в который раз попытался успокоить он сам себя, — «Не могу же я подвести старого друга.» Но если уж на то пошло, Намджун мало нуждался в чьей-либо поддержке. Дожив до своих двадцати пяти он уже был знаменит на всю страну своими текстами. Большей частью андеграундными, но иногда и вполне лирическими. Все знаменитые певцы и айдолы в очередь выстраивались за его работами. Отваливали баснословные деньги только за то, чтобы он хоть как-то научил их писать. Или скинул с барского плеча очередной шедевр. Но делал он это редко, предпочитая издавать свои песни сам. Так они когда-то и познакомились, Намджун искал себе талантливого композитора и почему-то наткнулся именно на него… А дальше… Им просто понравилось работать вместе. Быть может причина крылась в обоюдной любви к хип-хоп музыке и андеграунду, а может быть они просто хорошо подошли друг другу из-за общего скептичного взгляда на вещи. Намджун любил иронизировать над всем и над всеми. Он мог ударяться в долгие философские рассуждения о мире, саркастично высказываясь о любых проявлениях человеческого восприятия и в такие моменты больше всего нуждался лишь в слушателе. Он и был таким слушателем… Молчаливым и внимательным. Но молчаливым потому что сам он в такие моменты очень далеко уплывал в собственных мыслях, а внимание лишь сосредотачивалось на его лице, чтобы ни в коем случае не разочаровать друга. Сам он, конечно, никогда не был таким философом. Мир ему казался серым безрадостным местом, в котором все играют по каким-то малопонятным правилам, пытаясь урвать хоть что-нибудь для себя. Если уж не богатство и процветание, так хоть кусок пожирнее, чтобы хватило на ближайшие дни. Пока ему самому это удавалось. Благодаря Намджуну или лишь благоприятным стечениям обстоятельств.       Шампанское не стоило пить залпом. Предательские пузырьки сразу ударили в нос, а алкоголь в голову. Давно он не пил… Во всяком случае ничего крепче кофе. Он закашлялся и поспешно вытащил из кармана носовой платок, принялся вытирать нос и рот. Чтобы лишний раз не отсвечивать и не мешать другим, незаметно отодвинулся в тень небольшого эркера. Здесь почти неслышно было голосов, они превратились в какое-то монотонное жужжание улья. Он откашлялся и высморкался, сжал в руках неряшливый кружевной комочек. Наконец огляделся. Здесь оказалось уютнее чем снаружи, в зале. Полумрак приятно окутывал со всех сторон, большие окна, обрамляющие эркер по кругу, сияли уже ночными звездами… а ещё здесь же имелась небольшая скамья, живописно укрытая пледами и подушками. Место для парочек? Определенно. Усмехнувшись про себя, он всё-таки уселся прямо посередине и постарался расслабиться. Усталость сразу опустилась на плечи, напоминая, что последние сутки он так и не сомкнул глаз. Десятиминутный сон прямо за компьютером не в счёт, он лишь на некоторое время освежил голову. А вот так чтобы лечь в постель… надев свою любимую пижаму… да еще и под одеялом… Он лишь тоскливо вздохнул и устроился поудобнее, развалился, наплевав на сохранность прокатного костюма. В конце-концов что он здесь делает? Среди всей этой достопочтенной, но «серой» публики. «Арт-пространства» кишащего сомнительными, но баснословно дорогими предметами искусства. И все эти люди… боже… неужели так уж приятно с умным видом рассматривать с разных ракурсов, какую-нибудь очередную художественную загогулину (больше похожую на обычную собачью какашку) и позже за бокалом «Кристалла» обсуждать её непревзойденную загогуличность с другими такими же знатоками «современного искусства»? «Ещё один», — усмехнулся он про себя, издали заметив очередного такого ценителя прекрасного.       Юноша остановился прямо напротив, словно нарочно вписавшись в арку эркера как в раму. Но это, конечно же, было не так, он просто рассматривал картину. Огромную картину, уходящую куда-то вверх, под самый потолок. Со скамейки была видна лишь спина парня, да его весьма лохматая шевелюра. Но даже отсюда было понятно, что с ним что-то не так. Он выделялся из толпы. И причина была не только в его насыщенно голубых волосах, перьями торчащими во все стороны и не в таком же голубом пиджаке, идеально облегающим стройную спину… Все вокруг беспрестанно сновали туда-сюда, высокопарно обсуждая увиденное, желая блеснуть умом перед собеседниками, но этот юноша ни с кем не говорил и просто стоял на месте. Его руки были опущены вдоль туловища, тогда как руки других гостей постоянно сжимали то бокалы, то шпажки с канапе. Он смотрел. Смотрел на картину и больше ничего. Он словно не замечал ничего вокруг, полностью погрузившись в созерцание. Пришлось привстать, очень уж хотелось понять, что именно он там так разглядывает. Никаких загогулин. Полотно отдалённо напоминало работу Босха, но явно ей не являлось. Видимо художника когда-то вдохновил «Сад земных наслаждений», потому что картина изобиловала мелкими деталями и издали казалась почти пёстрой. Зарябило в глазах. Проморгавшись, он попытался рассмотреть снова, но спина парня почти полностью заслонила обзор. Тонкая спина, хрупкая, с парчовыми разводами прямо между лопаток… Он всё-таки покинул нагретое гнездо из подушек и осторожно вышел из-под арки. Очень уж хотелось увидеть поближе полотно. Убедиться в его неизбежной бездарности. Ведь не могло же такого быть, чтобы среди всех этих бесчисленных посредственных изваяний и мазни вдруг притаился настоящий шедевр! Такого не бывает. Во всяком случае не в этом мире…       А юноша всё смотрел. Он стоял, а мимо сновали люди. Они случайно задевали его то плечами, то руками, неразборчиво извинялись и шли дальше. Он их словно не замечал. Всё его внимание поглотила картина. Что он там видел? Что заставило его выпасть из общей толпы и вдруг обрести свой собственный насыщенный цвет? Арка оказалась далеко за спиной. Чужой цвет притягивал, заставляя забыть обо всём на свете. Синева расходилась волнами вокруг, окрашивая серую толпу своими всполохами. Он медленно, словно околдованный, ступил в самую гущу этой толпы. Затаился в ней словно в засаде. И уже оттуда наконец увидел всю картину.       Поле боя. Вот что было там изображено… Поле боя, усыпанное телами и поломанным оружием. Воткнутые прямо в землю флагштоки и раненные, осматривающие тела. Последние уцелевшие воины, которые ещё дрались друг с другом. Общая мешанина мертвых и живых… Крови и железа… Мешанина той самой серости, которую он так ненавидел… И над всем этим — небо. Бесконечно голубое, бескрайнее… занимающее большую часть полотна. Словно насмешка над всей этой неразберихой внизу. Парень разглядывал её, эту синеву, сам словно её продолжение, выросшее из холста. Это было странно, тот трепет, который вдруг зародился где-то у сердца и прошёлся волной по всем нервным окончаниям. Просто юноша вдруг обернулся. До этого словно околдованный картиной, он забыл о ней в один миг. Услышал что-то? О чем-то вспомнил? Но это уже не имело значения, потому что их глаза встретились. Слишком неожиданно, слишком резко. Захотелось просто нырнуть в толпу, укрыться за проходящими мимо людьми, но было уже поздно, юноша заметил его. Парализовал нездешней теплотой глаз. Теплотой расплавленного шоколада, потому что глаза его оказались карими. Парень дрогнул ресницами и вдруг улыбнулся. Во всю ширь своего рта. От всей души… и это тоже было странно, никто из людей давно уже так не улыбался. «Инопланетянин», — растерянно подумал он, — «Просто потерпел крушение на этой богом забытой планете, вот и всё…» Захотелось крикнуть ему что-то резкое, обидное, «чего уставился?» — подошло бы больше всего, но он просто застыл на месте. Внутри творилось что-то странное, пугающе неподвластное, то что было сложно как-то назвать… А юноша смотрел. Просто смотрел, теперь уже на него, а не на картину, и всё так же открыто улыбался. А сердце неминуемо таяло и таяло…       Намджун появился неожиданно. Во всяком случае он заметил его не сразу. Старый приятель весело выпорхнул из стайки богато разодетых девушек, и не особо разглядывая толпу, направился прямо к голубоволосому парню. На секунду замер прямо у него за спиной, усмехнулся чему-то, а потом игриво шлёпнул юношу по заднице. Улыбка тут же погасла на лице парнишки, глаза распахнулись испуганно и удивленно. Намджун весело расхохотался. Это был знакомый смех, открытый и искренний, не лишенный своего залихватского очарования… но именно сейчас, этот смех, показался чуть ли не отвратительным. Неприятное чувство стыда поднялось откуда-то из глубин души, ударило обжигающей волной в лицо. Захотелось просто уйти, незаметно исчезнуть, навсегда забыть вспыхнувшее от стыда лицо парнишки… это было гадкое чувство. Гадкое… будто сам он получил такой вот унизительный шлепок на глазах у всех. — Юнги! — поздно, Намджун заметил его и теперь весело махал рукой, словно ничего не случилось, — Юнги, привет! Иди к нам! Он было попятился назад, но понял, что сейчас его бегство будет выглядеть по-меньшей мере глупо и оставил эту попытку. Изобразил на лице какое-то вялое подобие улыбки, даже слегка приподнял руку, в которой всё ещё был зажат кружевной платок. Юноша никуда не ушёл, он стоял здесь же. Повернувшись к Намджуну что-то говорил ему в полголоса, будто всё произошедшее было совершенно нормальным. — Ну, что же ты? Юнги! Дружище! — снова расплылся в широкой улыбке Намджун. «Зараза», — выругался он про себя. Но делать нечего, пошёл. Если уж назвался другом… Лицо всё ещё пылало, будто от пощёчин, а говорить с этими двумя совсем не хотелось. Но не всё в этом мире делается по желанию… — Привет, — сразу похлопал его по плечу Намджун. По хозяйски приобнял стоящего рядом парня и легонько подтолкнул вперёд, — Это — Тэхён, знакомься! Не поверишь! Нашёл его недалеко от Тэгу. Он — моё новое увлечение, — на последней фразе Намджун заговорщицки снизил тон. — Приятно познакомиться, — очень тихо выдохнул юноша и вежливо склонил голову, — Позаботьтесь обо мне. — Прелесть, правда? — сияя глазами спросил Намджун. Он походил на гордого обладателя какой-нибудь редкой вещицы. Дорогого автомобиля или произведения искусства. Юнги мысленно поморщился от таких ассоциаций, но всё же протянул парню руку. Сжал длинные крепкие пальцы. Удивился их мозолистой шероховатости и неожиданной силе. Собрался с духом и всё же снова глянул в карие ласковые глаза. Прошептал хрипло, но искренне: — Я тоже из Тэгу, — и увидел как в глубине мальчишкиных глаз загорелись счастливые огоньки.

***

      Это был уже второй бокал шампанского за вечер. Что странно… Но если уж начал катиться по наклонной… будь добр делать это до конца. Они с Намджуном расположились на той самой украшенной подушками скамье для парочек. Неспешно потягивали свои напитки и бездумно пялились на картину. Ту самую, где всё ещё ломали копья нарисованные воины. — Не хочешь ничего у меня спросить? — вкрадчиво осведомился Намджун. — Нет. — Точно? Даже о нём? — переспрашивать было глупо, и так понятно кого имеет в виду Намджун, голубые перья волос так и маячили на периферии. — Ты уже всё сказал. Намджуну точно не понравился ответ, но он промолчал. Не стал наседать. Вместо этого снова припал к бокалу. Откуда-то из зала доносился человеческий говор, всевозможные знатоки всё так же восторгались эксклюзивной экспозицией и не забывали делиться друг с другом впечатлениями. Только место перед картиной всё так же оставалось свободным. — Знаешь как она называется? — вдруг спросил Намджун. Его голос впервые за этот вечер показался Юнги по-настоящему серьезным. Он повернул голову и посмотрел на друга. — Как? — «Суета сует», — Намджун усмехнулся, — Иронично, правда? Сразу понятно как автор относится к людям. Юнги сделал осторожный глоток, очень не хотелось снова подавиться, и поднял глаза на картину. Синева неба тут же затянула в свою глубь. Безмятежная и бездонная, далекая от тех серых фигурок, сошедшихся в смертельной схватке. Неизменная синь… — Мне кажется, автор хотел показать не совсем то, о чем ты думаешь, — всё-таки тихонько произнёс он и украдкой поискал глазами Тэхёна. Заметил парня в дальнем углу зала, прочистил горло, — Тебе кажется, что это насмешка над людьми. Но может быть ему было совсем не смешно, когда он писал эту картину… — Думаешь? — Говорю же, не похоже, что он ненавидел людей, — в это время Тэхён остановил проходящего официанта и о чём-то с ним заговорил, — Что если он хотел лишь подчеркнуть… — Что? — Не знаю, может быть как раз то, что многие из нас слишком заняты вознёй на земле и никогда не находят времени посмотреть на небо? Тэхён оставил официанта и теперь неспешно шёл в их сторону, сжимая в руках тарелку с закусками, на его лице снова сияла та самая открытая и добрая улыбка. — Но ведь небу всё равно, — хмыкнул Намджун. — Небу всё равно, — как эхо согласился Юнги, — Но ведь и людям тоже… Но Намджун его уже не слушал, он чуть отодвинулся, освобождая место для Тэхёна и поманил его пальцем. — Вот, я принес, — юноша скользнул под тень эркера и парчовые разводы на его пиджаке поползли бликами в разные стороны. Он протянул Намджуну тарелку и послушно уселся на выделенное для него место. «Почему именно посередине», — возмутился про себя Юнги, но бок парня уже оказался совсем близко. Твёрдое бедро неосторожно задело его собственное. Юнги нахохлился и попытался немного отодвинуться. — Вот он всегда так, — заметил его телодвижения Намджун, — Не любит когда его трогают. Вечно ворчит, чтобы руки не распускали и всё такое… — Простите, — испуганно дернулся в сторону Тэхён, — Я совсем не хотел вас обидеть! Хотите, я пересяду? — Сиди, где сказали, — удержал его на месте властной рукой Намджун, — Юнги, ты ведь не против? Удушливая волна снова пробежала по телу, стиснула горло. Захотелось встать и высказать Намджуну что-то яростное и жестокое, но он вдруг увидел совсем рядом грустные глаза парнишки, его опустившиеся уголки губ и кое-как сдержался, прошептал сдавленно: — Да, всё нормально… — Ну, вот видишь, — улыбнулся Намджун, — Юнги~ши не против. Юноша остался рядом, только заметно напрягся, сложил руки на колени, а сами колени сдвинул. Стало почему-то стыдно именно перед ним. И за свои глупые попытки отодвинуться, и за слова Намджуна. Не так ведь всё! Не противно ему. Совсем даже нет… Только дышать тяжело и какая-то дурацкая дрожь по телу… Дело в шампанском? Точно в нём. — Я тут недавно рассказывал Тэтэ, что мы с тобой соавторы, — вдруг снова неспешно заговорил Намджун. Он взял с тарелки, которую принес Тэхён, крохотную тарталетку и отправил в рот. — Да, — тут же вскинулся парнишка, — Мне очень нравится ваша музыка! То как вы подбираете биты, как складываете всю композицию, как играете… — Так о чём бишь я? — доел свою закуску Намджун и легко перебил оживлённого парнишку, — У Тэхёна неплохой голос и ты мог бы попробовать его записать. — Почему я? У тебя самого есть студия. Намджун иронично приподнял бровь и переглянулся с притихшим юношей. Тот взволнованно вытянулся, метнулся глазами в сторону нахохленного Юнги. — Потому что он хочет, чтобы именно ты его записывал, — с нажимом на слове «ты» произнес Намджун, — Я показал ему твои старые записи. Помнишь, там где ещё рояль? Он был в восторге. Особенно ему понравилась твоя интерпретация Баха. — Баха? — Юнги выпал из своего напряжённого оцепенения и всё-таки глянул на друга, тут же столкнулся ещё и с умоляющими глазами парнишки. — Пожалуйста, — прошептал Тэхён. — Конечно, Бах ему ни к чему. Это уж я для красного словца… Просто подберешь ему хорошую композицию, отредактируешь звучание… — сразу перешёл к делу Намджун. — Ты поэтому меня сюда пригласил? — перебил Юнги, — Работу мне подыскал? Записывать твоего любовника по блату? Тэхён вспыхнул, сразу и сильно, от самой шеи до синих корней волос. — Ты против? — удивился Намджун, — если так уж не хочется напрягаться, могу заплатить, сам знаешь, для меня это не проблема. Вот оно что, а он то было подумал, что старый друг просто захотел увидеться… Всё-таки поднялся, ужасно хотелось посмотреть на этих двоих со стороны. Довольны собой? Намджун, так уж точно, лишь невозмутимая полуулыбка на лице и наигранное недоумение во взгляде. — Не хочешь? — Можешь засунуть свои деньги куда подальше, — хрипло уронил он. Поставил недопитый бокал на скамью и пошёл прочь. Вышел из-под арки эркера и наконец сделал то, что так хотел сделать весь вечер — просто погрузился в толпу. Его так никто и не окликнул…