Любовник смерти

Мы обессиленно сидели перед разожжённым камином. День клонился к вечеру, а мне не верилось, что все произошедшее уместилось в половину дня. Казалось, что из Мракс-хауса мы ушли не этим утром, а десять лет назад. Том угрюмо молчал, пил коньяк и курил сигариллы. Я заказал домовику кофе и пирожные. Он подал лимонный щербет. Уныло тыкая ложечкой в упругую массу, я размышлял, почему со мной так сложно. Даже из вхождения в род я устроил лютый кошмар. Причём у меня о самом вхождении были самые прекрасные воспоминания. Я теперь легко могу патронусами освещать путь в туалет ночью. Том же вытаскивал из очередной задницы моё многострадальное тело. Уже который раз мой дух пытается освободиться от бренной оболочки. Это последствия множественных смертей? Из пучины самобичевания Том выдернул меня вопросом: — Что происходило с тобой, когда ты потерял сознание? Я задумался. Передаст ли Омут Памяти мои ощущения от встречи с предками? Картинок у меня почти не было. Может легилименция. — Понимаешь, там было больше ощущений, чем визуализации. Я бы хотел передать всё вплоть до них, это был непередаваемый опыт, — восторженно сказал я. Том ожёг меня взглядом, и я затих. — Да уж, непередаваемый, — хмыкнул он и задумался. — Есть один ритуал. Plena immersio. — А в чём проблема? — Да, в общем, ни в чём. Та же легилименция, но я выпью твоей крови. Я подумал, что это будет справедливо. Тому я крови попил немало. И кивнул. Мы спустились в подземелье. Я передёрнул плечами, вспоминая, как мы шли туда вчера в полной тишине. За рядом камер был дуэльный зал и зал с родовым камнем. Родовой камень рода Мракс был… мрачным. Чёрная грубо отёсанная глыба с зелёными прожилками. Только горизонтальная поверхность была гладкой, будто оплавленной. Я лёг на камень. Том нацедил моей крови в ритуальную чашу, украшенную по ободу рунами, залечил порез и, обмакнув палец в чашу, нанёс мне на лоб несколько рун. — Я конкретизировал период и ограничил время погружения, — пояснил он. Потом допил кровь из чаши, зафиксировал мою голову руками и уставился мне в глаза. Я почувствовал лёгкое ментальное давление, расслабился и заново погрузился в шёпот предков. Ощущения не были такими острыми, как при принятии в род. Скорее, как дежавю. Как когда знакомый запах поднимает целый пласт ощущений из памяти. Или фраза погружает в ощущение ужевидения. Знакомое чувство выпадения в реальность, и я снова смотрю в шоколадные глаза. Том сфокусировал свой взгляд и мягко поцеловал меня в лоб, в глаза, в губы. — Это было прекрасно, Харон, — тепло сказал он. — Даже для меня это было прекрасно. Никогда бы не подумал, что древний род некромантов и поклонников Смерти так сплочён и единодушен. Хотя я их понимаю. Таким как ты — не пренебрегают. Я зарумянился от комплимента, от тёплого тона, от поцелуев. — Ужинать или спать? — Спать. Я вымотан, ты тоже. Он протянул мне руку, поднял с алтаря, и мы пошли в спальню. В душе Том долго целовал меня, не давая ни обнять себя, ни поцеловать в ответ. Лицо, шея, плечи, грудь, пальцы. Когда он втянул мой палец в рот и начал посасывать, я захныкал. — Позволь мне. Позволь, — я протянул руку к его члену, упиравшемуся мне в живот, но он шлёпнул меня по руке, опять не давая к себе прикоснуться. Потом прижал к себе, подтянул за ягодицы. Я обнял его ногами, руками, и он унёс меня в постель. В постели пытка продолжилась. Я мял руками простыню, хватал его за плечи, запускал руки в волосы, подкидывал бёдра, крутился, хныкал и умолял. Но Том томительно нежно кружил вокруг изнывающего члена, целовал внутреннюю часть бёдер, тазовые косточки, живот. Потом раздвинул мои ноги и принялся за ягодицы, игнорируя стоящий член. Я ощутил холодок очищающего и смазки, и замер в предвкушении. Он навис надо мной, толчком колена раздвинул ноги шире, заставляя открыться перед ним ещё сильнее, и, приставив головку ко входу, несильно толкнулся вперёд. Я хотел сильнее, резче. Закинув ноги ему на поясницу, я резко притянул его ногами к себе. Он вошёл на всю длину, даря чувство наполненности, единения. Его член пульсировал в такт моему сердцу. Глядя на меня расширенными зрачками, глаза в глаза, он начал двигаться. Вначале медленно, размеренно. Я стремился к нему навстречу, помогая скрещенными ногами, прогибаясь в пояснице. Темп нарастал, дыхание стало резким, поверхностным. Жар разливался от низа живота, затапливая грудь, плечи, лицо. Я горел, балансируя на грани. Член размеренно бил по скоплению нервов, каждой фрикцией нагнетая возбуждение. Судорожно сжимая Тома руками и ногами, я взбирался всё выше и выше, до нехватки дыхания. Том пожирал взглядом моё лицо, не давал закрыть глаза, заставляя смотреть в его черноту. Я сделал глубокий вдох и, неосознанно задержав дыхание, замер в точке невозврата, достигнув максимальной высоты. А потом рухнул в оргазм с резким выдохом, выгибаясь. Том догонял меня резкими, рваными толчками, пил моё дыхание, насаживался на сокращающееся кольцо мышц. И шептал, шептал мне в рот: «Не убегай от меня больше, не убегай, не убегай». Потом запрокинул голову, вошёл на максимальную глубину и глухо застонав, кончил. Я остро ощущал, как его член пульсирует во мне, выстреливая спермой, его тяжёлое расслабленное тело подрагивало, он влажно дышал мне в шею. — Тебе не тяжело? — он завозился, попытался откатиться, я не дал, не расплетая рук и ног. — Нет, мне хорошо. — Не убегай от меня за грань, — снова пробормотал Том мне в шею. Я ничего не ответил, только сильнее сжал руки на его расслабленных плечах.