Любовник смерти

— Слушай, а как мне туда попасть? — Куда? — Ну, в менор. Я же не знаю, где он. Как вообще волшебники узнают, где их собственность? Вот у меня, к примеру, есть остров Сен-Крё на Эгейском море. Но я не знаю даже, где он находится. Ну, понятно, планета Земля, Эгейское море. А дальше? Том явно хотел закрыть лицо рукой. Но сдержался. — Мальбрук в поход собрался… — пробурчал он под нос. — У тебя шкатулка для переписки с гоблинами есть. Напиши поверенному рода, пусть даст координаты для аппарации или адрес. Я извлёк из браслета шкатулку и быстро нацарапал поверенному письмо. Ответ с координатами аппарации пришёл мгновенно. Я сунул туда в ответ чек с благодарностью и накинул на шкатулку оповещающие чары. Если мне пришлют что-то из банка, пока шкатулка в браслете — я узнаю об этом. Браслет будет вибрировать, а отделение, где она лежит — светиться. Как я люблю Магию! Я со скорбью снял домашнюю одежду и надел свои практичные джинсы, свитер, куртку и высокие ботинки со шнуровкой. Это может быть тем ещё квестом. Том крепко прижал меня к себе и унёс в парную аппарацию. Не любил её до жути. Кто-то описывает её как чувство протаскивания сквозь узкую трубу. Согласен. Но у меня ощущения ещё экзотичнее. Будто тебя разбирают на одном месте, а потом собирают в другом. И каждый раз немного по-разному. Мы оказались перед железными воротами, увитыми шпалерными розами, я провёл по решётке рукой и уколол палец до крови. Ворота со скрипом раскрылись. Небольшой запущенный парк и кругом розы, унылые по осеннему времени, с пожелтевшими головками цветов. В глубине парка стоял двухэтажный дом викторианской эпохи. С башенками, флюгерами, сложной крышей состоящей из ломаных линий. С обязательным для этого типа поместий мезонином. Дом спал, но казался тёплым, родным. Как тёплое сонное тело ребёнка под одеялом. На лужайке перед домом, чуть правее центрального входа, рос огромный дуб с домиком в ветвях. У меня было ощущение, что я вернулся домой. Я подошёл к двери и, надрезав ладонь, щедро измазал круглую медную дверную ручку кровью. Щёлкнул замок и дверь открылась, слегка присыпав нас пылью. Я первым ступил в гулкую тишину холла. Большой холл, выложенный мрамором пол, две лестницы, полукружиями уходящие вверх и внутрь дома. Огромная люстра, что свисала между ними, сейчас была зачехлена. Я стоял в центре и прислушивался к дому. Снизу шёл требовательный тихий звук. Как гудение шмеля на грани слышимости. Или как трансформатор гудит. Я начал спускаться вниз, интуиция привела меня тёмными коридорами, что мы подсвечивали Люмосами, в небольшой ритуальный зал традиционной куполообразной круглой формы. В центре стоял родовой камень, глубокого чёрного цвета с красноватой патиной по всей поверхности. В очередной раз надрезав ладонь, я щедро поделился с ним кровью и магией. Камень пил взахлёб. Мне было не жалко. Скоро мне принимать тут Гарри в род, усыновлять его по крови, так что алтарь должен быть сыт. Гудение стало более низким, менее тревожным, постепенно затихая. Дом же как будто отряхнулся, довольно заурчал, рассылая флюиды приязни, радости, принятия. Надо было найти галерею предков и разбудить домовиков. Как это делать я не знал и призвал Добби. — Добби, ты не подскажешь, здесь есть домовики? И если есть, то как мне разбудить их? — Вы уже разбудили их, господин. Они ждут в холле. В ритуальный зал домовик может попасть только по прямой воле хозяина. — Спасибо, Добби, — отпустил я его. В холле действительно нашлось два домовика и домовушка. Они раболепно попадали на колени, увидев нас. Я поднял их с колен, остановил радостные восклицания и спросил имена. Звали их Перри, Пенни и Питти. Видимо у предков было специфическое чувство юмора. Я представил им Добби, объяснил, что ему они подчиняются в том числе, рассказал, что скоро менор будет заселён, за всеми финансами обращаться к Добби и попросил начать расконсервацию и уборку менора. Тут же выдал Добби солидную сумму на накладные расходы и отпустил всю честную компанию. Мы бродили по Поттер-менору, заглядывая в комнаты, гостиные, залы. Я, прислушавшись к себе, пошёл будить галерею предков, а Реддл — искать библиотеку. Разбудив портрет Флимонта Поттера, я услышал неясный стук, хорошо слышимый в пустующем доме, а потом тишину разорвал звериный вой. Я вначале опешил, а потом бросился на звук, задевая плечами косяки и пробуксовывая на поворотах. Звук шёл от библиотеки. Перед приоткрытой дверью библиотеки остановился, достал палочку из крепления и аккуратно заглянул. Спиной ко мне на коленях сидел Том, укачивая на руках тело и что-то шепча. Сбоку от него стоял шкаф с приоткрытой дверцей. Я замер. Чьё тело тут может быть? В закрытом меноре. Потом рассмотрел встрёпанные длинные волосы, выбившиеся из косы, зигзагообразный шрам на бледном лбу, остекленевшие разные глаза… Видеть свой труп было странно. Блять, боггарт! Я тихо отступил за створку двери и вызвал Патронуса. Серебристая пантера метнулась к Тому, встала перед ним, произнесла надиктованное послание глубоким бархатным голосом: «Том, тут могут быть боггарты и прочая нечисть. Будь осторожен». Он не должен знать, что я видел его таким. Никогда. И не должен знать, что я видел его боггарта, думал я, скрадывая звуки шагов. Я вернулся в портретную галерею и прижался к стене. Осознание увиденного накатило на меня цунами. Я не понимал, что чувствую. Страх Тома моя смерть? Это он выл как дикий зверь? Я и моя эмоциональная незрелость в отношениях давала о себе знать. Очевидно, я что-то пропустил, не понял, не заметил. Я ему важен? Как жить с этим знанием, которое разрывает меня между ужасом и восторгом? Додумать я ничего не успел. Дверь хлопнула, Том дёрнул меня на себя и утопил в страсти. Это было похоже не на секс, а на нападение. Я был смят, опалён, пленён. Он вбивался в меня так, будто завтра никогда не наступит. Если бы я сопротивлялся, он бы этого не заметил. Но я не сопротивлялся. Это было нужно сейчас в равной степени и ему, и мне. Эта дикая страсть расставила все точки, выжгла мысли и засыпала пеплом сомнения. Когда всё закончилось, я лежал в кольце его рук, обвив его руками и ногами, слегка помятый и слушал, как ровно бьётся его сердце. Том лежал на мне, придавив всем весом, мне было тяжело дышать, но эта тяжесть давала мне ощущение некой защиты, незыблемости, спокойствия. Он уткнулся мне лицом в шею и размеренно дышал. Мне даже показалось, что он уснул. Я мягко погладил его по голове, потом запустил пальцы в волосы, слегка массируя кожу головы. И почувствовал поцелуй за ухом, потом в шею. Не те грубые укусы-поцелуи, а такие деликатные, на грани нежности. Вспомнив своего боггарта, я обнял Тома сильнее. Боггарт считывает с ментала мага истинный, глубинный страх, который невозможно контролировать и к которому невозможно быть готовым. Тот, что выворачивает наизнанку. Я утешил его, как мог. Жаль, что не могу утешить и поддержать словами, так как ничего не видел и ничего не знаю. — Что бы ни произошло, я рядом, — единственное, что я смог сказать. Том нехотя выпустил меня из своих объятий, кинул на нас Очищающее и Репаро на мою одежду (хорошо хоть не распылил, а просто порвал) и протянул мне руку. Я встал покряхтывая, спина точно вся в синяках, я пересчитал ей все паркетины на полу. Развернувшись к Тому спиной, я задрал свитер. По мне прошла тёплая волна магии, и боль отступила. Я кивнул, извиняясь, Флимонту Поттеру, который явно был шокирован случившейся сценой, но держал себя в руках. Пробуждение портретов я решил отложить пока, разбудив лишь жену Флимонта — Юфимию Поттер, чтобы им было не скучно. Я представился им Хароном Певереллом, отпрыском дальней ветви рода Поттер, живущей в Новой Зеландии, сообщил, что в связи со смертью их сына (простите бабушка и дедушка) в пожаре я прибыл в Англию и занимаюсь сейчас делами семьи. Что у них есть внук Гарольд Поттер, и скоро он с матерью переедет в менор. Том наотрез отказался оставлять меня одного, так что я представил и его Флимонту и Юфимии. Они помнили его молодым перспективным политиком, который придерживался традиционных взглядов в отношении Магии, ритуалов и благосклонно отреагировали на него. Вежливо раскланявшись, мы ушли. Выйдя за пределы менора, я обернулся, отпустил магию, прислушался. Магия менора льнула ко мне, грустила, звала, ласкала. Отправив посыл любви и ласки, я взял Тома за руку. Он этим не удовлетворился, прижал к себе и аппарировал нас в Мракс-хаус. Он вообще после произошедшего был несколько навязчивым, старался всё время касаться меня и не выпускать из виду. Но я его понимал. Очевидно помимо самого факта от встречи с боггартом, он был шокирован тем, какую именно форму боггарт принял. Если это стало шоком для меня, что чувствует он — сложно переоценить. Какое-то новое чувство прорастало во мне. Ответственность, сочувствие. Я понял, что Том незаметно для меня проник в круг моих близких людей.