Любовник смерти

Добби аппарировал меня прямо в спальню. Зашибись. Очевидно Том кого хочешь заставит себя уважать. И смысл было наматывать на меня шарф и заставлять надевать куртку? Я сложил всё в свой любимый шкаф под названием стул, стянул свитер через голову, вышел из штанов и белья и пошёл в ванную. Меня догнал шлепок по заднице. Я поленился расплести косу, встал под горячую воду и с наслаждением подставил лицо прямо под упругие струи. Второе возвращение в человека прошло легче. Я быстрее привык к телу, меня не мучает зов. А может всё дело в часовом марафоне по лесу и сытной еде? Сильные руки обвили талию, спину прижало к крепкой груди, в поясницу упёрлось что-то твёрдое. — Твоя кошка — великолепна, — жарко прошептал Том мне на ухо. Пожар с уха переместился на щёку, шею, грудь. Его руки ласкали меня, задевая затвердевшие соски, обводя поджавшиеся мышцы пресса, проводя горячие полосы по рёбрам. Я почувствовал щекотку очищающего и холодок смазки, горячая рука легла на мою восставшую плоть, лаская. С другой стороны в меня проникли пальцы. Рука и пальцы двигались в едином темпе, доводя меня до безумия, заставляя жалобно стонать, упираясь в стенки душа. Том вошёл в меня в тот самый момент, когда я излился в его ладонь, глухо застонав. Он брал меня быстро, жёстко, властно, одной рукой придерживая за бедро, задавая темп, второй намотав косу на кулак, подтягивая меня за неё для более глубокого проникновения. Я прогнулся в пояснице, подстраиваясь под темп, ловя нужный угол проникновения. Теперь член бил в простату, возбуждение накатило снова, и я кончил тогда, когда внутри меня разлилось жаркое тепло, а Том, застонав, укусил меня за плечо несколько раз подряд. Тяжело дыша, я осел на пол в ванной, ноги тряслись после двух оргазмов подряд. Том по традиции сел рядом. Душ поливал нас тёплым дождём. — Ты же хотел в тёплую постель. — Я не сдержался, когда увидел тебя под душем. Твоя коса так аппетитно устроилась между половинок, я представил, что у тебя чёрный кошачий хвост, и я наматываю его на руку. — Извращенец. — Да, мне поставят там памятник. — Где? — Во Вращенцах. Я фыркнул. Тупая шутка. Хотя даже на такую я сейчас был не способен. В голове был белый шум. Всё, спать! Мы, поддерживая друг друга, кряхтя и оскальзываясь, хихикая и потирая бока (я как вечно пострадавшая сторона) пошли в спальню. Два зверя, в лице моей анимагической формы и ненасытного Тома, вымотали меня до предела и, прикоснувшись головой к подушке, я мгновенно вырубился. Спасибо Тому, у него ещё нашлись силы бросить на мои волосы Осушающее.

***

Мне снилось, что я в коконе. Он тесный, но уютный и безопасный. Я в нём, чтобы расти, развиваться, чтобы потом, когда кокон выпустит меня — расправить сверкающие всеми красками крылья. Я пошевелился, желая ощутить их за спиной и… проснулся в кольце горячих рук Тома. В этом мире меня совсем не мучают кошмары. И сны очень яркие, говорящие. Некоторые мне удалось расшифровать, некоторые пока нет. Тело приятно ломило, чуть легче, чем после первого оборота. А может не из-за оборота, а физической активности, что накрывала меня в анимагической форме. Таким совершенством хотелось пользоваться на полную. Я всегда считал кошек самыми гармоничными созданиями. Идеальный хищник, отточенный до совершенства веками эволюции. У меня было на выбор два дела. Банк, где я хотел создать фонд для отпрысков семейства Уизли. Сейчас конец 1981 года. Самому старшему — Биллу, сейчас десять. В следующем году он как раз пойдёт в Хогвартс. Я помнил бедственное положение их семьи и не хотел, чтобы недостаток денег так давил на всю их школьную жизнь. Перелицованные мантии (одна мантия Рона к святочному балу чего стоила), потрёпанные учебники, отчаянная экономия и болезненное место, в которое их пинали не раз. Так же я хочу вложиться в предприятие Фреда и Джорджа, которых я из семьи Уизли любил больше всего. Только старшие, Билли и Чарли, и осиротевший Джордж, из всей семьи поддержали меня в прошлой жизни. Правда негласно. Разбивать их семью из-за своего выбора и сексуальных предпочтений я не собирался, о чём им открыто и написал в ответ на письма поддержки. И второе — в Поттер-меноре у родового камня я хотел вызвать дух отца и поговорить с ним. Принести извинения и, если они будут приняты, попросить о мести. Хвост был моей целью. Взывание к духу не совсем некромантия. Но вот вызвать дух в материальной форме привидения, это уже сложнее. Я накопал в библиотеке Тома один обряд: «К духу взывающий за местью справедливой», но мне нужен был сильный напарник. Смогу ли я уговорить Тома, не знаю. Хмыкнув на те картинки, что подкинул мне мой мозг на слово «уговорить», я змеёй выполз из кольца рук Тома и поковылял в ванную. Вызвав Добби, я попросил наполнить мне ванну горячей водой с чем-нибудь болеутоляющим и сделать что-нибудь с волосами. Добби покачал головой, но не бросил своего непутёвого хозяина в беде. Такого расслабленного, отмытого и ухоженного, меня и нашёл Том. Вода в ванной уже остывала. — Привет! Он молча наклонился ко мне, поцеловал в висок. — Ты меня игнорируешь? — Нет, просто задумался, почему ты всё время по утрам торчишь в ванной. Откуда такие сибаритские привычки? — Ну, во-первых, это то удовольствие, которое в прошлой жизни я почти не мог себе позволить, — увидев приподнятую бровь Тома, я уточнил, — у Дурслей у меня был лимит на доступ в ванную. Десять минут утром и десять минут вечером. В Хоге я только раз в ванну смог попасть, когда был Турнир трёх волшебников, потом я почти год скитался по лесам и жил в палатке. В общем, только последние два года я мог сибаритствовать. Кричер хоть и ворчун, но ванну наполнял мне регулярно. А во-вторых, я вечно в синяках или с крепатурой, ванна отлично их снимает. А если туда добавить болеутоляющего, — я мечтательно закатил глаза, — а синяки у меня, потому что кто-то очень несдержан. Том хмыкнул и начал выковыривать меня из воды. Я отбивался. В итоге уронил его в ванную и сбежал, дико хохоча. Злой и мокрый Том поймал меня в спальне, завалил на кровать и долго жадно целовал, распалив меня до яркого румянца, а потом злобно бросил одного и с эрекцией. В холодный душ идти не хотелось, к Тому я принципиально не пошёл, так что сложив ноги по-турецки, я ушёл в медитацию. Вдох, выдох. Вдох через нос, выдох через рот. На меня опускается умиротворение. Я представляю себе восход солнца на пляже. Энергия солнечных лучей наполняет меня, я чувствую как она циркулирует по телу, насыщает моё магическое ядро, пузырьками напитывает кровь и разносится по телу. Я выдыхаю её, я дышу ей. Я почувствовал своего дракона. Он не рвался в небо, просто наблюдал за мной, насыщался солнцем и силой. Когда-нибудь я окончательно его обуздаю. Минут через двадцать я вышел из транса, расплёл затёкшие ноги и натянул домашнюю одежду Тома. Должна же у меня быть хоть какая-то моральная компенсация. Я знаю, что он вредный по утрам. Но это не повод вот так меня бросать. До завтрака я ушёл в каминную, чтобы там дочитать последние десять страниц «Мастера и Маргариты». Роман поразил меня. Я знал, что Булгаков писал его буквально на смертном одре, так и не закончив. Лишь через тридцать лет после смерти писателя его опубликовали стараниями жены. Эта некая недосказанность, незавершённость пленила. Давала надежду на новую жизнь для главных героев. Я так глубоко ушёл в послевкусие от прочитанного, что не сразу заметил Дорри, что приглашал меня к завтраку. Вздохнув и бережно закрыв книгу, я попросил Дорри вернуть её в библиотеку и пошёл в столовую.