Любовник смерти

Утром я проснулся от вибрации браслета. Сработала сигналка на банковскую шкатулку. Я выкарабкался из-под навалившегося на меня Тома, отлежавшего мне руку и бок, ушёл в ванную и открыл шкатулку. В бархатном лоне посверкивала чешуйками серьга-каффа. Я взял её в руку и почувствовал исходящую от неё магию. Несущую умиротворение и чистоту разума. Отлично! Подарок на Рождество готов. Я попросил Добби принести мне небольшую коробочку, бечёвку и пергамент. Уложил каффу и короткую записку-признание, перевязал лентой и велел спрятать под ёлкой. Приняв душ, завязав волосы в небрежный пучок, я пошёл в дуэльный зал. Коротко разогревшись в Сурья Намаскар, я вытряхнул мечи и разогревался уже более жёстко, танцуя с ними. Подумал, что пора менять оружие. Я слишком привык к мечам, шаблон станет слишком жёстким, а никто не знает, чем придётся отбиваться при нападении. То, что оно рано или поздно случится, я даже не сомневался. Надо приобрести новое оружие. Катану и шесты для начала. Потом, возможно, кинжалы. В медитацию я садился на подрагивающих ногах. Вымотался я сегодня знатно. Некоторое время наблюдал своё мерцающее наливающейся силой ядро. Потом напитал ниточки домовиков и фамильяра. Легонько, чтобы не беспокоить, прикоснулся к родственным связям, делясь любовью и чувством привязанности. Влил силы в золотые нити. В ленту Тома много, щедро, от души. Деликатно — Северусу. Он просто почувствует себя не одиноким, нужным. Лёгким флёром душевной теплоты. Коснулся зелёной нити Сириуса, делясь дружеским участием. Чёрная лента Госпожи не требовала от меня силы. Она была для этого слишком независима. Я лишь провёл по ней кончиками пальцев, напитывая эмоциями и жизнью. Принимая в себя умиротворение, спокойствие, вечность. Выйдя из медитации, я с трудом расплёл затёкшие ноги и вызвал Кричера. Сириус вчера напился в хлам на берегу вечного моря. Немного повыл на луну. А потом уснул под звёздным небом. Кричер перенёс его в бунгало. Я попросил у Добби Антипохмельного и отправил с ним Кричера назад на остров. Сириуса надо было привести в порядок к середине дня и вернуть в Лондон. Сегодня возвращался Регулус из Хогвартса на рождественские каникулы, и Вальбурга с Сири традиционно встречали его на вокзале. Когда я вернулся в спальню, ванна была уже оккупирована Томом. Чтобы не нарываться на утренний секс после выматывающей тренировки, я попросил Добби перенести меня в ванную с небольшим бассейном. Там я с наслаждением вымылся, привёл волосы в порядок, а затем вышел к завтраку. Том недовольно посмотрел на меня и уткнулся в газету. Я хмыкнул. Утренний Том иногда был не самым радостным зрелищем. Сегодня был день накануне, в общем пустой. Планов не было. Надо уточнить, что у Тома, думал я, намазывая маслом тост. Но я подожду, когда он насытится прессой и кофе и подобреет. Я налил себе чай и оглядел натюрморт. Персиковый джем восхитительно смотрелся на поджаренном тосте. — И омлет, — буркнул Том из-за газеты. — Какие у тебя планы на день? — Пока никаких. Затишье перед праздниками. Зло тоже отдыхает, — саркастически хмыкнул он в чашку с кофе. — Спарринг? — Хорошо. Через пару часов после завтрака. Я хочу дочитать роман мистера Булгакова. Он великолепен. — Тогда я полетаю с Цером. — Я чувствовал тебя. Ты опять изучал связи своего ядра? — Да. Но с каждым погружением разница между внутренним и внешним временем выравнивается. — Идёт наработка опыта и шаблона. Но я понимаю, когда ты там застываешь в созерцании. Это потрясающее зрелище. Откуда вообще у тебя привычка к медитациям? — Я так боролся с эмоциями и тревогой. Единственное, что спасало в гонке со смертью. Нас гнали, как диких зверей, каждый день мы слышали о потерях среди друзей и близких. Было голодно, холодно. Медитация — единственное, что не давало сойти с ума или упасть в панику. Я же тыкался как слепой котёнок, не знал, что и как мне делать. Отчаянье — вот базовая эмоция тех дней. — Ты про свой поход за крестражами? — Да. Представляешь, крестраж пошёл за крестражами, чтобы потом эпически умереть. А кукловод сидел в тепле и трескал лимонные дольки. — Серия статей, кстати, продолжается. Формирование общественного мнения идёт. Потерпи, скоро мы его уничтожим. — Я не тороплюсь, Том. И не считаю его слабым противником. Чувствую, что он ещё отыграется за поруганную репутацию и за потерю контроля. Но не вижу другого пути. Открытый конфликт сделает твоё и моё будущее в Британии невозможным. — Согласен. Заказать тебе десерт с кухни? Я помотал головой. Я был сыт, под разговор Том запихнул-таки в меня омлет и грибы. Мы разошлись после завтрака. Я на совятню к Церу. С подношением в виде порезанного кусочками сырого мяса. Том засел в каминной с романом. Цербер некоторое время игнорировал меня, пока я не разозлился и не сказал, что сейчас выберу любую сову для полёта. Тогда он слетел со своей верхотуры, поклевал мясо и уставился на меня любопытным взглядом. — Соскучился? — Ещё чего! — Тебе понравился остров? Брать тебя с собой в следующий раз? — Да! Я вышел на улицу, в декабрьский замороженный и запорошенный снегом сад. Было красиво и чудесно. Дорожки были вычищены. Обрезанные кусты укутало снежными шапками. Я вспомнил эпизод из такого же заснеженного сада «Сияния» Стивена Кинга. Передёрнул плечами. Том прав — жуть! Отодвинув неуместную картинку, я вспомнил ощущение ветра под крылом, свист воздуха, вид на сад сверху и ощутил, что замёрзли ноги. Тонким птичьим лапам снег был не по вкусу. Я оттолкнулся и взлетел. В полёте меня нагнал Цер. Я наслаждался полётом, Цер вёл меня, я махал крыльями, не задумываясь, куда мы летим, просто получая удовольствие от самого факта полёта. В полёте мы провели около часа. Под нами менялись картинки, поместья, городки. Когда мы начали снижаться, я осознал перед собой освещённое окно особняка. В открытом проёме стоял Том. Я приземлился, слегка проехав по жести подоконника и заскрежетав когтями. Цер приземлился рядом намного более элегантно. Скакнул боком к Тому, посмотрел на него задорно, крикнул ему прямо в лицо: — Сатрап! — и ловко уходя от Жалящего, улетел в снежную кутерьму. — Залетай в комнату, я замёрз, — обречённо сказал Том. — Пока твоя дурацкая птица не вернулась с новой порцией оскорблений. Я перепрыгнул на подставленное предплечье, потом на спинку дивана и вот я уже сижу на диване и смотрю на свои руки с мозолями от мечей. Я не чувствовал себя уставшим после нескольких часов полёта. Возможно, оборот снимает усталость. Том сел рядом. У него был задумчивый вид. Я увидел на столике закрытый роман Булгакова. — Ты закончил роман? — К сожалению, да. — Тебя смущает недосказанность? — Меня смущает личность автора. Он был магом? — Если и был, то неинициированным. — Как это? — Ему просто никто не объяснил, что существует мир магии. Ты же знаешь, какие события в России были в начале века. Революции, казни, кровавый террор. Есть ещё очень странный русский писатель, Гоголь. Почитай его. Ты будешь удивлён четкости описания типичных представителей магического мира России. И всё это писалось и издавалось в маггловском мире. Как страшные сказки. Если учесть специфику статута о секретности, то Гоголь скорее всего был так же неинициированным тёмным магом. Хотя, его смерть настолько странная, что возможно всё же нашёлся тот, кто раскрыл ему суть его фантазий и видений. — А что не так с его смертью? — Он боялся, что его похоронят в состоянии летаргического сна, живым. Так и вышло. При его перезахоронении тело в гробу лежало лицом вниз, крышка гроба изнутри была исцарапана. А в процессе захоронения голова у тела пропала. У меня есть теория, что он, узнав о мире магии, инсценировал свою смерть, а сам живёт себе где-нибудь припеваючи и не сходя с ума от того, что видит то, что не видно обычным магглам. — Откуда такое пристрастие к русской литературе? — Из того же похода, Том. Второй отдушиной стало чтение. Я читал всё подряд. Но русские, с их отсутствием хеппи-эндов и душевным надрывом, читались лучше всего. Осознавать, что не только ты претерпеваешь мучения — бесценно. — Я помню, ты рассказывал про чтение. Но не про русских. Поищу Гоголя. Нас прервал вызов от Сириуса. Я легко поцеловал Тома в уголок рта и перенёсся на остров. Сири выглядел неплохо. Видимо утреннее купание в море и Антипохмельное сделали своё дело. Сири протянул мне руку, вовлёк в объятие, похлопал по спине, шепнул на ухо: «Спасибо», — и я перенёс нас на Гриммо. Я не стал задерживаться и сразу ушёл камином в Мракс–хаус. Том ждал меня на спарринге в дуэльном зале. Дуэль была магическая и началась с Жалящего в задницу, когда я только закрывал дверь в зал. Я перекатом ушёл в сторону, присел и оскалился. Том будил моего внутреннего зверя. Некоторое время он гонял меня по залу, бросая попеременно то Секо, то Жалящее, то пытаясь огреть Хлыстом. Я вначале скакал как заяц, потом начал выставлять щиты, уйдя в глухую оборону. Опробовав на мне весь спектр простых заклятий и испытав мои щиты на прочность, он пустил в ход более тяжеловесные заклинания вроде огненной плети Шааба. Неожиданно комнату затянул густой туман, и Том начал аппарировать, скача в пространстве и появляясь то у меня за спиной, то прямо передо мной. Я крутился в панике, потом замер, закрыл глаза и отдался интуиции. Так было лучше. Лишившись зрения, я чувствовал, откуда должно прилететь заклинание, и либо просто уходил с его траектории, либо, сделав небольшой, но сильный щит, отмахивался им, меняя траекторию. Том остановил тренировку простым способом. Возник прямо за моей спиной из аппарации, сжав горло. Я поднял руки. Мы оба тяжело дышали. Хоть я и проиграл поединок в очередной раз, но и Тома вымотал изрядно. Мы сидели на верхних ступенях и приходили в себя. — Откуда идея закрыть глаза? Есть ведь заклинание Гоменум Ревелио. — Из медитации. Начинаешь ощущать мир по-другому. И быстрее реагируешь на опасность, понимая откуда она придёт. — Надо будет одну из тренировок провести с полностью завязанными глазами. Мы ушли в душ, и там Том взял то, что я ему задолжал ещё утром. Жадно, властно и безапелляционно. Из душа я вышел на трясущихся ногах и рухнул лицом в постель. Сил идти обедать совсем не было. Две тренировки, оборот и интенсивный секс — для меня это было слишком. Хочется нанести на себя надпись «Не кантовать» и проспать до утра. — Харри, я не буду тебя одевать! Вставай! Не оденешься, пойдёшь на ужин голым. И вряд ли доешь его до конца. Это придало мне ускорения. Я мстительно надел вещи Тома и, путаясь в штанах, потащился в столовую.