Любовник смерти

Том застал меня в гостиной в непонятном состоянии. У нас была полная потрясений ночь, а у меня ещё и полное открытий утро. — Харон? — Том, как пёс, сразу почувствовал моё странное состояние. — Цербер. — Опять откровенничал и поразил тебя? — Да, мой дракон. — Я хочу тебя и твои воспоминания. И пожрать, наконец-то. Только сейчас я сообразил, что Том мало того что сразу после оборота, так ещё и воздерживался последнее время в еде. — Дорри! — эльф с хлопком возник передо мной. — Обильный английский завтрак как можно скорее. Я решил, что приоритетнее покормить Тома, чем дать ему. Через двадцать минут я смотрел, как мой Лорд кормит своего дракона. Ел он прямо как я после оборота в пантеру. Быстро, жадно и чуть ли не урча от удовольствия. Во мне проснулась бабушка и поглядывала на поглощающего пищу Тома масляными глазами. «Люблю его», — рефреном звучало у меня в голове. Я тоже отдал дань яичнице с беконом и жаренным грибам. Меня предыдущие дни вымотали немногим меньше Тома. Том одним глотком выпил кофе, поднялся, потянулся и шагнул ко мне, отнимая из рук чашку с чаем. — Думал отвлечь меня едой, Хар-р-рон, — програссировал он. А я… я спёкся. Том знал все мои точки, потаённые уголки и зоны стимуляции мозга. Я просто обмяк в жёстких руках, что вытаскивали меня из кресла (мы завтракали в гостиной). Том толкнул меня к дивану, плотоядно облизнулся, и его дракон воплощённый показался мне хилой ящеркой по сравнению с тем, кто пришёл сейчас ко мне. Жажда, страсть, пламя. Жадность и лава. Том утверждал свою власть надо мной древним как мир способом, выжигая мысли, оставляя место лишь инстинктам и невыносимому удовольствию. Он буквально испепелил меня и воскресил из пепла, как делает это наш феникс. Я лежал, вздрагивая всем телом, в его руках и тяжело дышал. — Том. — М-м-м? — Я люблю тебя, — руки Тома сжались вокруг меня на мгновение очень сильно, так что я не мог вдохнуть, а потом расслабились. — Люблю тебя больше. — Эй, мы не соревнуемся, — я недовольно завозился на его груди. Он снова прижал меня, останавливая. Его сердце глухо и ровно билось под моим ухом. — Не соревнуемся. Я всего лишь констатирую факты. Я как минимум люблю тебя дольше. И больше. Я не такой красноречивый как ты, чтобы подобрать своим чувствам эквивалент слов. Но поверь мне, мои чувства сдвигают нормы в шкале. Мне иногда странно и страшно. — Тебе? Страшно? — О, мой дорогой, ты научил меня страху. До тебя я боялся лишь смерти и решил этот вопрос радикально. Как оказалось, ничего хорошего в этом страхе нет. Да и смерть не стоит страха, если рядом нет близкого человека. Нет тебя. Ты просто стал смыслом моей жизни. Вернее, придал моей жизни смысл. До тебя я отбывал свою жизнь, наблюдая за стрелками на циферблате. Сейчас же я чувствую, а не созерцаю. И, увы, научился бояться. Не за себя. Я вжался носом в его подмышку. Том говорит, что он менее красноречив, но при этом рассуждает о своих чувствах совершенно открыто и спокойно. А я до сих пор теряюсь. Мне после стольких лет пренебрежения и условной любви сложно поверить, что меня можно любить просто так, безусловно. Потому что я — это я. Мне было уютно в запахе табака, вишни, кофе и лёгком запахе пота. Это был очень мужской запах. Успокаивающий. Родной. — Ты спишь? — Нет. — Можно я посмотрю на своего дракона без Омута? — Да, — я вытолкнул воспоминание на поверхность. Том взял моё лицо в руки, упёрся взглядом в мои глаза. Я открылся и в этот раз даже не почувствовал давления перед тем, как Том скользнул в мой разум. Перед глазами закрутилась картинка оборота, вытаскивая не только образы, но и мои эмоции. Мой страх, нежность, гордость, восхищение, уважение и бесконечную, огромную, как небо, любовь. Том видел себя моими глазами, ощущал себя моими чувствами. Это был момент наивысшего доверия. Я выложил всё без утайки. Я пришёл в себя от лёгких поцелуев. Том целовал меня в веки, брови, скулы, кончик носа, виски. — Я только сейчас понял, как ты меня любишь. Только сейчас я знаю, что ты не покинешь меня, не ускользнёшь ни к Северусу, ни к Люциусу, ни к кому-нибудь ещё, — я дёрнулся в его руках, как от удара. — Не дёргайся, Харон. Пойми меня. Ты не видишь себя со стороны. Не понимаешь, какая ты ценность. Не осознаёшь, насколько прекрасен, чист, бесценен. Не признаёшь, что любой в этом мире будет рад твоему признанию, что досталось мне. Не веришь, что мне невероятно, фантастически повезло держать тебя в руках, обладать тобой, делать тебя своим, присваивать, завоёвывать, владеть, любить. Что твой свет направлен на меня. Том иссяк и снова стал покрывать моё лицо исступлёнными поцелуями. Его открытость ранила, как сердцевина мухоловки. Разъедала откровенностью и накалом чувств. Я почувствовал себя мухой, что медленно растворяется в нежном шелковистом плену сладкой липкой кислоты. — Том, — я положил руки на его запястья, слегка отстраняясь. — Ты меня пугаешь. Я рядом, а ты ведёшь себя так, будто меня отнимают, и это наша последняя встреча. — Я… Что-то грызёт меня, Харон. Что-то близится. Я отчаянно боюсь тебя потерять. Я думал, что это из-за воплощения дракона. Что не удержу его, причиню тебе вред. Более того, именно этот страх помог мне обуздать дракона. Но нет, всё хорошо. Дракона я покорил. А чувство осталось. Подожди немного, я возьму себя в руки. Дай мне изжить это состояние, не отталкивай. Я расслабился, прижался к нему, вновь вслушиваясь в частые глухие удары сердца. Надо его отвлечь. Том тонет во мне и в своём беспокойстве. Он, всегда выдержанный, сильный, не ведающий ни страха, ни неуверенности в себе. — Загляни в меня ещё раз. Посмотри диалог с Цером. Я хочу, чтобы ты видел, — и вытолкнув воспоминание на поверхность, расслабился и открылся. Я будто со стороны смотрел на древнюю птицу и вслушивался в наш диалог с ней. На моменте об умении Тома любить, горько усмехнулся. Он любит. Даже чересчур. Иногда пугая меня силой и однонаправленностью чувств. Его зациклило на мне, сделало центром его мира, точкой опоры и отсчёта. Я вдруг понял, КТО я для него и что с ним происходит, когда я веду себя неосмотрительно или рискую собой. Я слепой и тупой дурак. Жираф, до которого медленно доходит. Если бы до Тома так медленно доходило, я бы уже поехал мозгами, ощущая себя ненужным и брошенным. Я не имею права забывать о силе его чувства, о своей значимости для него. Не имею права рисковать собой, подставляя его, толкая на путь безумия. В этот момент я дал себе слово, что вернусь к нему откуда угодно. Из-за любой грани, из любого небытия. Я никогда его не оставлю. Ни в этой жизни, ни в последующих. Надо будет поговорить со Смертью, я готов пройти любой ритуал для соединения наших душ в посмертии и следующих перерождениях. Перед моим мысленным взором вдруг встал мальчик лет пяти. Красивый, холодный и замкнутый. Такой, каким мог бы быть Том в приюте. Брошенный, одинокий, отвергаемый. Отторгаемый обществом. Непонятый. Ненавидимый. Мне захотелось вернуться в его прошлое, взять его на руки и никогда его не отпускать. Подарить ему детство, безусловную любовь и принятие, отдать себя. Свою жизнь и своё время. Чтобы он никогда не сомневался в себе, своей ценности и в том, что достоин любви. Чтобы никогда не сомневался, что он любим мной и нужен. Я собрал все свои мысли, чувства, эмоции и буквально втолкнул их в Тома. Пусть знает и больше никогда не испытывает страха или сомнений. Том буквально задохнулся, его глаза широко распахнулись, зрачки расширились, дыхание участилось. Он сейчас проживал весь спектр моих чувств, насыщаясь ими, переживая их, раскрывая, как самый лучший подарок. Я действительно отдал себя, выплёскиваясь и выворачиваясь наизнанку. Когда всё закончилось, Том закрыл глаза, и по щеке скользнула одинокая слезинка. А потом крепко меня обнял, баюкая в объятиях. Я почувствовал, как его отпустило, расслабило, раскрыло. Этот момент стал высшей точкой доверия и единения нас друг с другом. Никогда до ни он, ни я так не открывались. Этот ментальный диалог объединил нас крепче любых ритуалов, колец и слов. На грани ощущений я почувствовал прикосновение узкой ладони к затылку и на грани слышимости услышал тёплый высокий голос своей Госпожи: «Вы не расстанетесь, Харон, я приняла твою просьбу и твой выбор. Теперь — навсегда». Судя по тому, как дрогнул Том, он тоже это услышал.