Любовник смерти

Просыпаться днём и знать, что ты не опаздываешь на работу и тебе в принципе некуда спешить — потрясающе. Просыпаться рядом с любимым человеком — волшебно. У меня же было комбо. Я проснулся, потянулся и потёрся затылком о мерно вздымающуюся грудь спящего рядом мужа. Том, слава Древним, не отреагировал, и я беспрепятственно выполз из постели, почёсываясь и зевая. Хотелось в душ, есть и тренироваться. Нет, тренировка до еды. Я последнее время откровенно манкировал ими, и тело скучало по привычной дозе физических нагрузок. А когда я в последний раз медитировал? По дороге заглянул в гостиную и увидел пустой шесток Цера. Интересно, где носит моего ворона? Я понимаю, весна и всё такое, но я чувствовал себя неуютно, если Цербер пропадал слишком долго. Нагайна нас тоже забросила, у неё тоже весна. Хорошо, что Цер нам яйца не подкинет, а вот Наги запросто сядет на кладку. Я даже замер на мгновенье. Это что, у нас будут маленькие василиски? Говорящие, думающие, редкие, охренительно опасные рептилии? Это хорошо или плохо? Надо обсудить этот момент с Томом. Насколько малыши разумны, чтобы не причинить вред людям. Гарри бывает у нас в «Орлином гнезде» и всегда требует встречи с древней рептилией. Я так змей не любил в детстве. Хотя… Задумывался ли я о том, что люблю? Помню острое чувство несправедливости, глобальное чувство голода, сокрушительное чувство вины, разрушающее самоощущение, что я урод. Встряхнув головой, я закрыл дверь в чулан, в котором вырос. Это будущее, которого не будет! В ванную я вызвал Добби, и пока он занимался моими волосами, связался с мамой. Она подтвердила свою готовность переместиться на остров. Сири, выдернутый мной с тренировки, тоже согласился, глядя куда-то в сторону. Видимо, получал одобрение Лестрейнджа на спонтанный отпуск. Рабастан — это не Том, своего партнёра не контролирует, у них другой формат отношений. Предупредить об отлучке — элементарная вежливость в данном случае. Кожу покрыло мурашками от воспоминаний о том, как неистово бушевал мой Дракон, не найдя меня у мамы. Всё же аниформа — калька с истинной сути. Реддл настоящий дракон: жадный, горячий, ревнивый собственник. Признав меня своим сокровищем, желал лишь одного: подгрести меня под себя, улечься поудобнее и не выпускать «свою прелесть» вечность и один день. Определившись, что каникулы у нас будут два дня, я попросил Добби собрать нам еды с запасом и ушёл в тренировочный зал. Начал с медитации. Душа требовала расслабления больше, чем тело нагрузки. Сел в позу лотоса, закрыл глаза и сосредоточился на пульсирующем шаре своего ядра. Мысли скакали, наползали друг на друга, кружились, сталкиваясь, завихрялись, пытаясь увести в сторону, но я раз за разом упорно сосредотачивался на созерцании магического ядра. В какой-то момент мне удалось себя гармонизировать: в голове настала блаженная пустота, и я будто завис в невесомости. Только я и пульсация ядра, ощущающаяся как размеренный стук сердца. Внезапно ощутив угрозу, я резко откинулся, уходя от удара, заваливаясь на спину. Тело делало всё автоматически, пока мозг был в нирване. Я осознал себя окончательно, оказавшись на корточках, уперевшись руками в пол, смотрящим исподлобья на Тома. Тело напружинилось, готовое к атаке. В тот момент, когда Реддл выбросил руку, пытаясь схватить меня за пучок волос на затылке, я пригнулся и крутнулся всем телом, сшибая Тёмного на пол выпрямленной ногой. Он рухнул как подкошенный. Я как раз закончил разворот, прыгнул ему на грудь, прижимая весом всего тела к матам, зажимая руки бёдрами. Том брыкался, дёргался, но честно не применял магию, как и обещал. Ему не хватало гибкости, чтобы обхватить меня ногами и сдёрнуть с себя, что неудивительно при его массивной конституции. На такой финт был способен я, имея более лёгкое и гибкое тело. Я схватил Реддла за волосы, жёстко, грубо, заломил голову назад и укусил за шею. Том замер. А потом застонал так протяжно, низко, что у меня мгновенно случилась эрекция. Я опешил от несвойственного мне доминирующего поведения, от неожиданного возбуждения, и в этот момент Том дернулся особенно сильно: я просто слетел с него, как вылетает из седла человек, когда лошадь неожиданно останавливается — руками вперёд, с кувырком через голову. Короткий полёт и жёсткое приземление выбили из меня дух, когда спина соприкоснулась с поверхностью мата, на несколько секунд дезориентировав. Вскочивший Тёмный дёрнул меня за волосы на себя, схватил рукой за шею властно и жёстко, ограничивая не столько физически, сколько морально. На меня сразу навалилась истома, желание покориться, напряжённое тело обмякло. Я видел на лице нависающего надо мной Тома удовлетворение. Он усмехался, однозначно считав мою реакцию. Я страшно разозлился на себя, пружинисто оттолкнувшись одной ногой, опираясь на лопатки, буквально встал на мостик и засадил Реддлу в ухо по касательной второй ногой в неимоверной растяжке, коленом приложив самого себя по скуле. Рука на моём горле дрогнула, ослабляя хватку, я вывернулся ужом, вскочил и, разворачиваясь, саданул по второму уху, для симметрии. Том, стоящий на коленях передо мной, завалился вбок кулём. Глаза у него были при этом совершенно очумевшие. Некоторое время я стоял, бурно дыша и сжимая кулаки. Не сразу сообразив, что только что отметелил Тома ногами, совершая при этом немыслимые экзерсисы. Растяжка у меня всегда была неплохой, но я не ожидал от себя такой прыти. Адреналин сходил на нет, и меня начало затапливать чувством вины. Том, перекатившись на спину, пошевелился, а потом произнёс восхищенное: «Вау!». Я рухнул на колени и пополз к нему. — Том… Тёмный поднял счастливое лицо: он был встрёпанным, раскрасневшимся, уголок разбитых губ сочился кровью. — Ты был великолепен! Теперь я уверен, что никто не застанет тебя врасплох. Хотя я думал, что ты обернёшься пантерой. — Прости… — Даже не вздумай себя винить, Харон! — сипло сказал Том. — Это было почти так же хорошо, как секс! Осознание, что существует кто-то, способный набить мне морду — потрясающее чувство! Равный мне. Мерлин, спасибо! Слово «равный» Реддл произнёс с таким трепетом и восхищением, что я смутился. Я подполз, уложил тяжёлую голову Тома на колени, коснулся подушечками пальцев скул. Правая наливалась синяком. Том поймал мой взгляд. Растопленный шоколад и чувство полного удовлетворения, вот что я там увидел. Ни одного алого сполоха. — Знаешь, такое ощущение, что когда создавали тебя, то делали это с оглядкой на меня и всё время примеряясь. Чтобы мы совпадали во всём, даже в самых незначительных нюансах. Ты — идеален! Не зная, что ответить на это страстное признание, я склонился, невесомо и бережно целуя разбитые губы, скулы, нос, висок. Прося прощения, пытаясь нежностью покрыть нанесённый ущерб, вытеснить то напряжение, что заставляет нас приносить друг другу боль. — Я люблю тебя. Люблю! — шептал я. — Я знаю, — вторил мне Том, плавясь под ласками, расслабленно подставляясь под прикосновения. И я вдруг осознал, как это бесценно, когда партнёр, которому ты только что причинил необходимую боль, после произошедшего не закрывается, не отвергает тебя, а тянется доверчиво и открыто. Замерев, я посмотрел Тому в глаза. Его лицо, уже начинающее припухать, покоилось в лодочках моих ладоней. — Я, кажется, понял, что ты чувствуешь после того, как удовлетворяешь мою потребность быть наказанным и испытать боль. Доверие. Дело ведь в нём, да? — Это очень обширный комплекс эмоций и чувств. Но да, доверие — базовое из них. Меня это просто уничтожает. В хорошем смысле, — уточнил Том, когда я дёрнулся. — Когда ты, наказанный моей рукой, льнёшь к ней, тянешься, как цветок за солнцем, любишь, веришь. В эти моменты меня накрывает такой эйфорией, что иногда мне кажется, будто я умер и это галлюцинации. Настолько это нереально, хорошо, потрясающе! — Из тысячи твоих признаний в любви это самое странное, — протянул я, всматриваясь в мечтательное лицо Реддла. — Помнишь наши прошлые жизни? — Том поймал мой взгляд, цепляясь зрачками за зрачки. — О, да! — попробуй такое забыть. — Эхо потерянной любви. Я слышу его до сих пор. Оно не даёт мне привыкнуть, перестать ценить, ощущать наши отношения обыденными, потерять новизну. Это не банальность, это дар! Бесценный, страстно желаемый. Ты не просто моя любовь. Ты огонь в моих венах, моё дыхание, смысл, цель, причина моего существования. Основа. Я без тебя существую, но не живу. — Когда ты так говоришь — мне страшно. От силы чувств, от того, насколько это глобально. Наши души находили друг друга из жизни в жизнь — и это пугающе прекрасно. — Чего ты боишься? — Что однажды это закончится. Боюсь не понять, пропустить, не узнать в следующей жизни тебя. Я ведь одну жизнь вообще с тобой не встретился, а ещё в одной наша встреча не задалась с первого момента… — Этого не будет. Вспомни наше венчание. Твоя покровительница связала нас на самом глубинном уровне. Да и рано нам думать о следующем перерождении. У нас много времени в этом. Более того, у нас, как у высших хищников, не осталось естественных врагов. Я усмехнулся. Том достиг того, к чему всегда стремился, именно тогда, когда это уже перестало иметь значение. Высшие силы имеют тонкое чувство юмора, давая желаемое тогда, когда мы к нему остыли. Впрочем, в этом есть глубинный смысл: любая страсть может быть губительной, туманя разум. Когда ты собран и холоден — ты в состоянии оценить ситуацию, вычленить суть, более по́лно, более осознанно. Том повернул голову и прижался щекой к руке. Меня этот жест, совершенно не свойственный властному Тёмному, утопил в нежности. Я даже застонал тихонечко. Реддл поймал мой взгляд, зацепился зрачками за зрачки. — Но это не освобождает тебя от необходимости беречь себя! Тебе принадлежит теперь не только своя жизнь, но и моя. Береги моё сердце, любимый.