Любовник смерти

Ароматный дым наполнил комнату. Цитрус и ментол. Немного непривычное сочетание, но мне понравилось. Я лежал и смотрел, как сексуально губы Тома обхватывают мундштук. Он, вообще, был крайне провокационным. Его длинные пальцы, рельефные губы, шоколадные глаза с красными бликами, движение горла, низкий богатый голос, потрясающий запах — всё это волновало меня, сводило с ума. Он просто был ходячим сексом. Меня вдруг пробило дикой ревностью, что на него смотрят другие, замечая всё, что вижу я. Внутри рычало и царапалось, что это моё! Он мой! Я шлёпнул своего внутреннего дракона по морде и поёрзал, удобнее укладываясь. Том коснулся моих волос и улыбнулся мне. Мягко, расслабленно. Вытащил резинку и запустил пальцы в волосы. Прикрыл глаза. Нас пёрло друг от друга, как котов от валерьянки. А если бы мы были врагами? Смотреть, но не трогать? Эй, Харри, вы и были врагами. В прошлой жизни. Но тогда я его не хотел! Не хотел, но думал о нём постоянно. Как и он о тебе? Быть предназначенными друг другу так нелегко иногда. Я не тяготился тем, что мне оказался предназначенным именно этот человек. Я был счастлив, что мы выгрызли у жизни возможность быть рядом, вместе, вляпавшись друг в друга, как перо в дёготь. Не отодрать. Мне надо набить ему морду, вдруг решил я. Даже замер. А смогу я ударить любимого человека в лицо? Не уверен. Хотя пинка под зад дать, скорее всего, смогу. Для меня было нормальным, что Том может делать со мной всё, что заблагорассудится. Трогать, мять, хватать, наказывать. Я и сам никогда себя не сдерживал в тактильности. Но вот хлыста в своих руках я не представлял. А Том смог. Смог дать мне то, что я хотел даже в тайне от самого себя. Где та грань, что понукает руку взять хлыст и рисовать на неповреждённой коже боль? Мы разные с Томом. Очень разные. Но, тем не менее, мы вместе. Были, есть и будем. — Том, как ты понял, что мне нужен хлыст? — Сложно сформулировать это, любовь моя. Я просто понял, что если сейчас не накажу тебя, то мы потеряем друг друга. Чтобы этого не произошло, я бы и не такое в руки взял. Для меня любовь — это глагол. Любишь — действуй. Но слова тоже важны. Я понял это, когда ты появился в моей жизни. До тебя я не знал любви, не считал слова чем-то важным, да и вообще, не жил, честно говоря. Я не мог ответить Тому тем, что для меня чувство любви было впервые. Но всё то, что было с Северусом, сейчас воспринималось как воспоминание о прошлой жизни. Я окончательно отпустил его. Мы увидимся на свадьбе Люпина. И я больше этого не страшился. Теперь самое главное, чтобы Том воздержался от ревности и острого проявления чувств. А то у меня потом всё тело болит. Под эти мысли я и уснул.

***

Утро было томным и тягучим. Тело наполняла истома, как после трудового дня и долгого полноценного сна. Я потянулся до дрожи в конечностях, зевнул во весь рот и застонал. Было так хорошо, как в преддверии оргазма, когда на кончике языка покалывает и становится сладко. В этот момент рядом зашевелилось что-то большое, горячее, и меня подгребли под себя сильные руки. В волосы проговорили хрипло: — Ты так сладко стонешь — и без меня. Это неправильно. Сейчас мы это исправим. Снимай штанишки, моя радость. — Какие штанишки, Том?! — я попытался выбраться из захвата, но куда там! — я гол, как новорождённый! Том погладил меня, проведя горячей рукой от груди до паха, царапая короткими ногтями, цепляя сосок, который сразу собрался и напрягся. Обхватил член, несколько раз провёл вверх и вниз. Утренняя эрекция была крепкой, и тело само выгнулось, ноги разъехались гостеприимно, а изо рта вырвался стон. Предательское тело реагировало на Тёмного вопреки моим мыслям и планам — горячо и страстно. — Да, любимый, так. Покричи для меня, — зашептал Тёмный, наращивая темп. На секунду убрал ладонь, лизнул её широко, увлажняя, и вновь вернул руку на подрагивающий в предвкушении член. Я кончил, когда Том, изогнувшись, всосал мой сосок в рот, царапнув ареолу щетиной. Оргазм был острым, ярким, и я действительно кричал, бился в его руках. — Т-ш-ш, всё хорошо. Всё хорошо, — укачивал меня Том, а потом облизал испачканную в сперме руку, и я, закатив глаза, сорвался в ещё один оргазм. Это было так неожиданно, что я даже испугался и дрожал, вжимаясь в горячее тело. — Мерлин, любимый, ты сегодня такой чувствительный! — шептал мне во влажный висок Том. — А ты? — хрипло спросил я, придя в себя. — Я тоже очень чувствительный, когда ты в моих руках. Знал бы ты, как умопомрачительно пахнешь! Страстью, мускусом, семенем, летним ветром, что навевает истому и полуденное желание. Будто ты в тени под цветущим деревом, пчёлы лениво гудят в кроне, а листва разрезает солнечные лучи на тонкие золотистые нити. И ты балансируешь на границе сна, и дерево превращается в храм, наполненный светом, елеем и благоговением. У меня даже рот приоткрылся от такой поэтичности сказанного. — Том, это было очень красиво. — Видимо, это передаётся половым путём, мой Свет, — хмыкнул Том. — Ты так красиво говоришь о своих чувствах, что мне тоже пришлось освоить этот язык. И ведь я чувствую не менее ярко, но выражать это пришлось учиться. Спасибо, что пришёл в этот мир. Спасибо, что простил меня, понял и принял. — Думаю, сама Смерть сжалилась над нашими мятежными душами. Она ведь отправила меня сюда, именно в ту точку, где наше пересечение стало возможным. — Ты шёл не ко мне. — Ты всегда будешь это мне вспоминать, Тёмный? — Харон, не ершись, я не договорил. И хоть ты шёл не ко мне, но в итоге ты всё равно рядом. И за это я отдельно благодарен. — Ты сделал для этого всё, — выдохнул я. Рука Тома прошлась по моим рёбрам вверх, касаясь соска, ещё очень чувствительного после ласк, легла на горло, слегка сжалась. — Если бы я упустил свой шанс, мы бы опять потратили свои жизни впустую. А учитывая количество крестражей, что я создал, я бы жил очень долго и очень несчастливо. Да и вряд ли бы смог оставить тебя без своего внимания. Моя страсть переродилась бы в обсессию . — Думаешь, сейчас это не обсессия? — Обсессия, конечно. Просто не такая травмирующая для нас, как могла бы быть. Ты стал забывать свою прошлую жизнь, Харон, и это отлично. А я её очень хорошо помню. Твои воспоминания пропитаны такими чувствами, что трудно их забыть. Если бы я был религиозным, то молился бы каждый день тому богу, что представлял мою веру, что мне подарили шанс узнать тебя, любить тебя, быть с тобой. — Теперь ты знаешь, кого благодарить, — сказал я и закрыл глаза. Смерть, пришедшая ко мне во сне, посмотрела с улыбкой. — Самой лучшей благодарностью от тебя и твоей тени, мой Возлюбленный, будет ваша долгая и счастливая жизнь. Просто живите, дышите, любите. Помните, что даже для вас это не навсегда. Я улыбнулся своей Госпоже в ответ и поцеловал протянутую узкую руку.