***
Стук каблуков эхом разносится по пустому коридору больницы. Эхом отдаётся в ушах, сливаясь в странный дуэт с гулко колотящимся в груди сердцем. Так каждый раз. Хаджимэ не хочет этого признавать, но ладони потеют, и кровь стучит в висках, и вообще, он готов быть где угодно, но не здесь. Рука ложится на дверную ручку. Вдох. Выдох. Скрип. Нагито уже не спит. Сидит, прислонившись спиной к изголовью кровати, и смотрит из окна. Он только этим и занимается. Иногда, правда, перечитывает дело о своей смерти. Рассматривает свой труп. И с хлопком закрывает папку, жмурясь. Хаджимэ хочет понять, что он чувствует, но не может. Элементарно нет идей, как это сделать. Комаэда даже не оборачивается на звук открывающейся двери — только вздыхает и ведёт плечами. — Изуру? — хрипло спрашивает он. — Изуру Камукура? — Хаджимэ Хината, — мягко поправляет вошедший, стараясь абстрагироваться от разговора. — Доброе утро. — А… Понятия не имею, что тебе от меня нужно. Резервник. Последние слова звучат с презрением. Каждый раз. Хаджимэ сглатывает, прикрывает глаза и продолжает: — Я пришёл проверить твоё состояние. — Этим может заняться Микан. — Она занята с другими пациентами, — сухо замечает Хината. Он врёт, конечно, врёт. Микан просто его боится. Особенно после того, как он чуть не удушил её стетоскопом. Никто не понимает, что происходит внутри его головы. Кажется, воспоминания сворачиваются в тугой клубок, и ему тяжело понять, что есть реальность. Нагито не понимает, кто он. Не понимает, где он. Но одно остаётся неизменным: он лютой, чёрной ненавистью ненавидит каждого обитателя острова. Он никого к себе не подпускает. Огрызается. Пытается навредить. Бедняжка Микан с того инцидента заикалась больше обычного ещё недели две. И вот тут пришёл черёд Хаджимэ. Он не понимал почему, но Комаэда реагировал на него… нейтрально. Спрашивал о Изуру (каждый чёртов раз), смеялся и даже пытался язвить. Но в итоге всё равно пускал Хинату к себе. Всё равно позволял себя касаться, пристально изучая его исподлобья. Вот и сейчас. Он, наконец, поворачивает голову и растягивает губы в улыбке. — Тебе ещё не надоело? — спрашивает Нагито, пока Хаджимэ проверяет показатели за прошедшую ночь. — Что именно? Возиться с тобой? — Парень усмехается, занося цифры в блокнот. — Поверь, я очень близок к этой точке. — Как грубо. — Да что ты. — Хаджимэ, я ведь и обидеться могу. — Переживу уж как-нибудь, спасибо. Как ты себя чувствуешь? — Мхм. — Это не ответ. — Разве? — с наигранным удивлением спрашивает Нагито. — Вот уж не думал. — Кончай строить из себя дурачка. Тебе сколько лет? — Двадцать, если не ошибаюсь. — О, так на этот вопрос ты решил ответить? Вот уж не думал, что ты сегодня в разговорчивом настроении. — В отличие от тебя. — М-м? — Ты мне не ответил. — А ты не уточнил. Хаджимэ отрывает взгляд от исписанных ручкой листов и вскидывает бровь. Не то чтобы ему не нравились эти препирательства, нет. Просто иногда утомляли. Нагито сочувствующе качает головой. — Не надоело корчить из себя невесть что? Врач? Серьёзно? — Есть идеи получше? — Ты ведь не Изуру Камукура? — Именно. — Тогда ты никто, Хаджимэ, — просто заканчивает Нагито и снова улыбается. Но в глазах у него царит холод, пробирающий до самой души. Комаэда никогда не пускался в откровенные насмешки, но иногда… иногда случалось и такое. — Я закончил, — отрезает Хаджимэ и поворачивается к нему спиной. В глазах начинает щипать. — Я обидел тебя? — живо откликается Нагито ему вслед. Хината не обращает внимания. Закрывает блокнот и скорым шагом подходит к выходу. Он старается не слушать, но чужие слова всё равно отзываются тупой болью. — Хаджи… Остаток слова прерывает хлопок двери. Оказавшись в коридоре, Хаджимэ зарывается пальцами в волосы и оттягивает их. «Никто». Он и сам это прекрасно знает. Сам не устаёт напоминать об этом каждый день. Просто слышать это от Нагито… Мученически больно. Хината иногда не понимает, за что борется. Для чего. Зачем. Это неблагодарная работа — почти скотская. Проще забить, забыть и сбежать. Но Хаджимэ держится. Хаджимэ вернётся в эту палату ещё через несколько минут с едой. И через несколько часов. Завтра. Послезавтра. Даже через месяц, если придётся. Нагито ведёт себя как последний подонок, да. Однако Хинате хватает ума понять, что Комаэде сейчас тяжело, как минимум. Симуляция оставила его мозг в плачевном состоянии — и теперь приходится иметь дело с последствиями. Парень массирует виски и шумно выдыхает. Ему бы поспать часок-другой — он ведь больше ни о чём не просит. Или посидеть в тишине денёк. Ладно, хорошо, ещё бы хотелось, чтобы все от него благополучно отстали. Но это только мечты. — Йо, чел! — Чужой голос разрезает поток мысли ровно надвое, и Хаджимэ приходит в себя. — Эй, Казуичи. Какими судьбами? Сода хитро ухмыляется и, засунув руки в карманы, едва сдерживает смех: — Помнишь ту хренотень, которую ты попросил меня сделать? — …допустим? — Хината морщится, пытаясь вспомнить, что он такого успел попросить. Вспоминает и кивает, вскинув бровь. — Неужели закончил? — Обижаешь! Закончил её ещё дня два назад. Наводил красоту. Глянешь? — Мне надо разобраться с На… насущным делами. Встретимся после обеда? — Идёт! Буду ждать тебя в домике, чел! И Казуичи благополучно подрывается с места и уносится бог знает куда. Может, к Сонии. Отношения между ними стали куда теплее с момента выхода из симуляции. Может, дело было в том, что они пережили вместе. Может, в том, как они справлялись с осознанием того, что стали катализатором катастрофы. В любом случае, Сода стал осмотрительнее, а Сония — теплее. Как-то так и срослось. Хаджимэ улыбается уголком губ и вздыхает. Хоть что-то хорошее в этой ситуации. Все переживают пробуждение по-разному. Микан сразу же бросилась в работу с головой — и пусть она молчала, по лицу было видно, что ей не то что стыдно — она ужасно корит себя за случившееся. Если бы не помощь Ибуки и Сонии, кто знает, к чему бы это привело. У Пеко есть Фуюхико. У Некомару — Аканэ. У Гандама — Сония. Хаджимэ скорее на подхвате. Помогает решать проблемы, объясняет и слушает. Направляет. Вот кто бы только помог ему. У Нагито… нет никого. Несмотря на активное утверждение, что каждый заслуживает второго шанса, к нему это, почему-то, не было применимо. Комаэду боятся, обходят стороной, не навещают. Он и сам не проявлял завидного дружелюбия: скалился, грубил, пытался навредить — что ой как не добавляло ему очков очарования. В итоге остался только Хината. И то потому, что, во-первых, выбора у него особо не было, и, во-вторых, он чувствовал себя обязанным. С Нагито было тяжело. Ладно, зачеркнули. С ним было охренеть как тяжело. Капризный, агрессивный, язвительный — список длинный. Хаджимэ кривит лицо и направляется к выходу. Стоять и думать он может до бесконечности, но кому от этого будет легче? Думать здорово, он не спорит. Но мысли его ни до чего хорошего не доводят. По пути в столовую он пытается припомнить, кто сегодня в ответе за кухню. Сония. Парень вздыхает и мысленно готовит себя к пожару во рту. Принцесса не знала меры в специях и засыпала их в таких количествах, что не спасало даже молоко. Не спасали и молитвы. — Я пробую на вкус японскую кухню! — каждый раз твердила Невермайнд, добавляя приправу «точно по рецепту». Плохо становилось от одного лишь вида. Вкус? Лучше вообще не начинать. Снаружи тепло, приятно — самое то для прогулки. Будь у Хаджимэ время, конечно. Он откладывает её уже сколько? Месяц? Полтора? Обидно, конечно, но есть дела поважнее променада. Ладно, любое дело важнее. На Хинату рассчитывают. Все подряд. Ну, бывает, допустим.***
В столовой непривычно тихо. Хотя стоит ли удивляться — все спят, рано ещё. Только Сония гордо возвышается над плитой, напевая себе под нос что-то мелодичное. Хаджимэ замирает на мгновение, изучая её придирчивым взглядом. Безупречна, как и обычно. Так и не скажешь, что ей пришлось встать на два часа раньше остальных и взять на себя заботу о кулинарных изысках. На то и принцесса. — А, Хаджимэ! Доброе утро! — неизменно бодрым голосом приветствует его Сония, едва ли отрывая глаза от кастрюльки. Хаджимэ почесывает затылок, нервно усмехаясь. Такое чувство, что его только что с поличным поймали. — Утра, Сония. Как дела с завтраком? — Чудесно! Я нашла в библиотеке новый рецепт и решила опробовать. Боже милостивый, они сегодня отправятся на тот свет. Всем скопом. Сония плюс эксперимент? Уравнение патовое и явно кончающееся чьей-то госпитализацией. — Только не переусердствуй со специями, — осторожно просит Хаджимэ и, пройдя мимо, открывает холодильник. Бегло соображает, что бы такого приготовить, и, набрав ингредиенты, встаёт рядом с Невермайнд. — Я всего лишь следую рецепту, — мягко смеётся Сония. — А ты, я посмотрю, решил всё взять в свои руки? — Я не себе, — пожимает плечами Хаджимэ, нарезая овощи. Он практически не следит за движением рук — работает на автомате. — О? — Нагито… плохо переносит острое. — И ты готовишь для него? — Стараюсь. — Внутри что-то сжимается. — Ему сейчас нужна сбалансированная диета. Он так и не встал на ноги после пробуждения, и я… Прости, я увлёкся. На лице девушки отражается понимание. — Это очень мило с твоей стороны, Хаджимэ. И очень похвально. Уверена, Нагито ценит твою помощь и поддержку. «Ценит, ещё как», — зло усмехается Хината. В голове снова всплывает утренний диалог. И вчерашний. Они все похожи, на самом-то деле. И делают одинаково больно. — Спасибо, — коротко отзывается он. Не хватает ещё и Сонию грузить своими проблемами. У неё Гандам и Микан — без него дел по горло. — Как дела с твоими? — О, всё чудесно! — живо отзывается Сония с теплотой в голосе. — Гандам активно идёт на поправку. Он даже дал мне подержать Четырёх Дев. — Я очень рад, что вы справляетесь. — А ты? — А? — Ты ведь работаешь над каким-то важным делом? — А… — А он уж подумал. — Макото поручил мне руководство над планом восстановления Това-Сити. — И? — И ничего. Он двигается медленно. Разрушений много, фондов мало, ресурсов ещё меньше. Сония понимающе кивает. — Я уверена, у тебя всё получится. Ты ведь Абсолютный Талант, разве нет? Такому всё по плечу. Нож едва заметно подрагивает в руке Хаджимэ. Он на секунду прикрывает глаза, проглатывает обиду и давит из себя улыбку. — Спасибо. Ему больше нечего добавить. И не особо и хочется. Остаток разговора падает на хрупкие плечи Невермайнд. Благо девушка, уловив странное настроение Хинаты, тут же переключилась на более миролюбивую тему, забивая неловкое молчание. Хаджимэ не мог быть благодарнее — собеседник из него сейчас не очень. Все его ответы сводились к мычанию, пожиманию плечами или каким-то коротким звукам. Мыслями он уже не в диалоге. Суп в кастрюле закипает, времени остаётся меньше — а это означает очередную встречу с Нагито. Очередной каприз. Унижение. Колкое слово, вонзённое гвоздем в сердце. — Хаджимэ? — М-м? — У тебя всё хорошо? — Хината вскидывает бровь, резко повернув голову и чуть не пролив при этом суп. — Ты бледный. Не заболел? — Нет-нет, я… — Я боюсь. — Наверное, просто показалось. Не переживай. — Уверен, что не стоит зайти к Микан? — Уверен. Сония опускает глаза в пол и, пожевав губу, заявляет чуть не приказным тоном: — Если что, обязательно обращайся к нам! Хаджимэ, мы всегда готовы тебе помочь. И… — Спасибо, Сония, — обрывает её парень. Может, чересчур резко — по лицу Невермайнд видно, что она недовольна. — Я очень ценю твои слова. Но мне пора. И он натурально сбегает: подхватив поднос и даже не дав девушке возможность ответить. Уже чувствует, как недовольный взгляд сверлит спину. Надеется, что после его не будет ждать серьёзный разговор.***
Он снова стоит перед белой дверью. И снова дрожит, как в первый раз. Ему самому смешно от собственной трусости: в симуляции он такого никогда не чувствовал. Да, Нагито особо-то не стеснял себя в выражениях — особенно после получения того злосчастного файла, — но даже тогда Хината чувствовал скорее злобу и раздражение. Разочарование. А сейчас… Его колотит от одной лишь мысли. Но переживания переживаниями, а Комаэда сам себя не покормит. Поэтому Хаджимэ собирается, мысленно молится и толкает дверь плечом. — Хаджимэ. — Нагито. Взгляд Комаэды останавливается на миске с супом, и глаза вдруг загораются. — Что это? — Овощной суп. — И всё? — И всё. Нагито едва заметно улыбается. — Сам готовил? — А кто ещё, по-твоему? Могу принести завтрак от Сонии, если так хочешь. — Хината сухо усмехается. — Хотя мне по твоей реакции уже всё понятно. — Использовал талант? — Нет. Наглая ложь. — Тогда я не буду, — заканчивает Комаэда, скрещивая руки на груди. На его лице победное выражение. Думает, что поставил Хаджимэ в тупик. Только вот и он не пальцем делан. — Хорошо. Раз ты так против, я принесу тебе блюдо от Абсолютной. Но, — он оборачивается, кидая взгляд через плечо. Выразительный, — не жалуйся мне потом на головную боль и жжение в желудке. Я тебе помогать не буду — сам напросился. Парень ни разу в жизни не видел такой резкой смены настроения. Нагито побледнел, улыбка медленно сползла с его лица, глаза расширились — сразу видно, вспомнил, чем это закончилось в последний раз. — Я… — Он запинается, сглатывает и смотрит на Хинату чуть не с мольбой. — Передумал? Чудесно, чудесно. Он ставит перед Комаэдой поднос и садится на табурет рядом, внимательно наблюдая за тем, как тот одной рукой пытается управиться с такой простой работой. Получается не очень. — Так и не привык? — участливо спрашивает Хаджимэ, замечая, как культя то и дело поднимается в воздух. — Не знаю, — спустя некоторое время признаётся Нагито. Вздыхает, берёт в руку ложку и пытается набрать бульон — и чуть не опрокидывает поднос. Если бы не шатен, подоспевший на помощь, разлил бы всё. — Аккуратнее! Комаэда кривит губы и едва заметно сжимает ложку. — Спасибо. — Да я… Не за что. Хочешь, помогу? — Я настолько жалок? — Нет. — Тогда? — Реабилитация требует времени. — Все остальные уже давно на ногах, — с долей обиды в голосе огрызается Комаэда и тут же отворачивается. Сболтнул лишнего. А. Так вот… так вот оно что на самом деле. — Нагито. — Чего тебе? — Посмотри на меня. Хината и сам не уверен, послушаются ли его. В конце концов всё их общение до этого момента было… не особо дружеским. Однако, к его большому удивлению, Нагито действительно осторожно поворачивает к нему голову и впивается в лицо изучающим взглядом. Просящим даже. — Ты встанешь на ноги, — чеканит парень. — Но я… — Твои результаты стали лучше. Неделя, и я смогу выпустить тебя отсюда с чистой душой. — Почему не сейчас? Хаджимэ едва слышно вздыхает, поправляя поднос. — И кому будет лучше, если тебе станет плохо? Кто тебе поможет? — Разве так не будет лучше? — Нет. Нагито резко вскидывает голову и чуть не просверливает в Хинате дыру. — Почему? — И всё-то тебе надо знать. — Почему? — Хочешь — верь, не хочешь — не верь, но есть люди, которым не всё равно на твоё состояние, — выпаливает Хаджимэ. Замирает. Смаргивает. И отворачивается, чувствуя, как по щекам расползается румянец. Он ведь и не сказал ничего такого, но… Эти слова получаются слишком вызывающими. Интимными. То, чего нельзя говорить при их-то уровне отношений. — Хаджимэ, — коротко выдыхает Комаэда. — Послушай, я… И не успевает закончить. Хината скрючивается и заходится в надрывном кашле. — Хаджимэ! Он чувствует, как чужая ладонь ложится ему на плечо, пытается развернуть — и сопротивляется. Качает головой и с трудом разгибается, осторожно отнимая руку ото рта. На ладони жутко алеет сгусток его собственной крови. — Всё хорошо? — Голос Комаэды полон тревоги. Вот странно. Сам несколько минут назад попрекал за то, что Хината не пользуется талантами. — Пойдёт. — Он поднимается на ноги рывком, поворачивается спиной и стыдливо прячет руку. — Поставь поднос на тумбочку, когда доешь. Я заберу после. — Но ты… — Я всё сказал, — резко заканчивает Хаджимэ и скрывается в коридоре, хлопнув дверью. Перед глазами темно. Он идёт почти на ощупь. Голова плывет, виски пульсируют, и воздуха страшно не хватает. Парень спотыкается. Падает на землю, едва успев сгруппироваться. И снова заходится в жутком кашле. Боже. Почему это происходит с ним? Лёжа лицом вниз в луже собственной крови, Хаджимэ вдруг понимает, что хочет задохнуться. Надеется, что его никто не увидит таким. Он Абсолютный Талант. Надежда. Называйте, как хотите. Ему нельзя.