***
Утро выдаётся пасмурное, дождливое. Крупные капли стучат по стеклу, целиком захватывая внимание сидящего на постели. Машинально расковыривая ранку на руке — кажется, обрезался бумагой, — он смотрит в окно, едва ли обращая внимание на то, что происходит за его спиной. Наверное, приходила Микан. Он не обратил внимание. Может, его навестила Сония. Он не посмотрел. Вероятно, заглянул Нагито. Он не стал слушать. Поглощённый собственными мыслями, пленник собственного разума, вдруг ставшего врагом, Хаджимэ понимает, что провёл в таком положении целый день. Озадаченно сморгнув, он наконец-то поворачивает голову и растирает изрядно затекшие позвонки шеи. На тумбе стоит поднос с тарелкой. Хината долго изучает её взглядом и всё-таки сдаётся, протягивая руку. Естественные потребности никуда не деваются, и сколько бы он ни отбрасывал их в сторону — они возвращались обратно. Это бесит невероятно. Парень поджимает губы, вяло размешивая суп. В голове собираются кусочки будущего плана. Плохого, но рабочего.***
Микан не обманула: спустя неделю Хаджимэ уже стоял в больничном коридоре, готовый покинуть собственную тюрьму. Даже воздух снаружи вдруг показался свежее и… свободнее, наверное. Он вдыхает его полной грудью и чувствует, как по телу растекается приятная истома. И тут же одёргивает себя, вспоминая, что времени на «истому» у него нет. Сжимает руку в кулак. — Спасибо. — Парень даже не оборачивается и быстрым шагом удаляется от больницы, торопясь в сторону собственного домика. Припоминает, что оставил там документы, которыми стоило бы заняться. Делает себе пометку написать Макото и Киригири — объяснить ситуацию. И если на их понимание он мог рассчитывать, то вот с Бьякуей… придётся повозиться. Мягко говоря. Мысли лихорадочно крутятся в голове, сменяя друг друга, и Хината молча идёт вперёд, забыв, кажется, обо всём на свете. Скачет от одного к другому. Планирует. Доходит даже до того, что его начинает потряхивать: от возбуждения перед предстоящей работой или переутомления — вопрос другой. Только всё это — дело десятое, если не двадцатое. Быть полезным, быть нужным куда важнее, и… — Ну-ка стоять. Чужая рука перехватывает его локоть и с силой дёргает назад. Возможно, вторженец слегка не рассчитал сил, и Хината, который совсем не ожидал этого, чуть не заваливается спиной на землю, запнувшись о камень и только чудом успев выровнять равновесие. На осмысление ситуации уходит секунд пять, после которых в груди начинает расползаться едкое раздражение. Хаджимэ даже поворачивать голову не надо — и так понятно, кто сюда припёрся. — Отвали. — Грубо. — В ответ раздаётся наигранно обиженный голос. — Мне плевать. Нагито склоняет голову, налегая на трость, и обводит Хинату внимательным взглядом. Ему, видимо, глубоко всё равно на то, какими словами его забросает парень напротив. — Куда идёшь? — тянет он, с трудом давя улыбку: уголок губ задорно дёргается. Такая идиотская привычка, господи боже. Когда Комаэда уверен в своей правоте — а уверен он в ней чаще, чем может показаться, — выдают его не слова, а язык тела. И Хаджимэ, который провёл рядом достаточно времени, уж слишком хорошо его знал. — К себе. — Правда? — Тебе-то какая разница, чем я занимаюсь?! — вспыхивает Хаджимэ, пытаясь вырвать руку. Удачно. Растирая локоть, он бросает на Нагито злобный взгляд. — А ты топай дальше. — Я всего лишь гуляю. — Юноша небрежно машет протезированной рукой и лёгким движением убирает непослушные локоны с лица. Хината довольно подмечает, что Комаэда выглядит намного здоровее. — Один? — А разве мне нужна компания? — удивлённо спрашивает Комаэда и вдруг расплывается в улыбке. В его глазах вспыхивает задорный огонёк. — Или ты предлагаешь свою? — Я не… — Это очень мило с твоей стороны, Хаджимэ. Уделять мне внимание… Боже, ты такой обходительный. — Но ты ведь… — Поможем друг другу, м-м? — Нагито вдруг оказывается непростительно близко, и его дыхание щекочет щёку Хинате. — Вот сам себе и помогай, — огрызается Хаджимэ, но остаётся стоять на месте, косясь на Комаэду. — Но ты ведь переживаешь. Разве нет? — Не твоё дело. Ладно, да, он переживает. Ещё как. Потому что если с этим засранцем что-то случится, то ответственным будет именно он. Да и после всего, через что им пришлось пройти… Рановато пока рисковать. — Отнюдь. — «Отнюдь», — передразнивает Хаджимэ и едва сдерживает смех, заметив, как начинает краснеть Комаэда. Лучшая часть, серьёзно. — Хотя я совсем не настаиваю на своей правоте. — Он заговаривает спустя несколько секунд напряжённого молчания. А ещё Нагито бессовестно врёт — он на девяносто девять и девять процентов уверен в своей правоте. — Говори то, что считаешь нужным. — Какая невероятная щедрость. — Ну же, Хаджимэ, ты совсем в меня не веришь? А я-то привык считать себя весьма учтивым человеком. — Ты и учтивость? — бурчит Хината в ответ, возобновляя шаг. Только на этот раз медленнее, так, чтобы юноша за ним поспевал. — Несовместимая пара. — Ты жесток. — Всегда пожалуйста. Они замолкают всего на несколько мгновений, а затем разражаются дружным смехом. Что весьма удивительно, учитывая, что всего несколько секунд они кидали друг на друга весьма однозначные взгляды. Атмосфера мигом становится куда легче. — Как твой протез? — отсмеявшись, интересуется Хината. Ему действительно любопытно узнать, как Нагито справляется с этим. — Да так. Немного неудобно, немного непривычно. — Юноша сжимает механические пальцы в кулак. — Но о большем я и просить не могу. В конце концов, я мог остаться совсем без руки. — И тебе бы надо поблагодарить за это Казуичи. — Хм-м, и то верно, — задумчиво тянет Нагито и отворачивается. — Надо бы. — Я не прошу вас стать лучшими друзьями, но… — Мне прекрасно понятны твои цели, Хаджимэ, — прерывает его Нагито и тут же одёргивает себя. Замолкает, кусая тонкие губы, и больше не решается заговорить. — Хоть попробуй. Они… тоже идут на поправку. — Я их поздравляю. — Нагито… — Прошу, давай закроем эту тему. Если ты не против, — мягко заканчивает Комаэда, пряча резкость в голосе. Взгляд серых глаз впивается Хаджимэ в лицо, внимательно его изучая, и парню остаётся только одно: отступить. — Ладно, хорошо. Я тебя понял. Остальная часть дороги проходит в угнетающем молчании. По крайней мере, для него. Нагито-то весьма бодро — для человека с тростью — вышагивает рядом. Ему, видимо, в принципе до лампочки, что происходит вокруг, — он сам себе компания. Хината в его идиллию вмешиваться особо не хочет, — едва-едва пережив горечь поражения, — поэтому выбирает второе по интересности занятие — рассматривание дороги под ногами. Общение с Нагито похоже на игру в русскую рулетку. И пусть даже в барабане находится всего один патрон, Хаджимэ всё равно на него попадает. Потом, правда, собственноручно заряжает револьвер ещё раз и снова приставляет к виску. Непонятное чувство. Крайне непонятное. Уже перед коттеджем он выуживает ключи из кармана брюк, открывает дверь и разворачивается на сто восемьдесят градусов. — Ты так и будешь за мной ходить? — Он прислоняется к проёму, скрестив руки на груди. Нагито вяло пожимает плечами, переступая с ноги на ногу. Ему заметно неловко. — Я всё-таки тебя смущаю? — наконец подаёт голос он и тут же глухо усмехается, отвечая на собственный вопрос: — Ну конечно. Прости за бестактность. — Нет, дело не в этом. — Хината побеждённо качает головой. — Просто я надеялся побыть в одиночестве. — Тоже правда. — А, конечно. Конечно. — Комаэда понимающе кивает и делает шаг. — Я посижу возле бассейна и вернусь обратно. — Обгоришь ведь. — Переживу как-нибудь. — Ты-то переживёшь. А мне потом с тобой всю неделю сидеть. Юноша вздыхает, но молчит. Поэтому диалог снова ложится на крепкие плечи Хаджимэ. — Что насчёт твоего домика? — Нет ключей. А, точно. — Столовая? — Не могу в силу обстоятельств. Какие это обстоятельства — догадаться не особо сложно. Отправлять его назад — слишком даже для Хаджимэ. Он не садист и тем более не изверг. Парень вздыхает, ероша волосы. С одной стороны, да и хер бы с ним. Пускай сидит себе возле водички и дышит хлорированным воздухом. С другой… На улице жарко, и рисковать особо не хочется. Особенно после того, как Нагито наконец-то соизволил пойти на поправку. Спустя секунд десять активного размышления и торгов с самим собой, он распахивает дверь. — Заходи, — бросает Хината с коротким кивком головы. Нагито вскидывает бровь. — Хаджимэ, со всем уважением… — Много ли у тебя этого уважения? — фыркает тот. — Со всем уважением, — с нажимом повторяет Комаэда, — ты уверен, что это хорошая идея? — Знаешь, я уже ни в чём не уверен. Однако, — он раскрывает дверь чуть шире, — именно эта идея не кажется мне худшей из возможных. — Надо же, — тихо выдыхает Комаэда, но шаг вперёд всё-таки делает. — Кто же знал, что у тебя настолько плохо с критическим мышлением. — Да-да. Если закончил с оскорблениями — топай шустрее. — Конечно. Внутри прохладно, и солнечные лучи едва пробиваются сквозь зашторенные окна. Хинате так нравится — так спокойнее. Жутко пыльно, правда, но это такая мелочь за толику комфорта. — Чувствуй себя как дома. — Хаджимэ разводит руками, закрывает дверь и тут же плюхается на стул, вытягивая ноги. Он может посидеть так несколько минут — не страшно. Нагито настороженно осматривается, вертя головой по сторонам, а затем прислоняется к стене, упираясь руками в трость. — Удобно? — Весьма, — равнодушно отвечает Комаэда. — Благодарю за гостеприимство. — Может, сядешь хоть? — всё так же ровно продолжает Хината и в следующую секунду чуть не падает со стула: — Да не на пол же! Нагито замирает в полуприседе, возводя глаза. — А куда? — Следует весьма нелогичный вопрос. Действительно, вот куда. Хаджимэ потирает переносицу, собирается с силами. — У меня есть кровать, если ты не заметил. — Это невежливо. — А я-то думал, что ты будешь только рад потоптаться по месту, где я сплю. — Я ведь не животное. — В глазах Комаэды вспыхивает странный огонёк. — Или ты думаешь, что я… — Ничего я не думаю, господи! Садись уже и хорош выпендриваться. — Если ты настаиваешь. — Настаиваю. Хаджимэ закрывает глаза, откинувшись на спинку стула. По звуку пружин понимает, что Нагито всё-таки не стал гнуть свою линию дальше, и это уже немало радует. Меньше головной боли. — Голодный? — спустя некоторое время лениво спрашивает Хината. Больше из привычки. — Терпимо. Значит, голодный. Парень приоткрывает глаза, шарит рукой в приоткрытом ящике и вытаскивает оттуда упаковку крекеров в виде рыбок. — Немного и не особо сытно, но пока сойдёт. — Ответа не следует. Хината вздыхает и поворачивает голову. — Нагито? Он ожидает чего угодно, но явно не этого. Взгляд юноши прикован к противоположной стенке, и Хаджимэ чувствует, как по спине пробегает дрожь. — Ткань? — сухо спрашивает он. — Настолько себя не любишь? Хината заметно съеживается на стуле, сжимая пальцы в кулаки. Он не готов к этому разговору. Не в лоб. — Ещё одно слово, и ты уходишь отсюда без рыбок, — тут же переключается он, едва повернув голову. Этого вполне достаточно, чтобы их взгляд пересекся. — Вот уж трагедия, — ухмыляется Нагито, но руку воровато протягивает, выхватывая один крекер. Сработало. — А чего так много? — О? Это была шутка? Пожалуйста, не держи на меня зла, я всего лишь… — И замолкает, когда целый пакет плюхается ему на колени. — Хаджимэ? — Ешь. — Хината машет рукой и спешит отвернуться. — Я ещё возьму. Глаза Комаэды едва расширяются. Здоровая рука неуверенно сжимает полиэтилен, и тонкие пальцы скользят внутрь, выхватывая ещё несколько рыбок. Каждым своим движением он будто спрашивает: «Я правда могу?» Иногда он мог быть таким… странным, наверное. И то, как он реагирует на проявление доброты, — немного страшно, на самом деле. Как забитая собака. Сравнение такое себе, но весьма точное. Стоит протянуть руку — и он пытается укусить. Но чуть позже, поняв, для чего именно Хаджимэ тянет её, Нагито теряется и не знает, как реагировать. Может, не может придумать правильную реакцию. Хаджимэ улыбается уголком губ и ловким движением руки выхватывает рыбку из пакета. Мизинец неосторожно задевает тыльную сторону ладони Комаэды. Кожа у него холодная, гладкая, и контраст вызывает мурашки. Их взгляд снова встречается, и Комаэда робко улыбается. — Спасибо. — Он шепчет одними лишь губами. В уголках виднеются крошки — улики того, что крекеры всё-таки пришлись ему по душе. Это… такая бытовая картина. Картина, которая вдруг затмевает собой всё плохое в жизни Хаджимэ. Всего за секунду в его голове проносится целая буря. Иногда Нагито его страшно бесит. Бесит так, что хочется хорошенько ему втащить. И всё-таки… — Не за что, — отвечает он и вдруг, поднявшись со стула, усаживается на кровать, рядом с Комаэдой. Всё-таки… Бумаги и Бьякуя — тем более он — могут подождать.