Wicca

— Хватит спать, Чимин, — в просторную, но темную комнату входит высокий омега в шелковом халате до щиколоток, с длинными, шоколадного цвета волосами. — Папа, — недовольно кряхтит юноша, когда широкие шторы начинают жужжать на всю комнату, медленно пропуская ослепляющий свет, из-за которого Чимину приходится накинуть одеяло на голову. — А ну вставай! — строго и слишком громко для нежных, едва проснувшихся барабанных перепонок омеги говорит мужчина. Он открывает дверь на просторный балкон и взмахом руки, отодвинув край тюля, заставляет в комнату влететь воздушный вихрь, который с силой стаскивает с ленивого парня одеяло и в придачу наводит бардак на рабочем столе, раскидывая бумаги, книги и тетради. — Папа! — взвизгивает омега, поднимаясь на локти, и смотрит таким испепеляющим взглядом на родителя. Но тот только поправляет волосы, упирает руки в боки и выгибает бровь. — Жду тебя на завтрак, — закатывает глаза, не желая нянчиться сейчас с сыном, которого, естественно, сегодня не просто так разбудили. — И приберись здесь, — последнее, что он говорит, уже выйдя из комнаты, взмахивая своими волосами, доходящими до поясницы. — Это нечестно! — кричит вслед Чимин, смотря на то, во что превратил его комнату родитель. Парень лениво сползает с кровати, втискиваясь в тапочки, чешет затылок, пытаясь пальцами пригладить беспорядок на голове, и, зевая, осматривает комнату. Он концентрируется, выставляет руку вперед и медленно, совершенно плавно собирает всю бумагу в одну идеальную стопку, подчиняя листочки своей силе, а книги, которые из-за порыва ветра открылись, аккуратно расправляя края страниц, закрывает. Поднимает все вещи на уровне своих глаз, улыбается самому себе и ведет ладонью в сторону рабочего стола в момент, когда слышит: — Без магии, — очередной строгий голос, доносящийся с первого этажа их дома. Папа настолько неожиданно и грозно это говорит, что Чимин вздрагивает и роняет всю стопку, которой был так доволен. Омега закатывает глаза, смотрит на разбросанные вещи и отмахивается от них рукой, идя к балкону. Это утро встречает его серебристыми, злыми тучами, которые давят своей атмосферой на парня. Он хмурится, растирает предплечья, по которым пробежали мурашки, и хмыкает. Из-за плеча поглядывает на балконную дверь, ведущую в комнату, смотрит за поручни, чтобы не попасться садовнику, и так зловеще улыбается, закрывая глаза. Он делает глубокий вдох и такой же выдох, снова концентрируется, разгружая тем самым сонную голову, и представляет, как вместо этих самых туч появляется яркое солнце и чистое голубое небо. Как этот ветер перестает быть таким холодным и мерзко облизывающим нежную кожу плеч, а наоборот, ласкающим своими объятиями. Чимин шепчет что-то на едва разборчивом пракельтском языке, который среди людей почти не используется уже, но в этом мире все магические книги только на нем. Чимин открывает глаза и видит, как тучи немного ускорились, двигаясь в направлении севера. Кажется, волки будут этому не рады, ну и пусть, омегу они теперь бесят. Он самодовольно усмехается, поправляет рубашку своей пижамы и шлепает тапочками обратно в комнату, спускаясь на завтрак, послушно следуя всем указаниям папы. Ну, или почти всем. — Я что сказал? — мужчина, который выглядит чуть старше сорока лет по человеческим меркам, смотрит на улыбающегося Чимина из-под опущенных очков для чтения, отвлекаясь от утренней газеты, пока потягивает из любимой кружки кофе, облокотившись на барную стойку, за которой они обычно завтракают. — Без магии, — пожимает плечами и разводит руки в стороны, делая вид, будто совершенно не понимает, о чем говорит папа. — Ты нарушаешь течение природы, я что тебе про это говорил? — его голос более не такой строгий, скорее уставший от этих шалостей уже взрослого парня. — Моя кожа чувствует себя плохо, когда не принимает солнечные ванны, — сдается омега, понимая, что папа все-таки почувствовал магнитные импульсы, которые расходятся во время использования магии. Но зато как он довольно лыбится, смотря за панорамное окно, через которое потихоньку начинают просачиваться лучи солнца. — Последний раз, — предупреждает Ма́ри — папа Чимина. И вряд ли это будет действительно последний. — Где Хенджин? — омега зачерпывает ложку йогурта из чашки, стоящей на столе, отправляя ее в рот. — Спит еще, — незаинтересованно отвечает и продолжает читать новости, передавая обляпавшемуся сыну салфетку. — В смысле спит?! А почему я не сплю? — Ма́ри вздыхает, откладывая газету, — Чимин сейчас весь мозг вынесет, но не даст дочитать. — Папа, почему ты его не будишь? — и указывает на лестницу. — Потому что ты дольше всех собираешься, — объясняет омега, делая глоток кофе. — Неправда! Хенджин вечно долго красится! — Ты старший брат, а ведешь себя хуже ребенка, — фыркает Ма́ри, допивает свой напиток, обходит остров, направляясь к посудомоечной машине, загружая кружку в нее. — Я спать хочу, — вот-вот и точно начнет хныкать, уже даже губы обидчиво надул, ковыряясь в своей тарелке с йогуртом, который папа сам для него приготовил. — Я ведь тебя вчера предупреждал, — мужчина обходит длинный барный стол и обнимает сына со спины, кладя подбородок на его макушку. — С кем хоть торчал до трех ночи невесть где? — С Тэхеном, знаешь же, — тихо отвечает, все еще обижаясь. Но это тепло родителя всегда способно подкупить его и растопить хотя бы немного, он даже кладет свои ладони поверх рук папы, поглаживая нежную кожу, открывшуюся из-под рукавов халата. — С Намджуном так и не помирились? Целое лето прошло, — грустно вздыхает Ма́ри, покачиваясь с сыном из стороны в сторону. — Не говори о нем вообще. Он больше никто для нашей семьи, — тут же меняется в настроении, шипит, злобно пытаясь выбраться из объятий. — Для тебя он может и никто, но его отец все еще один из правителей и мой хороший друг. Когда-нибудь и Намджун займет этот трон, и тебе придется ему подчиняться. — Не придется, если я займу твое место. Все обязаны слушать нас, — омега, которому так и не удалось выбраться из крепких тисков мужчины, пытающегося его успокоить, теперь сдавшись, повисает на стуле, откинувшись на грудь папы. — Вот именно, малыш, если займешь, — и усмехается. — А если нет, то, так же как и мне, Ауду́льву и Э́йнару ты будешь подчиняться, если не хочешь когда-нибудь оказаться в Дрангаре. Белые ведьмы и маги там сразу умирают, Изгои нас ненавидят. — Но ты ведь не позволишь этому случиться? — у Чимина голос настороженный, слегка испуганный. Он-то лучше многих его сверстников знает законы их мира, систему власти и тех, при ком не стоит задирать нос и грубить. — Ты знаешь наши правила. Но, пожалуйста, не думай об этом. Белые ведьмы почти не попадают в Дрангар, сам знаешь, мы природой отличаемся от тех же темных, — Ма́ри ослабляет тиски, смотрит на сына такими добрыми, поддерживающими глазами. Парню не стоит бояться, ведь у него есть такая могущественная и сильная защита, омега никогда не позволит своему сыну умереть. — Все, ешь давай и иди собираться, а я к Хенджину, пора и его задницу стаскивать с кровати, — мужчина много-много раз целует в щеку загрузившегося на этой теме парня, отвлекая его от дум, добиваясь звонкого смеха, крепко-крепко к себе прижимает, взъерошивает мягкие волосы и уходит ко второму сыну. Как и ожидалось, Чимин собирался дольше всех. Ма́ри успел покормить младшего, сам собрался, проверил готовность Хенджина, они даже успели поиграть с магией, немного занявшись своеобразной зарядкой с утра, прогуляться по их саду, а Чимина все нет. — Поторопи его, — приказывает Ма́ри одному из охранников, которые уже полным составом из десяти волков стоят рядом с черными джипами, помогая омегам сесть в них. Волк кивает мужчине, закрывает за ним дверь машины и идет в дом. — Повелитель требует, чтобы Вы немедленно… — и не успевает он договорить, остановившись на пороге комнаты Пак Чимина, как в него летит стеклянный снежный шар. — Пошел вон, блохастый! — охранник ловит рукой предмет, от которого чувствует родную энергию, — подарок сына второго главы. — Не вынуждайте меня, — предупреждающе выпускает клыки, сверкая янтарными глазами. — Применять силу не вынуждать? Не забывайся, я тебя создал — я тебя и убью, — вздергивает подбородок, застегивая на запястье золотые часы с маленькими бриллиантами по контуру циферблата. — Меня создали не Вы, — альфа выдыхает, убирая клыки, — чего зря нервы и силы тратить на избалованного мальчишку? — Белая ведьма. А я кто, по-твоему? — Чимин накидывает на плечи пиджак с эмблемой школы, подходит к зеркалу, чтобы надеть сережки и удостовериться, что он выглядит как тот, по кому глупый Ким Намджун будет пускать слюни и рыть носом землю от злости, что упустил такое сокровище. Да, именно поэтому омега собирается так долго, знает ведь, что за день сегодня. — Вы, мой господин, всего лишь маленькая ведьмочка с разбитым сердцем и непомерной гордостью. Не смогли подчинить себе белого волка? — и усмехается, засекая на своих часах тридцать секунд, после которых сам потащит этого парнишку на плече до машины. — Не лезь туда, где можешь обжечься, — Чимин застывает у зеркала, кидает испепеляющий взгляд и заставляет язык пламени вспыхнуть прямо у ног волка, усмехаясь тому, как тот отскакивает назад. Охранник решает больше ничего не говорить, дабы не испытывать на себе злость пусть и маленького еще, но уже более сильного, чем он сам, существа. К тому же грешно в их мире злить своего создателя, беды не миновать. А злить сына первого повелителя и вовсе чревато большими проблемами. Зато Чимин, наконец взяв свой небольшой рюкзак с одной книгой да парой тетрадок, пихает волка плечом, о чем сразу же жалеет, когда спускаясь по лестнице, потирает его от боли, забыв, что волки на ощупь почти каменные, когда им это нужно. — Даже если бы я тебя за четыре часа разбудил, ты бы собирался все пять, — вздыхает Ма́ри, когда Чимин садится на соседнее заднее сидение, надевает солнцезащитные очки и отворачивается к окну. — Уволь того охранника, — хмурится омега, смотрит на заднюю машину, пытаясь через тонированное стекло разглядеть брата, чтобы убедиться, что тот тоже собрался. — Он нагрубил мне. — Значит, было за что, — пожимает одним плечом, кивая водителю. — Он бы не стал просто так конфликтовать с создателем. — Дожили, сегодня волки нас не слушаются, а завтра наступит время их безоговорочного правления? — Сначала война за трон между волками и вампирами, а потом уже безоговорочное правление кого-то из них, — немного лениво объясняет сыну, на что тот аж открывает рот в удивлении, а потом вспоминает, что этого никогда не произойдет, потому он может спать спокойно. Чимин смотрит на свой дом и грустно вздыхает, когда понимает, что ему придется распрощаться с этим местом снова почти на целый год. Он любил проводить здесь время — в их особняке современного стиля посреди леса, посреди покоя и звуков природы, — для белой ведьмы нет ничего лучше, чем единение с силами природы. Здесь столько ярких воспоминаний: как они отрывались с Тэхеном, пока Ма́ри был в отъезде, а потом приходилось подкупать Хенджина, чтобы тот не болтал лишнего папе, столько моментов с Намджуном… Его Чимин не хочет вспоминать, но приходится. И хуже всего то, что придется с ним жить почти год. Отвратительно. Они тратят на дорогу около четырех часов, заезжая на территорию замка своим привлекающим внимание кортежем. Учеников встречает широкий двор, облагороженный мягким газоном, за которым тщательно следят садовники, фонтанами, маленькими фонариками и оградами с черными завитушками. Понадобится минут пять, чтобы быстрым шагом преодолеть расстояние от автоматических ворот, в которые заезжают машины с учениками, до главного входа в школу. Само же здание выглядит древним, по факту и являясь таким. Верхушки многочисленных башен доходят до самых мрачно-серебристых небес, разрезая их, уходя за грань, видимую жителями, возвышаясь над тысячелетними лесными просторами. Скульптуры гарпий, расположившихся на самой крыше замка, внимательно следят за любым движением в этих лесах, пока директора и правители не сводят глаз с жителей их земель. Чимину не дают выйти самому, охранники просят учеников разойтись, и только тогда они открывают двери машин омегам. Здесь есть и папарацци, которые не упускают шанса запечатлеть первый день в школе членов королевской семьи. Чимин и Хенджин не отказываются попозировать, тогда как Ма́ри, закатив глаза, в сопровождении охраны, которая делает купол из зонтов, защищаясь от вспышек, идет в саму школу, чтобы встретиться с советом директоров, оставляя сыновей на преподавателей. — Тэхен-а! — Чимин радуется так, словно вчера ночью они не кутили вместе и вообще последний раз виделись в прошлой жизни. — Моя королева, — смеется омега, обнимая лучшего друга, игриво шлепая по ягодице. — Надо было вчера отказаться от текилы, башка гудит, — поправляет на плече лямку рюкзака, не сразу обращая внимание на переминающегося и смущающегося Хенджина. — Ты че уши развесил? Папе слово скажешь — повешу вверх ногами на Вековом дереве, — младший брат аж выпучивает глаза и так зашуганно машет головой, что Тэхен и Чимин по-доброму начинают смеяться над ним. — Иди ко мне, — и прижимает к себе, целуя в румяную щеку. — Готов к этому году? — интересуется Тэхен, хитро лыбится и играет бровями, чудом не получая оплеуху от друга за это. Тот-то знает, к чему все эти намеки, а еще прекрасно видит, как Ким подбородком указывает ему за спину. — Только не он, — бубнит себе под нос Пак, наблюдая за еще одним кортежем из черных автомобилей, из которых выходит второй правитель Аудульв и его сын Намджун — семейство белых волков, самых редких из всех ныне существующих. За ними на территорию въезжают другие автомобили с некоролевскими семьями, которые провожают своих детей-волчат в школу. — В этом году они с нами будут учиться, — напоминает Тэхен, совсем не делая ситуацию лучше. Намджун, выйдя из машины, задерживает взгляд на Чимине, сверкая своими неестественно синими глазами, разгоняя по коже бесстрашной ведьмы табун мурашек, разводя где-то внутри него костер озлобленности, на котором плоть и их общие чувства сгорают. Альфа оценивающе ведет глазами по телу омеги, удерживая себя от желания провести по клыкам языком, когда останавливается на созерцании округлых бедер в темно-синих брюках и открытой шеи, длина которой подчеркивается расстегнутыми на блузке пуговицами и тоненькими сережками, порывом ветра ударяющимися о нежную кожу. Альфа хмыкает, заставлять себя отвести взгляд не приходится, потому что это недовольное лицо высокомерного омеги делает все за него — смотреть на такого Чимина больше и не хочется, опять тихо ненавидит и держится, чтобы не подпалить волосы на голове Кима. За волками следом приезжает последний кортеж с третьим правителем Эйнаром и его сыном Юнги. Старший вампир в сопровождении своей охраны направляется сразу в школу, а вот ребенок его недоверчиво осматривает учеников, ежится, но, завидев знакомую, машущую ему руку и широкую улыбку Тэхена, сразу же несется к друзьям, прижимая к себе рюкзак. Ким Тэхена вообще сложно не заметить: темная ведьма, носящая на своем лице всегда белоснежную квадратную улыбку и отличное настроение, что редкость для его расы. Он настолько контрастный, что его светлые волосы так непривычно, но уникально сочетаются с черным смоки айс, который он наносит абсолютно всегда, выглядя немного устрашающе и одновременно сексуально. Мрачный и неприступный с виду, но абсолютно светлый и добрый внутри. — Тебе холодно, что ли? — смеется Тэхен, обнимая Юнги, растирая его плечи. — Нет, все в порядке, — неуверенно улыбается и тянется к Чимину за дозой тепла в приветственных объятиях. За королевским кортежем одна за другой начинают заезжать остальные машины с вампирами. Хенджин немного отходит от Чимина, пока тот, не закрывая рот, что-то рассказывает друзьям, и высматривает того самого. Сильного, высокого, чертовски привлекательного вампира — Ким Сокджина, который выходит из машины со своим младшим братом Чонгуком. Он уже несколько лет как окончил школу, служа в королевской армии, в этом году его пригласили в роли преподавателя для молодых вампиров. Правда, на этих уроках будут не только вампиры, но и одна белая ведьма, которая не перестает нагло залипать на этого бледного Аполлона. — Даже не думай, — бесцеремонно врывается в чужие фантазии Чимин, дергая за локоть ближе к себе. — Запал на Джина? — удивляется Юнги, смотря через плечо на своих собратьев по происхождению. — Беспощадный вампир. Я видел, как он голыми руками отрывает головы Изгоям, — Хенджин морщится, прикрывая рот, чтобы завтрак не выпрыгнул наружу от подкидываемых фантазией кровожадных картинок, смотря на друзей Чимина, которые не перестают тихонько хихикать, запугивая бедного ребенка. — Слышал? И тебе голову оторвет, если будешь пялиться, — тыкает брата в бок, на что тот дуется и хмурится, не желая верить в эти бредни. Ким Сокджин — самый прекрасный принц на белом коне. Ну или жестокий вампир на черном мустанге. Не суть. Для Хенджина он все равно самый лучший, и даже не важно, что они ни разу не общались, — в этом году выпадет такой шанс, возможно. Омега хочет надеяться. — Кажется, мне пора валить, — кривит рот Тэхен, когда за спиной Чимина видит подходящих к ним Намджуна и его лучшего друга — Хосока. — Долго вы тут планируете стоять? — раздается самый ненавистный, грубый и абсолютно холодный голос белого волка. — Правители ждут нас, — обращается к Юнги и встречается с испепеляющим взглядом Чимина, что развернулся теперь к нему лицом. — Тебя, шавка, не должно ебать, сколько мы тут будем стоять, — повисает гробовая тишина, у всех глаза шесть на девять от сказанного, возможно, будущему правителю волков, еще и самому сильному в своем роду. И только Хосок успевает среагировать, чтобы удержать Намджуна за плечо и не дать навредить белой ведьме. — Жаль тебя никто ебать теперь не станет, — противно скалится Намджун, получая звонкую пощечину от ведьмы. Он дышит тяжело, явно контролирует своего внутреннего зверя, в синих, как океан, глазах пляшет красный бес, бегающий вокруг костра, на котором альфа хотел бы сжечь Чимина. Но он лишь отталкивает от себя Хосока, показывая тем самым свою силу самоконтроля и нежелание опускаться до конфликтов с каким-то избалованным мальчишкой, уходя в сторону школы. — Зря ты так с ним. Займет трон — тебе несдобровать, он же тебя изживет. А он точно будет на престоле, белые волки самые сильные, — боязливо прослеживает взглядом за Намджуном Тэхен, на что Юнги и Хенджин кивают, переживая за омегу. Даже они побаиваются альфу, учитывая, что пусть Тэхен и не его создатель, не умеет подчинять себе волков, но все же является первым существом по рейтингу силы. А Юнги и вовсе королевский вампир, чья сила равна волчьей. И только Чимин, видимо, не боится своего бывшего, раз позволяет так себя вести. Полная уверенность в том, что папа не отдаст его на съедение другим существам делает свое дело. Вот только нет никакого понимания у него, что однажды Ма́ри передаст корону, тогда некому будет защищать, только если вместе с семьей сгореть в Дрангаре в случае изгнания. — А кто сказал, что я не буду на троне? Во мне течет сила могущественных магов. Мой папа выиграл в пятнадцать лет, значит, и я в свои двадцать смогу, — Чимин поправляет рюкзак, берет Хенджина за руку и тащит его в школу, за ними следует Юнги и Тэхен. Их мир можно было бы назвать утопией — они смогли подчинить добро и зло, наложив на замок дружбы несгибаемые цепи. Однако слишком преисполнены они негативом, чтобы так зваться. Слишком много зла, войн в прошлом, которые привели к какому-никакому, но согласию. Их земли поделены на четыре части, как стороны света и элементы магического викканского круга. Севером — Лакдо́рмом — правят волки, им подчиняется стихия земли. Са́нгвис — это восток — принадлежит вампирам, и в их власти воздух. Юг в руках ведьм и магов — Кари́тас — они повелители огня. А вот запад — Дранга́р — загнивает в лапах Изгоев, которые повелевают водой. Когда-то там были бескрайние реки и зеркальные озера, сказочные водопады. Теперь же их поселение стоит на зловонном болоте, кишащем опасными растениями и насекомыми. Впрочем, всем плевать, что там у них происходит, пусть хоть сдохнут, лишь бы не смели соваться на соседние территории. И в середине этого круга находится сердце — Дух, который живет и процветает в Вековом древе, наполняя все четыре стихии и их жителей природными силами. История уходит далеко в прошлое, когда у людей только-только проходило становление государственности, когда войн за земли было столько, что удивительно, как выжженная земля, пропитавшаяся кровью и слезами людскими, теперь процветает. Тогда в земном мире были те, кого через сотни лет сжигать на кострах станут. Ведьмы — вот, с кого началось рождение нового мира. Они тогда толком не знали, кем являются, что за силы их наполняют, на что они способны. Здесь их называют Древними. Два брата, влюбившихся в людей, два совершенно несчастных омеги, чьи силы сыграли с ними злую шутку, создав дивный новый мир, таящий в себе неизвестность, опасность, силу, порождающую страх и ответственность. Одного звали Агвидом — парень, чья любовь к жизни, к природе, к тому, что было дано высшими силами, не знала границ. Он умел общаться с животными, исцелять травами и настоями, воскрешать то, что было когда-то живым. Со своим братом Вальгардом они жили поодаль от людей, не знали, что ведьмами их будут называть потомки, просто чувствовали, что будут бояться и ненавидеть те, от кого они отличались. Вальгард тоже не был обделен любовью к этой жизни, был добр к этому миру, но его способности резко отличались от умений брата. Он не слышал голоса животных, не умел воскрешать и наполнять силами живые существа. То, чем он обладал, страшило его и брата. Они боялись, что это какое-то проклятье, или зло захватило юношу в свои сети. Вальгард обладал магией разрушения, проклятья, то, что могло убить или доставить боль, он не умел возвращать с того света, зато умел сам входить туда без спроса и общаться с хозяевами потустороннего мира. Но его сила никак не влияла на его сознание, то, каким он был рожден и воспитан, таким и оставался, вот только боялся больше, чем Агвид, умолял брата помочь, излечить его, убить, а потом воскресить. Но тот отказался, зато помог эту силу направить во благо, когда впервые на них напал медведь, который даже Агвиду отказался подчиняться. Тогда Вальгард спас их, убив неуправляемое животное. Их силы росли, они изучали самих себя, стали понимать внутреннее «Я». Агвид научился управлять стихиями, пытался этому обучить и брата, но все было тщетно. Тот же умел управлять человеческими чувствами и действиями, проникая в чужое сознание. Вселял страх, обладал даром создания того, чего не было на самом деле, — иллюзией. Им было хорошо вместе, несмотря на то, какими разными они были и как сильно иногда боялись друг друга в гневе. Гнев был нечастым гостем в их хижине посреди леса. Пока в жизнях каждого не появился человек. Агвид, прогуливаясь однажды по лесу, набрел на деревушку в десятках километров от их дома с братом. Там жил красивый, высокий и храбрый альфа, часто купающийся в одиноком озере средь камней. Юноша много дней следил за незнакомцем, наблюдал, как тот стругал что-то из срубленных деревьев, которые в голове бедного омеги плакали и просили о пощаде. Все было идеально для Агвида в том альфе, кроме страсти к мукам растений. Вернее, муками называл это только сам омега, потому что, как выяснилось потом, человек занимался резным делом. Это он узнал, когда в один из солнечных дней все-таки рискнул выйти на опушку к мужчине и потребовать больше не издеваться над природой. Альфа лишь молча смотрел долгие минуты на него, извинился и ушел. А на следующий день снова ждал на том же месте, держа в руках вырезанного из дерева волка, нанизанного на плотную нить. Агвид был приятно удивлен, когда больше не слышал воплей деревьев, но видел того мужчину — снова таким красивым. Незнакомец сразу его заметил, попросил выйти к нему, признался в том, что был очарован неземной красотой белокурого омеги с ярко-голубыми глазами. Он все говорил о том, что, будь Агвид посланником злых сил, не против был бы сгинуть от его руки, чем очень рассмешил застенчивого омегу. Признался в том, что людям нужны деревья для постройки домов, посуды, чтобы создавать такую красоту, которую держал в своих руках, одевая на шею омеги. Агвиду подарок очень понравился, он увидел то, о чем говорил тот мужчина, — о целой деревне и людях, которые очень нуждаются в древесине, вовсе не желая рубить растения ради забавы. Омега простил его, пустил в свое сердце, получив взамен чужое. Он был уверен в этом человеке, дни и ночи проводил с ним, купаясь в том самом озере посреди леса, вливаясь в людской мир, забыв о брате. Пока не наступил тот день, когда он захотел их познакомить, приведя в дом, где Вальгард был уже не один. На кровати лежал раненый воин, истекающий кровью, бредящий, мокрый от холодного пота. Вальгард умолял брата спасти его, применить свою исцеляющую силу, но тот отказался. Омега, владеющий темными силами, объяснил брату, что, пока тот странствовал, он тоже не сидел на месте, мимо дома проходило войско, которое чудом не заметило их дом. Вот только Вальгард был любопытен, потому решил сам узнать, кто эти люди и куда направляются. Он познакомился с одним из воинов, тот рассказал ему о больших землях, о бескрайних просторах, о красоте мира, которую тот не видел никогда. Рассказал о тех, кто падал от его оружия, о тех, кто смел перечить их правителю. Вальгард восхищался им, пропуская мимо ушей все рассказы о смертях. Он восхищался его силе и бесстрашию, большим целям и энтузиазму в глазах, пока в один из дней, выбравшись на охоту, на того мужчину не напал волк. Воины бросили раненого, не желая возиться с ним, но Вальгард не смог. Не смог, потому что полюбил глупого и самоуверенного в себе человека. Он притащил его к себе домой, пытался вспомнить рецепты настоев, мазей, хотя бы что-то, что умел делать брат, но ни один не наполнился той силой, что подчинялась Агвиду. Он пытался применить темную магию, которой владел превосходно, но она отказывалась воскрешать и забирать боль, лишь наоборот, усиливала ее. Агвид отказался лишь потому, что его возлюбленный попросил об этом. Он сразу догадался, что это за человек, — воин, убивающий невинных людей, сжигающий деревни и захватывающий земли. Омега попросил брата добить его и не мучиться, но разве Вальгард, чье сердце больше не принадлежало ему, мог так поступить с любимым? Он выгнал Агвида и его альфу из дома, закрылся и проревел у постели умирающего мужчины три часа. На четвертый он разозлился. Так сильно разозлился, что начал проклинать всю человеческую расу, брата, его возлюбленного, себя, чёртового волка, который изодрал плоть воина. Вальгард долго смотрел на капающую кровь, что пачкала пол домика, выгонял из себя все чувства, кроме гнева и любви, схватил первую попавшуюся чашу, резанул себя по руке и смешал свою и чужую кровь. В ту ночь, когда Агвид вместе с возлюбленным возвращались в деревню, был сильный ливень с грозами, тучи сгущались, не предвещая ничего хорошего, омега слышал даже крик брата, чувствовал, как тот разрушается, и просто не мог оставить его одного. Им пришлось вернуться снова в тот дом посреди леса. Стояло раннее прохладное утро, вокруг хижины был выжженный круг, входная дверь слетела с креплений, а на кровати сидел улыбающийся Вальгард, с губ которого стекала кровь. Воин обнимал его, наполнялся силами, проткнув своими выросшими клыками нежную кожу омеги. В эту ночь он испил чужой и своей крови, заставил умирающего ее выпить и обрек на самое могущественное проклятье их обоих, став для Викара — первого в своем роде вампира — создателем. Так от рук темной ведьмы появились существа, пьющие кровь, бессмертные, обладающие силой, что превосходила человеческую в сотню раз, не знающие больше усталости, чье сердце навсегда застыло, отдавшись в руки создателю. Агвид не смог смириться с тем, что Вальгард посмел вмешаться в природу человека, создав монстра, которого невозможно одолеть. Он совершенно не мог управлять и воздействовать на Викара, тот слушался только создателя и подчинялся только ему. В доме начались конфликты, когда возлюбленный Агвида обвинял вампира в том, кем он был, кого убивал, а теперь получил по заслугам — проклятье. Вальгард с этим мириться не хотел, вновь выгнал брата и его альфу из дому и запретил возвращаться. Впрочем, тот и не горел желанием больше здесь оставаться, теперь уже точно решив оставить брата наедине с его чудовищным созданием. Агвид со своим альфой жили в мире и согласии в деревне среди людей. Детей только у них не было, за что омега постоянно извинялся перед возлюбленным. Тот попросил не думать об этом, винил Вальгарда и ту ночь, в которую он проклинал весь мир. Мужчина был уверен, что беды из-за брата возлюбленного. Они просто смирились, жили в свое удовольствие, пока Агвид не стал замечать, что его альфа медленно, но верно начинал стареть. Он был не глупой ведьмой, знал, что люди склонны умирать, как и все на этом свете, вот только отпускать его совсем не хотел, впервые тогда осознав мотивы брата. Они оба любили, оба были готовы на безумные решения. И это безумное решение пришло к Агвиду в день, когда его альфа больше не мог поднять его на руки, закружить в их хижине, не смог подойти к столу, чтобы продолжить резьбу по дереву. В тот день Агвид вытащил любимого в лес, на ту самую опушку, где они впервые встретились, под звуки хриплого кашля возлюбленного, лежащего на траве, трясущимися руками схватил волка на своей шее, долго и мучительно, сидя рядом с альфой, умолял силы природы сохранить мужчине жизнь, оставить его подольше на этой земле. В тот день ветер обнимал его, играл с волосами, укутывал в прохладное одеяло эти влюбленные души, пока Агвид не открыл глаза и не увидел перед собой морду огромного белого волка вместо своего любимого человека. Тот дышал горячо, смотрел испепеляюще, рычал даже, пугая этим плачущего омегу. Не этого он просил от природы, молил все вернуть как было, просил прощения за все свои и братские грехи, замаливал грехи Викара и своего возлюбленного, но духи природы не стали ничего возвращать, они сделали ровно то, что от них просил Агвид, — долгой жизни, крепкого здоровья и невообразимой силы для своего альфы. Так и появился Рэндольф — первый получеловек-полуволк. Агвид долго себя винил, пока не понял, что Рэндольф может контролировать своего волка, возвращаясь в человеческое обличие. Долго винил, пока не забеременел, что стало большим чудом для их семьи. У них родился маленький волчонок-альфа. У Викара и Вальгарда тоже родился сын, но перенял он гены папы, став темным магом. Братья, после рождения своих детей, не могли держать их втайне друг от друга, именно они стали причиной перемирия. И именно их семьи, к которым стали присматриваться люди, стали причиной, по которой им пришлось создать другое измерение, новый мир, похожий на человеческий, но за невидимой пленкой, куда человеку почти невозможно было попасть. Мир креп, появлялось все больше существ — волков, вампиров, ведьм и магов. Викар, Рэндольф, Агвид и Вальгард оставили после себя по итогу пятерых детей: темного и белого мага, волка, вампира и белую ведьму. Древние ведьмы умерли первыми, прожив чуть меньше трехсот лет. Агвид, попрощавшись с любимыми, ушел в лес, прислонившись к Вековому древу, позволил тому обнять его и стать с ним единым целым. Вальгард поджег посреди леса тот самый черный круг, сгорев в нем, а пепел его тут же разлетелся по веткам, уносясь куда-то далеко-далеко. Викар и Рэндольф пережили своих омег всего лишь на шестьдесят лет. Вампир на третьем столетии стал покрываться каменной корочкой, в один день больше не проснувшись, когда дети нашли его лежащим в постели каменной статуей. Волк в своем обличии лег под то самое дерево, которое забрало его супруга, уснул, испустив дух. Поначалу детям было сложно. Древние посвятили во все у них имеющиеся знания, но, как оказалось, это была лишь капля в море. В их мире происходило почти все так же, как и у людей, только чуточку быстрее. Пока люди только-только открывали законы физики и биологии, их мир уже начал понимать, как они все друг с другом связывались. Родственные линии стали ослабевать, поколения росли, гены мешались. Если изначально было большим грехом иметь половые и любовные связи волку с вампиром, темному магу с белой ведьмой, вампиру с белым магом — ведь правильный расклад был только такой, какой создали Древние: вампиры с темными силами, волки с белыми. За это даже наказывали, могли изгнать, если не хотели это принимать, ссылаясь на религию, схожую с той, что была по первой у людей — Викка. Она напоминала язычество, от которого люди вскоре отошли, но в мире нечеловеческих существ не верить богам леса было сложно, учитывая, какими силами они обладали. Вскоре нашлись те, кто смог доказать смешение генов. Ведь у темного мага могла родиться белая ведьма, что было большой редкостью, но вполне возможным исходом. Силы магов и ведьм не зависели от родительских, они верили, что сама природа награждает при рождении так, как ей вздумается. Правящие династии перестали обращать на это внимание, приняв такое смешение как должное, но редкое явление. Была более важная проблема в лице тех, кто постоянно бастовал и тянулся к власти, обвиняя династию в абсолютной монархии. Дошло все вплоть до того, что их мир разделился на два лагеря, объявив друг другу войну. Она длилась много-много лет, не одно поколение сменилось, сотни существ положили свои головы на священной земле. Война была прекращена только тогда, когда в порыве битвы они нарушили невидимую оболочку и открыли свой мир людям, чуть не подвергнув их и самих себя опасности. С того момента общим решением было принято, что каждые сто пятьдесят лет семьи обязаны выдвигать своих первенцев — магов и ведьм — в борьбе за престол. С того момента в этой борьбе могут участвовать все, а самый сильный маг или ведьма займет первый престол, его верный защитник — волк или вампир — второй престол, последний, оставшийся на ногах, займет третий престол. С течением времени было замечено, что белые ведьмы и маги чаще занимали место у власти, их силы ненамного, но превосходили темных. Не все, но некоторые темные ведьмы и маги были подвержены с рождения генетическому гневу, передавшемуся, как проклятье от Древней ведьмы. Таким образом добро и зло научилось жить в одном цивилизованном королевстве, подчиняясь одним и тем же правилам. — Понятно? Чувствуешь в себе гнев? — Чимин шепчет Тэхену на ухо, тыкая его локтем в бок. — Если ты не перестанешь, то да, я разгневаюсь, — усмехается омега, шлепая друга по коленке. — Мистер Пак, Вам есть что дополнить? — омега, стоящий внизу посреди огромного зала, в котором на трибунах сидят все ученики школы, преподаватели, директора и три правителя со своими советниками, показывает маленькой указкой точно на Чимина, что выпучил свои глаза, не ожидав, что на него обратят внимание. Правда, теперь на него обратили внимание больше тысячи существ. — Я просто говорил своему коллеге, — делает как можно более умный вид, будто его совершенно не застали врасплох, — что волки и вампиры были созданы двумя безумными ведьмами, — Тэхен старается не смеяться, но этот задранный подбородок и такая серьезная интонация не может не веселить его и еще пару десятков учеников, сидящих рядом, чуть ниже и выше на трибунах. — Вы представляете, на что мы способны, когда любим и злимся? — и смотрит с прищуром на Намджуна, который сидит на соседней стороне, закатывая глаза от этой театральщины. — Мистер Пак, называть Древних безумцами — это неуважение к нашей истории. Не берите пример с людей, уважайте себя и своих предков, — темная ведьма поправляет очки и снова смотрит в большую старую книгу с потрепанными страницами. А Чимин только что-то хотел ответить, как поймал на себе предупреждающий взгляд папы, которому уже явно стыдно за своего сына и его глупость. — Итак, наша обязанность — защищать людей от Изгоев и не рассказывать о нашем мире, дабы оставить их в здравом уме. — Защищай — не защищай, все равно сами развалят свой мир, — бубнит Юнги, подперев кулаком подбородок. — Опять не в настроении? — тихонько интересуется Тэхен, смотря на рассказчика, который ведает эту легенду каждый учебный год, дабы молодое поколение помнило историю. — Отец? — Юнги переводит взгляд на сурового родителя, что сидит рядом с Ма́ри, как сокол, следя за учениками. Омега кивает и поджимает губы. — Приходи сегодня к нам, мы поддержим, — Тэхен приобнимает за плечо, прижимая к себе, а Юнги переводит взгляд на Чимина, который улыбается, машет мизинцем и большим пальцем, высунув край языка, намекает на веселую и алкогольную ночку. Парень усмехается и кивает, соглашаясь. Молодые ведьмы, маги, вампиры и волки почти не отличаются от своих человеческих сверстников. Единственное, что бесит многих здесь, так это то, что совершеннолетия они достигают только к двадцати по местным законам. Сделано это было для того, чтобы к этому возрасту успеть научить неуправляемых волчат и вампиренышей контролю и ответственности, все же сила их куда больше человеческой, если не сдерживать ее, то она очень быстро может привести их к катастрофе и опасности людей. Ведьмам и магам дается это время для тщательного изучения основ, подготовки к битве, если их время выпадает на стопятидесятилетние выборы. Эта система выборов вообще достаточно жестокая. Ма́ри было пятнадцать, когда ему не повезло, и он оказался первенцем в своей семье, ему пришлось соревноваться с совершеннолетними магами и ведьмами, благо его верный защитник — Аудульв — был самым сильным и единственным белым волком тогда. Самому Ма́ри уже больше ста шестидесяти лет, а его верным друзьям и правителям по сто семьдесят. Здесь другие традиции создания семьи, многие и вовсе растят детей в одиночку. Рожать омеги могут в любом возрасте, будь то пятьдесят, сто, двести лет. Однако есть одно правило, которое многих людей повергло бы в шок и гнев, но здесь всем на это плевать, потому что жизнь настолько длиная, что не всегда понимаешь, куда это время девать. Каждая семья должна произвести на свет хотя бы одного ребенка, чтобы их расы не умирали. Расовое деление здесь тоже другое, не как у людей. Здесь разделяют существ только на белых и темным магов или ведьм, на волков и вампиров.

🌙✨🩸

— Ну и че твой старик на этот раз сказал? — Чимин лениво интересуется у Юнги, потягивает фруктовое пиво с горлышка, не боясь, что их могут поймать. На территории школы запрещено курить и пить, пусть даже они уже совершеннолетние. Он взмахом руки открывает все привезенные охранниками чемоданы и морщится. Только не это! Кажется, принцесса что-то забыла дома. — Черт, я не взял блузку цвета морской волны. — Боже, — вздыхает Тэхен, аж закатывая глаза. — Это большая трагедия? — Огромная. У нее вырез до пупка, мне же надо побесить Намджуна и повилять задницей перед другими волками. А может, даже вампирами, — и делает такие бешеные глаза, представляя, как бывший будет злиться, когда увидит свою белую ведьму с кровососами. — Вряд ли вампиров ты интересуешь, — усмехается Ким, разбирая свои вещи по полкам гардероба. — На самом деле есть те, кто мечтает трахнуть белую ведьму, а тем более, ты из королевской семьи, — пожимает плечами Юнги, сидя в позе лотоса на кровати Тэхена, делает один глоток пива и тут же морщится. — Что? Хочется чего-то повкуснее? — хмыкает Тэхен и притягивает чужую бутылку телекинезом. Юнги лишь облизывается и смущенно кивает, делая такие просящие глаза. — Я не брезгую отношениями на одну ночь, тем более с каким-нибудь красавчиком, из влиятельной семьи, — Чимин вздыхает, представляя только одного красавчика, который жутко его бесит, что аж огонь в камине вспыхивает от одной мысли. Омега лишь ойкает и переводит свое внимание на друзей. — Вы че делаете? — Тэхен распечатывает спиртовые салфетки, протирает ими свою шею, убирает длинные волосы в сторону, так нежно и заботливо притягивая к себе Юнги, позволяя тому выпустить клыки. — Кормимся, — хитро улыбается Ким, поглаживая волосы друга. — Фу, есть же специальные процедуры. Если ты голоден, можно было попросить у куратора пакетик, — Чимин морщится, вешая блузку в шкаф, не сводя с друзей взгляд. — И давно вы так? — Этим летом начали. Я его подсадил на свою. Иногда угощаю, — Тэхен шипит, когда чувствует, как клыки выходят из его шеи, передавая салфетку Юнги, и сам для себя берет одну, чтобы стереть кровоподтеки. — В пакетике кровь для еды, а я хотел получить десерт, — облизывается Мин, вытирая уголки губ. — Мог и мою попросить, я умею регенерироваться, — пожимает плечами и идет к Тэхену, чтобы осмотреть место укуса. — Прости, королева, но кровь белых ведьм ужасна. Мне, как наследнику, везет, я могу требовать только людскую, либо темных магов и ведьм. — Иди ко мне, — Чимин ласково, с ноткой беспокойства в голосе притягивает друга к себе ближе и дотрагивается до его шеи. Тэхен тяжело выдыхает от неприятных ощущений под теплой ладонью белой ведьмы. Кожа снова ощутимо стягивается, а внутренние сосуды по-новому образуются, продолжая работу внутри организма. — Вы же знаете, что это запрещено? Есть доноры для этого дела, — омега убирает ладонь, проверяя свою работу, — и следа не осталось. — Как ты это в себе сочетаешь? Совершенно непослушный мальчик верховной ведьмы, но как дело касается правил и законов, так ты первый, — Тэхен и Юнги смеются над нахмурившимся и надувшимся другом, вдобавок перешептываются, искоса поглядывая на ведьму. — Хватит заговоры против меня плести! — вскрикивает Чимин и взмахом руки вытаскивает из-под покрывал с двух кроватей подушки, направляя их в сторону гогочущих парней. — Тише ты, нас же запалят! — шипит Тэхен, швыряя прилетевшую подушку обратно в Чимина. — Юнги, ты так и не ответил на мой вопрос, — парень, чьи пепельные волосы переливаются в естественном свете камина, поднимается с чужой постели и идет снова к чемоданам. А вот у Мина счастливая улыбка медленно сходит, глаза такими блеклыми становятся. Тэхен поджимает губы и снова притягивает друга к себе, позволяя ему лечь под боком на грудь. — Отец снова начал свою песню о троне, — тихонько отвечает омега, а Чимин лишь наполовину слушает, хмурится, рассматривая чемоданы. Он громко вздыхает, немного раздраженно взмахивает руками и заставляет вещи распределиться по полкам и вешалкам самостоятельно. Будет он еще тут три часа все это раскладывать — пусть люди такой времязатратной ерундой занимаются. — Ты говорил ему о своих желаниях? — уточняет Пак и садится за стол, чтобы проверить, какие украшения и косметику он положил. — Говорил! — чуть громче, чем планировал, отвечает Юнги, что Тэхену аж приходится, как обиженного ребенка, его снова прижать к себе и похлопать по плечу, успокаивая. — Он сказал, что я буду позором семьи, если не выиграю. Я не хочу управлять Сангвисом. Это такая ответственность, я просто не смогу. Надо мной и так все вампиры смеются и ни во что не ставят. — Кто смеется? — Чимин тут же поворачивается к друзьям, держа в руке длинную сережку, а взгляд такой злобный, даже немного устрашающий. Правда, ему тут же приходится смягчиться, когда он видит, как в глазах их вампиреныша застывают каменные слезинки. — Ну малыш, — тянет омега, оставляет украшение на столе и идет к кровати Тэхена, заползая под второй бок друга и сцепляет холодные пальцы Мина со своими. — Не бойся применять свое влияние. Твой отец самый сильный вампир в наше время, у тебя его гены. Не давай им относиться к тебе как к нежному мальчишке. — Он и есть нежный мальчишка, — замечает Тэхен, но от этих слов Юнги не обижается, а лишь немного улыбается, чувствуя поддержку. Ким всегда умеет его подбодрить — связь между темной ведьмой и вампиром здесь играет особую, ощутимую роль. — Пусть так, — отмахивается Чимин. — Но все остальные-то должны быть уверены, что этот мальчишка королевских кровей может глотки перегрызть. Ты сильнее, чем ты думаешь, Юнги-я, — омега дотрагивается до каменного сердца друга, согревая его своим теплом. Мин прикрывает глаза, ощущая колоссальную энергию, которой может поделиться только белая ведьма. Эта энергия способна придать уверенности и силы, непрошенные слезы мигом уходят, а сами друзья отчего-то друг другу улыбаются. В их комнате так и остается гореть свет, правда, Тэхен создал иллюзию темноты по ту сторону окон для проходящих мимо волков и вампиров, которые сторожат драгоценных деток и докладывают обо всех нарушениях директору. Парни всю ночь не могут закрыть рты, бесконечно обсуждая прошедшее лето, уже мечтая о каникулах. Они делятся друг с другом страхами о скорой битве, сомнениями, отсутствием желания вообще в этом участвовать. Запугивают друг друга байками о том, что были случаи с летальным исходом, не могут уснуть, потому до утра продолжают пить фруктовое пиво и признаваться в любви — то ли под действием алкоголя, то ли под действием приближающейся страны Морфея.