Wicca

Наступили долгожданные выходные, время, когда каждый студент может съездить к родителям, повидаться с ними пару деньков, вдохнуть запах родного дома, почувствовать комфорт и тепло родных стен. Или же выбрать поездку в Каритас, Лакдорм или Сангвис, где можно вдоволь навеселиться, побывать в больших и забитых бутиками торговых центрах, наесться в самых лучших кафе и ресторанах, сходить в кино или театр, посетить квесты — впрочем, заняться всем тем, что так интересно подросткам и студентам постарше. Большинство выбирают именно второй вариант, потому что совсем скоро будут большие праздничные каникулы, во время которых обязательно все разъедутся по домам, чтобы провести время с семьей, встретить Новый год и Рождество, обменяться подарками, набрать пару килограммов, посидев за ломящимися от еды столами. Сейчас же студенты предпочитают поехать по магазинам в поисках подарков для родственников, с целью заранее отметить с друзьями надвигающиеся праздники походами в кино или в уютных ресторанчиках. Автобусы, стоящие на парковке академии, направляющиеся в Каритас, ломятся от количества желающих съездить в столицу Королевства. Обычно выделяют по два автобуса в каждый город, но сегодня пришлось поменять маршруты и отправить в соседние города по одному, а в Каритас — все четыре под завязку забитые шумными студентами, которым не сидится спокойно на одном месте. — Папа звонил на днях, говорил, что эти праздники снова хочет провести с размахом, как в прошлом году, — начинает Чимин, дотрагиваясь до пушистого воротника распахнутой спортивной белоснежной парки Намджуна. Они стоят в очереди, пока остальные студенты проходят контроль у водителя и сопровождающего на предмет допуска к поездке. — Сказал, что снова хочет позвать правителей и их семьи. Мы сможем провести эти праздники вместе, — омега начинает прижиматься к груди альфы, поднимая на него свои лисьи глаза. — Что ты хочешь получить в подарок, м? — ласково тянет Намджун, словно укрощенный зверь, пальцами дотрагиваясь до подбородка любимого, мягко и с осторожностью поглаживая его большим пальцем. — Тебя, — и расплывается в хитрой улыбке, становясь точной копией самой настоящей лисицы. — Ты не уломаешь меня снова на это, — закатывает глаза, не сдерживая улыбку. — Уломаю, потому что ты и сам не против провернуть наши прошлогодние приключения снова. — Чимин, нас тогда чуть не поймал мой отец. Он прекрасно догадался, чем мы с тобой занимались в твоей комнате. Потом высказывал мне, что я, видите ли, развращаю тебя. А это ведь ты всегда все начинаешь и подставляешь меня! — хмурится волк, сверкая своими синими пламенными глазами, приближаясь к лицу бесстрашного, хохочущего в ответ омеги, нависая над ним. — Начинаю, может, и я, но ведь тебя никто не заставляет соглашаться на мои авантюры, — его смех прерывается хлестким шлепком по заднице, на которую ложится большая ладонь тихонько рычащего в губы омеги Намджуна, сжимающего ягодицу с особой грубостью. — Признайся, тебе понравилось трахать меня на моем столе, пока за прикрытой дверью слышался звон бокалов, непринужденные беседы наших родителей и друзей, которые думали, что мы просто пошли подышать воздухом, — закусывает губу, с наслаждением вспоминая тот вечер, игнорируя поворачивающиеся к ним головы студентов из очереди, на которых волк тут же недобро и предупреждающе смотрит, взглядом призывая отвернуться и не подслушивать. — К тому же твой отец нас не спалил, мы вышли до того, как он заглянул в мою комнату. Ты мог притвориться дурачком и сказать ему, что ничего не было, мы просто изучали историю Королевства. Наплел бы, что у меня есть особенное издание учебника, в котором написана уникальная информация и которая есть только у меня… Ну или во мне, — Чимин аж взрывается от смеха из-за своей же шутки, выглядя сейчас таким радостным, наплевавшим на то, каким он видится другим. Ему хорошо, рядом его альфа, обнимает, защищает, от недругов отгораживает, даже его шуткам улыбается, влюбленно вздыхая, ближе к себе прижимая. — Твой папа вообще в курсе о твоей насыщенной половой жизни со мной? Просто я должен понимать, враг ли я в его глазах. — Он думает, что я все еще невинный мальчик, а ты благородный альфа, который возьмет меня в мужья, и мы впервые вкусим тела друг друга только после замужества, — театрально вздыхает, преподнося свои слова в неком издевательском тоне. — То есть ты хочешь сказать, что не рассказал ему о своем первом опыте? — страдальчески морщится Намджун, надеясь, что омега шутит. — Если он узнает, что мы начали баловаться друг с другом еще в том возрасте, когда, вообще-то, это строго-настрого запрещено, ему станет плохо, а тебя он перестанет видеть прекрасным альфой для его сына, — усмехается Чимин, замечая ужас в глазах напротив. — Брось, я шучу. Он считает тебя лучшим на земле и жалеет, что его сын я, а не ты. Иногда мне кажется, что он тебя любит гораздо больше, чем меня, — фыркает, шумно шмыгая носом из-за зимнего морозца. — Естественно, мой папа не дурак и давно догадался, чем мы на самом деле занимаемся в моей комнате, когда ты ко мне приезжаешь. Он даже пару раз так неловко пытался подсунуть мне резинки, — хохочет, вспоминая те сцены, когда у омеги каким-то магическим образом в карманах джинсов и кофт или в различных шкафчиках и ящичках спальни появлялись целые пластины с презервативами и коробки с контрацептивами. — Ему не стоит знать, что мы не предохраняемся, иначе его точно хватит удар. — Все, замолчи, — закатывает глаза Намджун, нажимая на поясницу своего парня, заставляет его прижаться ближе к нему, а сам впивается в полные губы податливого омеги, лишь бы не слышать постыдные вещи, которые он так открыто говорит в присутствии других студентов. А еще альфе стыдно, потому что он правда для Мари словно прекрасный принц, который умеет по-настоящему красиво ухаживать за его сыном. И Намджун действительно все это может, он тот самый сын папиного друга, на которого смотрят и завидуют, которым восхищаются и радуются, что такой мужчина рядом с его ребенком. Такими их пару видят все: красивыми, благородными, любящими, жертвенными, защищающими друг друга, выглядящими как та самая изысканная пара года с обложек глянцевых журналов. Но никто не знает, какими они бывают дикими, пошлыми, страстными, когда остаются исключительно наедине продолжительное время. Всю их жизнь они были для окружающих сначала как два ребенка, чья дружба выглядела так: один мальчик милый, более хрупкий и нежный, а второй вечно на стороже, вечно не дает другим детям приближаться к и так незаинтересованному ребенку, который хотел быть только с одним другом. В подростковые времена они были уже теми, про кого по-доброму шушукались взрослые и смотрели с замиранием сердца, потому что Намджун начинал нескрываемо ухаживать за омегой, неловко просить у Мари разрешение отпустить Чимина с ним на свидание в кино, куда их отвозил ответственный отец альфы, следящий за тем, чтобы все было аккуратно и невинно. Тогда им было по четырнадцать, ничего кроме неловких держаний за руки, объятий и редких поцелуев в щеку — они все еще были просто друзьями, но с определенным сердечным ритмом, отбивающим уже одинаковые ноты. В пятнадцать они впервые, как Чимин сказал, баловались с телами друг друга, «изучали анатомию», но это не было чем-то серьезным, скорее неловким и быстрым, вызвавшим у парней некий страх и осознание, что им правда еще рановато касаться интимных мест друг друга. В шестнадцать омега стал более раскрепощенным, тело Намджуна лихо изменилось за одно только лето, превратив его в резко прибавившего в росте молодого человека, который уже был сильно больше и сильнее своего парня. Тогда они особенно много времени проводили друг с другом, чаще — за закрытой дверью. В шестнадцать лет и случился их первый, все еще крайне неловкий и неуклюжий секс, большую часть которого они просто целовались и обнимались. В отличие от Чимина, Намджун тогда рассказал о своем опыте отцу, тот не ругал, а, наоборот, подсказал, объяснил, поведал подрастающему сыну с бушующими гормонами лесного зверя, как правильно вести себя с омегами для их же безопасности. На совершеннолетие, в двадцать лет, каждый из них получил друг от друга по метке, которая уже зажила, но лишь укрепила их связь. Тогда они совершили свои первые клятвы. А уже сейчас серьезно думают о свадьбе после выпуска и священной клятве, которая навсегда свяжет их жизни в одну, где смерть одного будет означать и смерть другого. Они этого не боятся, а лишь, наоборот, ждут с нетерпением. Говорят, после подобных клятв партнеры начинают лучше друг друга чувствовать, слышать мысли, понимать с полуслова — они становятся чуть ли не единым целым. — Я, конечно, понимаю, что вы не трогали друг друга несколько месяцев, но давайте вы не будете выпадать из реальности, — открывает одно из окон автобуса Тэхен, выглядывая, нависает точно над головами целующихся Чимина и Намджуна, тут же отвлекающихся на омегу, — и вы все-таки посадите свои задницы в чертов автобус! — со спокойной интонации он переходит на возмущенную, крича на друзей так, что те морщатся, рефлекторно голову убирая подальше, чтобы не оглохнуть, а затем виновато смотрят на очередь позади себя, обращая внимание, что перед ними студенты давно зашли в автобус, все ждут только эту парочку. Парни торопливо подходят к двери автобуса, на ступеньках которого стоит сопровождающий, облокачивающийся на вертикальные перила спиной, держа в руках пластиковый планшет с прикрепленными к нему листами бумаги с какими-то списками фамилий, имен и информацией на них. Чимин и Намджун представляются, ожидая, когда молодой омега проверит, нет ли никаких проблем с их допуском. — Вам двоим запрещено покидать территорию академии, — качает головой сопровождающий, хмурясь, перепроверяя информацию по своим данным. — Почему это? — хмыкает Чимин, которому совершенно не нравится то, что он слышит. — Ага, вот, — находит пальцем нужную строку в пояснительном столбце, постукивая по ней. — Приказ поступил из министерства, это часть вашего наказания за нарушение правил академии, — дежурно сообщает омега, поджимая губы, поднимая глаза на двух недовольных студентов. — Это прикол такой, что ли?! — возмущается Чимин, которого за руку берет Намджун, пытающийся спокойно оттянуть от автобуса. — Ну чего застряли? — на той стороне автобуса, перед дверью появляется выглядывающий Тэхен, хмурящийся и смотрящий то на ребят, то на сопровождающего. — Нас не пускают, мы не можем уехать с вами! — эмоционально расплескивает руками белая ведьма в ответ. — Езжайте без нас, мы напишем вам попозже, — объясняется Намджун, оттягивая Чимина уже насильно от двери автобуса, пока тот не закатил скандал. Тэхен лишь пожимает плечами, возвращаясь к уже сидящим на задних рядах Юнги, Хосоку, Чонгуку и Сокджину, которого, к слову, взял братец, чтобы развеялся с ними и вспомнил, что в этой жизни есть другие увлекательные вещи, помимо работы. — Из министерства поступил приказ, — кривляется Чимин, словно маленький ребенок, стоя рядом с Намджуном, глядя в сторонке на заходящих студентов в автобус с нескрываемой завистью. — Конечно же мы все знаем, кто тут постарался. — Не злись на наших родителей, мы ведь сами виноваты. То сбегаем за территорию земель академии, то я устраиваю драки. Такой исход был ожидаем, — Намджун спокоен, потому что понимает степень заслуженности такого наказания. Нарушителям нет дозволения развлекаться и получать подобные бонусы за свое отвратительное в последнее время поведение. Да и альфа всегда принимал любое наказание спокойно, если знал, что правда натворил дел. — Это нечестно! — Чимин топает ногой, точно как малое дитя, заставляя Намджуна закатить глаза и сдержанно громко выдохнуть, с трудом терпя такое поведение. Альфа любит в своем парне все, кроме детских капризов. Когда-нибудь он обязательно с ними свыкнется, но пока у него этот навык слишком слаб. — Успокойся, пожалуйста, — терпеливо просит Ким. — Кто нам мешает по лесам добраться до Каритаса? — выгибает бровь, приподнимая уголки губ, тут же получая внимание Чимина, который переводит на него хмурый взгляд, меняя его на хитрый, и расплывается в своей фирменной игривой улыбке, сверкая янтарными глазами. — Покатаешь меня? — подмигивает омега, позволяя схватить себя за руку и увести в противоположную от главных ворот сторону, направляясь к той самой лазейке, через которую тоже можно покинуть академию и попасть в лес, про которую знают пока только студенты, да и то не все. Когда они отходят на достаточное от академии расстояние, углубляясь в чащу, проверяя каждый свой шаг на предмет преследования, Намджун снимает с себя всю одежду, складывая ее в свой рюкзак, оставаясь перед омегой абсолютно голым и едва чувствующим декабрьский мороз, не способный пробиться сквозь горячую кровь волка. Ким за считанные секунды превращается в лесного гигантского зверя с пылающими сапфировыми глазами, покорно ложится у ног Чимина, который хватает парку и рюкзак Намджуна, закидывает его на свое плечо и садится на широкую спину, уже со знанием перекидывая ноги. Ведьма удобно располагается на спине своего волка, укладываясь на нее грудью, крепко хватаясь за густую, прохладную шерсть. И только когда омега дает знак, что готов, зверь уверенно поднимается на четырех сильных лапах, тут же срываясь с места, широкими прыжками преодолевая расстояние, виляя между стволов деревьев. Намджун прислушивается к тихому, очаровательному сопению прижимающегося к нему Чимина, который так обожает на спине этого величественного животного сладко спать, абсолютно ни о чем не переживая в этот момент. Это согревает волка: понимание, что его любимый рядом, расслаблен, умиротворен и может позволить себе провалиться в страну невинных грез, зная, что его волк защитит от возможных опасностей. — Не могу поверить, что ты уговорил меня поехать со школьниками, — со сложенными на груди руками возмущается Сокджин, сидя на задних рядах у окна, припав к нему плечом, обращается к улыбчивому брату. — Корону высокомерного взрослого сними, — на их с Чонгуком сиденья облокачивается сверху услышавший Тэхен, нависая над альфами, привлекая к себе внимание. — Мы все здесь просто парни, которые решили вместе затусить перед праздниками, не более. Так что давай не выпендривайся, пока я тебя из нашей dream team не вышвырнул. — Полегче, Тэхен, он препод вообще-то и командир королевской армии, — шепчет рядом сидящий Юнги, тянущий омегу за край куртки обратно сесть на свое место. — Мне плевать, веришь, нет? — ведьма кидает предупреждающий взгляд на изогнувшего бровь Джина, все же садясь на свое место. — Не терплю заносчивость, — говорит громко, чтобы впереди сидящие альфы точно услышали. — Дай угадаю, — продолжает Сокджин, обращаясь к брату, игнорируя нахальство омеги, понимая, что, даже если он воспользуется своим преподавательским статусом, потребует водителя и сопровождающего выгнать ведьму и запретить ему поездки, это не станет наказанием, и Тэхен не вынесет никакого урока, а лишь сильнее обозлится. Такие омеги, как он, неукротимы. — Если сынок верховной встречается с сыном вожака, на Юнги ты никогда не посмотришь, я тебя знаю, то твой выбор пал именно на этого? — и показывает большим пальцем назад, отвлекаясь от монотонных пейзажей леса, поворачивая голову к Чонгуку, который, как влюбленный олух, кивает и светится, будто новогодняя елка от счастья, на что Сокджин лишь вздыхает. — Я не удивлен. Он такой же буйный, как наш папа, а ты всю жизнь цеплялся за его рубаху и бегал хвостом, — братец на это ничего не отвечает, лишь пожимает плечами и отворачивается, влюбленно вздыхая, мысленно толкая автобус, чтобы он быстрее прибыл на место и Чонгук смог вновь оказаться совсем рядом с Тэхеном. Браслет на его руке скучает без второй половинки, как и собственное вампирское сердце по своей ведьме. До Каритаса они добираются спустя пару часов, тут же попадая в ритм бушующего, предпраздничного города со шныряющими по улицам жителями, во всю готовящимися к праздникам. Город украшен яркими мигающими разноцветными лампочками на гирляндах, тянущихся от одного высокого фонарного столба к другому. Со всех сторон слышится звон колокольчиков, которые висят на входных дверях в маленькие, но уютные магазинчики в средневековых домиках, расположенных вниз по аллее, сохранившихся до этих лет. Вдоль улиц проносится запах свежеиспеченных пирогов, аромат варящейся карамели, к которой манят готовые разноцветные конфеты на прилавках. В воздухе кружат нотки горячего шоколада, танцующие с запашистым глинтвейном, что разливается на каждом углу в маленьких вагончиках с едой. Город ведьм практически не имеет высоких зданий, кроме часовни в центре и нескольких замков по окраинам, в одном из которых расположен штаб министерских работников, в другом — старинный театр, в третьем — большой музей, в который съезжаются жители со всего Королевства, чтобы узнать свою историю, а четвертый подвергся современным тенденциям и стал торговым центром. Благо ныне живущие архитекторы и дизайнеры, дабы не испортить общий вид старинного городка, не меняли фасад, что он выглядит как самый настоящий замок королей, а вот внутри мерцает не иначе как средневековый Диснейленд. В центре большого холла переливается огнями тридцатиметровая пушистая ель, едва дотягивающаяся кончиком громоздкой звезды до потолка. На ней висят от малых до великих игрушки, блестящие в искусственном свете люстр: где-то на нижних ветках можно разглядеть фигурку парня, кажется, балетного танцора, который держит в руках подарок с красной лентой, широко улыбаясь прохожим; рядом висит игрушка щелкунчика, с другой стороны можно увидеть фигурку белки с пластиковым, но на вид выглядящим пушистым хвостиком, в руках которой блестит кристальный орех, переливающийся голубыми, розовыми, фиолетовыми оттенками. В замке царит настоящая атмосфера праздника и королевского величия когда-то живших здесь предков. Вокруг ели расположены коридоры с комнатами, каждая из которых — это отдельный уютный ресторанчик с кухней разных стран мира. По сторонам от ели тянутся широкие каменные лестницы, приглашающие на верхние этажи к все таким же небольшим магазинчикам, разделенным арками. Этот замок, который у ведьм считается подобием торгового центра, совершенно не похож на то, что под этими словами подразумевает людской мир: здесь нет лифтов, эскалаторов. Из современного здесь, пожалуй, лишь небольшой кинотеатр на самых верхних этажах, расположенных в больших залах, перестроенных под встроенную там технику. В остальном каждое помещение — это отдельная история, каждый магазинчик по-своему уютен и уникален. Здесь продают различные безделушки, товары для украшения сада, для животных, есть даже отдел настольных игр, несколько магазинов с дорогими украшениями или простой бижутерией и брендовой, дорогой одеждой, которую далеко не каждый может себе позволить. — Мы не опоздаем на фильм? — обеспокоенно интересуется Юнги у нервничающего Тэхена, что поглядывает на экран своего смартфона, проверяя время и ожидая потерявшихся друзей. — Они должны были добраться раньше нас, сказали, что зайдут на аллею сладких угощений. Ты же знаешь Чимина, — многозначительно закатывает глаза, цокая языком. — Он превращается во влюбленного дурачка каждый раз, когда рядом Намджун, который его балует и потакает желаниям. А еще его пробивает на сладкое, когда у них все хорошо, ты видел, сколько он съедал в последнее время десертов. Ой, чувствую, готовиться к его нытью про лишний вес придется. — Как я могу поправиться, я же ведьма, — неожиданно слышится самодовольный голос за спиной Тэхена, который теперь поворачивается и видит перед собой стоящих Чимина и Намджуна, у последнего уже в руке какой-то картонный пакет из магазинчика на аллеях города, в который они забежали по дороге. — Ты издеваешься? — темная ведьма тыкает телефоном в светло-розовый пакет на завязках в руках волка. — Мы еще даже не начали, а ты уже успел что-то купить? — и поднимает удивленный взгляд на спокойного Чимина. — Ну да, — пожимает плечами и смотрит на друга так, будто он сейчас какую-то ерунду спросил. — Как добрались? — хитро улыбается омега, зная, что поездки на автобусах бывают невыносимыми для таких существ, как они. — Долго, — вмешивается Чонгук, которого отлично понимает стоящий позади молчаливый брат, чувствующий себя некомфортно в новой компании Юнги и Хосока, которые друг от друга не отходят, будто бы прилипли по каким-то никому, в том числе и им самим, неведомым причинам. — А мы — быстро, — белая ведьма будто бы намеренно пытается раздражать друзей, доставая из кармана маленькую конфетку, освобождая ее от целлофана, довольно кидая в рот, по-хозяйски убирая фантик в карман парки Намджуна, который уже в этой жизни ничему не удивляется, прожив столько лет с этим нагловатым малым дитем. — Но в холоде и мерзкой влажности, — дополняет Тэхен, вновь проверяющий время и электронные билеты в своем телефоне. — Нам пора идти, сеанс скоро начнется, — омега уверенно шагает в сторону широкой лестницы, призывая остальных поплестись за ним. Как только компания добирается до верхнего этажа, они тут же разбредаются по залу с множеством закусок на витринах и автоматами с напитками. Чимин хватает большое пластиковое ведерко своего любимого фруктового попкорна, покрытого разноцветным тонким слоем карамели, что у Намджуна от одного только вида в глазах рябит, а живот начинает крутить. Омега тыкает в грудь волка ведром, без слов приказывая ему оплатить, но Ким морщится, меняет самое максимальное ведро на размер поменьше, потому что он, как не фанат сладкого, есть подобное не сможет, а Чимин точно разноется, что больше не хочет, и альфа обязан будет за него все доесть. Себе Намджун берет классический соленый небольшой стаканчик воздушной кукурузы, не сразу понимая, куда уже успел деться Чимин, замечая его стоящим у автомата с множеством различных напитков, снова выбрав себе самый большой стаканчик. Благо здесь у них вкусы сходятся: они оба любят кофе, только один предпочитает покрепче, а другой послаще. И пока Намджун пытается поспевать за шустрым возлюбленным, уговаривая его не набирать то, что он все равно не съест, где-то совсем рядышком происходит еще одна драма, причина которой носит имя Чон Чонгук. Альфа едва ли не прилип к Тэхену, который мало того, что сам не может определиться с тем, что он хочет, так еще над ним тенью висит надоедливый влюбленный вампир, боящийся слово сказать, но, судя по его виду, это самое слово так и просится наружу. Омега с доходящим до грани терпением подходит к фонтану со сладостями, металлической ложкой набирая себе разноцветных конфет в небольшую коробочку, искоса поглядывая на стоящего рядом вампира. — Может, перестанешь за мной ходить? Или ты хочешь мне что-то сказать? — не выдерживает Тэхен, разворачиваясь неожиданно резко к альфе, что тот едва ли не врезается в него, а коробочка в руках темной ведьмы оказывается зажатой между ними. — Я могу купить это тебе? — Чонгук с лицом счастливого дурака осторожно прикасается к коробке, чувствуя пальцами кожу чужой ладони, отвлекаясь на металлическое звяканье. Они одновременно опускают глаза, видя, как их парные браслеты снова примагнитились друг к дружке. И если один тут же становится еще более раздражающе улыбчивым, то омега неконтролируемо покрывается красными оттенками, контрастирующими с его привычным черным мейком. Он отдает коробку Чону, дергая рукой, чтобы расцепить их украшения, тут же уходя за крепким кофе. Но кролями неловкости сейчас в этом зале становятся даже не Чонгук с Тэхеном. Где-то рядышком ходит один Мин Юнги, который смотрит на прилавки и не знает, что ему взять, потому что голова забита мыслями только о конкретном волке, что сегодня поехал с ними. Омега все же останавливается перед высокими стеллажами с ведерками попкорна, выбирая самый маленький с сырным вкусом. И как только его рука тянется, чтобы взять ведерко и потащить на кассу, с другой стороны за это же бумажное ведерко хватается Хосок. Вампир отдергивает ладонь, уступая волку со смущенной улыбкой, но тот достает с полки попкорн и протягивает его в руки неуверенно принимающего омеги. Следом альфа берет точно такое же рядом стоящее на стеллаже ведерко, мнется отчего-то, глядя на не знающего куда себя деть Юнги, с глупой улыбкой кивает ему и все же решается пойти дальше, чтобы взять себе бутылку воды, а Мин тем временем мечтает провалиться сквозь землю, лишь бы больше вот так не сталкиваться с Хосоком и не терпеть эту странную, нависшую между ними неловкость. Казалось бы, одному только Сокджину сегодня повезло, он в принципе не знает, что такое неловкость и тем более смущение, вампир был рожден без этих чувств. Однако Вселенная над ним очень быстро насмехается за подобную самоуверенность, вспоминая один недавний грешок, который альфа не закрыл. Пора командира королевской армии немного наказать за несправедливые слезы одного очаровательного мальчика. И это наказание словно гром среди ясного неба бьет по нему в момент, когда он ждет, пока ему нальют алкогольный глинтвейн, случайно навострив уши, улавливая знакомый ласковый голосок. Вампир тут же поворачивается в сторону, откуда слышится оживленная беседа, участником которой является тот, кого он предпочитает не видеть больше никогда, чтобы не испытывать неприятное чувство стыда. В противоположной стороне зала с закусками он видит улыбающегося Хенджина, который стоит в очереди у кассы со своими друзьями, держа в руках свой напиток. Вампир покрывается холодным потом, чувствуя, как живот начинает скручивать от нервов. Он в очередной раз проклинает своего братца за то, что притащил его сюда, где вокруг одни студенты и он не совсем вписывается в их общество. Так еще теперь и мальчишка верховной здесь, которого видеть после их последней ссоры совсем нет никакого желания. Сокджин хватает свой готовый глинтвейн, быстро расплачивается и тут же делает несколько щедрых глотков в надежде поскорее опьянеть и не переживать о возможной неловкой встрече с омегой. Зайдя в зал, в который неспешно стекается народ на предстоящую нашумевшую премьеру, парни рассаживаются по своим местам, забронировав половину ряда. Чимин, ни у кого не спрашивая, сразу же идет к Намджуну, принимая заботливую помощь своего возлюбленного, снимает верхнюю одежду и с комфортом располагается в своем кресле. Пока единственная здесь парочка, немного раздражающая остальных, друг с другом шушукается, остальные начинают самую настоящую войну за места, превращаясь сейчас точно в детей из младших классов, которые не хотят делить своих «соседей по парте» ни с кем другим. — Можно я сюда сяду? — спокойно просит Хосок у только что присевшей рядом с Намджуном темной ведьмы. Тэхен, рядом с которым уже садится Юнги, поднимает одну бровь так показательно, смотря на альфу снизу вверх с неким презрением. — Нет, нельзя, — с провокацией в голосе отказывает волку, откидываясь на спинку кресла, расслабленно раскидывая руки по подлокотникам. — Тэхен, — услышав друзей, рычит Чимин, тут же отвлекаясь от разговора с Намджуном, выглядывая из-за альфы, смотрит на темную ведьму намекающим взглядом, пытаясь показать на сидящего неподалеку Юнги. Ким смотрит на своего друга-вампира, затем снова поднимает голову к Хосоку, закатывает глаза и все же встает с места. — Я это делаю только ради него, — обращается к волку, головой кивая в сторону выпучившего глаза вампира-омеги, который тут же заливается огненным румянцем, опуская голову и присасываясь к трубочке своей газировки в высоком стаканчике. Чон бросает на Юнги короткий взгляд, пряча смущенную улыбку. Возможно, все подумали, что он хочет сесть рядом с братом и своим лучшим другом — Намджуном, но только омеги и он сам знают о его истинных намерениях. Брат его вообще сегодня мало волнует, он с Чимином любезничает и игнорирует весь мир: эти двое всегда становятся такими. А вот конкретный вампир, на которого даже его внутренний зверь больше не рычит еще с первой их полноценной тренировки, чему Хосок по сей день не перестает удивляться, что способствует более мощному вырабатыванию притяжения, вызывает у него гораздо больший интерес. Он не может выкинуть из головы тот вечер, когда Юнги сам попросился посидеть с ним у костра. Волк почувствовал, будто между ними что-то необычное проскользнуло, они впервые смогли поговорить по душам, не рычать друг на друга и не оскорблять, а просто по-человечески выслушать. Хотя Хосок не особенно-то делился тем, что у него на душе, ему было вновь удивительно слышать, как омега раскрывал часть своих чувств ему тем вечером. Чон наслышан от Намджуна и Чимина, что Юнги не любит говорить о том, что его беспокоит, предпочитая все проживать самостоятельно, изредка приходя к своим лучшим друзьям за тактильной поддержкой. Оттого Хосок почувствовал некую ответственность за то, что ему вот так, пусть и не полностью, но все же доверились. Юнги вдыхает полной грудью, ненадолго прикрывая глаза, откидываясь на спинку кресла. В нос бьет уже привычный запах леса, еловых веток, влажной земли и знакомый стойкий парфюм, перебивающий волчью сущность. Вампир все еще не может понять, почему демон внутри него не шипит на Хосока, почему молчит, тихонько мурлыча, когда альфа рядом. Ведь так не должно быть, такое бывает крайне редко, чтобы вампир чувствовал покой и комфорт рядом с волком — издревле заклятым врагом. У омеги сердце оживает и даже стучать чаще начинает, заставляя своего хозяина переживать такой реакции. Он не испытывал ничего подобного с самого рождения, его сердце могло чуть-чуть постукивать лишь в те моменты, когда друзья были рядом, когда согревали его ледяное тело своими объятиями и поцелуями. Но сейчас ведь никто его не трогает, тогда отчего вдруг тепло становится? Отчего кожу начинает непривычно покалывать? Юнги не знает, как объяснить такую реакцию, тайно надеясь, что о ней никто, кроме него, больше не будет знать, потому что что-то ему подсказывает, что впереди одни лишь проблемы могут ждать. Тэхен садится с другой стороны от Юнги, совершенно не удивляясь тому, что, как слон, отталкивая старшего брата, проносится Чонгук и плюхается, естественно, рядом с ним, вынуждая омегу показательно закатить глаза так, будто они сейчас сделают целый оборот. Тэхен не обещал дать еще один шанс, о котором просил альфа, но все же дал его, когда позвал сегодня с ними. Он сам проявил инициативу, и он это прекрасно понимает. Вот только, что с этим делать — он не знает: у него нет ни малейшей идеи, каким образом они должны сегодня с Чонгуком попытаться сблизиться и узнать друг друга поближе в более адекватной обстановке, чем была на их первом свидании. По правде, он до конца не знает, нужны ли ему вообще какие-то отношения, даже от простых намеков на них ему становится не по себе. У него было много отношений, но все они начинались сумбурно и заканчивались точно так же. Через месяц-другой партнеры отталкивали его, объясняя тем, что он не тот, кто им нужен. И Тэхену порядком это надоело: быть не тем, не иметь стабильности, живя на пороховой бочке, что вот-вот его снова бросят. Ему больше не нужны эти короткие романы с постоянными, бессмысленными перепихонами, потому и Чонгуку он слабо верит. Вампир не знает, какой омега, что у него тяжелый характер, каким он может быть настырным, злопамятным и грубым. Это лишь малые причины того, почему привлекательного парня очень быстро бросали: все хотели иметь рядом такую шикарную «обложку», но никто не хотел разбираться с его тараканами. А Чонгук хочет. Он хочет узнать Тэхена поближе, он хочет подобраться к нему, ему лишь шанс нужен, лишь маленькая помощь со стороны омеги, капля доверия и терпения. Чон не может обещать «долго и счастливо», он ведь не пророк, сам не знает, какими у них могут складываться отношения. Но что-то ему подсказывает, что если он все еще не сбежал, узрев нарочно показанное омегой безумие, на которое он способен, то вряд ли его еще что-то может напугать. Чонгук живет с братом-убийцей под одной крышей и любит его безоговорочно. Он не считает себя нормальным, так же как не считает таковым и Тэхена. Главное, омеге этого не ляпнуть и не дать схватить себя сейчас за руку, чтобы прочитать эти мысли. Вампир видит в этом омеге со светлыми волосами самую настоящую, слегка чудаковатую пантеру, которую вовсе не укрощать нужно, не протягивать ему кусок свежего мяса, чтобы подружиться, ведь Тэхен из тех, кто откусит вместе с рукой, даже не подавится. Нет, Чонгук хочет делать маленькие шажки, бросать к лапам пантеры кусочек за кусочком, убеждаясь, что его подпускают. А в конце уверенно погладить шелковую черную короткую шерсть, заставив недоверчивого зверя сдаться и замурчать, ластясь под прикосновения. И вампир готов уже сейчас посвятить чуть ли не всю жизнь, лишь бы заполучить сердце шикарного существа, заставляющего всю его душу с ног на голову от одного только взгляда переворачиваться, а сердце стучать с такой скоростью, будто он человек, а не каменный монстр. Сокджин мог бы стать единственным здесь, у кого все нормально с головой, сердцем и душой. Правда, есть парочка нюансов: с головой, может, у него и порядок, а вот душа давно проклята по двойному тарифу. И тариф этот в разы вырос, требуя пожертвовать сердце, в которое с недавних пор старается проломиться один настырный ребенок, которого вампир видит внизу, прослеживая, на какой ряд и на какое место садится омега. Хенджин до сих пор не увидел его, что, конечно же, на руку альфе, но отчего-то ему паршиво становится. С той последней их ссоры они больше не сталкивались друг с другом, мальчишка будто намеренно старался избегать Джина, больше не появляясь на горизонте. Ким видел его только в часы приема пищи в академии, со своего преподавательского места он мог видеть весь зал, но взор очень часто останавливался именно на Хенджине. Дело не в том, что у альфы изменилось отношение к юноше. Дело в том, что он чувствует себя последним мерзавцем. Комично получается: он никогда не считал себя таковым, когда убивал изгоев, когда оскорблял и мучил тренировками своих подопечных вампиров, но одно происшествие, пара грубых слов в сторону поистине прекрасного принца, и Сокджин бесится оттого, что чувствует какую-то глупую вину, которая не отпускает его. Знает ведь, что поступил правильно, добился, чего хотел: омега оставил его в покое. Но каким образом он это сделал. Где-то на середине фильма соколиный взгляд Сокджина в кромешной темноте кинотеатра сразу отвлекается от экрана, останавливаясь на поднимающемся со своего места Хенджине, который осторожно пробирается вдоль ряда, направляясь к выходу из зала. Вампир слышит, как в голове пошел секундный отсчет, а рука тянется к картонному стаканчику в подстаканнике. Он залпом допивает остатки глинтвейна, слегка захмелев от теплого напитка. Когда в голове проносится слово «шестьдесят», отмерив целую минуту, Сокджин поднимается со своего места и следует за Хенджином, покидая зал кинотеатра. Вампир оказывается в коридоре и тут же прислушивается к звукам: в начале коридора, который ведет к выходу в большой зал, слышатся приглушенные голоса работников касс, а дальше по коридору, который делится на два направления, слышится шум воды, доносящийся с приоткрытой двери туалетной комнаты. Сокджин срывается именно туда, проверяя, что в противоположной стороне разветвления — служебные помещения, а та самая дверь как раз бьет ярким белым светом в коридор с неоновой розово-синей подсветкой. Хенджину стало плохо, он почувствовал легкое головокружение и тошноту от шумного фильма, решив выйти из зала, чтобы немного подышать, сходить в туалет, смочить горячие щеки прохладной водой. Шум льющейся из-под крана воды успокаивает его, приводит в чувства и забирает лишний жар и недомогание в его теле. Он опускает веки, сгорбившись над мраморной раковиной, позволяя струе бить сквозь пальцы, набираясь в небольшие лужицы в изгибе ладоней, которые он подносит к лицу. Омега делает глубокий вдох и выдох, ощущая прилив легкости и прохлады, выпрямляется и открывает глаза. Его сердце делает кульбит и падает прямо в пятки, когда испуганный взгляд упирается в отражение зеркала, где по правое плечо стоит высокий вампир с бордовыми глазами, смотрящий на Хенджина весьма пугающе, будто омега снова что-то сделал не так. Белая ведьма резко разворачивается к альфе, чтобы не стоять спиной и не быть легкой мишенью для этого хищника. Хенджин слышит только, как собственное сердце, валяющееся где-то у его ног, жалко бьется, словно на издыхании, как кровь в теле замирает, покрываясь ледяной коркой страха, а в голове глухие удары, будто звук далеко находящегося колокола. Он полностью игнорирует все еще шумящую воду, льющуюся из незакрытого крана, цепляясь пальцами за раковину позади себя, едва ли не становясь с ней единым целым, вжимаясь поясницей в нее. Сокджин страха внутри паренька не убавляет, когда плавной походкой подбирается к омеге, не сводит с него взгляд, не моргая, прижимается к худощавому тельцу Хенджина, собственными мускулами чувствуя, как тот весь трясется, будто погремушка в руках истеричного ребенка, едва вспоминая дышать. Альфа протягивает руку за спину омеги и грузно опускает ее на поднятый рычажок крана, останавливая поток воды. Однако Сокджин не спешит отходить от принца, вслушиваясь в его дыхание, тихие сухие всхлипы, срывающиеся с дрожащих, мигом пересохших от нервов губ. Он краем глаза рассматривает побледневшее лицо ведьмы, взгляд которой устремлен куда-то за плечо прижимающегося к нему вампира. Ким делает глубокий вдох, снова ощущая запах порошка от одежды юноши, его сладкий парфюм с цитрусовыми нотами, травянистую отдушку крема для лица, который теперь в смешении с водой стал еще четче. Сокджин сам не понимает своих намерений и каких-то резких смен направлений с желания быть как можно дальше от принца на дикий интерес и тягу прикоснуться к нему, снова коснуться губами тонкой шеи, впиться в нее ноющими клыками, попробовав кровь этого пугливого зайчонка на вкус. Вампир явно чувствует себя нехорошо, понимая, что в нем говорит сейчас алкоголь, затуманивший разум и лишивший его четкого зрения. Альфа жмурится, хрипя на ухо парня, заставляет себя сделать несколько шагов от Хенджина и оказаться на расстоянии двух вытянутых рук, правда, это не особо спасает, вампир все еще чувствует запах, страх, который так возбуждает его порой, пробуждая следом и голод. Ему точно не стоило пить сегодня, не стоило идти за омегой, не стоило мучить их обоих сейчас. — Я должен… — севшим голосом начинает вампир, прочищая горло, — извиниться перед тобой, — разум сейчас воет волком на него за глупые поступки, продиктованные то ли сердцем, то ли душой, то ли градусом в его крови. Мозг, сопротивляющийся сейчас действию алкоголя, обещает себе больше не давать сигналы в тело этого безответственного альфы и не разрешать ему пить. Зачем он это сейчас делает? Что бы что? Чтобы усугубить их положение? Чтобы дать призрачную надежду мальчишке? Чтобы тот снова ходил за ним хвостом? Все шло просто идеально, жестокий и хладнокровный вампир в нем сделал все, чтобы решить эту проблему, но пьяному Сокджину нужно было все испортить. Вот только вопрос: настолько ли он мог опьянеть от одного небольшого стаканчика слабоалкогольного глинтвейна? Альфа стоит напротив Хенджина еще долгих несколько минут, залезая своим вампирским взглядом точно в тоненькую душонку мальчика, переворачивая в ней все с ног на голову, устраивая дичайший беспорядок, наглым образом воруя из нее самое прекрасное и светлое, оставляя у себя на сердце. Но, самое главное, перед тем, как уйти, не дождавшись ответа, Сокджин запоминает лицо парня: пусть оно испуганное в эти минуты, пусть глаза его как два блюдца, бегающих по Джину, губы распахнуты и обветрены, красота остается неизменной даже сейчас. Мужчина даже и не замечал ранее, что, оказывается, принц настолько прекрасен, настолько светлый и чистый, настолько идеальный, нежный, утонченный. Ким уверен, что в нем алкоголь пробуждает этот глубокий взор, расширяющий границы его сознания до возбужденного и потерявшего самообладание жалкого вампира. Никогда в жизни он бы не допустил подобные мысли, никогда в жизни не пошел бы за омегой, как послушный пес, никогда в жизни не извинился бы. Но, как говорится, «никогда не говори никогда». Именно все перечисленное он и сделал, именно столько раз он наступил на грабли и проломил себе голову деревянной палкой, сместив остатки разума, приказывающего ему немедленно пойти прочь и вернуться в зал к своей сегодняшней компании. А еще он впервые в жизни запрещает себе пить, не понимая, как мог вообще опьянеть, если раньше мог залпом осушить несколько рюмок чистейшей водки и быть трезвым как стеклышко. Уходя, практически так же бесшумно и резко, заставляя свою тень лишь поспевать за ним, Сокджин ощущает стыд собственной кожей в полной мере, рыча на себя, ненавидя и готовясь рвать волосы на голове, как только останется один. Он ненавидит и презирает себя за этот цирк, за слабохарактерность, за свою глупость. Больше он не вникает в суть фильма, пока сидит и ждет окончания сеанса в темном зале, вернувшись на свое место. Теперь он лишь сжимает кулаки, впиваясь короткими ногтями в ладони, проклиная самого себя за абсолютно идиотский, жалкий поступок, который был совершен не иначе как под действием чувства вины. Как только он увидел Хенджина, картинки прошлого стали всплывать снова и снова, напоминая ему о том, как грубо он обошелся с омегой. Вот только тогда он правильно все сделал, в соответствии со своими целями и намерениями — отвязаться от принца. А теперь что? Повел себя как истеричный ненормальный мальчишка, который будто сам не понимает, чего он хочет. — Итак, как вам фильм? — выходя из темного зала после двухчасового сеанса, щурясь и направляясь по коридору на выход, Чимин тут же пристает к потягивающимся друзьям. — Тело затекло, — болезненно стонет Тэхен. — А фильм — говно. — В общем и целом я согласен с Тэхеном, — чешет затылок Юнги, виновато поглядывая в сторону белой ведьмы, которая и выбирала сегодняшний фильм из ленты предпраздничного показа. Чимин смотрит на Чонгука и Хосока, которым будто сказать нечего, по лицам видя, что они солидарны с мнением Ким Тэхена. — А ты? — окликает омега идущего позади Сокджина, который только лоб хмурит и смотрит куда-то сквозь них, витая в собственных мыслях. — Чего молчишь? — вампир переводит такой взгляд на принца, что всем становится ясно: он абсолютно не с ними, не слышал даже, о чем друзья общаются. Альфа немного растерянно, но все так же сердито обводит глазами ждущую его ответ компанию студентов, не давая никакого комментария. — Ясно, — закатывает глаза Чимин, поворачиваясь к Намджуну. — Есть что сказать? — Ну, у меня такое же мнение, что и у тебя, — ювелирно выкручивается белый волк, по лицу которого прям четко видно, что он пытается не обидеть любимого. — А какое у меня мнение? — усмехается белая ведьма, желающая пощекотать нервишки своего возлюбленного. Друзья тут же начинают расплываться в улыбках, довольствуясь тем, как этого обычно хмурого, серьезного и строгого волка так забавно и легко воспитывает маленький омега с огненным характером, заставляющий альфу покрываться холодным потом. — Самое справедливое, я уверен, — компания тут же взрывается громким смехом, разносящимся по всему коридору, привлекающим внимание окружающих. Намджун сейчас правда похож на того самого зверя, которым управлять может всего одно существо на этой планете. И это существо даже не тот, кто был бы сильнее него, выглядел бы более грозным, устрашающим, имел большую власть. Нет, это всего лишь маленькая ехидная ведьма, которая в любой момент может закатить истерику. И для бесстрашного волка, знающего, как преодолеть любую трудность в этом мире, именно скандал и театральные слезы его ненаглядного будут проблемой. — Расслабься, мне вообще не зашло, — отмахивается Чимин, слыша этот вздох облегчения его альфы. — В следующий раз фильм будет выбирать Тэхен. У него это лучше получается, — нехотя признает, замечая этот самодовольный взгляд и улыбку друга. — Итак, — хлопает в ладошки Тэхен, когда они выходят из зала кинотеатра, оказываясь в большом холле торгового центра, — какой дальше план? Куда пойдем? — омега смотрит на компанию друзей, ожидая от них каких-то предложений. — До обеда еще есть немного времени, предлагаю походить по бутикам, присмотреть подарки, — командование, ожидаемо, на себя берет Чимин, поднимая светлый рукав своей дубленки, поглядывая на серебристые часы на запястье, — а потом давайте сходим в наш любимый ресторанчик, — и улыбается Тэхену и Юнги, у которых глаза тут же загораются и настроение вмиг поднимается, позабыв о неудачном фильме. И только альфы восторг парней не разделяют, не понимая, о каком месте идет речь. — Ресторанчик итальянской кухни, он находится на ярмарочной аллее, — объясняет непонявшим парням с каким-то напускным недовольством, словно разъясняя малым детям. По итогу они решают так и поступить: каждый разделяется по парам или тройками, кто-то решает вовсе в одиночку походить по магазинам в поисках подарков для самых близких. Чимин вместе с Намджуном, Юнги и Хосоком решает сразу же зайти в ювелирный павильон с ярким белым светом витрин и переливающимися за стеклом камнями: бриллиантами, сапфирами, изумрудами. В магазинчике не протиснуться. Казалось бы, товар дорогостоящий, не каждый может себе позволить купить что-то подобное, но перед праздниками многие жители Королевства мечтают порадовать себя и близких шикарным подарком. Правда, Чимин забежал сюда только полюбопытствовать, да и витрина его привлекла и не оставила равнодушным. В центре зала стоит высокий куб с четырьмя колье по всем четырем сторонам. С одной стороны бриллиантовое, с огромным камнем по центру и маленькими по периметру, выглядящее увесистым, что у Чимина даже шея невольно начинает болеть от одной мысли о том, сколько такое может весить. С правой стороны колье из глубокого синего сапфира, что так и манит глаза омеги. У него огни в зрачках загораются, когда он рассматривает этот центральный камень в виде большой капли, похожей на одинокую слезу, которую окружают маленькие бриллианты, тянущиеся к двум сапфирам выше, но уже меньше. С левой стороны витрины поблескивает и пробуждает в Чимине страсть ярко-красное колье из рубинов в форме сердца, выглядящее не таким громоздким, как его соседи, но от этого кажется более милым и аккуратным. На четвертой стороне покоится на манекенной шее манекена последнее колье, менее привлекательное для Чимина, но явно популярное у других посетителей ювелирного — изумрудное, с камнями в квадратной форме, чередующимися с мелкими бриллиантами. Но из всех четырех чудес у юной ведьмы глаза зажглись лишь дважды: на самом дорогом колье с бриллиантами и сапфирами — две его страсти в драгоценностях. Если он изменяет своему принципу минимализма в украшениях, то только с этими камнями. А Намджун без особого интереса рассматривает товар на витринах, понимая, что если он и захочет подарить близким что-то из сережек, колец или подвесок и колье, то сделает это сам, как и принято в его семье и у всей их расы, унаследовавшей ручное создание украшений. Но он внимательно смотрит на реакции Чимина и отлично их считывает, беря на заметку. Тем временем Юнги ходит в отделе с золотыми брошами, выбирая между двумя вариантами: отлитой из желтого золота в форме креста, украшенной рубинами, и отлитой серебром с такими же рубинами и бриллиантами, больше похожей на какой-то непонятный ему герб. Он грустно усмехается самому себе, вспоминая того, кому и присматривает этот подарок. — Любишь броши? — стараясь не тревожить, тихонько интересуется Хосок, вставая рядом с омегой. Тот отрывается от созерцания прекрасного, коротко глядя на волка, снова возвращая свое внимание украшениям. — Нет, я смотрю их для отца, — с грустью в голосе признается юноша. — Ему они очень нравятся. — Для отца? — Хосок настолько неприкрыто удивляется, что его вопрос звучит с яркой интонацией абсолютного непонимания услышанного, и это не ускользает от внимания Юнги. — Именно, — с грустной усмешкой соглашается Мин, понимая, что для волка совсем непонятны его мотивы. — Но ты ведь говорил, что у вас с ним напряженные отношения. — Несмотря на то, что он тиран, который жизни мне не дает, я все еще питаю надежду достучаться до него крупицами своей любви и доброты к нему. Я бы хотел изменить его, может, моя ласка и внимание смогут в этом помочь, — Юнги поднимает снова глаза на замолчавшего Хосока и тут же жалеет — в них некоторое непонимание, беспокойство и даже нотки осуждения читаются. — Не надо на меня так смотреть. Так или иначе мне всю жизнь придется с ним жить. Я боюсь за себя и свою безопасность. И лучше я попытаюсь зарыть топор войны и вразумить его, чем буду эту войну, наоборот, разжигать. Я хочу в это верить, хочу, чтобы он хотя бы оставил меня в покое, — волк вдруг чувствует пробивающую в самое сердце боль от услышанного. — Что думаешь? Есть смысл в моих намерениях? — и смотрит так, будто мнение Хосока для него самое важное сейчас, будто знает, что тот его поймет. — Тогда, думаю, стоит присмотреться к этой, — и указывает пальцем на золотую брошь в виде креста, покоящуюся на витрине. — Она солиднее смотрится. Мне кажется, правителю подойдет, — спешит пояснить свои слова, подмечая негодование во взгляде напротив. Хосок коротко и поддерживающе улыбается парню и направляется в сторону выхода из ювелирного магазина. Юнги, пока Намджун и Чимин заняты в отделе колец, что-то присматривая и обсуждая друг с другом, решает долго не тянуть с выбором и останавливается на том, что посоветовал Хосок, доверившись своему и его вкусу. Он шустро оформляет покупку до того, как друзья смогли бы увидеть подарок, встречая их у выхода уже с подарочным маленьким пакетиком, на который Чимин ожидаемо не задает вопросов, понимая, что там может быть подарок в том числе и для кого-то из них, потому, чтобы не портить сюрприз, лишь хитро улыбается молчаливому, смущенному и погрустневшему отчего-то другу. В это время в одном из соседних бутиков с одеждой мимо рядов напольных вешалок и манекенов змейкой гуляет Тэхен, присматриваясь к вещам, иногда снимая с общей вешалки, разглядывая навесу, игнорируя вдалеке стоящего Чонгука, который делает вид, будто что-то для себя выбирает, то и дело кидая заинтересованный взгляд на омегу. В какой-то момент Тэхен подходит к двум манекенам, на которых надеты дурацкие, но такие очаровательные рождественские свитера с дизайнерским принтом, давясь тихоньким смехом и умилением, расплываясь в искренней яркой улыбке. В этот момент он вспоминает своих родителей, которые все время, что он себя помнит, были неразлучными и порой даже одевались одинаково, словно близняшки. Ему думается, что эти свитера будут отличным семейным подарком для его папы и отца. Долго не думая, он подзывает к себе консультанта и просит, чтобы нужные размеры упаковали в праздничную бумагу и разложили по разным пакетам, в каждый из которых он хочет добавить еще по любимому парфюму своих родителей и обожаемые ими сладости. Их больше всего любит именно папа, он считает, что в Королевстве конфеты, плюшки, торты и пироги гораздо вкуснее, чем в мире людей, постоянно называя их заколдованными, от которых невозможно оторваться. Встретившись в одном из коридоров словно безграничного торгового центра, друзья договариваются вновь разбрестись по магазинам, понимая, что у них еще достаточно времени до обеденного перерыва. Хосок, Чонгук и Сокджин решают пойти в отдел с техникой, присматривая для себя и на подарки близким последние новинки. Пока вампиры бурно спорят о том, какая «плойка» лучше: пятая или четвертая, Хосок, недовольный вообще тем, что эти двое пошли с ним, вспоминает, что его младшенькие близнецы просили подарить по новенькому и более современному ноутбуку якобы для школы, но он-то понимает, что нужно сразу в игровой отдел идти, где более мощные машины. Правда, он решает, что пусть родители им сами дарят такие дорогие подарки, предварительно написав папе и договорившись, что он на себя возьмет ответственность за подарок для их первоклашки в семье. Хосок останавливается в отделе с планшетами, выбирая самый мощный, большой и навороченный всякими дополнительными штуковинами по типу съемной клавиатуры и стилусом, надеясь, что его братику понравится. А для близнецов у него уже давно готов подарок, как и для их любимой всей семьей крохи, для которого осталось докупить только какую-нибудь очередную игрушку, которую он так сильно хочет, но играет по итогу не больше пары часов, затем быстро и навсегда о ней забывая. У них в семье уже даже существует глупое соревнование: кто подарит ребенку самую интересную игрушку, которая полюбится и будет всегда получать внимание малыша. Хосок вспоминает и о своем старшем брате, которому вечно ничего не нужно, потому что у него правда все есть. Вот только Чон внимательный, он помнит, что совсем недавно Намджун так хотел выиграть их раунд в видеоигре, что, проиграв, случайно, под влиянием сильных эмоций раздавил руками собственный джойстик. Хосок, пока Чонгук и Сокджин все еще стоят в отделе игровых приставок и выбирают для себя самих общий подарок, долго не думает и хватает самую новую модель, прося на кассе сразу красиво упаковать ее. Выйдя из магазина с двумя большими пакетами, видя вдалеке идущих ему навстречу Намджуна с омегами, которые после косметического магазина обвешали себя тонной крупных и мелких пакетиков, он понимает, что им все же придется вызывать доставку всего этого добра до домов. — Ну что? Все родительские деньги растратили? — ехидничает Хосок, осматривая руки друзей. — Брат, ты еще не стал банкротом? — хлопает по плечу Намджуна, замечая в его руках больше всего брендовых пакетов, понимая, что это все для Чимина. — Очень смешно, — фальшиво улыбается Пак, не оценивая, но и не обижаясь на подобные шутки. — Намджун заплатил только за то, что я выбрал для себя, остальное с моих карманных денег и все для близких и любимых, — объясняется Чимин. — И вообще, че ты докопался до меня? Сам, вон, не лучше. Мои все покупки встанут в ту же цену, которую ты заплатил за это, — и кивает на два брендированных праздничных пакета из магазина техники. Хосок на это лишь по-доброму смеется, приобнимая надувшего губы омегу, который медленно оттаивает и так же в ответ тепло улыбается. Пока они ждут Сокджина и Чонгука, Хосок с братом, оставив омег у большого фонтана с удобными лавочками, идут в магазин с игрушками, который больше похож на бескрайний сказочный мир с миллионом каких-то персонажей, половину из которых они даже не знают, залипая на какие-то действительно удивительные игрушки, конструкторы, машинки и прочее бесчисленное количество дорогого, зато детского удовольствия, выбирая для младшеньких подарки. После того как шоппинг официально для всех заканчивается, каждый покупает для себя и близких все необходимое, парни решают, что надо бы скинуть все пакеты на водителей правящих семей. Чимин, Юнги, Намджун и Хосок вызывают шофёров, и, пока те едут к ним из дальних городов, они отправляются на долгожданный обед, к которому волки отнеслись скептически, переживая, что не наедятся итальянской кухней. Благо в меню ресторана, до которого они добрались на такси, оказались стейки, что не могло не порадовать сыновей вожака. За столом происходит нечто неожиданное и поистине прекрасное: смех и разговоры не утихают, они общаются так, словно каждый друг дружку сто лет знает, не меньше. Сокджин забывает о том, что он преподаватель Юнги и Чонгука. Хосок и Тэхен потихоньку зарывают топор войны. А Намджун и Чимин понимают, как сильно скучали друг по другу, выглядя весь день для друзей точно сладкая парочка, от которой уже всех тошнит, но каждый тактично об этом молчит, понимая пережитую ими ситуацию. — Папа устраивает в этом году большое празднование Рождества, хочет пригласить правителей и их семьи к нам домой. Вы тоже с родителями приходите, — обращается Чимин к Тэхену и Чонгуку с Сокджином. — У них будет своя стариковская тусовка, а у нас своя, — подмигивает друзьям, потягивая ароматный глинтвейн из высокого коктейльного бокала через трубочку. — Мы хотели скромно с родителями посидеть, — неловко и как бы не прямо отказывает сначала Тэхен. — Это плохая идея, — соглашается с ним Сокджин, вздергивая бровь. — Ну пожалуйста, — по-детски тянет Чимин, заламывая брови, делая глаза буквально умоляющими, как у котенка — в них искренность и большое желание собраться всем вместе точно так же, как они сидят сейчас, в теплом и на удивление дружном кругу. Тэхен и Чонгук хотели было снова начать объяснять свой отказ, возможно, уже переходя на прямое несогласие с предложением омеги, но, заметив, как на них смотрит приобнимающий своего парня Намджун, у которого в глазах словно раздраженные бесы шипят на них, мигом притихли, тщательно подбирая в голове позволительные в сложившейся ситуации слова. Волк сейчас выглядит будто защищающая непробиваемая скала, которая не позволит обидеть самое дорогое, что у него есть. — Мы подумаем, хорошо? — находит компромисс Тэхен, но смотрит не на Чимина, а на Намджуна, будто у него спрашивает, достаточно ли правильный ответ он выбрал. А Пак лишь кивает, довольно улыбаясь. — Кстати, тренировки на каникулах будут, так что не расслабляйся, — наклонившись к Юнги, что сидит напротив, Хосок негромко ему напоминает, расплываясь в улыбке, когда замечает недовольное лицо принца, уже без энтузиазма откусывающего кусочек пиццы, медленно прожевывая. Омега лишь утвердительно кивает, давая понять, что услышал и осознал информацию, пусть и без особой радости. — Будем заниматься на границе в лесах, чтобы ни тебе из Сангвиса, ни мне из Лакдорма не пришлось далеко гонять. Забив до предела желудки, компания чуть ли не выкатывается, как шарики, из ресторанчика с сытыми и довольным лицами, слегка даже разомлевшими. Все, что сейчас хочется сделать — это вернуться в академию и завалиться в теплую кровать, пропадая в сладком послеобеденном дреме, а не встречаться с декабрьским морозцем и летящими в лицо снежинками, покоящимися на ресницах и тающими на щеках. Останавливает лишь одно — этот гул забитых улиц, звон колокольчиков на дверях магазинов, которые в эту пору в день по триста раз открывают и закрывают, если не больше. Эта суета на аллее, толкающиеся люди, образующие целый океан, в котором утонуть и растеряться в толпе очень легко. А взгляд то и дело любопытным блеском припечатывается к лавкам, разбитым прямо на улице, ведь время рождественской ярмарки; к украшенным витринам, на которых либо красуются манекены с модной, но дорогущей одеждой, украшениями, обувные бутики, либо самые привлекательные магазинчики сладостей, еды, закусок, пекарни. И в каждом таком уютном крохотном магазине на входе стоят двигающиеся сказочные персонажи, работающие от механизмов или магии — тут и не разберешь, — зазывающие в гости, привлекающие новых покупателей. Парням приходится ненадолго уйти с ярмарочной аллеи, чтобы встретиться с водителями, которые уже подъехали, пока они обедали в ресторанчике. Чимин отдает свои покупки своему водителю, к нему же присоединяется Тэхен, который просит сохранить свои подарки до Рождества у друга. Намджун и Хосок заполняют своими подарками багаж и сиденья черного джипа волка из их семейной охраны, а Юнги передает свои скромные небольшие пакеты из бутиков мрачному вампиру-водителю, который с ним даже и двумя словами не перекидывается — типичная охрана отца. Каков босс, таковы и его прислужники. Затем они все дружной компашкой возвращаются на ярмарку, чтобы уже без груза спокойно ходить и рассматривать поделки, украшения, созданные своими руками, которые привезли пожилые волки из Лакдорма. Каменные статуэтки, так искусно вырезанные вампирами. Но бо́льшую популярность у молодежи на ярмарке имеет павильончик с зельями, среди которых есть такое желанное зелье любви, не несущее серьезных последствий для принявшего, но действующее не так долго, как многим, толпящимся там омегам хотелось бы. Никто не станет вот так открыто продавать настоящее приворотное зелье искусственной любви, потому что, во-первых, оно губительно, а во-вторых, запрещено по закону, чтобы юные особы не смели играться с подобным оружием и привораживать всех подряд, губя этим самым других, еще юных или уже не очень юных созданий. Чимин с Намджуном все же останавливаются около дедушки, что торгует ручной работы украшениями с редкими, но не столь драгоценными, как в бутиках, камнями, оттого не менее прекрасными, удивляющими своими сказочными переливами в свете ярких рождественских фонарей. Кажется, будто на улице вовсе не холодно, потому что все внимание покупателей и зевак захватывает именно товар на прилавках, который выставляется так редко и в обычных магазинах не встретишь, потому что все это индивидуальные работы каждого участника ярмарки. — Что за камешек в кольце? — шмыгая розовым носом, интересуется у пожилого волка Чимин, тут же расплываясь в улыбке от доброго и такого душевного взгляда мужчины. — Это адуляр, дитя, — нежно отвечает ему дедушка. — Его еще называют лунным камнем. Он способен впитывать в себя солнечный свет и ночью продолжать сиять. Говорят, в полнолуние сияние этого камня доходит до своего пика и камень может заиграть новыми красками. В Индии люди считают, что он приносит удачу, его дарят любимым, чтобы между партнерами разгорелось больше страсти и нежности друг к другу, — мужчина смотрит то на Чимина, то на Намджуна, приобнимающего своего омегу и с таким же интересом и уважением слушающего пожилого волка из стаи. — Понравилось? — бархатным голосом интересуется Намджун, наклоняясь прямо к ушной раковине своего парня, обдувая ее горячим дыханием, потираясь носом о щеку, оставляя короткий поцелуй на ней. Чимин ближе прижимается к любимому и коротко кивает, но о подарке не просит, он ведь и сам себе может позволить скупить хоть всю ярмарку, тут дело не в деньгах. Дело в том, что в людском мире есть много реалистов, есть атеисты, есть те, кто не верит в приметы, потому что, как правило, таким людям нужны доказательства, они своими глазами должны увидеть, чтобы поверить, сердцем прочувствовать, и это абсолютно нормально. Но в их мире магии таких просто не существует. Им не нужны доказательства, они и так живут в такой реальности, где все, что их окружает — ненормально, неестественно для людей, именно в магию многие люди не верят, а они в ней живут. Поэтому то, что рассказал пожилой ювелир, для пары не просто слова, а дополнительный стимул приобрести нечто подобное, чтобы дополнительно укрепить свой союз. Намджун без колебаний тянется к карману своей парки и достает оттуда кошелек, вытаскивая из него купюр больше, чем стоит ценник у кольца с лунным камешком. — Будьте добры, упакуйте для нас, — белый волк передает деньги, коротко улыбаясь старцу, показывая на кольцо из светло-желтого золота, с вырезанным местом под камешек в форме капельки. — Сдачи не нужно, — сразу же поясняет, когда замечает, как дедушка начинает считать свои деньги для сдачи. — Но этого много, кольцо ведь стоит в два раза дешевле, — мужчина тут же прогоняет улыбку и смотрит на парней с долей переживания, будто бы желая сохранить их деньги, честно вернув, хотя и не обязан это делать, ведь ему четко дали понять. — Пожалуйста, возьмите. Вы прекрасно выполняете свою работу, Ваши украшения удивительны, — мягко объясняется, делая комплимент. — Стая гордится такими волками, как Вы, ведь Вы продолжаете наше древнее дело. — Подождите, — ювелир прищуривается и на несколько секунд замолкает, задумываясь. — Вы — сын вожака, — негромко выдыхает, будто бы даже с каким-то страхом, хватаясь за сердце, только сейчас до конца понимая, кто перед ним стоит. Его слова тут же слышат соседи-продавцы, отвлекаясь от своих покупателей, которые тоже теперь смотрят на парней и перешептываются, ахая. — В-ваше величество, это честь для меня, — его руки подрагивают, он низко кланяется, превозмогая боль в уже не таких здоровых, как раньше, костях. — Прошу Вас, не нужно, — Намджун на минуту выпускает из своих рук Чимина, осторожно берет под локтями мужчину, что сложил ладони в молебном жесте, и тянет его вверх, чтобы не мучил себя и выпрямился. — Я… я не могу принять у Вас деньги, примите как дар, — он пытается вернуть купюры, но натыкается на предупреждающий, грозный взгляд Намджуна, который крайне не любит повторять дважды. — Перестаньте, — не забывая про уважение, но с долей строгости просит молодой волк. — Это же сын верховной, — доносится до ушей окружающих откуда-то со стороны, вызывая новую волну неподдельного удивления и восхищения у окружающих. Чимин и Намджун отвлекаются на того, кто это сказал, закатывая глаза, понимая, что сейчас рынок точно сойдет с ума. — Нам пора уходить, — негромко требует альфа на ухо своего любимого, беря его за руку. — Но я хотел взять для тебя подвеску с лунным камнем, — и показывает на камень в форме небольшого кристалла. — Мы ведь должны ими обменяться, — Намджун на это закатывает глаза, поджимая недовольно губы, потому что еще минута промедления и к ним начнут все прилипать, просить сфотографироваться, а в следующую секунду происходит еще более смущающая вещь, потому что один из соседних продавцов кричит им: — Молодые принцы, окажите честь, примите от меня подарок! — и поднимает над головой одну из статуэток, собственноручно сделанную. — Этого нам не хватало, — сокрушается Намджун, глядящий на омегу с мольбой уйти поскорее. — Я быстро! — заверяет он альфу, достает свой кошелек, надеясь, что в нем найдется достаточно купюр, потому что обычно он везде расплачивается картой. Чимин передает их все еще сопротивляющемуся пожилому ювелиру, который скрепя сердце все же принимает деньги и упаковывает их украшения в праздничные коробочки под шумные переговоры возбужденной толпы. — Ну спасибо, друзья, дали спокойно походить по ярмарке, — к ним подходит Тэхен, который теперь прячет у себя на груди Юнги, что скрывает свое лицо, надеясь, что его не узнают. К ним тут же подходит Сокджин, понимая, что дело может запахнуть жареным и в стремлении сделать эксклюзивное фото начнется давка на и так узкой улице, а значит, могут пострадать не только жители, но и королевские особы. Пока Чимин расплачивается, получая взамен их с Намджуном украшения, пряча в рюкзак альфы, вся компания друзей создает круг, в центре которого остаются Юнги и Чимин, а остальные защищают от медленно сходящей с ума и визжащей толпы зевак. Проблема в том, что ни Чимин, ни Юнги, ни Намджун не смеют чисто с моральной точки зрения пользоваться своим положением и принимать подарки участников ярмарки, потому что те часами и днями трудились, чтобы сегодня заработать на своем труде, а теперь они так сильно хотят порадовать королевских детей, забывая о том, что каждый товар был создан непосильным трудом, за который необходимо платить. Принцы не хотят получать ничего в дар, они могут себе позволить честно, наравне с остальными просто купить, если захотят. Тем более они не хотят фотографироваться: не здесь и не сейчас. Не потому, что они зажравшиеся, высокомерные засранцы, а потому что на аллее слишком мало места для фотоссесий и слишком много желающих с ними сфотографироваться, что действительно может привести к давке. Так что лучше им мило и коротко улыбаться всем, кто желает им здоровья, добра, просит взять подарки, обещает болеть за них на состязании, и быстро пробираться через жителей туда, где нет толп. — Благослови вас и ваших родителей духи леса, Боги и Древние! Мы верим в вашу победу! — доносится до ушей молодых принцев, которые коротко машут, быстро кланяются и продолжают идти дальше, ни на секунду не останавливаясь больше. Когда они оказываются в конце улочки, где народа уже значительно меньше и до них не дошла еще весть о присутствии принцев на ярмарке, компания, наконец, может расслабиться и распустить круг, выпуская омег из него. — Сладкое королевство! — пищит Чимин, увидев на окраине аллеи их любимый с Тэхеном и Юнги магазинчик сладостей, в котором существ не меньше, но они надеются в этот раз быстро набрать конфет и не задерживаться, чтобы еще кто-нибудь не узнал их и не развел хаос. Все же, принцы принцами, но жить им спокойно и пользоваться благами, ходить по магазинам и дальше тоже хочется. — Зайдем? — и подпрыгивает на месте, точно кролик, смотря на Намджуна, будто прося у него разрешения, словно ребенок у родителя. А тот и отказать не может даже после случившегося, кивая. — Ты сейчас серьезно? — Сокджин хватает белого волка под локоть, когда тот намеревается последовать за поднимающимися по ступенькам Чимином, Юнги и Тэхеном. — Вас произошедшее минутами ранее вообще ничему не научило? — Тебя пригласили не для того, чтобы ты нянчился с нами и что-то пытался запретить, — хмурится Намджун, скидывающий со своего локтя руку командира армии. — А можно без наездов на моего брата? — в спор парней вмешивается Чонгук, но на его лице застывает нервная улыбка, а глаза недобро сверкают бордовым блеском. Он рукой закрывает Сокджина, оказываясь точно перед лицом Намджуна. — Не лезь, — рычит на него белый волк, отвечая таким же сверканием, но уже привычно синим, горящим в его глазах. — Намджун, — негромко, едва шепчет Хосок, хватая брата за плечо, болезненно сжимая, чтобы отвлечь его подступающий гнев на боль. — Какой вам, к черту, трон, если у вас гормоны еще играют и вы до сих пор пытаетесь выяснить, кто из вас король с самой длинной писькой, — на последней ступени магазинчика останавливается Тэхен, который поворачивается к альфам, морщится и, как обычно, выдает то, за что не чувствует ни грамма вины или ноющей совести. За его спиной умирают от смеха Чимин и Юнги, заходя наконец в магазин, больше не переживая о том, что может начаться драка на пустом месте, потому что Тэхен явно осадил парней, которые теперь все вместе смотрят недобро на омегу, тихо его ненавидя за унизительные слова. А темная ведьма лишь корчит рожу, выпучивая глаза, как бы давая понять, что их вытаращенные недобрые взгляды и блестящие зрачки не способны напугать. — Это мой будущий муж, — гордо заявляет Чонгук, который пусть и слегка обижен на колкость, но все же его одолевает восхищение тем, кто одной только фразой способен усмирить самых сильных и опасных существ в их мире. Он уже чувствует, что, если и займет вампирский трон, будет таким же крутым дядькой, как Эйнар, все равно дома будет ползать в ногах этого невыносимого, жгучего и страстного омеги, который и унизить, и приласкать может, в зависимости от того, что заслужил. И Чонгук хочет ему служить. Все парни заходят в магазин, переглядываются и отчего-то даже улыбаются друг другу, понимая, что могли действительно развести конфликт на ровном месте, как кучка незрелых альф. Когда они заходят в магазин, омеги уже бродят вдоль полок с бесконечным множеством леденцов, карамелек, шоколадных батончиков, желатиновых конфет — здесь самый настоящий рай для сладкоежек, главные из которых именно переполненные энтузиазмом и восхищением омеги и Чонгук, превратившийся в ребенка, бегающий вместе с парнями от одного стеллажа к другому, не зная, что выбрать. Сам магазинчик весь в розовых тонах, больше напоминающий домик Барби, но из сахара, газировок, мороженого и прочей вредной и разрушающей зубы «прелести». Здесь в основном толпа из маленьких жителей Королевства, но и некоторые взрослые студенты академии, как и наши герои, не стесняются возвращаться на несколько лет назад, становясь такими же детьми и не чувствуя из-за этого упреков совести. В конце концов, в каждом человеке должен жить его внутренний ребенок, иначе жизнь будет куда скучнее, грустнее и совсем потеряет краски. Когда парни по полной закупаются сладкими угощениями с целью забрать их в академию и попрятать по своим шкафчикам в надежде, что кураторы не найдут и не отберут — не успеют, ведь все будет уже съедено, друзья вновь выходят на улицу и вновь ощущают этот малоприятный контраст теплого помещения, в котором они уже разомлели, и морозной свежести вне стен, что тут же ударяет по согревшейся коже лица юношей. — Ну что, куда пойдем дальше? — шмыгает носом Хосок, смотря на друзей. И только Тэхен хотел было открыть рот, как они слышат звонкий голосок знакомого им парнишки. — Чимин! — машет рукой Хенджин, что идет в сопровождении своих друзей. Когда он подходит к брату, то прощается со своей компанией, оказываясь в объятиях омеги. — А ты тут какими судьбами? — искренне удивляется Чимин, не выпускающий из своих рук юношу, прижимая к бочку, словно собственного маленького ребенка. — Да я с самого утра в городе, мы с парнями на премьеру ходили, — объясняется Хенджин, несмело поднимая взгляд на Сокджина, который теперь с недовольным лицом держится в стороне от ребят. — А почему мы тебя не видели? — недоумевает его брат, хмуря лоб. Хенджин лишь пожимает плечами, поджимает губы и вновь считывает реакции вампира напротив, лицо которого ожидаемо непроницаемо холодное. — Присоединяйся к нам, мы хотели еще повеселиться сходить. — Я бы с радостью, но хотел успеть сходить на ярмарку, — едва успевает договорить, как слышит: — Ты туда не пойдешь, — строгий голос Сокджина удивляет даже Чимина, потому что он и сам не припомнит, чтобы когда-нибудь таким тоном запрещал что-либо Хенджину. А сам юнец тем временем выпучивает глаза, но не от удивления, а скорее от шока, сменяющегося недовольством. Да как этот вампир смеет ему что-то запрещать? Толком с ним не разговаривает, ведя себя как чокнутый иной раз, но при этом считает, что может указывать Хенджину, что и как делать? — Это еще почему? — удивлению Чимина сегодня, кажется, не будет предела, он даже голову в сторону брата поворачивает, не веря, что тот может говорить с кем-то в настолько раздражительном и лишенном уважения тоне, тем более с Сокджином — командиром армии вампиров. Да, сегодня он просто их друг, но все же он сильно старше Хенджина и не из его компании, чтобы себе позволять подобное. — Что за гонор? — вмешивается Намджун, смотря на омегу со всей пугающей серьезностью, тут же заставляя Хенджина низко склонить голову и прогнать всю злость. — Ты не пойдешь на ярмарку, потому что мы там сегодня уже были, нас узнали, и это могло закончиться плачевно для всех. Для нас всех там сегодня небезопасно. Я достаточно понятно тебе объяснил? — интонации у волка крайне недовольные. Он позволяет Чимину вести себя по сути никак: неуважительно и высокомерно, потому что того избаловали, неправильно воспитав, да и характер у него в принципе непростой, тут уже не до перевоспитания. Но от Хенджина он подобного слышать не желает по своим личным причинам. — Я понял, извини, — тут же исправляется Хенджин, которого теперь в лоб целует расслабившийся и ставший более мягким Намджун. — Итак, — громко хлопает в ладони Тэхен, потирая их, как бы отвлекая всех от мальчика, чтобы он не чувствовал неловкости в их компании. — Я знаю один крутой бар, мы с Юнги там пару раз бывали. Он в ирландском стиле, там крутейшее пиво и самая главная фишка — ирландская музыка и возможность потанцевать! — топчется на месте от какой-то непонятной радости, надеясь, что его идея понравится друзьям и они пойдут туда прямо сейчас. — Погнали, — сразу же соглашается Чонгук, за ним Юнги и Хосок. — Я пас. Уже шесть часов вечера, я поеду обратно в академию, — отказывается Сокджин, но Хенджину почему-то кажется, что дело вовсе не в позднем часу. Он старается игнорировать эти мысли и идет к Тэхену. — Прости, малыш, но тебе с нами нельзя, — виновато смотрит на омегу темная ведьма, искренне сожалея. — Там вход только для совершеннолетних. — Езжай домой, Хенджин, — просит Чимин. — Джин за тобой присмотрит, — и в этот момент они оба таращатся на принца, не понимая, с чего это он так решил за них, не спрашивая. — Не противься. Вы оба, — сначала обращался только к брату, но потом и на вампира, явно недовольного идеей, смотрит так, будто мысленно пытается сказать: «Твой долг — защищать королевскую семью, так действуй!». Джин закатывает глаза, коротко попрощавшись с компанией, идет прочь, за ним плетется Хенджин, тоже прощающийся со всеми. — Вы идите, мы вас догоним сейчас, — говорит он уходящим друзьям, держась за ткань парки Намджуна, не давая ему сделать шаг. — Ой, давайте только без ваших этих сосаний и уединений, потом выскажете друг другу то, как вы скучали, — морщится Тэхен, но все же идет в компании Хосока, Юнги и Чонгука в сторону улицы, на которой этот бар и находится. — Что-то не так? — хмурится Намджун, когда друзья оказываются на достаточном расстоянии, не понимая, что сейчас делает его возлюбленный. — Перестань отчитывать моего брата за поведение, еще и при всех, — шипит Чимин, глядя на альфу снизу вверх. — Я сам разберусь, что и когда мне делать, — интонация волка становится такой же грозной, как тогда с Сокджином. — Он мой брат! — повышает голос, тыкая себе в грудь. — Тебе было велено присматривать за ним, а не воспитывать его, — Намджун заметно вскипает еще на первой фразе, но собирает все свои силы и волю в кулак, долго и медленно выдыхая, чтобы не сорваться на Чимине, который уже нервно разворачивается и идет за друзьями, больше не желая ничего слышать, чувствуя собственным, связанным с любимым сердцем, что волку отчего-то больно становится от услышанного. И боль эта похожа на ту, что обычно несправедливость с собой приносит. В бар оставшаяся компания друзей заваливается, когда он уже переполнен, но посетители ведут себя пока еще спокойно. Видимо, не успели напиться местными сортами пива, оттого и относительно тихо. Бар двухэтажный, с деревянной лестницей на второй этаж, который занимает лишь половину строения и огражден перилами, чтобы сидящие сверху могли видеть, что происходит внизу на танцполе. Юноши занимают высокий круглый столик в одном из углов заведения, но так, чтобы видеть посетителей и нарастающее веселье. Здесь все украшено под средневековый стиль, напоминает таверну: мебель вырезана исключительно из дерева, в углу стоит большой камин, выложенный камнем, из которого огонь так и пышет, подрумянивая и так охмелевшие лица. Пол скрипучий, выстеленный уже старыми, в некоторых местах прогнившими дощечками, но до этого нет никому никакого дела, а скрипа за громкой ирландской музыкой вовсе и не слышно. На них славно скачут веселые юноши, взрослые и пожилые мужчины: омеги и альфы, друг с другом флиртующие, отбивающие ритм зимними ботинками и сапогами, усиленно стуча по едва держащему их полу. Никто не слышит этот скрип за звоном пивных кружек, которые стучат каждые несколько минут после очередного тоста, а пиво из них, как в мультиках, переливается за края, оказываясь у соседа. — Никогда здесь не был, — удивляется Чимин обнаруженному месту, наклоняясь над столиком, чтобы быть ближе к друзьям и перекричать музыку. Он широко улыбается и даже ерзает на своем барном стуле, пританцовывая плечами, с некоторой завистью и одновременно смущением глядя на резвящихся и ничего не боящихся парочек, танцующих посреди зала вместе с кружками хмельного напитка. Омеге хотелось бы так же, но его градус еще недостаточно высок, чтобы отбросить все стеснение прочь. — Мы с Юнги здесь летом зависали. Влюбились в это место сразу же, — подхватывает ритм и Тэхен, пританцовывая и стуча ногой по перегородке на барном стуле, подмигивая Юнги. — Не знал, что тебе нравятся такие места, — усмехается Хосок, наклоняющийся к уху вампира-омеги, отчего-то вызывая в нем широкую улыбку. — Это место станет лучшим, что есть в Каритасе, если еще и пиво будет достойное. — Ты не разочаруешься, — смотрит на волка уже опьянённым, игривым взглядом, не сделав еще ни одного глотка алкоголя. Это место будто самой атмосферой веселья и запахом ржи, хмеля и ноток пшеницы пьянит, заставляя раскрепощаться. — Прости меня, — Чимин, заметив улыбки на лицах каждого из друзей, останавливается на хмуром Намджуне, который, сложив локти на столик, смотрит только в одну точку столешницы, в отличие от компании, которая либо друг с другом общается, либо пританцовывает с солнечными улыбками на лицах. Омега касается локтя волка, сжимая его и массируя. Тот поднимает глаза, смотрит долго и пристально на ведьму, а затем, притянув за загривок, впивается в его губы, неожиданно для самого Чимина, сжимая их, прикусывая нижнюю, отчего юноша с шипением отталкивает Намджуна. — Теперь квиты, — хмыкает альфа, пряча остатки обиды за маской расслабления и мнимого веселья, обижаясь вовсе не на своего любимого, а на верховную и еще больше на отца. Чимин поцелуй оценивает, показательно облизывая место укуса, сверкая страстью в зрачках, когда смотрит на Намджуна. Когда им приносят кружки с пивом и большую тарелку, усыпанную закусками, парни тут же принимаются говорить тосты, отбрасывая остатки недосказанности, недовольств и обид, провожая их вместе с зашедшим солнцем. Друзьям приходится буквально перекрикивать музыку, чтобы слышать рассказы друг друга, но это не приносит никакого дискомфорта. Это место вообще не про дискомфорт, не про стеснение и тревожные мысли. Это место про то, как можно стать лучшими друзьями всего за одну ночь, это место про то, как можно растопить лед недовольства и недопонимания. В баре и волки, и вампиры, и ведьмы темные, белые, маги, но всем и каждому абсолютно плевать на то, кто его собеседник. Это место про то, как на один вечер легко можно забыть о кровной вражде, подавив заложенные в генах программы. Это место про поиск друзей и единомышленников, любви вечной или же всего на одну ночь. Именно для того Тэхен сюда всех и позвал, ему бы хотелось, чтобы и Сокджин был здесь, потому что уж кому-кому, а ему точно не помешает расслабиться и забыть про свои обязанности, должность, вражду с волками. Но омега рад, что Чонгук остался, хотя этот даже в пекло бы пошел за Тэхеном, он в этом не сомневается. Вообще они сегодня друг с другом не так много общались, в основном были неловкие взгляды, желание со стороны альфы постоянно быть рядышком с ведьмой, будто у него на браслете не маленький магнитик-половинка, а вселенское притяжение, под действием которого невозможно оторваться от Тэхена. Да и ведьма к концу дня с этим смирилась. В конце концов, он ведь сам позвал Чонгука с ними, значит, хотел этого, пусть и неохотно признается в этом. Омега даже подумывает еще раз куда-нибудь сходить с парнем, только уже наедине. Хотелось бы от него все же слова услышать, а не постоянные вздохи и бесконечные взгляды неприкрытого восхищения. Он словно околдован, но Тэхен готов всем, что у него есть, поклясться, что ни единой капли своей магии не применял на этом бедолаге. Он даже чисто по-человечески не пытался понравиться, напротив, старался от себя отвадить Чонгука, но тот словно липучка, в глазах которого самые настоящие сердечки пульсируют. Это даже забавно, пробивает Тэхена улыбаться каждый раз, когда он видит альфу таким. — Ну и как тебе пиво? — Юнги наклоняется к Хосоку ближе, чтобы не слишком кричать и тот смог его услышать, кивая в сторону кружки пенистого. — Неплохо, — коротко, довольно критично оценивает альфа. — Да ладно! — тянет омега, улыбаясь парню. — Тебе понравилось! — и смеется на пару с Чоном. — Есть и лучше, поверь мне. Но это не самое ужасное, — объясняется Хосок, делая очередной глоток пива, беря с общей тарелки картофель по-деревенски, жирно макая его в сливочный соус со специями. — В Лакдорме много подобных мест? — Юнги подпирает щеку кулаком и смотрит на альфу. — У нас всякого много, в том числе пабов, — кивает Хосок, с любовью вспоминая родные края, в которые не терпится вернуться поскорее. — У нас вообще любят очень хорошие заведения, где можно наесться свежей и хорошо приготовленной животинкой. Мясо мы обожаем, поэтому подобных ресторанов достаточно. Пиво у нас тоже обожают. Но главной фишкой Лакдорма всегда были и будут две вещи: ручные изделия. Будь то мебель, украшения, декор, вообще не важно, мы ценим каждого, кто продолжает наше историческое ремесло. И горы, — если до этого он рассказывал с гордостью, то теперь тянет с такой нежностью, что Юнги на мгновение закрывает глаза, пытаясь представить то, что сейчас видит Хосок — эти бескрайние снежные просторы. — Горнолыжные курорты, — опережает мысли альфы, буквально снимая с его языка. — Именно. У нас нет ни одного жителя Лакдорма, который бы не умел кататься на лыжах или сноуборде. Дети с самого раннего возраста начинают учиться. — Я еще в детстве хотел побывать на одном из таких курортов, — вздыхает омега, обращая к себе внимание Хосока, который до этого смотрел куда-то сквозь сидящих перед ним Тэхена и Чонгука, видя перед собой только необъятные просторы любимой Родины. — Надо будет тебе как-нибудь провести экскурсию по нашим землям. Если влюбишься и захочешь остаться, я признаю тебя волком в душе, — усмехается альфа, разглядывая красивые, слегка пьяные глаза с дивным игривым блеском. — Я буду ждать, — приподнимает уголки губ, опуская взгляд, не выдержав этих добрых глаз рядом. — Однажды — обязательно, — говорит, а сам не слышит уже себя, проваливаясь все глубже в бездну алой радужки вампира, что так и манит, словно демон. Однако Хосок не чувствует опасности, не слышит никаких бесов, а лишь свое внезапно участившееся сердце. Чимин снова смотрит за свою спину, наблюдая за все еще танцующими омегами и альфами, что подначивают своим радостным смехом и льющимся из этих охмелевших глаз весельем тоже ринуться танцевать. Его тело само уже не выдерживает, все активнее и активнее пританцовывая, так и умоляя хозяина встать и отправиться в центр зала, наконец выпустить рвущуюся энергию. Он хватает Намджуна за руку, сползает с барного стула и тащит за собой не сопротивляющегося, уже не менее пьяного волка, который позабыл все обиды, следуя за своей любовью словно верный, слеповатый пес. Когда они буквально вбегают на танцпол, Чимин тут же подхватывает ритм и затаскивает в него своего партнера. Они оба отбивают в такт ботинками, исполняя похожие на ирландский танец движения, как и остальные посетители бара. В моменты, когда мелодия переходит на спокойную скрипку, Намджун и Чимин прикладывают правую ладонь к ладони, повернув друг к другу и головы, смотрят только в любимые глаза, не замечая вокруг целого мира, улыбаясь и давая одними только взглядами понять, насколько сильна их любовь. Они делают несколько кругов неспешным шагом с таким движением, затем снова берут друг друга за обе руки, когда музыка ускоряется и становится более веселой, то притягиваясь, то отдаляясь, то прижимаясь грудью, то закидывая замок из рук Чимину, затем Намджуну за спину, пританцовывая на месте. И вместе с остальными танцующими в нужный момент волк подхватывает омегу за талию, поднимая над головой, делая полукруг, снова ставя его на пол и повторяя все движения заново, наполняясь нескончаемой энергией, любовью и близостью, которые они испытывают в этом танце. С их лиц не сползают улыбки, иногда переходя на яркий, звонкий смех. Нет ничего прекраснее в этот момент, как танцевать в таком месте с любимым человеком, позабыв обо всех проблемах, обидах, наслаждаясь драгоценными минутами, оставляя их в своем сердце на грядущие века. — Во дают! — хохочет Тэхен, искренне удивляясь этой страсти и энергии друзей, поджигающих вместе с остальными это место нескончаемой любовью и счастьем. — Идем тоже, — предлагает Чонгук, который замечает эту легкую нотку белой зависти в глазах омеги. — Что? — хмурится ведьма, оборачиваясь к сидящему рядом вампиру. — Нет уж, это не для меня. Я здесь только пива попить, — отмахивается Тэхен, а Чон, наклонив голову вбок, расплывается в улыбке, понимая, что все это лишь отмазки. Он осторожно берет парня за руку, вставая со своего стула. — Давай же, идем, — словно ребенок, упрашивает, умоляя своими блестящими в желтоватом, ярком свете барных люстр кровавыми глазами. И Тэхен, который на мгновение отвлекся на красоту этих самых глаз, что пленяют, словно дьявольские, не осознает, в какой момент уже оказывается на танцполе в этом океане чувств, эмоций, толкающихся альф и омег. Их танцевальные движения практически не отличаются от движений остальных посетителей бара, каждый старается друг за дружкой повторять, чтобы не выбиваться из общего потока, изредка добавляя свои движения. Но в моменты, когда нужно приподнять своего партнера, это получается сделать синхронно, отчего атмосфера праздника и сплоченности только сильнее пробуждает нескончаемый поток радости внутри. Тэхен не то чтобы умеет танцевать, особенно национальные танцы, его максимум — это подвигать задницей под современный диджейский фристайл. Но Чонгук ему помогает, слишком не напирает, держит за руки аккуратно, старается резких движений не делать, а наоборот, подсматривая за другими парами, пытается повторить это же с ведьмой, показывая ему, тем самым смущая своей аккуратностью и обходительностью. В какой-то момент Тэхен наконец чувствует легкое расслабление: то ли вызванное пивом, то ли общей атмосферой бара, то ли этим постоянно толкающим на какие-то дикости и приключения вампиром, что держит его под лопатками и за руку, как в вальсе, только двигаются они гораздо быстрее и, скорее, не кружатся, а вместе с остальными посетителями скачут в круговороте. Тэхен ближе прижимается к Чонгуку, чувствуя какое-то тепло от него, даже удивляясь тому, что вампиры, оказывается, могут согревать. Вот только Чон не просто согревает, он словно самый настоящий пожар, каждый раз поджигающий вместе с собой и омегу заодно. От него так и пышет страстью, так гармонично сочетающейся с очаровательной, аккуратной влюбленностью, на грани детской. Весь альфа — одно сплошное противоречие: сильный, опасный, способный убить одним взглядом. Или же популярный парень, за которым уже даже в академии ведьм и магов бегают толпы омег. Или же этот юнец, который наедине с Тэхеном снимает все маски и роли, становясь открытым, добрым и бесконечно влюбленным. А за что, почему влюбился он в ведьму — совершенно непонятно. Да и понятным не должно быть: у влюбленности и у ее старшей сестры — любви — не бывает причин для прихода в чье-то сердце. И у Тэхена внутри точно такое же противоречие, в борьбу превращающееся, где с одной стороны плещется страх того, что эти самые сестры рано или поздно такими темпами и не без помощи Чонгука постучат и в его сердце, чего ему бы не хотелось совсем. Любовь приносит боль, и омега это хорошо запомнил на всю жизнь. Но с другой стороны вот он смотрит в эти словно еще детские глаза-вселенные, пока кружится, придерживаемый сильными руками, и ему так хочется совершить главную ошибку, о которой может пожалеть. Зачем людям астрология, таро, гадание на кофейной гуще, да в конце концов, их собственный разум и интуиция, которые могут дать четкий анализ, спрогнозировать вероятное будущее, если все равно в большинстве случаев мы себя не слышим и поступаем так, как велит сердце, как хотим мы сами, так и протягивая палец к манящей свечке, чтобы почувствовать этот легкий ожог. Как дети, которым запрещают совать пальцы в розетку, но так хочется просто, чтобы посмотреть: а что будет? Вдруг все эти карты, звезды, остатки кофе и собственных мозгов врут и ничего не понимают? Тэхен сам знает, как ему будет лучше и чего он хочет, он самостоятельная, способная принимать решения личность. И пусть сам себя будет называть полным идиотом, непроходимым тупицей, грызть локти и сжирать кожу на губах, но ему хочется прямо сейчас сказать одну простую фразу: — Сходим на свидание? — и Чонгук тут же замирает вместе с Тэхеном посреди кружащейся и пританцовывающей толпы, что окружает их. Вампир смотрит на него, не моргая, выпучив свои бордовые глазенки на него. — О нет, я оглох… — страх так и одолевает его, полностью сковывая, заставляя впиваться пальцами в тело омеги. — Потому что не мог я услышать то, что ты только что сказал. — Придурок, — тихонько смеется, бьет парня по плечу, опуская смущенный взгляд, разглядывая их ботинки. — Прекрати паясничать и просто ответь на вопрос, — упирается лбом в чужую грудь, не желая поднимать глаза и сгорать от стыда, видя реакцию Чонгука. — Я услышал, что ты пригласил меня на свидание. Мой ответ «да», «конечно», «обязательно», «без вариантов», «безоговорочное да». И даже если ты на самом деле сказал, что я хреново танцую или что я отдавил тебе все ноги, мы все равно пойдем на свидание. — Я совершаю ошибку, — шепчет Тэхен, но альфа-то слышит. И ошибка эта заключается в том, что он дает огромную надежду тому, кто в него настолько влюблен. Мало того, что себе может сделать больно, так еще и Чонгуку, в случае неудачи, сердце разобьет, а у него ведь оно каменное, вампир же все-таки, но Тэхен понимает, что сможет, ведь надежда порой самый главный двигатель всего мира. — Спасибо за этот шанс. Я не подведу тебя больше, обещаю, — юноша поднимает пальцами его подбородок, говорит с искренностью, в которой нет ни малейшего сомнения, снова заставляя Тэхена покрываться этим раздражающим его смущением.

🌙✨🩸

Хенджин припал виском к холодному окну автобуса в ожидании, когда все студенты займут места и они наконец смогут тронуться. Омега не знает: этот день был для него больше наполнен хорошими событиями или же плохими, счастливыми или грустными? Может ли день быть хорошим у человека, который влюблен невзаимно, который каждый день сталкивается с тем, от кого сердце трепещет? Хенджин даже практически не помнит своей обиды, она почти вся испарилась из его души, он снова простил его, снова очистил весь негатив в своем сердце, продолжая позволять хозяйничать там образу того, кто каждый раз отталкивает его. Да и по правде, ведьме было достаточно одного лишь «должен извиниться», сказанного скомкано, непонятно, невнятно, но эта простая фраза уже способна заставить простить чуть ли ни все грехи Сокджина. Однако, как это всегда бывает, только ты хватаешься за надежду, что вот уже, совсем скоро все будет хорошо, что у вас может что-то получиться, как эту надежду обрывает тот, кто и дает ее. Действия Сокджина. От них умереть можно в бордовом океане боли. Взгляды вампира. О них порезаться можно и пустить эту бордовую кровь, создающую тот самый океан боли. Хенджин его иной раз не понимает или понимать не хочет. Порой ему кажется, что омеге правда дают шанс, что альфа говорит с ним невербально, подает знаки, намекает на нечто большее. А может, это все лишь его фантазии и необоснованные домыслы. Хенджин не знает и разобраться в этом никак не может, оттого и чувствует какую-то ноющую боль, вновь дающую о себе знать прямо сейчас. И только ведьма поднимает глаза, отвлекаясь от собственных мыслей и созерцания огоньков фонарей на автобусной станции Каритаса, обращая внимание на возню водителя, шум закрывающихся дверей и кричащего сопровождающего о том, что они отправляются, как взгляд Хенджина цепляется за высокую фигуру, что идет в его сторону, выискивая свободные места. Омега сразу же узнает эту фигуру, что шла за ним какое-то время до самой станции, но держалась поодаль, а потом и вовсе исчезла, что в итоге Пак оказался в автобусе раньше него. Ведьма судорожно начинает осматривать сиденья вокруг себя, чтобы найти свободные места и удостовериться, что Сокджин сядет не с ним, а куда-нибудь в другое место. Прямо напротив, в соседнем ряду, сидит такой же одинокий паренек, около которого как раз есть одно местечко. Хенджин успокаивается и расслабленно выдыхает, понимая, что им не придется ехать всю дорогу до академии вместе. Как бы он об этом ни мечтал, все же желание держаться подальше сейчас гораздо сильнее. Хенджин понял одну простую формулу, в которой их дистанция равна уменьшающейся боли в юном сердце. Но ведьма рано радуется, ведь когда Сокджин останавливается в проходе между двумя двойными креслами, он долго смотрит на незнакомого парнишку у окна по левую от альфы сторону, смотрит на свободное место рядом с ним, поднимает глаза вперед, понимая, что последние места уже заняты, затем спокойно и без явной тревоги в глазах, а может, просто ее скрывает, садится прямо рядом с Хенджином, откидывая затылок назад, удобно располагаясь. Ким прекрасно слышит, как замедляется дыхание парня, вдохи становятся редкими, как и выдохи. Слышит, как сердце при этом стучать начинает быстро-быстро, словно загнанный в угол дрожащий зверек, который думает, что ему грозит опасность. Впрочем, сам Хенджин от своего сердца не отличается, слегка подрагивая, натягивая вылезшие из-под короткого пуховика вязаные рукава свитера до фаланг пальцев, будто ему становится внезапно очень-очень холодно, будто все его тело медленно покрывается коркой льда, вызванной резким стрессовым состоянием и тревожностью. — Тебе холодно? — будто бы незаинтересованным голосом интересуется Сокджин, голову не поворачивая к омеге, лишь боковым зрением замечая, как тот весь дрожит. Принц только коротко машет головой, с опаской смотря на мужчину. — Страшно? — омега никак не отвечает, по правде, теряясь такому прямому и открытому вопросу, на который ему бы не хотелось отвечать, ведь ответ будет положительным. — Я больше не сделаю тебе больно, — вампир все же поворачивается к Хенджину, сверкая своими багровыми, серьезными глазами, на которые низко опускаются устрашающие густые брови. — Не веришь мне? — вдруг на его лице появляется треснутая улыбка, непонятно чем вызванная, ведь омега верит, ему другого и не остается. Тогда Сокджин решает, что он волк, который сумеет согреть парнишку, дотрагиваясь до замка его рук своими ладонями. Правда, он не волк, а вампир, холодный и опасный, от которого крайне тяжело почувствовать хотя бы душевное тепло. Но их мир не звался бы магическим, если бы в нем не существовало чудес, потому что Хенджин не просто чувствует тепло, его руки едва ли не сгорают в чужих объятиях, а сердце постепенно замедляется, постукивая теперь словно капель, стекающая по подтаивающим ледышкам, примерзшим к крышам домов, опадающая прямо на асфальт со звоном, услышать который способны лишь они — вампиры. И он слышит, Сокджин все прекрасно слышит, меняя поломанную улыбку на добрую. Вымученную, но очень добрую и нежную, отчего Хенджин едва скрываемо удивляется, не ожидав, что этот мужчина способен на подобное. — И я не стану делать тебе больно не потому, что испытываю к тебе какие-то чувства, — омега опускает взгляд на их замок из рук, не желая смотреть в эти вновь серьезные глаза, в которых правда отражается, что видеть Хенджину невыносимо. — Я испытываю к тебе только уважение, ведь ты принц, и огромную благодарность за то, что помог мне в нужный момент, за то, что не оставил меня. Позволь ответить тебе добром и помочь разлюбить себя, — омега резко поднимает глаза на мужчину, и тот видит уже скапливающуюся влагу в нижнем веке, а за пеленой слез скрывается коктейль очередной боли и злости, вот-вот грозящейся вырваться наружу. — Пойми, — продолжает Джин, не давая юноше сказать, — чтобы тебе не было больно рядом со мной, тебе нужно перестать любить меня. Я не прекрасный принц на белом коне, я не идеал, я не предел твоих мечтаний. Ты достоин гораздо большего. Я в принципе сама боль, я верный слуга смерти, я забираю жизни других существ. И больше ничего не умею, в том числе дать тебе то, чего ты так жаждешь — любви. Я не полюблю тебя не потому, что ты какой-то не такой или, наоборот, такой, а потому что не умею. Как бы по-идиотски ни звучало, но дело правда во мне, в моем характере и в жизни, которую я выбрал. Пойми, тебе видеть подобное не стоит, ты для другого рожден, — по щекам Хенджина неумолимо катятся слезы, которые альфа позволяет себе стереть, аккуратно прикасаясь к бархатной, еще совсем молодой коже. — Ты не знаешь, для чего и для кого я был рожден. Даже я этого не знаю. Так почему бы не попробовать ошибиться? Я бы мог помочь тебе, научить любить, — они говорят тихо, чтобы никто не услышал, да и в принципе нет никому дела до них: студенты либо спят, прильнув к окнам, либо слушают музыку, либо читают, либо галдят на задних сиденьях. — Не питай надежд, Хенджин. Надежда убивает похлеще ножа, да так, что ни одна сила не поможет возродиться вновь, — Сокджин держит руку на щеке парня, продолжая большим пальцем смахивать горькие слезы. — Прости меня. За все, — он вдруг прижимается к чужому лбу своим, прикрывая глаза, умоляя высшие силы забрать боль мальчика. Так они сидят пару минут, пока альфа насильно не отрывает себя от юноши, замечая, что на того такая близость подействовала целебно, прогнав все слезы и вернув жизнь и блеск красивым глазам. Сокджин чувствует, что мальчишка не послушает его, но он сделал все, что мог. Больше ему не хочется применять силу, рычать на него. Он даже попробовал просто поговорить, вразумить, но если и это не поможет, то уже ничего не поможет, кроме времени и мясорубки боли, которая всегда следует рядом с невзаимной любовью. Джин не обязан нести ответственность за чужие чувства, но ему небезразлично горе юного принца — впервые в жизни ему не безразлична жизнь постороннего. Оттого и поселяются в голове некоторые сомнения и обеспокоенность. Этот мальчишка… Что же он делает с ним? Выворачивает похлеще любой мясорубки, меняет многолетние установки, наглым образом врывается в его внутренний мир, больше похожий на истинное логово вампира, окна которого плотно зашторены. Хенджин буквально срывает пыльную штору каждую их новую встречу, заставляя проникать в душу мужчины белый свет. Оставшуюся дорогу они едут молча, принц надевает наушники, включает ненавязчивую, легкую мелодию, дополняющую атмосферу снежного леса и гор за окном по сторонам от одинокой бесконечной трассы. Все его мысли только о вампире, сидящем рядышком, только о собственных чувствах, которые сейчас не воспринимаются им как какое-то испытание. Естественно, он не послушает советов Сокджина. Эти взрослые… Да что они могут знать? Только и могут, что раздавать советы, опираясь исключительно на свой опыт, забывая, что жизнь состоит из миллионов и миллиардов сценариев, написанных опытом всего человечества, жившего веками на планете Земля. Столько развилок, столько направлений, и Хенджин точно знает, что одна из таких развилок, даже если еще пока не существует, но точно будет создана им самим, и он будет двигаться по ней так же уверенно, как несется автобус по этой трассе в сторону академии, точно зная конечную цель. Ведьма по этой дороге проведет и Сокджина, если им суждено оказаться на одной тропе плечом к плечу. Если же нет, омега отступится, поняв, что они действительно должны крутиться на разных орбитах своих жизней и эти орбиты никогда не пересекутся. Он сделает эту ошибку и убедится, он будет питать надежду, зная о последствиях. Ведь надежда — все, что теперь у него есть.

🌙✨🩸

По просторному залу разносятся повторяющиеся с определенной периодичностью глухие удары, которые отбивают некоторые волки и вампиры по грушам и манекенам, надев либо боксерские перчатки, либо забинтовав руки. В зале стоит гул переговаривающихся студентов, тренирующихся в свободное от основных занятий время, их тяжелое дыхание. И один из таких углов заняли Юнги и Хосок, где один стоит рядом, как надзиратель, вкидывает постоянные комментарии, пытается поправить, указать на недостатки и ошибки, но нисколько не хвалит, когда его подопечный исправляется. Вампир изо всех сил держится, чтобы не зарядить со всей дури по хмурой роже волка, который вечно всем недоволен, что бы омега ни делал. Мин и так выкладывается по максимуму, вся его жизнь превратилась в сплошной спорт, забег на длинной дистанции, бесконечные часы тренировок. Он даже забыл, как его друзья выглядят, потому что просыпается раньше всей академии, идет на утреннюю пробежку и короткую тренировку, идет на завтрак, потом снова тренировка, но уже со всеми вампирами, занятия, на которых изредка получается отоспаться, затем обед и снова тренировки с Хосоком до самого ужина, а после — время для уроков, на которые у Юнги просто нет сил, и он заваливается спать. — Ты не стараешься, — прилетает от альфы, когда вампир делает один сильный удар по манекену, что тот едва ли удерживается, прогибаясь назад. Юнги замирает на мгновение, смотрит на Хосока пристально, а потом, зная, что тот увернется, делает все же попытку ударить его. Волк ожидаемо уклоняется, хватает принца за запястье и притягивает к себе, больно сжимая руку, что та едва ли не превращается в пыль. Чон смотрит на него с нескрываемым недовольством, прожигает проданную Дьяволу душу, предупреждает без слов. — Научись уже направлять свои эмоции в дело, — волк небрежно отталкивает от себя Юнги, все еще стреляя в него презрительным взглядом. Вампир с обидой потирает запястье, на котором закреплена боксерская перчатка, следя за тем, как Хосок идет в сторону лавки у стены, беря бутылку воды. — Я тебя не понимаю, — вдруг выпаливает Юнги раньше, чем успевает осознать. Чон поворачивается к нему, набирает полный рот воды и хмурится, поднимая одну бровь в немом вопросе. Но омега отвечать не спешит, возвращаясь к манекену. Не понимает он только одного: двойственности Хосока. Того, как может одно и то же существо сначала проявлять к нему ненависть, презрение, затем предлагать бесплатную помощь, проявляя непонятную омеге благотворительность, потом снова будто бы ненавидеть, унижая и оскорбляя достоинство. А после вновь проявлять интерес, дружелюбие, даже некоторую нежность и поддержку. Но сейчас альфа смотрит так, будто бы они заклятые враги, которым никогда от этого клейма не избавиться. Юнги не понимает Хосока и его намерений, он не может разделить все личности в нем и понять наконец, какая из них говорит правду, какая из них питает чистые и неприкрытые чувства — любые, принц примет какие угодно, только лишь пусть Чон поможет ему границы этих чувств правильно расчертить, потому что омега правда запутался. И не только в чужих чувствах. — Вспомни, что я тебе говорил в лесу, — Юнги настолько уходит в свои мысли, осыпая бедный манекен беспорядочными ударами, что не сразу замечает стоящего за его спиной Хосока, дышащего ему на ухо. — Я не нянька, и здесь для того, чтобы сделать из тебя бойца. На тренировках я всегда буду таким. Повторяю, определись, согласен ли ты на это или нет. Мягче я не стану. — Я не понимаю того, как ты можешь постоянно давать мне надежду на то, что в тебе есть что-то хорошее и адекватное, а потом доказываешь, что ты просто мудак, — шипит Юнги, на несколько секунд переставая бить манекен. И когда он снова порывается сделать удар, Хосок впивается пальцами в его тазовые кости и притягивает к себе, буквально вжимая в свой торс, доставляя ощутимую боль принцу. — Повтори последнее, — шепчет на ухо, не давая омеге выбраться, перехватывает для надежности поперек живота, вдавливая в себя. — Рискни и повтори, Юнги, — но Мин не торопится «рисковать», замирая в чужих руках, слегка подрагивая от напора волка. — Научись разделять дружбу и тренировки. У меня нет ненависти к тебе, даже на тренировках. Я недоволен тобой, но в твоих же силах изменить это. И не надо называть меня мудаком только потому, что сам лажаешь, — Хосок наконец отпускает его и снова идет к бутылке, но на этот раз, чтобы взять лежащие рядом с ней два полотенца. Одно он кидает Юнги. — В конце недели я на несколько дней уеду к границе миров в рамках программы подготовки будущих дозорных, поэтому тренировок у нас не будет, но это не значит, что ты от них освобождаешься. Ты же взрослый мальчик, язычок даже отрастил, вот и дисциплинируй себя самостоятельно, — он трет собственную шею мягкой тканью, стирая пот с кожи, подходя к омеге. Он помогает Юнги отстегнуть перчатки и освободить руки. — Зачем вы едете к границе? — не понимает Мин, стараясь отвлечься на другую тему, лишь бы не думать об их глупом инциденте и не чувствовать распирающую его обиду. — Нам покажут портал, как он работает, как его обезопасить от посягательств со стороны бегунов и Изгоев. — Я бы тоже хотел поехать, — задумывается Юнги, внезапно загораясь одной давней идеей, которую, естественно, никому не озвучит. — Заявки подавались на прошлой неделе, на этой уже списки сформированы, не думаю, что получится, — пожимает плечами альфа, подавая юноше его бутылку воды. Юнги второй раз за несколько минут поникает, чувствуя себя каким-то неудачником. Он совсем не хотел высказывать Хосоку, но в последнее время его мучают некоторые странные мысли и ощущения, возникающие вместе с ними. Образ альфы частенько стал всплывать в голове вампира, да иногда в таких деталях, что Юнги становится жутко от собственной памяти, которая успела столько записать на внутренний жесткий диск. Мин часто думает о татуировках волка, о его теле, о его запахе, который почему-то не вызывает чувства отвращения у омеги, что тоже уже очень странно. Единственный вывод, который Юнги делает из всей этой каши в собственном затуманенном мозгу, так это то, что его тянет к Хосоку, он испытывает нечто родное и умиротворяющее. Он чувствует, будто весь мир остается где-то далеко, вся опасность испаряется и остается только сильный и смелый волк, с которым так хорошо бывает, так спокойно и легко. И принц боится этих чувств, боится последствий, боится, что они работают и всегда будут работать только в одну сторону. Юнги не хочет быть отвергнутым, он не выдержит, понимая, куда подобные мысли и чувства могут завести, оттого и срывается на Хосоке, ища глупые причины, выставляющие только его дураком. Больше они не говорят, лишь молча собирают свои вещи, приводят себя в порядок, дают время отдышаться себе после тренировки и идут на выход. Лишь в коридоре, когда они собираются расходиться в противоположные стороны, не прощаясь, Юнги все же решается сказать то, что у него на языке, не желая оставлять недосказанность и это липкое чувство вины за собой. — Хосок, — он зовет альфу, который останавливается и оборачивается, смотря на омегу так, будто между ними абсолютно ничего не произошло. Юнги мешкает, смотрит в эти глаза цвета дорогого коньяка, что переливаются золотом в свете коридорных ламп. — Извини меня, — выражение лица волка меняется с какого-то непринужденного и обыденного на задумчивое и хмурое. Он поджимает губы, отводит взгляд в сторону и, не удостоив Юнги ответа, отворачивается и идет, куда направлялся ранее. Омегу резким ударом пробивает, внутри происходит какой-то короткий и маленький взрыв, от которого по груди растекается боль, смешанная с той самой поселившейся минутами ранее в зале виной. Его глаза отчего-то наполняются влагой, которой он не позволяет вырываться наружу, насильно блокируя все эмоции. Он перебарывает себя, закрывает заболевшее вирусом сердце на карантин, надеясь, что совсем скоро получит обратно здоровое и нормальное, а не покрытое бактериями ненужных чувств, пока не развитых. Хосок идет по коридору и не понимает, что за необычное чувство одолевает его. Вроде он не виноват ни в чем, вроде ничего плохого не сделал, лишь поставил мальчишку на место, сказал все как есть, но отчего-то внутри все переворачивается, пробуждает в нем отчаяние и заставляет волка выть так, будто его лишили чего-то дорогого. И вот этого всего альфа абсолютно не понимает, что за внезапная трагедия внутри него происходит, какая-то драма, будто кто-то умер. Вроде все хорошо, вроде стандартное недопонимание, со всеми бывает, но отчего-то ему было обидно услышать из уст Юнги «мудак». Омега правда так считает? Хосок правда в глазах других таким кажется? Он правда заслужил злости и выплеснутого на него яда принца? Неужели волк такой монстр? Он вовсе не хотел обидеть омегу, вовсе не хотел злить его, лишь хотел, как и всегда, помочь, направить, мотивировать. Он не лучший тренер, у него нет навыков психолога, который мог бы чувствовать грани дозволенного. Хосок тренирует лишь так, как его всю жизнь тренировали. Но больше всего его задевает то, что Юнги, несмотря на то, что между ними, как альфе показалось, промелькнула первая искра, поспособствовавшая оттаиванию льда враждебности, позволил себе очередные оскорбления. Волк чувствует себя глупцом, посчитавшим, что между ними начала зарождаться дружба, которой он совсем не против. Наоборот даже. Нет, он не обижен на Юнги, он лишь расстроен и разочарован, его надежда, которую поселил сам принц, вдруг рушиться начинает.

🌙✨🩸

Юнги решает не мешкать и не сдаваться вот так просто. Он отчего-то очень хочет поехать к порталу и посмотреть, как он вообще выглядит, какая там охрана и, возможно, одним глазком заглянуть на ту сторону. Принц не дожидается ближайшей тренировки вампиров, а сразу же отправляется искать Сокджина по академии, находя того стоящим со сложенными на груди руками возле учительской, разговаривающим с Эриком — командиром подразделения королевской армии дозорных волков, что в этом году тренирует выпускников из академии Лакдорма. — Сокджин, — зовет альфу Юнги, уверенно шагающий к мужчинам. Тот неспешно поворачивает к нему голову, выгибая бровь, смотря на принца с неприкрытым и уже привычным презрением. — Я слышал, некоторые выпускники-волки едут на экскурсию к порталу, вампирам туда можно? — Едут все желающие выпускники, которые собираются в дозор, — коротко поясняет Джин, продолжая держать руки на груди. — Я тоже хочу поехать. — Раньше надо было чухаться, — хмыкает вампир, закатывая глаза на очередную идею омеги. — Списки набора уже закрыты, отправляются через пару дней. — Позвони моему отцу, пусть договорится, и меня тоже внесут, — не отстает Юнги, хмуря лоб. — Ты издеваешься надо мной? Я не буду беспокоить короля по такой ерунде. Сам возьми и позвони, раз тебе это так нужно, — Сокджин снова переводит все свое внимание на Эрика, с которым пришлось прервать разговор, давая понять принцу, что их беседа окончена. Впрочем, Юнги не расстраивается такому результату, а даже подстегивается и решительно намеревается поехать к отцу прямо сейчас. Он оставляет тренеров в покое, убегая в общежитие, чтобы взять необходимые вещи и вызвать своего водителя, дабы тот скорее приехал, забрал его и отвез в министерство. У омеги вдруг все страхи испаряются, и впервые отсутствует мандраж перед встречей с ним. Цель гораздо важнее, желание увидеть то, что всегда привлекало его, то, про что он любил искать информацию и расспрашивать знающих, может оказаться совсем близко. Водитель приезжает через несколько часов, звонит и предупреждает работников министерства и, в частности, помощника Короля вампиров о скором прибытии Юнги. До пункта назначения они доезжают за пару часов, омега практически не замечает, как пролетает время, пролистывая ленту в социальных сетях, предупреждая друзей о возможном пропуске ужина, рассказывая им вкратце о своем намерении поехать на одну из границ к порталу. Принц даже успевает подумать о том, что он туда, если все получится, поедет не один, а с Хосоком, может, в дороге им удастся поговорить и еще раз объясниться, теперь уже более доступно и открыто. Омега будет надеяться на это, ведь их последняя встреча и тот неприятный инцидент все еще глубоко сидят в его душе не просто мерзким осадком, а огромным камнем, который не так-то просто поднять и выкинуть, придется по кусочкам отламывать и выбрасывать, но для этого ему все еще необходим волк. В министерстве Юнги встречают сразу же, как только машина заезжает на большую площадку, останавливаясь у лестницы, ведущей к широкому крыльцу огромного здания. Ему открывают дверь, охрана учреждения проводит его до кабинета помощника, но принц, коротко поздоровавшись с вампиром, работающим с отцом, не остается у него и не ждет, когда Король сможет его принять, а бесцеремонно, нетерпеливо идет в соседний кабинет, с трудом открывая массивную дверь. Помощник не успевает за ним, вбегая следом в кабинет Эйнара, встречаясь с холодным, крайне недовольным взглядом. — Господин… — Ты не справился с простейшей работой, а я не хочу слушать твои оправдания, поэтому выйди, — Эйнар возвращает свое внимание документам, раскиданным по его рабочему столу, ожидая, когда помощник покинет его кабинет и оставит их с Юнги наедине. — Откуда в тебе это непослушание? Я давно не наказывал тебя? — хмыкает мужчина, продолжая изучать бумаги. — Выслушай меня, — переходит сразу к делу, игнорируя такую несвойственную вампирам тахикардию и поднявшееся мерзкое волнение, от которого и дышать, и говорить становится тяжело. Юнги делает несколько шагов, отлипая от входной двери и направляясь ближе к отцовскому столу. — На прошлой неделе открывали набор для всех желающих выпускников поехать на границу к порталу. Я не знал об этом наборе, пропустил подачу заявлений, а сейчас уже поздно. Прошу тебя, помоги мне попасть в списки, разреши тоже поехать, — принц останавливается прямо перед Эйнаром, пытаясь утихомирить дрожь во всем теле от этого пронзительного взгляда бордовых темных глаз. — Ты хочешь сказать, что заставил тащиться водителя в такую даль, забирать твою задницу и везти сюда, отвлекая меня от дела и становясь причиной наказания моего помощника, только потому, что тебя не берут на школьную экскурсию? — Эйнар упирается ладонями в подлокотники своего деревянного, с резной спинкой просторного кресла, поднимаясь с него и возвышаясь над маленьким принцем словно огромная, черная скала, грозящая задавить его своей мощью. — Юнги, — выговаривает практически по буквам имя сына, обходя свой стол, даже не представляя, что происходит сейчас внутри мальчишки, который уже жалеет о своей глупой смелости, что теперь улетучилась, оставив его наедине с этим монстром, — ты головой ударился или страх потерял окончательно? Или, быть может, мне голову тебе оторвать, раз ты ей все равно пользоваться не умеешь? — Эйнар грубо тыкает пальцем в лоб парнишки так, что тот слегка наклоняется назад, как маятник. — Мне очень важна эта поездка. Пожалуйста, — все, что ему удается выговорить, воспользовавшись самыми последними каплями смелости внутри себя, собрав их и вложив в эти слова. — Позволь узнать, зачем? — Эйнар явно держится, чтобы не швырнуть Юнги на собственный стол и не вонзиться в его шею пальцами. — Как будущий король… — начинает омега, когда слышит резкий, оглушающий и пугающе недобрый смех отца. — Я бы хотел знать обо всем, что происходит в моем королевстве, — продолжает мямлить Юнги, пытаясь быть громче Эйнара, все еще насмехающегося над ним. — Как будущий король? — ехидно переспрашивает мужчина. — Из твоих уст это правда звучит так уморительно и абсурдно. Только за то, что ты смог меня так развеселить, я не выпорю тебя, — продолжает уже тихо посмеиваться, широко улыбаясь сыну, что опустил понуро голову. — Хорошо, я сделаю то, что ты просишь, раз тебе так хочется и у тебя такие возвышенные цели, — театрально машет рукой в воздухе, продолжая унижать собственными словами мальчика. — Но учти, — Эйнар грубо и неожиданно для Юнги впивается пальцами в его шею, болезненно сжимая ими подбородок, заставляя смотреть на себя, — ты унаследовал от своего папочки две черты характера: хитрость и лживость. И обе я терпеть не могу, поэтому, если я узнаю, что ты что-то затеваешь, если я узнаю, что твои слова были ложью и ты едешь туда ради собственных каких-то целей, — мужчина вдруг приближается к лицу сына, прогоняя улыбку со своего лица, а глазам снова возвращает поглощающий мрак, — я убью тебя. Ты меня изрядно раздражаешь в последнее время, у меня чешутся руки из-за желания избавиться от тебя. — Что я делаю не так, если мы даже не видимся с тобой? — по его щекам текут неконтролируемые, вырывающиеся наружу слезы, которые помогают не видеть образ отца, смазывая его. Ему снова и снова больно слышать подобное от того, с кем приходится делить одну крышу над головой и, хуже всего, — одну кровь. — Это не значит, что я не знаю, чем ты занимаешься, пока меня рядом нет, — Эйнар выпускает омегу сразу же, как только замечает слезы, но не из жалости, а из-за брезгливости и нежелания испачкаться в чужой соленой жидкости. — С волками решил подружиться? Думаешь, они трахают лучше, чем наши? — и мерзко усмехается, добиваясь очередного громкого всхлипа от Юнги, цепляющегося ногтями за стол позади себя лишь бы не упасть от этой мерзости и напора Короля. — Он просто мой тренер, — совершает попытку объясниться, получая звонкую пощечину, да такой силы, что он падает боком на стол позади себя, пытаясь ухватиться за него и не свалиться окончательно на пол. — Мне плевать, кем тебе приходится эта бездомная псина Аудульва, — нависает над рыдающим омегой, складывая руки в карманы своих брюк. — Не смей больше заявляться ко мне, когда от тебя несет мокрой шерстью. Хоть бы помылся, — причитает Эйнар, игнорируя истерику собственного сына, будто бы вовсе наслаждаясь ею. Мужчине не нужно придумывать для Юнги наказания, а самому Юнги не нужно даже нарушать правила, ведь исход всегда один: физическое и эмоциональное насилие просто потому, что Король так захотел, просто потому, что его сын вновь чем-то не устроил его. Омега с трудом выпрямляется и поднимает голову, собирая остатки самообладания. — Теперь я могу идти? — подавляя всхлипы, смотрит на отца с неприкрытым разочарованием. — Проваливай, волчья подстилка, — отмахивается от него Эйнар и идет снова к своему столу, усаживаясь в кресло, продолжая работу. Юнги едва волоча ноги идет к двери, ничего не отвечает помощнику, который подбегает к нему с вопросами, салфетками и водой, чтобы успокоить мальчика. Он даже не прощается с ним, волочит свое бренное тело по лестницам министерства, игнорируя мимо проходящих, пялящихся на него работников. Парень валится на сиденья автомобиля водителя и дает себе возможность хорошенько выплакаться, под смирение мужчины, везущего его обратно в академию. Юнги проваливается в сон, больше не желая находиться в этой жестокой реальности, умоляя высшие силы дать ему всего один шанс на то, чтобы сбежать из этого мира. Он устал жить в страхе и вечном горе, устал терпеть отца и его нападки на ровном месте. Он устал жить мечтой о смерти. Подростки в его возрасте не должны о таком думать, а Юнги не просто прокручивает это в голове, он фантазирует, представляет ту легкость, которая придет после последнего вздоха на этой земле. Когда водитель доставляет его в академию, Юнги уже перестает плакать, приводит себя в порядок, выглядя более менее свежо, но продолжая кровоточить изнутри. Он благодарит мужчину за помощь, прощается с ним и плетется в корпус своего общежития, понимая, что сейчас ужин в самом разгаре и он мог бы еще успеть, но ужинать нет абсолютно никакого желания. Зачем ему питаться, если он хочет просто умереть? Зачем поддерживать жизнь внутри себя, если ему она не нужна вовсе? Но в коридоре на его пути встречается Сокджин, останавливающий его за руку. — Звонил твой отец, ты едешь на экскурсию, я внес тебя в списки, — объявляет ему организационную информацию. И вроде Юнги радоваться должен, но сейчас даже малейших сил на это нет. Стоила ли вся эта ментальная мясорубка какой-то чертовой экскурсии и призрачной возможности? Омега пока не чувствует равноценности. — И ты пропустил тренировку, не думай, что тебе это сойдет с рук, будешь наверстывать в следующий раз, — предупреждает его Джин, но принц лишь надломленно ему улыбается и продолжает идти к себе в комнату, так и не проронив ни слова. Когда его голова касается мягкой подушки, он дает себе еще возможность выплакать последние сгустки боли внутри себя, пока сосед не вернулся с ужина. Затем он чувствует приятную пустоту внутри себя — она лучше боли и разочарования. А потом и вовсе засыпает с мечтой, в которой он лежит мертвым телом на этой самой кровати и больше к нему никто не прикасается, больше никто его не отравляет своим гневом и желчью, больше никто от него ничего не требует. Смерть так легко заполучить, а вот жить куда сложнее и страшнее, но Юнги придется, потому что в его душе все еще живет маленькая надежда на то, что умирать, возможно, и не придется. Возможно, его ждет новая жизнь где-то не здесь. Где-то в другом мире, быть может. Там, где нет вампиров. Там, где нет отца.

🌙✨🩸

Юнги закидывает на плечо небольшой рюкзак с вещами на несколько дней, что взял в поездку, и выходит из своей комнаты, спускаясь по ступеням замка на огромный задний двор академии, где уже стоит автобус, в который не спеша заходят все записавшиеся в поездку, проходя контроль у куратора. Омега занимает очередь и достает из кармана бесконечно вибрирующий телефон, проверяя их общий с Чимином и Тэхеном чат, в котором друзья желают ему хорошей поездки, заваливают вопросами, на которые принцу нужно будет ответить по приезде обратно в академию, снова пишут, какой Эйнар говнюк, отправляя кучу нелицеприятных смайликов, веселя этим Юнги. Они точно дети. Впрочем, если бы омег не было в жизни вампира, он бы точно уже с ума сошел, сам бы себя на костре сжег или сбежал, не вынеся подобной жизни. Однако о последнем он все равно очень часто думает, несмотря на колоссальную поддержку в его жизни. К сожалению, ни Чимин, ни Тэхен не посмеют пойти против Эйнара, они не смогут Юнги забрать к себе, обезопасить его. Никто не смеет бросать вызов королю, даже раса создателей. И пока Юнги в очередной раз уходит в собственные думы, последний раз прощаясь с друзьями перед отъездом, убирая телефон подальше, его очередь уже подходит. Его без ограничений впускают в уже заполненный автобус, в котором нужно очень постараться, чтобы найти свободное место. Он чувствует косые взгляды сразу же, как начинает идти вдоль сидений, этому презрению нет ни конца, ни края. Ему бы не хотелось встречаться с однокурсниками взглядами, но приходится из-за поиска свободных мест, то и дело ненароком все же глазами цепляясь за студентов. — Вы посмотрите, неужели сам принц решил снизойти до таких, как мы? До дозорных, — усмехается один из вампиров, заполняя весь автобус противным громким голосом, от которого, будь у Юнги волчьи уши, тут же бы прижались к голове, лишь бы не оглохнуть. — Какая честь! — усмехается альфа, побуждая окружающих засмеяться, а сам Мин только ниже опускает голову, стараясь быстрее пройти мимо зачинщика издевательств. Омега правда не понимает, откуда у них такие мысли? Он никогда нос не задирал, свой статус и вовсе предпочитал скрывать от тех, кто и не знал, что он королевских кровей. Ни одного раза не кичился своим происхождением, относясь к нему скорее как к проклятью, чем к благу. Хосок краем уха слышит в начале автобуса какие-то насмешки и брошенные фразы местным школьным буллером, на которые особо не обращает внимания. Но, когда до него доносится четкое «принц», он тут же поднимает голову, отрываясь от книги в своих руках, и приподнимается на месте, чтобы выглянуть из-за сидений. Его глаза цепляются за мрачную тучку, всю скукожившуюся, бегающую потерянным и загнанным взглядом в поисках свободного укромного уголка, в котором можно было бы спрятаться. Хосок правда не ожидал увидеть Юнги здесь, но все, о чем он сейчас в первую очередь думает, это о немедленном спасении омеги. — Пересядь! — волк рычит на рядом сидящего одноклассника, который поднимает на него испуганный взгляд, вздрагивая, подскакивает с места, забирает сумку с верхнего яруса и убегает куда-то назад, выискивая другое место. Хосок вылетает в проход и несется в начало автобуса, хватая Юнги за запястье и утягивая обратно за собой. И если до этого альфа сидел у окна, то теперь он туда пропускает принца, чтобы тот смог укрыться от любопытных глаз и вообще почувствовать себя в том самом домике, где безопасно, а на входе в этот «домик» будет сидеть Хосок, не позволяющий никому проникнуть в комфортную зону омеги. — Спасибо, — шепчет вампир, прижимая к своей груди рюкзак с вещами, искоса поглядывая на парня. Его сердце сбавляет обороты, а тревога медленно отступает, когда он чувствует безопасность и наступающий покой и тишину, когда ощущает, что больше на него никто, кроме Хосока, не смотрит. — Ты чего тут забыл? — беззлобно, скорее даже с любопытством интересуется альфа, осторожно беря из рук Юнги его сумку, привстает и убирает вещи на верхнюю полку, чтобы не мешались. — Попросил отца внести меня в списки, — тихонько, даже как-то забито отвечает, все еще не поднимая на Хосока глаз. Воспоминания о встрече с Эйнаром сейчас лучше не делают, а лишь, наоборот, вгоняют его в тоску и ощущение полной беззащитности и дискомфорта. — Ты в безопасности, — будто бы вообще игнорируя то, что сказал принц, Чон осторожно дотрагивается до плеча Юнги, легонько сжимая, обращая сейчас внимание именно на его зашуганное состояние, от которого внезапно у альфы сердце сжимается, отдавая неприятными покалываниями и тянущим ощущением. Ему больно смотреть на такого Юнги, больно видеть в его глазах страх и вину непонятно за что. Больно видеть потерянность и желание сдаться, желание исчезнуть, раствориться в воздухе, лишь бы не заставлять окружающих разочаровываться в нем. Мин смотрит на волка будто бы загипнотизированно, отчего-то веря ему, чувствуя внутри приток тепла, понимание, безопасность и комфорт. Он концентрируется на теплой руке у себя на плече, уголками губ слегка улыбаясь, понимая, что эти ощущения физической близости проникают глубоко внутрь него и разливают свет по непроходимому мраку. В дороге они больше не разговаривают, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга, передавая на каком-то мыслительном уровне друг дружке это ощущение полного принятия и комфорта. Юнги до конца поездки слушает музыку в наушниках, припав лбом к прохладному, запотевшему окну автобуса, по которому бегут капельки дождя, разглядывая пролетающие мимо просторы темного леса с деревьями, растущими на возвышенностях, склонах и горах. Хосок же предпочитает уделить внимание какому-то детективу, правда, концентрацию на тексте крайне сложно поймать, когда рядом очаровательной наружности, но такой холодной от мирской несправедливости внутренности принц, каждый день вызывающий в волке бурю негодования от этих неведомых ему чувств. От этого странного желания быть рядом, вести о чем-нибудь беседы, Хосок согласен обсуждать вообще что угодно, лишь бы слышать голос омеги и узнавать его получше, с разных сторон, ведь Мин Юнги в какой-то момент стал особенным, стал тем, кто пробуждает в альфе неописуемый интерес. Страницы перелистываются одна за другой, но суть прочитанного не способна сместить мысли о запахе вампира. Их запах вообще уловить сложно, ведь природный отсутствует, есть только искусственный, наносимый из парфюмерных флаконов. И вот Юнги пахнет мылом, свежевыстиранной одеждой, мятной зубной пастой и легким, едва уловимым ароматом духов с древесной отдушкой. Юнги пахнет домом, семейным очагом, комфортом. И да, у всего этого есть запах или же скорее ассоциации, которые невольно выстраивает Хосок у себя в голове, представляя их отчего-то в большом, уютном доме где-нибудь на окраине Лакдорма, сидящими у камина, пьющими кофе или запашистый травяной чай, успокаивающий перед сном и согревающий внутренности, ведь за окном лютые морозы волчьих земель. Альфе вдруг на душе становится так хорошо, он будто возвращается домой, только не туда, где живет, а в место, в котором никогда не был, но ему очень хочется теперь попасть туда именно с Юнги. «Бред какой-то» — думается Хосоку, он незаметно встряхивает головой, прогоняя глупые мысли прочь, хмурится и концентрируется наконец на тексте, впредь запрещая себе принюхиваться и уходить в дебри приторно романтичных фантазий, за которые ему теперь стыдно даже перед самим собой. Доезжают они до базы, охраняющей портал, уже к глубокой ночи. Студентов предварительно предупредили, что приедут они поздно и их сразу же поведут осматривать территорию в ночное время, чтобы дать понять, что периметр особенно охраняется именно ночью, когда кажется, будто солдаты становятся более уязвимыми для незваных гостей. Каждый предварительно поспал перед поездкой, а кто-то, как Юнги, сделал это прямо в автобусе, чтобы уже на базе чувствовать себя бодро. Выпускники спокойно выходят из автобуса один за другим, выстраиваясь в две шеренги перед высоким волком, впечатляющим своими мышцами и суровым, не предвещающим ничего хорошего взглядом. Рядом с мужчиной, внешне выглядящим лет на тридцать, стоит омега-волк и альфа-вампир, следящие за порядком новоприбывших, явно находящиеся в помощниках у главного. — Приветствую вас, — начинает тот самый внушительных размеров волк в черной футболке, заправленной в камуфляжные брюки, что перетянуты внизу высокими армейскими ботинками, носки которых вызывают у Юнги страх, от представления того, как эти самые носки будут давить омеге на горло, если он рыпнется без спроса, а тем более сделает то, что задумал. — Я полковник Томас Рид. Вы прибыли на территорию базы границы миров, — у полковника голос громкий, наполненный военной сталью, он даже способен перебить звук пролетающего над ними, высоко над верхушками деревьев вертолета, водящего прожекторным фонарем по местности. Кажется, будто только студенты ежатся от этого шума и поднявшегося ветра, а вот на лице главного и капитанов, что стоят за его спиной в военной форме, сложив руки в замок за спиной, ни один мускул не дрогнул, даже глаза от порывов холодного воздуха не сощурились. — Это самое охраняемое место в Королевстве, надеюсь, вы это понимаете, — Рид криво усмехается, наблюдая за тем, как некоторые студенты оглядываются по сторонам, замечая стоящих на стенах крепости, в которую их привезли, вооруженных солдат, следящих за периметром и в том числе за чужаками. — Вам выпала возможность воочию заглянуть за стены этой базы и подойти настолько близко к порталу. Естественно, ближе, чем на двадцать метров, вас к нему никто не подпустит, — он снова усмехается. — Но вы сможете познакомиться с ним ближе, чем девяносто процентов населения нашего Королевства, узнаете о том, как он работает, о его назначении, о том, зачем и как мы его охраняем. И узнаете о последствиях пересечения границы, — на этой фразе голос у полковника становится строже, а взгляд упирается прямо в Мин Юнги, который стоит во второй шеренге, тяжело сглатывая и пытаясь спрятаться за спиной одноклассника. — Мы выделим каждому по койке в наших казармах, комфорт и уют вам не обещается, но провести с нами несколько ночей вам будет достаточно. Здесь нет расовых разделений, поэтому жить вы будете все вместе, учитесь уживаться друг с другом, — на этих словах студенты заметно меняются в лице, ведь сколько они себя помнят, разделение было везде и всегда, даже обучение шло в разных академиях, за исключением этого года. И то тренировки в академии ведьм идут в разное время, чтобы ни волки, ни вампиры друг с другом не пересекались. Армия и министерство, пожалуй, два единственных места, где нет никаких расовых разделений, и всем приходится через не хочу сосуществовать, подавляя внутренних зверей и демонов, рычащих друг на друга. — Проводите наших гостей в их опочивальни, — Рид насмехается на этот раз уже более явно и громко, заражая смехом капитанов за его спиной. — Следуйте за нами, — приказывает омега-волк, разворачиваясь спиной к студентам, уходя прочь, за ним шагает его коллега и все студенты. Рид остается в стороне, провожая проходящих мимо него студентов взглядом, снова цепляясь за Юнги, с прищуром разглядывая его, пробуждая у принца табун мурашек, бегающих по всему телу. Через несколько минут выпускники академии оказываются посреди длинного военного шатра, в котором по периметру, как в настоящих казармах, расставлены одна за другой железные кровати и у каждой стоит невысокая тумбочка с горящей лампой. В целом нет ничего, что могло бы восхищать и удивлять, все строго, по-военному, ничего лишнего и никакой роскоши. На лицах золотой молодежи повисла тень недовольства, смешанная с отвращением. Нельзя сказать, что здесь грязно, напротив, довольно стерильно, будто этот шатер за несколько минут до их приезда натянули, а кровати и матрасы на них привезли только что прямиком из магазина. К чистоте и порядку тут не придерешься, скорее просто юнцы еще не привыкли к простым и дешевым вещам, буквально к полевым условиям. Они иной раз забывают, что их предки и вовсе могли сутками не спать, им не нужны были покой и современный уют, они не люди и выносливости у них гораздо больше, однако жизнь с ведьмами и магами, с редкими людьми в их Королевстве за столько поколений все же очеловечила и их тоже, да перестаралась слегка. Впрочем, они сюда приехали не на курорт, и никто не заставляет их здесь оставаться, автобус все еще стоит на въезде в крепость и ждет тех, кто не готов к подобному. Правда, сдавшихся не оказывается. — На ближайшие дни это ваше место отдыха. По соседству с шатром расположен небольшой домик с туалетами и душевыми, — показывает пальцем куда-то в сторону стены шатра, за которой, видимо, и находится тот самый домик. — Даю вам двадцать минут на то, чтобы расположиться и перевести дух, — омега смотрит на свои наручные часы, засекая время, — После мы проведем вам ознакомительную экскурсию, — с этими словами они со вторым капитаном оставляют студентов наедине друг с другом. Юнги, до этого съежившийся после встречи с полковником Ридом и в целом от окружения и обстановки, наблюдает за расходящимися по койкам однокурсниками и чувствует себя слегка брошенным, одиноким. Ему тут же вспоминаются его друзья, которые, даже если не рядом, все равно находят в такие моменты способ, чтобы создать ощущение полноты и душевной теплоты. Чимин и Тэхен те самые друзья, которые бросят все свои дела и будут пытаться о чем-нибудь поговорить с близким, что нуждается в них, пока находится в незнакомом месте, чувствует одиночество, страх, панику. И Юнги с удовольствием написал бы им сейчас или позвонил, однако в этом месте связь едва держится на последнем издыхании, а сами омеги, скорее всего, уже спят, ведь отбой был несколько часов назад, пока их группа ехала на базу. — Юнги, — принц слышит, как его зовет Хосок где-то позади, оборачивается и видит, как альфа машет рукой, чтобы шел к нему. Омега слушается, ведь, кроме Чона, он ни с кем здесь не общается, более того, еще и находится в непрекращающемся необоснованном конфликте. — Держись поближе ко мне, — волк берет омегу за запястье и притягивает ближе к себе, негромко говоря ему на ухо. — Я занял нам места, — и тянет принца в сторону двух коек, забирая у омеги рюкзак, ставя его на кровать, расположенную в углу шатра в довольно укромном месте, отчего Юнги чувствует небольшой прилив безопасности и комфорта. — Спать не хочешь? — омега присаживается на кровать, но, в отличие от остальных и самого Хосока, пока не спешит разбирать вещи, а лишь наблюдает за окружающими, поджимает губы и все же машет головой. — Не подумай, что я осуждаю тебя из-за чего-то или пытаюсь сейчас какое-то недовольство высказать, — Чон оставляет свою сумку открытой на постели и садится к Юнги, нахмурившись, — но зачем ты здесь? Не похоже, что тебе все это нравится и правда интересно. Ты себя чужим здесь чувствуешь, не в своей тарелке, — и Хосок правда может об этом судить, ведь сам волк ощущает себя как дома, его с шестнадцати лет таскали по военным частям, он на постоянной основе ходил в дозор, для него военное окружение и такой стиль жизни — нечто, что является уже частью его самого. Но при всем при этом он прекрасно понимает, что такой стиль жизни совершенно не значит, что подходит другим, особенно Юнги. — Я не пытаюсь тебя сейчас отговорить или прогнать, отправить в академию. Это твой выбор, но мне непонятно, почему ты себя этим всем мучаешь? Мы говорили с тобой, что ты обязан научиться защищать себя как минимум для того, чтобы пройти состязание, для этого у нас есть тренировки, на которых я стараюсь тебя научить всему, что знаю и умею. Но зачем было ехать в эти места, зная, что здесь будет все то, что тебе так противно? — Портал, — все же отвечает Юнги, опуская голову, рассматривая носки своих ботинок. — Я здесь ради него. — Интересуешься его механизмом? — хмурит брови альфа, смотря на немногословного и потерянного парнишку. — Ага, — мычит омега, бегая взглядом по полу, изредка косясь в сторону, чтобы боковым зрением считать реакции Хосока. — Ну ладно, — пожимает плечами Чон. — Если тебе будет так комфортно, можешь быть все это время рядышком со мной. Если нужна будет какая-то помощь — обращайся, — он в дружеском жесте хлопает принца по плечу, чувствуя под своей ладонью, как тот слегка расслабляется и даже дарит ему короткую, благодарную улыбку, приподнимая уголки губ. Хосок возвращается к разбору своих вещей, оставляя Юнги в приятных, но немного непонятных чувствах. Если у волка появилась цель влюбить в себя юного вампира, то он выбрал очень правильную дорогу для этого, потому что Мин уже практически на волоске держится. Все начиналось с войны, с неприкрытой ненависти, с желания убить друг друга, но теперь принц чувствует от этого существа безграничное тепло и даже ощущает первые капли доверия, заполняющие его внутренний сосуд. Но самое главное, он чувствует покой и безопасность рядом с волком. Его вампир не рычит, не стремится оскаливать зубы и впиваться ими в плоть Хосока. Его присутствие ощущается, будто они вообще одной природы, одной крови и между их расами нет древней вражды и заложенного на подсознании желания пустить кровь врага. Впрочем, у Юнги есть заботы поважнее сейчас, чем копаться в собственных чувствах. Он прогоняет все мысли и принимается разбирать свои вещи, беря пример со своего тренера. Хосок стоит к принцу спиной, копается в сумке, а его лицо прекрасно отражает неприкрытое беспокойство. Глаза то и дело бегают, пытаясь ухватиться за какую-нибудь точку, а сердце отчего-то вдруг стучать начинает быстро-быстро, грозясь выдать их с хозяином все слышащему вампиру позади. Альфа не понимает собственных чувств: с одной стороны, он обижаться должен, разрушаться от разочарования их последней встречи, когда Юнги не сдержался и высказался нелицеприятно в сторону волка. Но отчего-то Хосок все это простил в первую же секунду, как увидел парнишку в автобусе. Все стало неважным, абсолютно незначительным в его глазах, когда он увидел этот потерянный взгляд, этот внутренний призыв о помощи, эту незащищенность. Хосоку было важно одно: защитить. Сберечь, обогреть, укрыть от недругов. И именно это не дает покоя волку уже который день. Откуда все это взялось? Откуда в душе непонятные чувства? Откуда желание быть рядом с Юнги и прикасаться к нему? Откуда желание постоянно с ним вести беседы, рассказывать ему что-то о себе или о жизни в целом, слушать его голос, его истории, его переживания? Волка это крайне беспокоит, ведь в его сердце должен быть другой, но почему-то тот, кто остался в родных краях, теперь не приходит во снах, не вспоминается по ночам. На его месте теперь образ бледнокожего, словно снежные вершины гор Лакдорма, принца с блестящими, как тот самый снег, глазами и зубами острыми, но выглядящими так мило, когда тот злится и обнажает их. У Юнги клыки такие маленькие, очаровательные, дополняющие его миниатюрный образ. Он совсем отличается от того, с кем Хосок вообще-то в отношениях уже пару лет как состоит. Все идет совсем не в ту сторону, но альфа почему-то и не хочет это судорожно исправлять, он словно ведомый бесами, готов согласиться на авантюру и посмотреть, к чему же все это приведет. Как и было сказано, за студентами приходят ровно через двадцать минут. Они стройными шеренгами направляются за своими кураторами, переодевшись в более свободную и удобную одежду. Юнги теперь от Хосока не отходит, словно те самые мальчишки-первоклассники, которые друг с другом за ручку в столовую ходят, и учителя их хвалят за то, что они идут вместе и не выбиваются из строя. Правда, омега не решается своего спутника рядом взять за руку, но практически прижимается к нему, пока их ведут по штабам и рассказывают, как здесь все устроено. — Прием пищи у нас трижды в день, но есть второй завтрак и полдники. Практически все как в детском саду, — коротко улыбается омега-волк, показывая на небольшое здание, в котором находится столовая и кухня военных поваров. — Только всем плевать, поели вы или нет. Опаздываете — ваши проблемы, никто ни за кем бегать не будет, но учтите, что, если волочь ноги не будете — получите наказания. Здесь никто не подтирает сопли, — говорит он это небрежно, смотрит на студентов взглядом полного безразличия. — Он меня бесит, — шепчет Юнги стоящему рядом Хосоку на ухо. Волк лишь хмыкает и кивает парню, негласно соглашаясь с ним. — Мы не идиоты и понимаем, куда приехали. — Он ведь нас не знает, поэтому ошибочно полагает, что мы еще дети, не видевшие реальной жизни и проблем, — альфа мягко приобнимает Юнги за поясницу, поглаживая ее через белую широкую футболку, успокаивая разнервничавшегося вампира. — Не обращай внимания, — и на удивление омеги эти теплые жесты заботы и поддержки, эти простые слова действуют как самое хорошее успокоительное. — Здесь штаб, в котором мы собираемся для совещаний. Вас это не коснется, но если впредь надумаете записаться на службу именно сюда, то будете знать. Здесь мы обсуждаем проблемы обороны, распределяем задачи и график дозора. Но самое интересное место впереди, — хмыкает командир, разворачивается и идет прямо, ведя за собой шеренги. Они заходят в какое-то невысокое здание, на входе перед которым каждого провели через пункт досмотра. Следом их ведут по какому-то коридору, где к ним присоединяются вооруженные военные, сопровождающие их до самого конца, пока они не упираются в высокую дверь на кодовом замке с панелью управления. Возле этой двери их уже ждет полковник Рид. Он вводит код, позволяет панели сканировать свои отпечатки и лицо, после чего массивные двери грузно начинают двигаться, медленно открываясь и давая любопытным студентам посмотреть, что же прячет эта дверь. Их проводят в широкую комнату, больше похожую на большую тюремную камеру. Стены бетонные, высокие, по второму этажу ходят военные с автоматами, заряженными серебряными пулями, не сводящие глаз с зашедших. На первом же этаже прямо в центре комнаты стоят ряды каких-то белых столов, на которых стоят компьютеры и за ними работают существа, на вид похожие на гражданских. Они не выглядят такими же внушительными, накачанными, как окружающие их вампиры и волки, охраняющие всю территорию базы. Но долго студентам гадать не приходится кто все эти гражданские, бегающие от стола к столу, что-то изучающие, будто в лаборатории. К полковнику Риду подходит маленького роста улыбчивый омега с темными волосами и горящими звездами черными, как Вселенная, глазами. Он закатывает рукава своего белого халата, разглядывая новобранцев. — Познакомьтесь, — начинает полковник, смотря на миниатюрного, в сравнении с ним, мужчину. — Это старший специалист, отвечающий за стабильную работу портала — мистер Хьюз. — Рад вас видеть, ребята, — кажется, это пока самый доброжелательный работник базы, с которым студентам удалось познакомиться. От него так и пышет светом счастья. — Мистер Хьюз работает здесь уже тридцать лет, именно его сила защищает портал от вторжений извне, но в первую очередь не дает беглецам с нашей стороны оказываться по ту сторону, — продолжает Рид. — Но бывают и исключения, конечно, — пожимает плечами темная ведьма, продолжая улыбаться и с добротой смотреть на выпускников академии. — Исключения мы ловим и возвращаем обратно, отдавая под суд, — без тени шутки и даже легкой улыбки проговаривает полковник, соколиным взглядом ведя по студентам, заставляя даже рядом стоящего Хьюза почувствовать легкую неловкость от его строгого голоса. — В любом случае через портал не так легко пройти, — разбавляет обстановку ведьма, показывая в ту сторону, где нет стены. Вместо стены там лишь колонны по сторонам и широкая арка, открывающая вид на лес. — Идемте, я покажу вам, — загорается энтузиазмом мужчина, машет рукой, зазывая студентов следовать за ним. Правда, студентам не дают подойти ближе, чем на двадцать метров, как и обещал полковник, преграждая путь. Военные окольцовывают выпускников и выставляют руки перед грудью первого ряда парней, не давая им двинуться дальше. Старший специалист по порталу подходит к той части, где начинается лес настолько близко, что даже доверяющие ему военные и полковник Рид вдруг напрягаются. — Отключите систему ровно на пять секунд, — командует Хьюз своим подчиненным, которые неуверенно, но следуют приказу, а военные, стоящие на втором этаже, подходят к ограждению и нацеливают оружие на студентов, работников портала и старшего специалиста, вставая в стойку готовности. — Не бойтесь, — обращается он к юношам, слегка напуганным происходящим. — Они не выстрелят, если вы не будете делать резких движений, — в любом случае пули не способны их убить, лишь ранят и замедлят, но даже этого достаточно, чтобы обеспечить адскую боль. — Я только покажу вам, что на самом деле здесь находится, — Хьюз вновь улыбается и совершенно не боится направленных в его сторону дул автоматов. Когда темная ведьма видит на компьютерах красное мигающее предупреждение, а по комнате разносится сирена, закрывает глаза и делает глубокий вдох и выдох. В этот момент там, где студенты видят лишь продолжение леса, расходятся электрические разряды и виднеется полупрозрачное энергетическое поле, волнующееся, словно вертикальное море. Мужчина неторопливо подводит руку к этому полю и прикасается сначала только пальцами, а затем позволяет себе просунуть руку сквозь, давая экскурсантам увидеть, как его конечность пропадает по ту сторону. Следом он убирает руку сразу, как только таймер отсчитывает последнюю секунду, в комнате наконец наступает тишина, сирена замолкает, а на компьютерах снова виднеется зеленая плашка безопасности. — Как-то так, — пожимает плечами мистер Хьюз, снова улыбается восхищенным детям и идет к ним обратно. Военные расслабляются и убирают оружия, работа сотрудников вновь продолжается. — Не знаю, успели ли вы что-то понять, но дольше держать портал открытым я не мог. — Ты его вообще не имел права открывать, — хмыкает стоящий рядом полковник. — Не бубни! Смотри, как деткам понравилось! — показывает на изумленные лица молодых парней. Он замечает одну поднятую руку среди толпы новобранцев. — Да? — Почему, если у портала такая мощная безопасность, по сей день продолжаются побеги? Как беглецам удается обойти систему? — Юнги смотрит на задающего вопрос одногруппника, затем переводит взгляд на темную ведьму, с интересом ожидая ответ. — Если у мага или ведьмы развиты способности настолько, чтобы снять защиту с портала, он может легко убежать, и даже военные не успеют выстрелить. В основном беглецы становились одними из работников портала, втирались в доверие, скажем так, — хмыкает мужчина. — Но среди беглецов есть и вампиры, и волки, — продолжает студент. — Чаще всего они с кем-то из сотрудников договаривались, чтобы те отключили на пару секунд защиту. — Но тех, кто вступает в сговор, ждет такая же участь, как и самих беглецов, — вмешивается полковник Рид. — Поэтому десять раз подумайте, хотите ли вы подставлять невинных магов и ведьм ради того, чтобы заглянуть в мир людей. Мы ведь все равно вернем каждого назад, побег бессмыслен. — Почему за нас решают, где нам жить? — причитает Юнги, тихонько возмущаясь Хосоку на ухо. — Потому что среди людей вам делать нечего, — голос Рида разносится по всему помещению словно звон полосующего лезвия. Принц тут же вздрагивает, а глаза становятся такими большими, как у напуганного олененка. Студенты перед ним расходятся, оглядываясь на него, позволяя полковнику посмотреть на омегу прямым взглядом. Томас делает несколько шагов, стуча своими массивными ботинками по полу комнаты, останавливаясь в шаге от застывшего в шоке вампира. — Людям и так не сладко живется, не к чему им знать про наше существование. Ты даже представить себе не можешь, в каком хаосе может погрязнуть человечество, узнай оно о силах, которыми мы владеем. Они и так постоянно воюют, а с нашими силами они превратят планету в один сплошной выжженный уголь, вырезав всю свою расу, — щурится альфа, подавляя своей энергетикой Юнги, заставляя того всего дрожать. — Тебе здесь плохо живется? — принц лишь машет головой, боясь и слово вымолвить. — Полковник, — за омегу вступается Хосок, преграждая между ними путь, смотря на мужчину с немой просьбой. — Он просто высказал негодование, мысли вслух, не воспринимайте эти слова всерьез, — Томас несколько секунд смотрит на Юнги, затем переводит взгляд на Хосока и расслабляется, отходя от них, больше и слова не говоря им. — Что ж, — вновь разбавляет неловкую паузу мистер Хьюз, — вам всем пора в свои постели, отдыхать. Экскурсия на этом закончена, — на лицах студентов появляются недовольства, и некоторые даже косятся в сторону Юнги, считая его виновником такого быстрого завершения показа портала. Но на помощь омеге в очередной раз приходит Хосок, который берет его за запястье и уводит скорее к выходу, куда стекаются и остальные студенты, провожаемые командирами. — Ты знаком с полковником? — пока парни идут в сторону своего шатра с койками, Юнги решает занять время вопросом, который крутился в его голове сразу же, как только Хосок начал вступаться за него перед Ридом. — Я сын вожака. Естественно, я знаю многих из нашей стаи, особенно тех, кто занимает такие высокие посты, — хмыкает альфа, все еще легонько держа вампира за запястье, неосознанно для самого себя, но вполне заметно для Юнги, поглаживая его бледную кожу большим пальцем, пересчитывая им венки на чужой руке. — На самом деле он неплохой, но на работе очень строгий и порой невыносимый. У них с мужем даже из-за этого бывают проблемы, — поглядывает на непонимающего омегу. — Тот омега, капитан — это муж нашего полковника. На работе, насколько я знаю, у них проблематичные отношения. — Могу себе представить, — усмехается Мин, немного даже сочувствуя этим двоим. С такими жесткими характерами, порой токсичным поведением очень сложно находиться на одном месте работы и вдобавок ко всему еще и быть в романтических отношениях. — Надеюсь, мой муж не будет работать со мной вместе. — А где ты хочешь работать? — они заходят в шатер, игнорируя следующих за ними одноклассников, разбредающихся по своим койкам. — Я об этом почти не думаю. Мне пророчат службу в министерстве, скорее всего, так и будет, если я не займу трон. Но не думаю, что я бы хотел заниматься государственными делами, — Юнги садится на свою кровать, наконец оказываясь освобожденным, упираясь ладонями в матрас, не сводя взгляда с присаживающегося напротив него Хосока. — По правде говоря, я бы хотел открыть какой-нибудь магазинчик с амулетами или, быть может, лечебными эликсирами и травами, — пожимает плечами, замечая удивление в глазах собеседника. — Надеюсь, твое желание исполнится, — альфа снова чувствует боль в глубинах своей души. Ему почему-то приходят мысли в голову о том, что этот мальчик несчастен, в его глазах не горит огонек жизни, и слышать хоть какие-то желания от тех, кто находится в таком состоянии, особенно важно. Раньше, когда Хосок вообще ничего не знал о Юнги, он бы сказал, что это глупое желание, учитывая его корни и статус его семьи, ведь таким, как омега, положено работать в министерстве, а не какими-то побрякушками торговать. Но у волка с недавних пор взгляд на многие вещи рядом с этим парнем изменился. Он начал понимать, что его суждения раньше были радикальными и не дающими шанса другим. Теперь же он многое в этой жизни понимает. А самое главное — понимает Юнги гораздо лучше, чем раньше. Правда, оказалось, что понимать омегу не так уж легко и приятно, ведь мир у Юнги тяжелый, жестокий, полный боли и печали, так отлично передающейся Хосоку. — А ты? Где бы ты хотел работать? — волка вырывает из собственных дум эта короткая, но искренняя улыбка, обнажающая передние крохотные зубы и кончики клыков вампира. — Думаю, ты и так знаешь ответ, — хмыкает юноша, доставая из тумбочки у кровати небольшую сумку со средствами гигиены. — В армии? — смеется Юнги, когда Хосок кивает. Это и правда было ожидаемо, ведь волк горит военным делом, поэтому вопрос был задан скорее из вежливости и желания поддержать разговор. Следующие пару дней им устраивают кажущиеся бесконечными тренировки, лекционные занятия, на которых проводят инструктаж по безопасному и качественному патрулированию территорий, дают рекомендации, как оборонять крепость и любой другой военный объект во время нападения. К порталу больше не водят, не показывают его снова, даже подходить к зданию запрещают, отчего Юнги очень печалится. Он сюда приехал именно ради портала. Уж очень ему интересно, как он устроен, но самое главное: что же находится по ту сторону, каков мир людей? Конечно, никто не лишает их социальных сетей, они могут наблюдать за человеческим миром, даже интернет-друзей в том мире заводить разрешается, но выходить туда и приводить оттуда чужаков категорически запрещено. Рассказывать о своем мире им тоже нельзя, да и не поверит в такие сказки никто, пока своими глазами не увидит. Но всего этого Юнги недостаточно, он хотел бы воочию увидеть, как живут люди, понаблюдать за их бытом, даже поучаствовать не прочь был бы. И он все еще не понимает, с какой стати за них решают, где им жить, не давая выбора. Юнги никогда не был смельчаком, который станет нарушать порядок или рисковать и ходить в запретные зоны. Он мог решиться на такое рядом с Чимином и Тэхеном, потому что один из них пользуется своей королевской неприкосновенностью, а соответственно, чаще всего и все, с кем он нарушает законы. Второй просто безбашенный, и ему глубоко плевать на порядки, если он чего-то хочет. Но сейчас Юнги обдумывает самый неадекватный поступок в своей жизни, самый глупый, самый опасный. Только безумец решится на подобное, правда, ему нечего терять, оттого и не беспокоится о последствиях. Уж слишком его манило это место, привлекал портал, находящийся под семью замками, охраняемый чуть ли не лучшими военными и магами их королевства. Но он просто-напросто не простит себе, если не попытается, хотя бы одним глазком взглянуть. Принц выяснил, что именно в обеденное время ослабевает надзор за порталом. Так как жизнь здесь течет совершенно иначе, чем в остальных частях Королевства, военные ночью несут службу и охраняют периметр, а днем большая часть уходит спать, у магов точно такой же график. Но в обед, мало того что происходит пересменка, коды доступа сбрасываются на несколько минут, так еще и многие маги уходят в столовую, особенно мистер Хьюз. Юнги и остальным студентам академии положено в это время спать и покидать пределы шатра строго запрещено из-за слабой охраны портала. Однако омега давно распрощался с инстинктом самосохранения, набрался последних остатков смелости и собрал волю в кулак, покидая шатер, ныряя сразу же за первый угол, стараясь не попадаться проходящим мимо военным. Территория не такая уж и большая, до здания, за стенами которого прячется его заветная мечта, рукой подать, сложность заключается лишь в шныряющих работниках, иногда проносящихся на всем ходу военных машинах, выезжающих и въезжающих на территорию базы, завозя припасы и оружие. Юнги прячется за одним из домиков, из-за угла которого хорошо виден вход в здание с порталом. В дверях появляется мистер Хьюз, беседующий по телефону, за ним следует еще несколько работников лаборатории, направляющихся в сторону кухни. Юнги достает телефон и проверяет время — самое подходящее для его затеи, потому что начинается обеденный перерыв и смена караулов, которые он уже успел изучить за эти дни. Юнги маневрирует между припаркованных машин, шустро, но с осторожностью прокрадываясь к большим двустворчатым дверям, не охраняемым в этот час, ведь гости базы должны спать, а противник извне не подберется, потому что днем охрана усиливается именно снаружи базы, а не внутри. И когда принцу удается незаметно для занятых военных добежать до здания, он старается прошмыгнуть за двери, забыв, что они не такие легкие, как ему казалось, и получается это сделать с усердием и небольшим грохотом. Но вот он внутри, сердце начинает учащать свой ритм, а страх подбирается все ближе к его горлу, сдавливая его болезненными шипами. Что делать дальше — Юнги не совсем понимает, но, главное, о чем он думает сразу же: «нужно спрятаться». Он бежит за ближайший угол, выглядывая из-за него, оценивая обстановку. В коридорах здания особо никого нет, поэтому принц ныряет к тем самым дверям, за которыми находится инженерная комната с порталом. Слегка приоткрыв незапертую дверь, с которой слетели все блокировки на время пересменки и обновления системы, он сквозь щель видит абсолютно пустую комнату, искренне недоумевая, куда все делись, ведь охранять портал даже в обеденное время все равно кто-то должен. Он заходит вовнутрь, обнаруживая на верхних этажах двух беседующих солдат, стоящих к перегородке спиной, убравших винтовки за плечо. Юнги не может не радоваться тому, что его предположения и план сработали. С другой стороны, это все еще настораживает его: не может самый охраняемый объект иметь свои изъяны, причем такие глупые. Теперь он понимает, как это некоторые беглецы переходили на ту сторону, учитывая подобную расхлябанность работников базы. А все потому, что полковник Рид сейчас находится в постели, его служба будет ночью, как и всегда, оттого все расслабились. Омега пробирается к компьютерам, на которых открыты какие-то программы с кодами, бегущие сверху вниз столбцами, на других экранах отображаются камеры, направленные на портал, тепловые датчики, передающие отчет о температуре и движении рядом с порталом. Юнги пытается вникнуть во все эти системы и найти ту самую заветную кнопку, которая отключает электричество и позволяет пересечь границу. — Эй, что ты делаешь?! — возмущается вернувшийся работник лаборатории, похлопывающий себя по бедру, на котором завязан ремень с креплением для небольшого пистолета, который отсутствует в кобуре. Юнги выпучивает глаза на парня, поднимает испуганный взгляд наверх, где все так же стоят два солдата, кажется, не услышавшие возню внизу, а затем взгляд омеги падает на лежащий на столе пистолет, больше похожий на какой-то футуристический, заряженный не пулями, а маленьким дротиком с какой-то жидкостью, скорее всего, либо парализующей, либо усыпляющей. Вампир хватает пистолет и молнией подлетает к парню, впиваясь пальцами одной руки в его плечо, а другой упирает дуло прямо в грудь мага. — Закричишь, и я сломаю тебе руку, — предупреждающе шепчет Юнги, у которого глаза наливаются безумной краснотой то ли от страха за последствия, если его вдруг поймают сейчас, то ли от страха не исполнить свою мечту, стоя от нее в двух шагах. — Открой портал. — Я не могу, — умоляюще смотрит на него парнишка, иной раз поглядывая на стоящих наверху солдат, будто бы проклиная их глупость и невнимательность, молчаливо упрашивая их повернуться и помочь ему. — Не пизди мне, — шипит принц, вдавливая пальцы в руку незнакомца, замечая, как из его глаз бегут слезы боли, а зубы крепко сжаты, чтобы не закричать. — Отпусти меня и уходи, иначе у тебя будут проблемы, — пытается вразумить настырного вампира. — Открой портал, я ненадолго уйду в мир людей. До пробуждения полковника вернусь. — Ты с ума сошел, — усмехается работник, замечая вдалеке, на столе, еще один пистолет, незаметно для Юнги пытаясь применить телекинез кончиками пальцев и притянуть к себе. — Я предупреждал тебя, — принц на мгновение выпускает плечо ведьмы, только чтобы схватить ту самую руку работника и скрутить его, поворачивая к себе, прижимая его к своей груди, теперь уже приставляя дуло пистолета к шее. — Не беси меня, открой портал, — рычит ему на ухо Мин. — Нет, — настойчиво стоит на своем, пока не чувствует с другой стороны от пистолета влажные чужие зубы, царапающие его кожу. — Что ты делаешь? — пытается вырваться парнишка, отодвигаясь подальше от вампирских клыков. — Да вот думаю, может, мне просто тебя сожрать? — и тихонько смеется ему на ухо, действительно собираясь проткнуть кожу ведьмы. — Прекрати! Я открою, — сдается парень. Юнги отпускает юного омегу, толкает его в сторону компьютеров и самого портала, следуя за ним, но пистолет не опуская, приставляя его прямо к затылку работника. Когда ведьма добирается до клавиатуры главного компьютера, то начинает что-то быстро печатать в коде, правя его. — У тебя будет ровно три секунды, чтобы никто не заподозрил побега. Поднимется тревога, я выставлю все как сбой в системе и снова закрою портал, — обреченно объясняет ведьма, делая это скорее не для Юнги, а для собственной безопасности, ведь тех, кто помогает беглецам, жестоко карают. — И впускать обратно я тебя не стану, возвращайся как хочешь. — Мне снова напомнить тебе, в какой ты заднице находишься? — Юнги опять обнажает вампирские клыки, но на этот раз не видя страха напротив. И скорее всего, такая самоуверенность вызвана суетой за дверью и шумом разговоров — кажется, работники возвращаются с обеда. — В заднице находишься ты, — усмехается парнишка, понимая, что у Юнги теперь не велик выбор. — Ладно, открывай, — рычит Мин. Ведьма снова что-то вписывает в летящий по экрану вверх код, когда на остальных компьютерах зеленая плашка безопасности и охраны портала меняется на тревожно-красную, в комнате начинает мигать свет, а по зданию разносится тревога, Юнги в ту же секунду подлетает к порталу, не задумываясь ни на секунду, пересекая его, оказываясь по ту сторону леса, будто и не покидал родных земель. Он оборачивается, видит бесформенное полупрозрачное поле, пульсирующее всего секунду и тут же пропадающее. Принц подбегает к пустому месту, понимая, что он теперь окончательно и бесповоротно застрял в мире людей. В первую минуту его охватывает шок. Он всегда мечтал попасть к людям, посмотреть, как они живут, но никогда не планировал здесь оставаться на всю свою жизнь. Он практически ничего не знает об этом мире, не был готов к опасностям, которые могут его здесь поджидать, все, что у него с собой есть — это телефон, который по какой-то причине не ловит связь. Дело в том, что леса Королевства оснащены вышками, спутниками и необходимым оборудованием, потому что для них нормально жить и путешествовать по просторам своих земель, даже в самых отдаленных уголках. У людей же все иначе, и это первая проблема, с которой Юнги сталкивается. Впрочем, делать ему нечего, нужно идти до ближайшей точки цивилизации. Он не знает, куда ему направляться, сколько добираться, но пока ему остается только беспрерывно бежать, чтобы как минимум найти связь и связаться с друзьями. И пока Юнги на той стороне портала старается не отчаиваться, не паниковать и не жалеть о собственном выборе, о его поступке уже прознала вся база, которая поднялась на дыбы от орущей на всю территорию тревоги. Работник портала пытается вернуть код в исходное положение, чтобы никто не заподозрил его в том, что он вмешивался в систему и выпустил беглеца к людям. В помещение влетает испуганный мистер Хьюз, подлетающий к главному компьютеру, к которому тут же ему уступает доступ натворивший дел помощник. — Что произошло? — Хьюз принимается за программирование системы, просматривая ошибки и нарушения, пытаясь понять, был это сбой или намеренное изменение кода, защищающего портал. — Портал начал сбоить, бесконтрольно открываться и закрываться, — пытается как можно увереннее врать своему начальству. Хьюз хмурит лоб, поглядывает на юношу с явным недоверием, заканчивая что-то набирать на клавиатуре и нервно щелкать мышью. Он подходит к порталу и выставляет на уровне своего лица обе ладони, начиная водить ими по воздуху, будто бы сканируя поле портала, настраиваясь на свои ощущения, которые ему передает портал. И когда он чувствует, что кто-то явно пересекал границу, замечая изменения и колебания энергии, его охватывает паника, а глаза неумолимо увеличиваются. — Какого хрена это было?! — в лабораторию влетает полковник Рид, на ходу натягивающий привычную черную футболку, крайне злой из-за прерванного сна и угрожающей опасности порталу. — Сбой, — тут же отвечает мистер Хьюз, оборачиваясь к полковнику, нависающему прямо над ним, источающему огонь раздражения. — Ты уверен? — щурится Рид, будто бы не веря словам ведьмы. — Абсолютно. Такое бывает, сейчас уже все в порядке, — пожимает плечами омега, стараясь держать себя в руках и не выдавать очевидное волнение и страх. Полковник отходит от него, приближаясь к главному компьютеру, что-то смотря в нем. Он хоть и не чувствует магических изменений в портале, но кое-что смыслит в системе портала. Пусть код и выглядит чистым, а сбой устранен, его это вовсе не успокаивает. Более того, он замечает брошенный на полу пистолет с дротиком, прямо у стола с компьютером. Он поднимает глаза на замершего невдалеке помощника мистера Хьюза, подмечая, что его кобура пуста. Тогда он носком ботинка слегка пинает пистолет так, чтобы он подлетел к ногам омеги. Полковник направляется к выходу из лаборатории, успокаивая всех работников своим исчезновением. За дверьми его уже ожидают солдаты и один из командиров, рядом с которым он на секунду останавливается, смотря куда-то вдаль, задумчиво щурясь. — Проверь постели мелких, все ли на месте. Доложишь мне, — отдает приказ и направляется на выход из здания. Хосоку не привыкать подниматься под резкий шум, насильно выныривая из глубокого сна, ощущая очевидный недосып. Его такое пробуждение не пугает. Но пугает обычно причина подобной спешки, когда в их шатер врывается отряд солдат, тормошащих каждого паренька, заставляя проснуться и построиться перед своими кроватями. Волк пока не понимает, в чем дело, за что их лишают сна, глаза то и дело бегают от кроватей студентов, которые нехотя поднимаются и выходят вместе со всеми в коридорчик между койками для построения, к бегающим по шатру солдатам. Хосок вспоминает о своем подопечном, поворачивает голову и понимает, что его кровать единственная пустует, а сам Юнги куда-то запропастился. Альфа слышит суету за пределами шатра, привычную ночи, но никак не дню, ведь в это время обычно база отдыхает и спит, а на смену выходит гораздо меньшее количество солдат. Чон все еще не осознает, что происходит, ведь с ними никто не говорит, лишь приказывают подниматься и поторапливают встать у изножья кроватей, ничего не объясняя. И сейчас Юнги особенно сильно раздражает Хосока, он пока не знает, в чем причины происходящего, но лучше бы принцу быть здесь, рядом с альфой, так шанс получить по шее гораздо меньше. Альфа отворачивает голову и переводит застывший, слегка панический взгляд с пустой кровати вампира, когда в шатре наступает тишина и слышен грузный топот армейских ботинок, вышагивающий между студентами, медленно приближающийся к Хосоку. Посреди их импровизированной спальни останавливается один из командиров, сложивший руки за спиной, с прищуром разглядывающий недовольных студентов. Это тот самый омега, супруг полковника Рида, не отличающийся от него скверным характером. Из двух командиров базы уж лучше второй, чем этот: злой, как собака, не страшащийся перечить самому полковнику прямо на людях, порой даже послать мужа может на глазах у подчиненных, зная, что ничем хорошим для него это не закончится. И именно его послали сюда как приговор для неповинных студентов. — Одного не хватает, — замечает своими соколиными глазами командир, останавливая взгляд рядом с Хосоком на пустом месте, обращаясь к одному из солдат. — Доложите полковнику, — теперь уже чуть тише командуя. — Почему вы нас разбудили раньше времени? Разве нам не положен сон до вечера? — возмущается особливо смелый волк. — Теперь не положен, — тут же поворачивает к выпускнику академии голову командир, усмехаясь. — Что непонятного было в моем запрете покидать шатер? — как будто обращается к этому выступающему студенту, но говоря это скорее всем. — Теперь будете здесь торчать под охраной, еду вам принесут, в туалет только в сопровождении. — А что произошло? — хмурит лоб Хосок, желая все же наконец узнать, к чему такие строгие меры. — Дружочек твой потерялся на особо охраняемом военном объекте. Еще вопросы? — омега натягивает фальшивую улыбку, за которой скрывается гнев и раздражение. — Может, ты знаешь, где он? — подбирается к Хосоку медленно, но уверенно, глаз с него не сводя. — В туалете не пробовали искать? Иногда живым организмам хочется есть, спать, — обыденно перечисляет альфа, намеренно продолжая бесить командира, — срать, — пожимает плечами. — А вы тут панику развели на пустом месте. — Остряк, — хмыкает омега. — Язык бы тебе вырвал, да меня полковник похоронит за то, что к сыночку вождя посмел притронуться, — театрально-страдальчески вздыхает, прожигая в Хосоке дыру своими глазами. Альфу все-таки слова про «сыночка» задевают, он поглядывает на ухмыляющихся однокурсников, стискивая зубы, чтобы самому не врезать, а то его похоронят сразу трое: отец, полковник и этот омега, мельтешащий перед ним. Не любит он, когда ему прилетают поблажки даже подобного толка, только из-за того, что он к королевской семье причастен. Он, наоборот, с недавних пор рвется в солдаты, подальше от титулов, статусов, высоких должностей и непыльной работы, которая уготована специально для белоручек-сыновей правителей. — Надеюсь, на этот раз до ваших тупых голов дойдет мой приказ не покидать шатер, — командир снова обращается ко всем студентам, последний раз кидает презрительный взгляд на Хосока, добивая его этим, и уходит прочь. Студенты, абсолютно недовольные положением дел, смиренно расходятся по своим койкам, шумно обсуждая случившееся, перешептываясь и по поводу Юнги, задаваясь логичным вопросом: куда этот мальчишка запропастился? Хосок же спешит в сторону своей постели только для того, чтобы схватить телефон и проверить их общий чат, созданный еще с совместной поездки на выходные всей компанией. Там тишина, никто ничего не обсуждает, никакой сенсации. Тогда альфа заходит в их личные сообщения с Юнги, где в основном обсуждение тренировок, замечая, что омега был в сети несколько часов назад, когда им объявили отбой, и больше никакой активности не проявлял в социальных сетях. Хосок порядком начинает нервничать, плюхаясь задницей на постель, судорожно дергая коленкой, пытаясь придумать, как ему выбраться из шатра, чтобы самостоятельно проверить лагерь и найти этого сумасшедшего и раздражающего его омегу. Ничего лучше, чем попроситься в туалет, Чон не придумывает, поэтому выглядывает из шатра и подзывает одного из солдат, чтобы сопроводил его до домика с туалетными комнатами. Военный сначала долго отпирался, не хотел альфу никуда вести, мол, потерпит, но все же на их спор начали стекаться старшие по званию, вставшие на сторону Хосока, с подозрением отнесшиеся к его просьбе. Как юноша и рассчитывал, его довели только до двери домика, солдат внутрь не стал заходить, а остался ждать снаружи, пока студент сделает все свои дела. Дело у волка одно: понять, как ему сбежать из домика, ведь кроме входной двери здесь есть только небольшое окно, запертое на специальный блокиратор. Хосока это напрягает лишь по одной причине: сломать-то он сломает, а вот бесшумно все это сделать — сомневается, что осилит. Впрочем, ничего другого не остается, медлить и терять время на сомнения он тоже не может, потому находит в туалете небольшой огнетушитель и начинает аккуратно, без размаха, но с определенной долей жесткости и резкости ударять по блокиратору рядом с ручкой на раме. Шуму наводит он не так много, как думалось поначалу, однако и выхлоп от его аккуратности практически нулевой. Хосок начинает заметно нервничать и поглядывать на входную дверь в надежде, что в ближайшие пару минут никто не заглянет сюда и не застанет его за сомнительным действом. Благо, в конце концов, ему удается сбить блокиратор, который с оглушительным звоном падает на пол, пару раз отскакивая от него. Альфа на мгновение зависает и выпучивает глаза на дверь, готовясь, если что, запустить в незваного гостя сжимаемый обеими руками огнетушитель. Подождав несколько секунд, Хосок понимает, что на устроенный им беспорядок и шум никто не сбежался. Он осторожно отставляет обратно в угол домика огнетушитель и приоткрывает окно, предварительно осторожно выглянув через него, проверив периметр. Он не мешкая выпрыгивает на улицу, прикрывая за собой окно. Альфа передвигается в полуприсяде, выглядывая из одного угла, перебегая к другому, оказываясь в итоге в максимальной близости от дверей, за которыми находится портал. Почему-то Хосока тянет именно туда, ведь если бы Юнги был где-то на территории базы, то вряд ли его объявили в розыск и включили такой строгий режим охраны. Что-то волку подсказывает, что безрассудный принц натворил что-то очень нехорошее и ответы на все волнующие Чона вопросы находятся именно за этой манящей дверью. Больше не раздумывая ни секунды, он все же бежит как можно скорее, но незаметнее для солдат к зданию, ныряя вовнутрь, аккуратно закрывая за собой дверь. Когда он отворачивается от двери и поворачивается к коридору, его сердце делает кульбит, останавливается на несколько мгновений и снова начинает биться как сумасшедшее. — Его здесь нет, — первое, что говорит Хосоку мистер Хьюз, будто бы совершенно не удивленный присутствием волка. — Вы про Юнги? — переспрашивает шепотом альфа, ближе подходя к омеге, тот лишь коротко кивает, бледный, словно сама смерть в белом медицинском халате. Как будто что-то не дает ему покоя и пугает. — Вы знаете, где он? — Хьюз неуверенно, но все же снова кивает, а глаза стекленеют. — Он сбежал… через портал, — договаривает, чтобы Хосок верно его понял. Альфа долго подобрать слов не может, не веря в услышанное, ведь это просто невозможно. Как Юнги удалось преодолеть такую защиту? Должно было произойти какое-то абсолютно нереальное чудо или удачное стечение обстоятельств. — Это ведь невозм… — Возможно, — тут же перебивает его напряженный мистер Хьюз, продолжающий говорить тихо-тихо, явно опасаясь, что этот разговор может дойти до лишних ушей. — Помогите мне попасть на ту сторону, — волк берет омегу за локоть, легонько сжимая. — Ты с ума сошел? Я не знаю, как скрыть один побег, а ты мне предлагаешь еще и тебя туда выпустить? — нервно сбрасывает с себя чужую конечность, смотря на Хосока так, будто бы он предложил абсолютно бредовый вариант. — Забудь про своего друга, его не вернуть уже. — Я смогу вернуть его, дайте мне шанс. — Как ты планируешь его найти? Он уже за сотни, если не тысячи километров от места портала, — нервно усмехается мужчина. — Не важно как, я знаю, что найду его. Прошу Вас, помогите мне, — Хосок снова берет омегу за руки, аккуратно обнимая своими ладонями, умоляюще, словно голодный щенок, смотря на ведьму. — Мне важен Юнги, он мой друг, которым я очень дорожу. — Ладно, — сдается омега, которому много для убедительности не нужно, он и так видел, как этот парнишка вступился за принца, не раздумывая ни секунды, ведь у Хосока глаза горят, в них все прекрасно читается, хотя, возможно, сам владелец этих глаз об этом пока не знает. — Но через портал я тебя выпустить не смогу, его сейчас окружили солдаты, а сотрудников выгнали, к нему не подойти. — Но как я тогда попаду на ту сторону? — хмурится альфа, теперь уже точно не видя никакого выхода, начиная сдаваться. — Другим способом, — еще тише говорит мистер Хьюз, перехватывая юношу за запястье, вытаскивая из здания, сразу же утягивая к соседнему. Они идут по какому-то коридору с множеством дверей, пока не добираются до последней в самом конце. Мистер Хьюз открывает ее и толкает волка в комнату, в которой не горит свет, но проникает множество обеденных солнечных лучей через окошки, падающих прямо на деревянный пол небольшой спальни, больше похожей на какую-то детскую комнатку. А посреди комнаты сидит малыш лет пяти, обложенный бесчисленным множеством мягких игрушек, конструкторов, машинок и вертолетов, мирно играющий с поездом и абсолютно будто бы не замечающий окружающего мира. — Папочка, — тихонечко зовет мистера Хьюза мальчик, расплываясь в нежной улыбке, смотря на родителя таким теплым и радостным взглядом. Мужчина же скорее запирает дверь в комнату и подлетает к ребенку, присаживаясь на колени рядом с ним, крепко обнимая и целуя в висок, нервно поглаживая по шоколадного цвета блестящим волосам. — Это мой сын Йен, его отец не так давно скончался, поэтому его не с кем оставлять, вот он и живет иногда со мной здесь, на базе, — объясняет недоумевающему Хосоку, продолжая прижимать к себе ребенка, не желая ни на секунду отпускать, словно боясь, что вот-вот кто-то придет за ними всеми. — Он… — хмурится волк, принюхиваясь, не веря, но узнавая сразу же этот запах, так пахнет только: — человек? — Да, поэтому ему весь день приходится сидеть в комнате, я боюсь его выпускать в наш мир. И сиделку нанимать тоже боюсь, а людей в нашем мире очень мало, ты и сам знаешь. Даже твое присутствие здесь меня напрягает, — фырчит на альфу мистер Хьюз, все еще не выпуская так мило и тепло прижимающегося к нему мальчика. — Я не причиню ему вреда, как и многие жители нашего королевства. — Неубедительно, — усмехается омега, поднимает ребенка на руки и несет к односпальной кровати, укладывая на нее, накрывая послушного и тихого мальчика лежащим рядышком пледом. — Поспи, солнышко, — ведьма целует Йена в лоб, и тот закрывает глаза, тут же проваливаясь в крепкий сон. — В принципе Вы и сами прекрасно справляетесь с причинением ему вреда, — выгибает бровь Хосок, поражаясь этим двойным стандартам. — Не сравнивай. Я знаю, какую магию могу применять на своем сыне, а какая его может погубить, мне не пятнадцать лет. — Мне нет до этого дела, я лишь прошу помочь мне и переправить на ту сторону. Я, правда, не понимаю, как мы теперь это сделаем без портала, — складывает руки на груди, снова смотря на мирно спящего малыша, над которым нависает его папа, водя над ним руками. — Нам и не нужен портал, — спокойно отвечает мистер Хьюз, прикрывая глаза, что-то нашептывая. Сначала Хосок не понимает, что делает мужчина со своим ребенком, но потом видит вокруг кровати образующееся прозрачное поле, преломляющееся от попадающих через окна солнечных лучей. — Я могу сделать собственный портал, он будет на несколько секунд, это энергозатратно и может навредить моему сыну, поэтому я сделал ему защиту. А еще такой портал небезопасен для тебя. Так что, готов рискнуть? — отходит от постели сына, ближе подходя к Хосоку. — Да, только помогите вернуть Юнги, — волк даже не интересуется тем, какие вообще риски могут быть, что может случиться с ним. Ему сейчас важно только одно, или вернее, один несносный, сумасшедший, непослушный принц, вздумавший рвануть на ту сторону и попрощаться со своей жизнью. — У тебя есть какая-нибудь маленькая вещь, которая тебе очень дорога или хотя бы которую ты часто носишь? — мистер Хьюз закатывает рукав своего медицинского халата, обнажая запястье, на котором надеты часы на тоненьком ремешке песочного цвета. Омега отстегивает украшение, снимая его с руки, пока альфа рядом прижимает ладонь к груди, сжимая что-то под футболкой, глядя на мужчину с полным недоверием. Хосок в принципе с собой особо ничего не взял кроме телефона, а сам он в спальной футболке и спортивных штанах, на нем нет ни браслетов, ни сережек, но есть кое-что, что у волков принято прятать, как в христианской вере крестик. — Это нужно для того, чтобы я не потерял с тобой связь, смог настроиться на тебя, когда буду вас с Юнги возвращать, — теперь альфа будто успокаивается и решительно снимает с шеи прятавшийся под футболкой на длинной плотной нитке круглый медальон с изображением в центре волчьей лапы. — А другого ничего нет? Я не очень-то хочу брать такую вещь в руки, — морщится омега, прижимая собственные ладони, сжимающие часы, к груди, лишь бы не трогать вещицу, висящую на протянутых к нему пальцах Чона. — Знаешь, что это? — хмыкает Хосок, обматывая нитью медальон, как бы пряча его. — Заговоренная белой ведьмой защита от темных сил, сделанная волком, — кивает мужчина, все же беря в руки чужой оберег. А Хосок утаивает тот факт, что эту защиту ему сделал его папа, когда, будучи еще мальчиком, он, защищая собственную жизнь, убил родителей и оказался в доме Кимов. — А у тебя что? — подбородком указывает на часы ведьмы. — Подарок покойного мужа, принесенный из людского мира. Лучших вещей для энергетического потока не придумаешь, — усмехается ведьма, пряча оберег волка в кармане халата, отдавая ему свои часы, которые тот для надежности, чтобы не потерять, надевает на руку. Мистер Хьюз отходит чуть дальше от Хосока, чтобы обеспечить себе побольше места. Он вытягивает обе руки вперед, несколько секунд настраиваясь, прикрывая глаза, глубоко вдыхая и выдыхая. Когда он чувствует нахлынувшие потоки собственной пробудившейся силы, омега начинает одной рукой вырисовывать подобие овала, а вторую ладонь держать в середине фигуры, медленно образующейся сначала в едва заметный белый дым. Затем, когда движения его ускоряются, дым становится все более видимым, изменяя цвет на светло-серый, затем темный, а вскоре и вовсе образуя подобие черной космической дыры. И когда окантовка сформировавшегося овала начинает искриться, слегка пугая, казалось бы, бесстрашного Хосока, которого магия никогда не впечатляла, вместо черной дыры начинают проявляться силуэты, новые оттенки зеленого и темно-коричневого, напоминающие подобие ночного леса, точно такого же, как в их мире, только в другое время суток. — Еще несколько секунд, и можешь заходить в портал. Долго я его удерживать не смогу. Я даю тебе час, чтобы найти Юнги и вернуть его, иначе заберу тебя силой оттуда либо же оставлю навсегда там, выбор за тобой, — продолжая вырисовывать рукой фигуру овала, темная ведьма начинает заметно напрягаться, когда портал становится с более четкими очертаниями леса, чувствуя, что вот-вот его сила рикошетом ударит по нему или, что еще хуже, по его спящему ребенку. Он кивает Хосоку, чтобы скорее прыгал. Альфа не мешкает, срывается с места и исчезает на той стороне портала, оказываясь посреди бескрайнего леса, лютого мороза, под светом полумесяца. Казалось бы, он волк, ему не бывает холодно, достаточно лишь выбрать какую-нибудь теплую верхнюю одежду, даже не застегивая ее. Но сейчас лес погружен в ночной морозец без грамма снега. Видимо, Юнги, как и его самого, занесло в какую-то северную страну людского мира. Хосок опомниться не успевает, поворачиваясь и понимая, что портал, будто дверь, захлопывается, и он окончательно остается один в чужом мире. Времени он не теряет, не отвлекаясь на подбирающийся холодок, окутывающий его голые руки, смотрит на циферблат чужих часов и в уме считает, во сколько он должен быть на этом же месте. Хосок понимает, что Юнги может быть действительно в сотнях километров отсюда, как и говорил мистер Хьюз, а еще он понимает, что своим ходом в человечьем обличии он не дойдет за час. Если Юнги попал в этот мир и тоже оказался посреди леса, то он с большой вероятностью применил вампирский бег, чтобы поскорее добраться до ближайшего поселения, поэтому волк решает раздеться, как бы ему сейчас этого не хотелось, складывая вещи вместе с часами между корней большого дерева, прикрывая свою одежду остатками сухой листвы и лежащими под ногами мертвыми ветками. Ему не составляет труда за считанные секунды перевоплотиться в огромного зверя, только сейчас понимая, что он в три раза больше медведя и так просто скрыться или выдать себя за лесного жителя он не сможет, потому-то ему придется действовать очень аккуратно, чтобы не напороться на людей и не напугать их. Хосок не знает, в какую сторону ему бежать, он пытается принюхаться и уловить запах омеги, но среди лесных деревьев это становится практически невозможным из-за стойкого древесного аромата. Все, что ему остается, это бежать и прислушиваться, пытаться уловить хоть какие-нибудь запахи, похожие на человеческие, чтобы напасть на след ближайшего городка или деревеньки. Пока он бежит, единственное, о чем думается: как он найдет Юнги? Это же буквально как иголку в стоге сена искать. Если найти омегу в их Королевстве, пусть и большом, но не таком бескрайнем, как человеческий мир, — полбеды, то здесь это что-то запредельное. Кажется, только сейчас до разума доходят трезвые мысли, пробужденные лютым морозом. Не может волк объяснить даже самому себе подобное поведение. Ни за что в жизни он бы не сунулся к людям, даже если бы его изгоняли из Королевства, он бы не побрезговал умолять пощадить, готов был бы принять саму смерть в свои объятия, только не покидать любимые земли. Его никогда не тянуло к самому порталу, напротив, он бы предпочел держаться от него подальше. На эту поездку решился только из-за того, что ему хотелось посмотреть на систему безопасности самого закрытого и охраняемого объекта, хотелось познакомиться с военными, сходить пару раз в дозор в этой части Королевства. Портал ему совсем не интересен. Но все мысли и желания ушли на задний план, когда он понял, что натворил Юнги. Альфа практически и не удивлен тому, что тот ринулся в мир людей, этого следовало ожидать, но почему-то Хосоку думалось, что принц на подобное все же не решится — духу не хватит. Недооценил. А теперь приходится бежать сломя голову по незнакомым землям в поисках хотя бы короткого и едва уловимого следа Юнги. Ведь Хосок не может вот так просто распрощаться с омегой, не может его здесь оставить, рано или поздно через портал придут солдаты и будут искать их обоих. И если за себя альфа вообще не беспокоится, то за Юнги почему-то это беспокойство зашкаливает так, что думать и представлять возможные последствия для принца совсем не хочется, перед глазами так и всплывают картины того, как омегу изгоняют или, того хуже, казнят. А учитывая небезызвестного покровителя и по совместительству родителя мальчишки, то все картины в голове окрашиваются не в кровавые цвета, а черные, будто сама бездна преисподней. Хосоку даже страшно предполагать, что Эйнар сделает с сыном. И тут у волка, пусть и неосознанно, но включается инстинкт защитника, просыпается желание уберечь, спасти, помочь. Он не допустит, чтобы Юнги кто-то причинял вред, он готов пойти на любые преступления, лишь бы обезопасить парнишку, укрыть от последствий его побега. Все, что ему важно сейчас — это поскорее увидеть омегу живым и здоровым, желательно, не раскрытым людьми, не пойманным солдатами, ведь Хосок не знает, поняли ли к этому времени полковник и командиры, что на самом деле у портала произошел не сбой, а нарочное отключение и самый настоящий побег. Ведь если до главных дойдет эта информация, то Юнги не поздоровится. Хосок добегает до ближайшей лесной трассы, читая на маленьком дорожном знаке название города и расстояние до него — люди совсем близко, а это значит, что шансы у волка найти Юнги возрастают. Не факт, конечно, что омеге попался на пути этот же город, но все же не проверить поселение волк не может. Единственное, о чем он не подумал, а даже если бы и подумал, то не смог бы ничего сделать, — взять с собой вещи. Ведь у него с собой, как обычно берут все волки, нет рюкзака, он сбежал из шатра в том, в чем спал, только кроссовки еще наспех натянул. В таком обличии Чон не может заявиться к людям, он ведь размером с трактор, его формы будет тяжело скрыть между улицами ночного города. Впрочем, он будет очень надеяться на то, что большая часть населения городка уже давно находится в глубоком сне, ибо на часах, судя по расположению луны на небе, давно за полночь. Чон не мешкает, срывается с места вдоль дороги, отходя от трассы недалеко, чтобы не нарваться случайно на одиноко проезжающую машину, прячась за кустами, елями, лесными деревьями. До города он добегает со своей волчьей скоростью, практически не уступающей вампирской, за считанные минуты. Он останавливается на небольшом склоне, осматривая россыпь огней ночного города и размеры, которые ему предстоит прочесать меньше, чем за час. Благо, у него есть хотя бы волчий нюх, который, возможно, сможет помочь отыскать следы Юнги и не заглядывать за каждый угол и под каждый камешек. Подбираясь к окраине города, волк натыкается на небольшую деревушку с редкими домами и дачами. Пожалуй, с нее он и начнет свои поиски. Пробираясь через узенькие улочки, Хосок очень старается не задеть ничей забор своими боками и, самое главное, не попасться людям на глаза. Собаки, охраняющие покой своих хозяев, даже и не реагируют на него, будто бы принимая за своего, а кошки прячутся по углам, им хватает гоняющих их с одного до другого двора псов, а тут еще и гигантское чудище нарисовалось. Альфа не реагирует ни на одно живое существо, кроме изредка мелькающих в окнах людей, прячущихся за тюлем и шторами. При виде хозяев домов, не спящих в такой час, он старается пригибаться в надежде, что заборы и оградки хоть как-то его смогут укрыть от опасности быть замеченным. Хосок не забывает принюхиваться, улавливая легкие нотки аромата, явно не сочетающегося с местными запахами: людей, животных, в целом протекающей в этом мире жизни. Именно на этот запах альфа и реагирует, следуя за ним словно умелая ищейка. Источник запаха чужака Хосоку искать приходится не долго, правда, даже когда он видит мальчишку, ради которого пожертвовал своей жизнью, на расстоянии нескольких метров, запах не усиливается, и альфа даже понимает почему. Он не долго думая перешагивает через забор, превращаясь обратно в человека, подходя к приоткрытому окну, у которого покачивается белоснежный тюль, пропуская в молочного цвета комнатку морозный воздух. Юнги не сразу замечает Хосока, полностью увлеченный лежащим в колыбели младенцем, который сосет пальчик и смотрит на крутящиеся над ним игрушки под тихую мелодию, иногда поглядывая на звездочки на потолке, кружащиеся и мерцающие, благодаря ночнику в углу комнаты. Омега случайно наткнулся на этот дом, когда проходил мимо, заметив в окне стоящего омегу и альфу рядом с ним, которые укачивали своего ребенка на руках. Когда родители покинули спаленку младенца, оставив его засыпать под мирную колыбельную, Юнги решился пробраться к мальчику через окно, слегка ударив по нему ребром ладони, чтобы открыть. Когда принц оказывается у самой кроватки малыша, рукой покачивая колыбельку, улыбаясь человеческому детенышу, он улавливает, как порывом ветра с незакрытого окна до него доносится знакомый запах, которого здесь точно не должно было быть. — Хосок, — вздрагивает омега, убирая руку от кроватки тихого, но все еще бодрствующего ребенка. — Что ты здесь делаешь? — игнорирует обнаженное тело, уже привыкший к тому, что волки частенько бродят голыми из-за своих превращений. — У меня к тебе тот же вопрос, — шипит альфа, чувствуя себя сейчас в большем комфорте голым, но в человеческой шкуре, чем в волчьей посреди людского мира. Он перелезает через окно и тоже попадает в дом к людям, прикрывая форточку, чтобы не дул ледяной ветер и малыш ненароком не заболел. — Нам нужно идти, Юнги, мне дали очень мало времени, чтобы тебя вернуть. — Кто тебе дал время? — настораживается омега, хмуря лоб. — Мистер Хьюз, он знает, что ты сбежал, но прикрывает тебя как может. У нас есть с тобой всего один шанс вернуться домой, иначе мы застрянем тут. — Ты вернулся за мной, — едва слышно выговаривает принц, кажется, только сейчас осознавая поступок Хосока. Зная, как это опасно, зная, что дороги назад может и не быть, он все равно пришел за Юнги. — Идем же, — подгоняет его альфа, протягивая руку, все так же стоя у окна, не желая проходить дальше. — Подожди, — поворачивает голову обратно к выглядящему задумчивым ребенку в колыбельной, который блестит своими глазами и смотрит на Юнги так внимательно, изучает словно. — Иди сюда, посмотри на него, — омега протягивает руку к малышу, а тот сразу ее хватает и играет с пальцами, пытаясь утянуть их в рот, но принц не дает, чтобы слабый организм не подхватил никакую заразу от него. Мин убирает ладонь от лица, поглаживая теплый живот, спрятанный под мягким комбинезончиком. Хосок тем временем мешкает, все еще не желая так рисковать, понимая, что в любой момент могут вернуться родители ребенка и увидеть максимально странную картину. Все же альфа подходит чуть ближе к кроватке, перед этим хватая с кресла-качалки, стоящего у окна, плед, накидывая его на плечи и плотно укутываясь, пряча собственное обнаженное тело. Волк смотрит на ребенка с опаской и даже некоторой незаинтересованностью. Что он, детей не видел, что ли? Его нынешняя семья большая, в ней столько детей разных возрастов, а когда-то все они были такими же маленькими. — Ты слышишь, как бьется его сердце? — Юнги осторожно кладет руку на грудь мальчика, чувствуя человеческое тепло. — Его дыхание, как течет внутри него кровь. Здесь есть жизнь, Хосок, настоящая жизнь, — омега говорит тихо, чтобы и родителей не разбудить, и ребенка сильно не тревожить своим голосом. — Здесь есть развитие, изменения. Это маленькое существо станет совсем взрослым через каких-то восемнадцать лет. А что будет со мной через восемнадцать лет? Ничего. Я останусь точно таким же, как сейчас, на моем лице за столько лет не появится даже маленькая морщинка. А мое сердце будет таким же мертвым, как и сейчас. Я не заболею простудой, не подхвачу вирус, мое тело никогда не станет теплее, — Хосок больше не смотрит на мальчика, мирно лежащего и смотрящего, как катится одинокая слеза на бледном лице незнакомца, чья холодная рука покоится на его животике. Теперь волк смотрит только на Юнги, следя за его нескрываемой грустью в глазах. — Когда я состарюсь наконец, у этого ребенка будут правнуки, жизнь будет кипеть и идти полным ходом, тогда как я буду лишь ждать, когда мое тело превратится в камень, будто бы оно сейчас чем-то отличается от него, — грустно усмехается Юнги, утирая ладонью дурацкие слезы, мешающие рассмотреть жизнь в глазах чудного маленького создания. — Он проживет, да помогут ему Боги, до ста лет. Его настигнет глубокая старость и смерть. А что же я? Буду скитаться на этой земле четыре столетия, прежде старость настигнет и меня. Хосок, зачем мне столько лет жизни? — наконец принц поворачивает к стоящему рядом альфе голову, словно действительно ожидая ответ на так волнующий его вопрос. — Что хотела природа от меня, когда создавала меня вампиром? Для чего я должен столько прожить? — Юнги, к тебе природа была благосклонна, что подарила такую жизнь. Этот ребенок, возможно, всю жизнь будет переживать за время, бояться чего-то не успеть, ведь его жизнь так коротка, он все время будет куда-то бежать, переживать и сокрушаться, как это делаешь ты, о том, почему природа к нему жестока и не сделала его бессмертным, — Хосок высовывает одну руку из-под пледа и кладет ее на плечо омеги, приобнимая так тепло и поддерживающе, прижимая к своей груди. — Все, что ты сказал, это лишь подтверждение моих слов. Его жизнь будет кипеть, тогда как моя будет протекать мучительно медленно, — шмыгает носом, прижимаясь щекой к теплой груди альфы. — И ты не ответил на мой вопрос: на что мне тратить столько времени? — На что угодно, — пожимает плечами Хосок. — На себя, на путешествия, на достижение целей, кстати, их тебе и надо бы найти. На карьеру, на любовь, на детей. — Не могу представить себя родителем, — усмехается омега, поглядывая снова на младенца, который улыбается этим двоим. — А любовь… это так тяжело найти того самого. — И тяжело не только нам в любви, но и людям, а тем более с тем количеством времени, которое есть у них в запасе. Многие люди умирают, так и не познав самой настоящей, вечной любви. А у нас шанс выше, — Хосок аккуратно отстраняет от своей груди омегу, приподнимая его подбородок, заглядывая уже не в такие грустные глаза, видя в них тепло и благодарность за поддержку. И в этот момент что-то у альфы щелкает, отключая остатки сознания, а тело становится ватным, подвластным лишь одному сердцу. Он тянется к лицу принца, продолжая двумя пальцами держать подбородок омеги, прикасаясь к холодным и мокрым от слез губам, оставляя такой целомудренный поцелуй, не проникая языком, а лишь поверхностно согревая своим теплом. Юнги не сопротивляется, словно подвластным чужому влиянию становится, прикрывая глаза, позволяя Хосоку оставлять мягкие поцелуи на его губах, уголках, щеках, по линии скулы и даже на шее. Омега никогда не чувствовал такого жара на собственном лице, будто в эти секунды он превращается в человека, кажется, даже слыша, как сердце начинает стучать, а кровь — бурлить. Принц впервые ощущает себя настолько живым, впервые ощущает, как чужое тепло проникает вовнутрь него и разливается, словно патока, а темнота души рассеивается золотыми, горячими, но не обжигающими лучами, заполняя все пространство пушистой легкой ватой, на которую так хочется упасть и улетать в бескрайние грезы блаженства, пока поцелуи Хосока сменяются на мягкие объятия. Волк потирается щекой о щеку вампира, гуляя ладонями по лопаткам омеги, сжимая ткань его футболки. Юнги тонет в этом ощущении безопасности и райской легкости, повисая на руках альфы, позволяя тому прижимать к себе так, словно он нашел того, кого всю эту и прошлые жизни искал, скитаясь во мраке и холоде одиночества, не видя перед собой ни одного лица. Теперь он видит единственное, четкое, не расплывчатое, как у других. Это лицо белоснежное, с глубокими черными глазами, пленяющими и утаскивающими в бездну неизведанного, но до дрожи приятного чувства. Хосок прижимает омегу к себе так, словно боится вновь потерять, не желая отпускать, а то вдруг снова куда-нибудь убежит или попадет в очередную опасную ситуацию. Волк куда угодно за ним пойдет: хоть на край света, хоть в другой мир, хоть в на тот свет — теперь он это четко осознает, не сопротивляясь, а принимая это как факт, от которого и бежать-то больше нет смысла, — Хосок его не видит, ведь он правда нашел в этой жизни последний и самый главный пазл, встающий прямо на пустое место посреди сердца, идеально дополняя его и завершая. Альфа знал, что его чувства давно не такие, как прежде, знал, что он изменился в тот самый момент, когда внутренний зверь перестал рычать на Юнги, а наоборот, стал урчать рядом с ним. Юнги же ощущает себя в этот момент парящим над землей. Все тревоги, переживания и грусть куда-то в момент улетучиваются, все беспокоящие его вопросы разом исчезают из головы, оставляя после себя лишь приятную легкость. Сердце, застучавшее в такт какой-то мелодии, мурлычет, а внутренний демон ластится к чужому зверю, усаживаясь у лап покоящегося внутреннего волка Хосока. Они словно правда собрали картину, расставив все элементы по своим местам, не желая больше ходить вокруг да около, игнорируя собственные чувства. И от их капитуляции, от разрушенных защитных стен становится только приятнее с каждым разом, все напряжение и стресс по щелчку сходят, оставляя прятавшееся, а теперь царствующее великое чувство, которое вскоре точно разрастется до той самой настоящей и вечной. — Нам пора, — шепчет Хосок, с болью отстраняя от себя Юнги. Он бы вечность так стоял, вдыхая горько-сладкий, освежающий, как тот самый мороз за окном, запах омеги. Юнги не сопротивляется, последний раз смотрит на ребенка, улыбаясь тому, как крохотные глазки медленно закрываются и чу́дное человеческое создание проваливается в блаженный сон под аромат летающей в воздухе любви. Они открывают окно, и первым вылезает омега. Хосок снимает с себя плед, складывает его аккуратно и кладет на место, следуя за принцем. До леса они добегают так же, как добрались до городка: через дворы, прячась от света фонарей, стараясь не привлекать к себе много внимания, пользуясь покровом ночи и мирно спящими жителями. Юнги лавировать между домами, не попадаясь, легче, ведь он выглядит с виду как человек, пока не переходит на свой вампирский бег, напоминая пулю. А вот Хосока снова напрягает шкура волка. Иронично. Обычно ему в этом обличии комфортно и удобно, даже лучше, чем в человеческом. Он любит в таком виде бегать по лесам, но не сейчас и не в этом мире. Когда они оказываются оба у входа в чащу леса, Хосок оказывается впереди, а Юнги следует за ним, понимая, что, кажется, волк точно знает, куда им нужно бежать. Преодолеть сотни километров не занимает шибко много времени с их-то скоростями. В какой-то момент волк замедляется, переходя на медленный бег, останавливаясь, в конце концов, у высокого дерева, чем-то напоминающее их священное Вековое древо в лесах академии. Альфа снова принимает человеческий облик и начинает искать свою одежду, оставленную у корней, спрятанную под ветками. Ему хватает нескольких минут, чтобы переодеться, пока Юнги ждет его в стороне, разглядывая такое красивое тату крыльев на спине волка, вновь рассматривая изображение драгоценных камней, рассыпанных на перьях, стараясь думать только о тату и не вспоминать их поцелуй, от которого тут же начинает бросать в жар и проступает румянец на белоснежных щеках, сразу же выдающий все мысли омеги. — У нас есть еще несколько минут до того, как появится портал, — Хосок надевает часы ведьмы на запястье, сверяя время. Когда он поднимает глаза на Юнги, то понимает, что их обоих начинает одолевать неприятное чувство неловкости, а когда щеки омеги все же розовеют, волк уже точно понимает, что неловкость эта связана именно со случившимся в детской комнатке. — Что будет дальше? — принц опускает глаза, смущенный взглядом альфы. — Мистер Хьюз на нашей стороне, думаю, он не станет говорить о побеге, иначе всем придется несладко. — Я не об этом, — громче, чем хотелось, перебивает Хосока, глядя на него исподлобья, теребя, как провинившийся ребенок, подол собственной футболки. — Ну а чего ты хочешь? — голос юноши смягчается, он делает несколько шагов в сторону Юнги. В ответ тишина, лишь неловкое пожимание плечами и поджатые губы в тонкую линию. — Можем сделать вид, что ничего не было, если тебе будет так комфортнее. — Не хочу, — машет головой, хмуря лоб и чувствуя боль в груди лишь от одного осознания, что все забудется. Он не хочет ничего забывать, а хочет вспоминать снова и снова, а еще лучше, проживать это «снова» в реальности. — Тогда можем ничего не забывать и следовать воле судьбы, — альфа позволяет себе дотронуться до щеки Юнги, притягивая его к себе, вновь целуя, но уже не так целомудренно, как в доме, а с небольшой дерзостью, проникая в несопротивляющийся рот языком, аккуратно, но с напором целуя млеющего в руках парня. Юнги только входит во вкус, с жадностью отвечая, хватаясь за сильные плечи волка пальцами, оттягивая рукава футболки так, что они вот-вот вовсе оторвутся. Как их ослепляет какая-то вспышка сбоку, Хосок резко прерывает поцелуй, хватает принца за запястье и утягивает в открывшийся портал, вновь оказываясь посреди комнаты мистера Хьюза. — С возвращением, блудный сын, — хмыкает ведьма, по-доброму улыбаясь Юнги. Он не зол на него, ведь все прекрасно понимает, когда-то он и сам был на месте вампира. Хьюз, чуть присмотревшись, начинает отчего-то хрипло смеяться. — А вы времени зря не теряли, — подмечает взглядом их сбившееся дыхание и покрасневшие губы. Но смех в тот час же прекращается, смущение парней сменяется на страх, когда все они слышат приближающиеся грузные шаги, да, судя по звуку, не одного существа. — Открывай, Хьюз, это приказ! — слышится крик полковника с той стороны. — Быстро сюда, — ведьма тянет Юнги к кровати собственного сына, усаживая его на край, а Хосока в кресло напротив, впихивая ему в руки детскую книжку. — Хьюз! — крик усиливается, а ручка начинает дергаться вместе с дверью. — Хватит орать! — шипит ведьма, все же открывая дверь, но не спешит пропускать незваных полковника, командиров и пару солдат. Правда, Рид приглашения и не ожидает, отпихивает с прохода мужчину, что тот аж в стену отлетает, а сам проходит в чужую спальню. Юнги на полковника не смотрит, глядит только на спящего ребенка, поглаживая его по голове, пытаясь скрыть дрожь в теле. А Хосок, открыв книжку, поднимает на незваных гостей взгляд, полный непонимания, приподнимая бровь в явном вопросе. — Чем вы тут занимаетесь? — продолжает повышать голос полковник Рид, ближе подходя к кровати, чтобы посмотреть, что скрывается за туловищем Юнги. — Ты можешь заткнуться? У меня ребенок спит! — громко шепчет опомнившийся мистер Хьюз, подлетая к альфе, хватая его за локоть в попытке оттянуть от кровати. — Папочка? — сонно тянет Йен, пробудившийся ото сна. — Папочка здесь, солнышко, — подлетает к сыну, тут же меняя голос с разгневанного на милый и тихий. — Спасибо тебе большое, я два часа уложить его не мог. Сволочь ты, Рид, — прижимает ладонями уши мальчику на последних словах. — Вы че за цирк тут устроили? Какого хрена ты, — показывает на Хосока, — не в шатре, а тебя, — показывает пальцем на Юнги, — мы вынуждены искать по всей базе, гоняя своих людей? — Это я попросил Юнги присмотреть за Йеном, пока уходил на обед, он мне вон, помог его спать уложить. А Хосок просто его искал, волновался, я его отправил сюда, — вновь встревает ведьма, не давая детям сказать, чтобы не наговорили лишнего. — То есть я должен в это поверить? — усмехается полковник. — Ты же на километр к своему ребенку никого, кроме людей, не подпускаешь. — Мне не с кем было оставить его, а первый, кто попался под руку, был Юнги, вышедший из шатра в туалет. К тому же рано или поздно Йен все равно будет общаться с такими, как мы, — голос у Хьюза дрожать начинает, ведь теперь даже он не верит в свою ложь, однако раз начал, то нужно легенду до конца довести. Полковник Рид смотрит на ведьму очень долго, молчит, будто бы дает шанс сознаться здесь и сейчас. — Вы оба, подняли свои задницы и марш по постелям! — приказывает Рид, намеренно повышая голос, пугая этим Йена, который начинает плакать. — Пошел вон, пока я тебя не проклял! — шипит на альфу Хьюз, крепче прижимая к себе мальчика, покачивая его на руках, взглядом будто бы пытаясь убить диктатора. Юнги и Хосок не мешкая встают со своих мест и следуют за солдатами, пока тут не начались метаться молнии и не разверзся пожар. Командиры уводят юношей в коридор, принц опускает голову и берет Чона за руку, коротко ему улыбаясь, на что получает точно такую же поддерживающую улыбку, словно говорящую, что все позади и теперь не о чем волноваться. — Не советую тебе выебываться и строить козни за нашими спинами, не забывай, что тебя помиловали только из-за того, что ты тогда был беременным, — последнее, что кидает ведьме на прощанье полковник, стоя в дверном проеме, напоминая омеге о боли по потерянному первому ребенку, которого он так и не смог родить. Когда Юнги и Хосок оказываются в шатре, они громко и от всей души выдыхают, теперь уже без стеснения улыбаясь друг другу, набрасываясь с объятиями. Волк прижимает к себе Юнги крепко-крепко, словно боится вновь потерять, а омега безостановочно гладит скрытые под футболкой перышки мощных крыльев, как бы пытаясь успокоить и извиниться за то, что Чону пришлось ради него идти на такое. — Обещай, что больше не убежишь. Пожалуйста, — шепчет волк, носом вжимаясь в плечо омеги, вдыхая этот проникающий в самое сердце аромат, от которого Хосоку приходит понимание значения слова «любовь». — Мне больше незачем убегать, — отвечает ему принц, тепло улыбаясь от приятного жара чужого тела и запаха, который раньше его раздражал, а теперь кажется самым любимым и лучшим из всех, что Юнги когда-либо чувствовал.

🌙✨🩸

Лэйв стоит посреди небольшой комнатки, рассматривая рабочий стол одной белой ведьмы, мысленно усмехаясь самому себе оттого, что на столе завалы книг, к которым он не может притронуться и заглянуть в тайны, что они хранят, контрастирующие с валяющимися украшениями: сережками, раскиданными по углам, ожерельями, чокерами, браслетами, но больше всего на столе валяется колец. Мужчина даже удивляется, как этот мальчишка ничего не теряет в таком бардаке. Он неосознанно поворачивает голову в другую часть комнаты, замечая второй стол для учебы, видимо, соседа, на котором чистота, все книжки и тетрадки разложены по стопочкам, карандашик к карандашику, словно владелец этого стола страдает перфекционизмом. Впрочем, Лэйву не особо интересно изучать чужие столы, однако его взгляд все же неконтролируемо цепляется за рамку с фотографией в углу парты с творческим беспорядком. Внезапно альфа чувствует боль в области груди, удивляясь тому, что там все еще что-то может болеть. Ему казалось, что эта ненужная вещица внутри давно умерла, иссохла и растворилась в прогнившей крови. На фотографии он видит стоящего в середине Чимина, который крепко прижимает к себе того, чьего отца Лэйв презирает, как и само отродье, рядом стоящее. А по другую сторону от Чимина стоит Мари, сдержанно улыбающийся, придерживающий сына за талию. Мужчина вновь самому себе ухмыляется, не видя сейчас, что в его обычно холодных и бесчувственных глазах отражается капля боли вместе с сожалением и грустью. Как бы он ни плевался ядом в сторону верховной и того прошлого, что их объединяло, как бы он ни ненавидел омегу, Лэйв не может отрицать, что порой он действительно скучает. Сожалеет, что в погоне за троном потерял нечто важное, особенное и по-настоящему ценное. Лэйв, не в силах больше смотреть на фотографию, часть которой хотел бы забрать с собой, но даже погладить пальцами любимые лица не может сейчас, насильно отворачивается и упирается сверкающими во тьме спальни и пробирающегося сквозь окно лунного света глазами, разглядывая теперь спящего Чимина. Омега так очаровательно дует губы во сне, подкладывая под щеку плюшевую игрушку желтого цыпленка, от которого сейчас мало чем отличается. Мужчина идет неспешно, настолько заворожен красотой и привлекательностью юного создания, от которого чувствует близкую его душе силу, забывая о том, что он не издаст ни единого звука и не разбудит омегу, пока не начнет говорить. Ведь даже если бы он на себя нацепил гремящие украшения, даже если бы специально топал массивными ботинками, даже если бы швырнул какую-нибудь попавшуюся под руку вещицу, не смог бы разбудить ни единой души в этой комнате. Лэйв присаживается на край постели и дает себя время для того, чтобы просто неспешно разглядеть каждую маленькую деталь в лице Чимина. Мальчик почти и не похож на своего папу, альфа не видит практически ни одного сходства, кроме чарующей красоты, которая способна заворожить, приманить и навсегда к себе привязать. Лэйв однажды тоже так привязался, пленила его чужая внешность, до сих пор не отпускает, до сих пор старые чувства пробуждает. И в эту секунду эти чувства в Короле Изгоев начинают закипать с каждым его приближением к мальчишке. Он видел Чимина вживую последний раз, исключая их «свидание» в лесу, двадцать лет назад. Помнит, как тот лежал в своей светлой кроватке, дергал ножками и ручками, улыбался мужчине, кряхтел и поблескивал огромными глазами-бусинами, в которых уже тогда Лэйв видел для себя опасность и одновременно чувствовал чрезмерную гордость. С тех пор все сильно изменилось, кроме двух вещей: у омеги все такие же светлые, золотые волосы, после взгляда на которые Лэйв неосознанно смотрит на собственные свисающие пряди, давно выкрашенные в белоснежный цвет. И глаза, сейчас закрытые, но отпечатавшиеся в памяти с их недавней встречи. Глаза может и поменяли цвет, став со временем светлее из-за пробудившейся силы. Такое с детьми бывает, с возрастом радужка переходит в другие оттенки в зависимости от силы существа: будь то волк, ведьма или вампир. Но вызывают в Лэйве абсолютно те же самые чувства: гордость и страх. Никого на своем пути мужчина никогда не боялся: ни верховную, ни ее верных королей, ни тем более устрашающих стай волков и вампиров, которых так отчаянно отправляли гнаться за ним. Страх пробуждает лишь этот мальчишка, но это ощущение отчего-то нравится Королю Изгоев, он уважает его, понимая, что, возможно, перед ним достойный соперник. И даже если бы Лэйв мог, он бы ни за что не причинил вреда Чимину, воспользовавшись его беззащитным состоянием. Вовсе не из-за чувства гордости или отголосков совести — ее он давно похоронил. Здесь дело в другом. Лэйв, посвятив драгоценные минуты действующей магии на то, чтобы внимательно разглядеть лицо, освещаемое серебряной луной, понимает, что не сможет прикоснуться к мальчику, все же решает создать хоть какую-то иллюзию контакта. Он медленно проводит практически прозрачной, как и он сам, рукой по золотым прядям омеги, естественно, не чувствуя их шёлковой мягкости, а затем наклоняется к Чимину и оставляет в буквальном смысле невесомый поцелуй на лбу, прикрывая глаза, морщась от боли, которую внезапно ощущает где-то глубоко в душе и остатками едва живого сердца. В нем ненависть и злость вскипают как по щелчку, и ему с огромным усердием приходится перебарывать в себе эти эмоции, чтобы не зарычать, чтобы не приказать своему народу напасть на Королевство прямо сейчас. Он открывает глаза и видит все так же мирно спящего мальчика, на которого сквозь гнев в зрачках пробивается взгляд, полный нежности и любви. Лэйв даже не дергается, когда Чимин внезапно открывает глаза и видит рядом с собой уже знакомый, пугающий до остолбенения светло-белый фантом, у которого зрачки опасно сверкают, словно зверь или ночной демон, пришедший по его душу. Омега подскакивает на локтях и отодвигается к изголовью, отчаянно прижимая к себе любимую игрушку, надеясь, что она сможет хоть как-то его защитить. — Только не кричи, — тихим, хрипловатым голосом просит Лэйв, не реагирующий на такое поведение омеги. — Как Вы сюда попали? — заикаясь, пытается выговорить каждое слово, чувствуя, как челюсть словно немеет от страха. Он вспоминает, что не один в комнате, поворачивает голову к спящему Тэхену, и едва осознавая свои действия, взмахивает рукой в его сторону, накладывая на него едва заметный магический барьер, чтобы защитить друга от Короля Изгоев. — Не трать силы зря, — усмехается мужчина, взгляда с мальчишки не уводя. — Я не смогу причинить вреда ни тебе, ни ему, — Лэйв резко вытягивает полупрозрачную руку в сторону Чимина, пронзая его грудь насквозь, чтобы тот удостоверился, что ничего не чувствует, кроме легкого щекотания. Омега сначала дергается, а потом с удивлением смотрит на свое туловище, пронизываемое чужой конечностью. — Я лишь фантом, голограмма, если по-современному выражаться. — Что Вам здесь нужно? — шипит Чимин, уже более бесстрашно смотря на своего врага. — Пришел поговорить с тобой. К сожалению, только ночью ты относительно один. Ты ведь у нас популярная школьная личность, все вокруг тебя вьются, — тянет с какой-то явной издевкой, насмехаясь над омегой. — В лесу ты теперь редкий гость, да и территорию более тщательно стали проверять. Еще и эта псина рядом с тобой все время, — меняется в своем настроении как по щелчку, обнажая клыки. Его взгляд падает на небольшого вырезанного из дерева волка на плотной нити, что висит у Чимина на шее. — Зачем ты носишь эту дешевку? Отпрыск Аудульва даже не способен подарить тебе что-то стоящее, — от Лэйва так и сквозит неприкрытой ненавистью к тем, о ком он говорит. — Убирайтесь! — омега кидает в него любимую игрушку, которая ожидаемо пролетает сквозь, падая на пол. — Никто не смеет оскорблять Намджуна, — волна ярости поднимается в его янтарных зрачках, что начинают сверкать, грозясь испепелить сейчас все, что ему попадется под руку. — Ты так сильно любишь его? — самодовольно улыбается, складывая руки на груди, закидывая ногу на ногу. — Не мог найти кого-то получше? Из наших, например. — Не много ли Вы знаете обо мне и моей личной жизни? — щурится Чимин, повторяя за Лэйвом, тоже складывает руки на груди и упирается спиной и затылком в изголовье кровати. — Не Ваше дело, кого я люблю. — Пока не мое, — поправляет его Лэйв, добиваясь этого очаровательно забавного взгляда, полного возмущения. Чимин красив настолько, что даже его злость выглядит привлекательной — это у него от папы. — Я не хочу Вас ни видеть, ни слышать. Еще раз повторяю: уходите, — спокойно просит омега, с трудом утихомиривая внутри себя бушующий океан гнева. — Сначала мы поговорим, — настаивает мужчина, не торопясь исполнять чужую просьбу. — Скажи мне, дитя, ты в восторге от того, что в вашем Королевстве молодые юноши вынуждены друг против друга состязаться за корону до последнего сдавшегося? Это же не выборы, а игра на выживание, только без смертей, — пожимает плечами Лэйв, выглядящий абсолютно расслабленным, будто обсуждает последние новости погоды, игнорируя тот факт, что сейчас на часах глубокая ночь. — Какая разница, как я к этому отношусь? Это наши традиции, которые мы, в отличие от вас, чтим. — Вы просто слепое стадо идиотов, выдающее бесхребетность за любовь и уважение к истории и традициям. Если бы вам сказали, что нужно было бы убивать соперников, вы бы тоже это делали? — выгибает бровь, глядя на Чимина, как на недалекого дурачка, отчего омеге становится крайне неприятно и вызывает лишь новую волну ярости. — Может, это у вас в Дрангаре до такого могли бы додуматься, но у нас верховная и короли заботятся о своем народе и никогда подобного не допустили бы. — Ну то есть, ты все равно согласен с тем, что тебе нужно доводить кого-то до изнеможения, в том числе и своего дружка, — голову наклоняет в сторону, показывая на Тэхена, — чтобы завоевать трон? Ты согласен с тем, что твои же друзья будут нападать на тебя? — На меня они не станут нападать, как и я на них. Кого-то из нас выведут из «игры» другие участники, — хмыкает Чимин, не ведущийся на провокации. Они с друзьями уже очень давно осознали и приняли тот факт, что им придется выйти друг против друга, но каждый понял, что на самом деле нет смысла им состязаться друг с дружкой, потому что на поле будут сотни других участников, которые с большей вероятностью могут оказаться сильнее или ловчее их. — А если нет? — будто бы пробирается до самых потаенных мыслей омеги, вытягивая на свет то, о чем он беспокоится. — Тогда мы будем биться, — честно признается юноша, поворачивая голову, смотря на спящего Тэхена, которого каждую секунду своей жизни готов оберегать, но через считанные месяцы они действительно могут столкнуться лбами. Тренировки не помогают, все эти сеансы с психологами и наставниками, которые пытаются прорабатывать такие моменты, прекрасно понимая, что на поле боя могут оказаться друг против друга не только друзья, но и любимые, а у кого-то и вовсе братья-одногодки. Это не просто соревнование за медаль, а самая настоящая схватка за территории, за власть и всевластие. Борьба за корону, которой, на самом деле, каждый хочет коснуться. И как бы Чимин ни пытался не принимать близко к сердцу манипулятивные фразы Короля Изгоев, как бы ни пытался напоминать себе, что перед ним зло, стремящееся выбить его из колеи и поселить сомнения, боль все равно охватывает его, и Лэйв так легко выигрывает, когда омега чувствует бегущую по его щеке первую слезу, а в глазах отражается мирно спящий образ друга. За одинокой слезой приходит и целый океан, а за ним и накатывающая истерика. Состязания — больная тема для очень многих выпускников. Да, никто не умирает, а все физические травмы будут легко исцелены, но психика пошатнется, а тот, кто выиграет, займет трон, и на его плечи свалится огромная ответственность, которую, как бы они ни хотели заполучить корону, не готово нести подавляющее большинство претендентов. Чимину тема с состязаниями тоже не нравится. Он мечтает стать верховной, мечтает, чтобы на троне с ним сидел рядом Намджун, но не таким путем, не тогда, когда придется насильно выбивать из Тэхена единственное слово: «сдаюсь». — Почему они заставляют тебя и твоих друзей так страдать? — Лэйв смягчает голос, и на секунду даже кажется, что он правда сочувствует. Мужчина тянет руку к лицу мальчика, чтобы смахнуть непрошеные слезы, позабыв о том, что все еще не может прикасаться к кому-либо или чему-либо. Впрочем, Чимин и сам дергается, не давая к себе притронуться. Он смотрит на Лэйва с очередной порцией злости, вырывающейся сквозь слезы обиды и горечи. Ведь это Король пробил его сейчас на такие чувства, которые ведьма предпочла закрыть далеко-далеко на задворках сознания. А еще Лэйв прикоснулся к самой серьезной травме Чимина — тот против выборов такого типа, считая их древними и негуманными. — Вам-то какое дело? Это ведь из-за Изгоев, — шипит юноша, шмыгая носом, игнорирует продолжающие течь слезы, щекочущие щеки. — Если бы не ваша жажда власти, если бы не ваши предки, которые решили, что передавать корону по наследству — несправедливо, моим предкам не пришлось бы прибегать к подобному решению. — А тебе не кажется, что это твои предки виноваты? Они могли бы придумать что-нибудь получше. Ты не считаешь, что твой дорогой папочка виноват в том, что до сих пор не набрался смелости для того, чтобы отменить состязательную систему выборов? Мы живем в современном мире, но вы все еще чтите разрушающие вас традиции. — Какое Вам дело до того, что у нас происходит и какие традиции мы чтим? Разве наши страдания не должны приносить Вам наслаждение? — Чимин щурится, смотря прямо в глаза альфы, пытаясь прочитать в них хоть какие-то намеки на ответы. — Они и приносят, — усмехается Лэйв. — Но я бы не хотел, чтобы ты плакал, — честно признается, замечая, как глаза напротив расширяются в нескрываемом удивлении. — Не спрашивай почему, — перебивает сразу же, как только Чимин открывает рот. И в этот момент сам альфа вдруг меняется во взгляде, его глаза больше не говорят о чрезмерной, не умещающейся в одном этом теле уверенности. Тут скорее наоборот — он внезапно потерянным и уязвимым становится. — Я все же спрошу, — не отстает белая ведьма. — Почему? Почему Вы ходите за мной? Почему снова пришли ко мне? Из-за того, что я сын верховной? Тогда я давно должен лежать в земле, разве не так? — Ты пытаешься мыслить логически, упуская одну важную деталь, — Лэйв вдруг начинает нервничать, поднимаясь с чужой постели, поворачиваясь к парнишке спиной. — Я чувствую, что Вам что-то нужно от меня, но, каков бы ни был Ваш план, я не помогу Вам. Не стану, — мужчина на эти слова только грустно и тихо смеется, опускает голову, но взгляда его Чимин все еще не видит. — Знаешь, я кое-что осознал для себя сейчас, — он вдруг разворачивается к ведьме, смотрит долго и пристально, вновь рассматривает лицо напротив, смущая омегу. — В любом случае, — не дав ответ на немой вопрос в глазах Чимина, — я был рад увидеть тебя вновь, — он подходит снова к постели, смотрит сверху вниз на юношу. — Ты красивее луны и солнца. Ты красивее всех на этом свете, — «мой дорогой мальчик» — тонет несказанное вслух, но больно отбивающееся в сердце. — Надеюсь, мы видимся не последний раз, — улыбается ему, хочет вновь попытаться прикоснуться к молодому личику, но одергивает себя и начинает отходить от чужой кровати, взгляда не отводя, пока не упирается в подоконник. Последнее, что видит Чимин, это вновь ту самую добрую и ласковую улыбку, будто они не враги, а кто-то гораздо ближе, чем кажется на первый взгляд. Затем Король Изгоев поднимает руку и сверху вниз проводит ею по своему лицу, заставляя фантом превращаться в смешанную дымку, которая со временем испаряется, не оставляя от себя ни следа. Чимин сползает с изголовья, укладываясь вновь на подушку, смотря пустым взглядом в сторону окна, у которого минутами ранее стоял Лэйв. Омеге вдруг так холодно становится, что он пытается закутаться в одеяло, которое не приносит никакого тепла. Холод этот идет изнутри, словно пронизывающий до костей сквозняк, от которого никак не избавиться, никак не заполнить пустоту, оставшуюся после Короля Изгоев. И если в душе чистое поле, то в голове рой мыслей, одна за другой сменяющихся, не дающие омеге их обмозговать и вообще осознать. Он думает и о состязании, и о друзьях, и о системе, о которой они только что говорили. Но то, что застывает надолго перед его глазами и прокручивается в голове — это последние слова Лэйва вместе с этой очередной порцией непонятной и абсолютно не совмещающейся с его образом доброты и глаз, полных любви. С чего бы это вдруг? Неужели возможно настолько правдиво сыграть подобные чувства, чтобы поселить в омеге сомнения? Откуда тогда эти странные ощущения, будто они уже виделись когда-то давно, много лет назад? Эти же ощущения были в прошлый раз, после встречи в лесу. Лэйв оказывается в большом каменном зале, на стенах которого горят факелы, а вокруг многоэтажные шкафы, заваленные древними книгами, зельями, настойками и ингредиентами. Его едва держат ноги, он спотыкается и упирается в первый попавшийся рабочий стол, чувствуя слабость в конечностях. К нему тут же подбегают его подчинённые, которые заваливают вопросами, даже не доходящими до разума Короля. Он чувствует на своем теле чужие руки, пытающиеся помочь, привести в чувства, но внутри только пустота и переполняющее чувство боли. И ему это до бешенства не нравится. Ведь он тот, кто доставляет окружающим боль, он тот, кто пытает, издевается, подчиняет себе. Он Король боли и смерти. Так почему после встречи с мальчишкой, он мало того что напрочь забыл о плане, разработанном им же, так еще и теперь едва держится за реальность, ощущая дикую слабость в каждом сантиметре своего тела? И дело тут вовсе не в сильной магии, с которой ему помогало сразу несколько темных ведьм и магов. Дело в странных чувствах, доселе неизвестных Лэйву. — Пошли вон! — внезапно взрывается Король, крича на своих подчиненных так, будто из него сейчас зверь вырвется наружу. Он грубо отпихивает от себя всех, смотря на них взглядом, наливающимся кровью. Его всего трясет, лицо искажается в пугающем животном оскале, заставляя всех присутствующих послушаться и начать отходить от него. — Пошли вон! — повторяет оглушающий крик, швыряя в каждого попадающие под руку бутыльки, банки со стола, книги, применяет магию, чтобы прогнать магов и ведьм. Те срываются на бег, оставляя сумасшедшего Короля наедине со своими демонами. — Сука, — дышит тяжело, упирается ладонями в столешницу и смотрит в какую-то невидимую точку перед собой. — Ты заплатишь за то, чего я лишился. Я убью твоего волчьего отпрыска.