***
— Как тебе удалось выжить? — Каспиан проницательно посмотрел на Эдмунда. Даже сейчас его голос дрожал, а губы были готовы расплыться в улыбке. Рукой он слегка сжимал запястье Эдмунда, словно боясь, что тот снова растворится. — Это долгая история, — Эдмунд достал изо рта сигарету и выпустил струйку дыма в голубое лондонское небо. — Я расскажу тебе, если хочешь. Через час после встречи Каспиан точно убедился: Эдмунд реален. Он изменился, и Каспиан заметил это, как только отстранился от него. Эд не только вырос, нет — его черты лица стали более острыми, а в глазах плескался какой-то новый, неведомый Каспиану взгляд: смесь глубокой мудрости и вековой печали. Так смотрят те, кто повидал мир и все его самые неприглядные стороны. Каспиану было страшно заглядывать в глаза Эдмунда, потому что он знал: в его собственных находилось то же самое. Но он, в отличие от Эдмунда, прошёл войну и испачкал руки в чужой крови. Эдмунд вытащил его на небольшой каменный уступ, — то немногое, что осталось от крыши колледжа, — и они сидели, глядя на то, что когда-то было двориком. Страх оказаться замеченными их не посещал: и Каспиану, и Эдмунду было просто не до этого. За эти годы к сигаретам пристрастился и Эдмунд, и они курили вместе, чувствуя, как запах никотина пропитывает сознание. Впрочем, сегодня дым не выбил все мысли у Каспиана из головы. — В день, когда это случилось, я сажал Люси на поезд, — рассказывал Эдмунд, глядя то на Каспиана, то в небо, то под ноги. — Я убил три месяца на то, чтобы через письма уговорить дядю Гарольда взять её к себе. Только Лу. Я не претендовал. Они с Юстасом, ну, моим кузеном, живут в Кембридже, там более мирно, чем здесь. Даже если бы туда пришли войска, с дядей Люси была бы в безопасности. Он не хотел. Дяде вообще на нас плевать — в те немногие разы, когда он нас навещал, он и слова нам не сказал. А когда умерли наши родители, без особых сомнений сбагрил нас в приют, даже не рассматривая иных вариантов. Ну, это ты уже знаешь, — Эдмунд поймал взгляд Каспиана и слегка улыбнулся. — В итоге у меня получилось. Я приходил в приют, помогал Лу собрать вещи, — знаешь, как на меня тогда пялилась эта карга Джонсон? — а затем повёз её на вокзал, спасибо мисс Уиллис, что обеспечила нам транспорт. Я посадил её на поезд, тысячу раз попросил беречь себя, миллион объяснил, почему остаюсь, и поехал обратно. А когда вернулся… — голос Эдмунда дрогнул, и Каспиан понимал, почему. Даже если Эдмунд ни с кем близко не подружился, среди студентов могли быть его хорошие знакомые и приятели. — Можно сказать, что эта атака ознаменовала начало войны в Лондоне. — И чем ты занимался всё это время? — Каспиан сделал очередную затяжку: мысли о войне пробуждали условный рефлекс к курению. — Я всё же попытался попасть на фронт и направился в один из призывных пунктов, — Эд задумался, будто бы подбирая слова. — Там брали вообще всех подряд в свете ситуации, но, увидев мою ногу, они мне отказали. Было обидно, знаешь. Пришлось вернуться домой ни с чем, осознавая свою бесполезность, но это продлилось недолго. Район, где приют выделил мне комнатушку, атаковали, и мне довелось эвакуироваться вместе с другими. А там… В общем, те крупицы знаний, что я успел получить в колледже, здорово пригодились. Я был практически единственным парнем среди женщин и детей, так что стал им главным помощником: кого-то поранили, кому-то в лицо прилетели осколки, а кому-то нужно было раздобыть продуктов. Этим всем занимался для них я, пока не закончилась война. — Ты герой, Эд, — Каспиан сжал его руку. Серебряная корона в тёмных волосах засверкала в солнечных лучах. — Настоящий герой. — В сравнении с тобой вовсе нет, — Эдмунд покачал головой. — Ты ведь сражался. — Это не имеет значение, — Каспиан улыбнулся, даже не пытаясь скрыть своё счастье. — Ты мой герой, всегда им был и будешь. Эдмунд весело рассмеялся, а Каспиан почувствовал уверенность в себе и в завтрашнем дне — впервые за последнее время. Эдмунд, его лучший друг, его король, его опора и его любимый, был рядом, и все проблемы и невзгоды меркли в сравнении с этим фактом. У них не было высокооплачиваемой работы и богатых хором, оба чего-то лишились на войне, но им удалось найти друг друга в этом безумии и сохранить свою любовь. И теперь они смогут построить общее счастье, о котором мечтали в приюте. Глядя на смеющегося Эдмунда, Каспиан это точно знал.7.
12 мая 2021 г. в 19:02
Шагая по до боли знакомой улице, Каспиан в который раз отмечал, какой уродливый шрам оставила городу война.
Нет, за полгода Лондон слегка приосанился: на улицах не валялись осколки и обломки, некоторые дома были отреставрированы, да так, что и не скажешь, что когда-то их почти сравняли с землёй бомбы. Но всё же по большей части столица Британии выглядела, как осиротевший ребёнок, и это не могло не удручать. Казалось, что весь город пропитался безысходностью и мраком, и эти угнетающие чувства нескоро выветрятся с разгромленных улиц.
Каспиан подошёл к медицинскому колледжу, как к гильотине: он бывал здесь десятки раз, но всё никак не привык к безжизненности этого места. Это было одно из тех зданий, которых не коснулись реставрационные работы: правительство бросило силы на заводы и мануфактуры, а образование — кто вообще думал о нём в полупустом Лондоне? За полгода, что прошли после возвращения Каспиана с войны, вокруг колледжа натянули красную ленту, и на этом изменения окончились. Впрочем, подобное не являлось для Каспиана преградой.
В который раз он оказался внутри мёртвого дома, ставшего последним пристанищем для сотни (а может, и больше) несчастных, так не вовремя покинувших этот мир душ. Каспиан знал, что студентов, чьи останки были обнаружены после бомбёжки, похоронили в братской могиле на окраине Хайгейтского кладбища, но так и не нашёл в себе силы хоть раз туда съездить. Вместо этого он снова и снова приходил на руины колледжа, бродил по пустым кабинетам, а иногда поднимался на второй этаж по практически разрушенной лестнице. Каспиан буквально чувствовал, как атмосфера смерти давит ему на плечи; такого с ним не было даже на войне.
Эти полгода Каспиан провёл, словно в бреду: он устроился на одну из мануфактур, чтобы хоть как-то отвлечься от боли с помощью тяжёлой работы, но это его не спасало. Раз в неделю-две он выкраивал время и приходил сюда, в место, где оборвались не только жизни студентов, но и его собственная вместе с ними. Смириться с тем, что Эдмунда больше нет, у Каспиана не получалось: каждый раз, когда он пытался внушить себе это, горечь безысходности накатывала с новой силой, заставляя чуть ли не кричать от несправедливости. Каспиан дрожал, мучился, бился в агонии, но неизменно возвращался сюда, в пристанище брошенных душ. Ему казалось, что именно здесь он сможет получить своё искупление. Тщетно: трагическая страница не желала переворачиваться, а образ Эдмунда преследовал его в каждом болезненном сне.
Находясь в трансе, Каспиан подошёл к лестнице. Второй этаж был практически развален, но начало коридора и пара первых аудиторий частично уцелели. Каспиан порой поднимался туда, и сейчас совершил это тоже. Те же осколки и обломки, отравляющие душу безмолвные стенания невидимых призраков — Каспиан шёл дальше и дальше, надеясь, что однажды это всё будет не зря. Он проводил здесь долгие часы, сидя на коленях в одном из помещений, но момент, которого он так желал, всё не спешил случаться.
Но этот раз был особенным хотя бы потому, что когда Каспиан шагнул в коридор второго этажа, он понял, что находится здесь не один.
Каспиан чертовски привык к тому, что это место всегда было пустынным и безжизненным, так что присутствие кого-то ещё чувствовалось сразу же, как что-то непонятное и чужеродное. Каспиан не сразу заметил явно не свои следы на грязном полу, но ощутил странный дисбаланс в до ужаса знакомой атмосфере. Он прижался к стене и медленно подкрался к аудитории с выбитой дверью, стараясь не шуметь и не выдавать себя. Это было не то место и не то время, когда он желал, чтобы его увидели. Не дыша, Каспиан осторожно заглянул в помещение, и тут же отпрянул, позабыв про скрытность.
Потому что на подоконнике перед выбитым окном сидел Эдмунд.
В том, что это именно он, у Каспиана сомнений не было: этого мальчишку он узнал бы из тысячи, с закрытыми глазами, исключительно по наитию. Вот только он помнил, сколько раз Эдмунд являлся к нему в издевательских видениях, поэтому был уверен: сейчас он тоже находится в бреду, а измученное сознание подкидывает ему то, о чём он так мечтал. Именно поэтому Каспиан боялся выглянуть снова: страх, что иллюзия развеется, пересилил желание жить реальностью.
Но его громкое отступление не могло остаться незамеченным.
— Кто здесь? — звонкий голос Эдмунда, казалось, наполнил пустые коридоры жизнью. Даже теперь Каспиану было непросто поверить, что это не мираж: в видениях Эдмунд тоже часто разговаривал с ним. За прожитые вместе годы Каспиан запомнил каждую ноту и интонацию в тембре Эдмунда, так что его сознание вполне могло воспроизвести их снова. — Здесь кто-нибудь есть? — снова требовательно спросил Эдмунд, и Каспиан понял: скрываться он больше не может. Он выйдет: если это окажется очередное издевательство разума, он примет это, а если нет…
Кажется, Каспиану всё же удалось внушить себе смерть Эдмунда.
Он нерешительно шагнул в аудиторию и тут же замер под взглядом пронзительных тёмных глаз. Эдмунд стоял возле окна; он был бледным и ещё более худым, чем раньше, одетым в потрёпанную рубашку и дешёвые брюки. На призрака он не походил. Заметив Каспиана, Эдмунд выронил из рук почти догоревший окурок, а его взгляд стал непривычно растерянным.
— Кас? — он склонил голову, будто бы пытаясь разглядеть кого-то, скрывающегося под личиной Каспиана. — Это… Чёрт возьми, ты же…
Каспиан не смог больше сдерживаться и сделал несколько шагов к Эдмунду, подходя к нему почти вплотную. Если это и была галлюцинация, то крайне реальная: от Эдмунда исходило вполне человеческое тепло, и выглядел он до ужаса живым и настоящим, как в детстве. Каспиан протянул руку и дотронулся до плеча Эдмунда, почувствовав под пальцами ткань рубашки. Кажется, это было не видение.
— Я думал, что ты погиб, — выдохнул Каспиан, жадно глядя на Эдмунда. Только теперь он заметил, что больше не наклоняется, чтобы заглянуть в тёмные глаза: Эдмунд вырос, и теперь они были одного роста. И без того худощавый Эд похудел ещё больше, и Каспиан вдруг понял: в его фантазиях и снах Эдмунд неизменно выглядел так, как в последний год в приюте. Теперь он изменился, а это значило одно.
— А я думал, что умер ты, — Эдмунд вздрогнул от прикосновения, видимо, тоже пытаясь понять, реально ли происходящее. Он протянул руку, и Каспиан почувствовал, как холодная ладонь Эдмунда касается его щеки. Это ощущение, словно бы тело пронзают тысячи иголочек, он не перепутал бы ни с чем на свете, и реальность вмиг перестала казаться адом на земле, хотя поверить в неё было не так-то просто.
В следующий миг Каспиан уже целовал Эдмунда, как никогда раньше, и тот отвечал ему с таким же отчаянием. Это был поцелуй людей, неожиданно обретших самое дорогое и любимое, предварительно всё потеряв. Каспиан чувствовал, как его сметает волна безграничного счастья, а вся боль, которую он нёс в себе на протяжении лет, медленно растворяется, уступая место всепоглощающей, будто бы детской радости.
Им предстояло многое друг другу объяснить и рассказать, но сейчас Каспиан хотел одного: чтобы их с Эдмундом поцелуй в разрушенном колледже длился целую вечность.