Скандал

Когда Поттер дошёл до постели, резко, всё ещё зло переставляя ноги, и обернулся, Малфой был ближе, чем Гарри предполагал. Ближе и абсолютно обнажён. — На хрена тебе эти шмотки, Поттер?! — рыкнул он и взмахом руки лишил Гарри одежды. Толкнул в грудь, чтобы Поттер оказался, наконец, на кровати и забрался сверху. — Я не знаю, что я сейчас с тобой сделаю… — снова прорычал Малфой и впился в губы кусачим поцелуем. Эта злость была уже качественно другой, словно существовала самостоятельно, сама по себе, сама в себе, чтобы дать повод парням оказаться ближе. Тело горело, руки плавили кожу под собой, и острые движения губ Драко распаляли ещё сильнее. — Я знаю… — выдохнул Гарри и одним движением подмял Малфоя под себя. — Я знаю, что я с тобой сделаю… — бегло пробормотал он, больше для себя, чем для мужа. А потом съехал вниз. Это не было новой лаской, но сейчас ощущалось иначе. Хотелось давиться, кашлять и смаргивать слёзы, но довести Драко до оргазма такой силы, чтобы у того не осталось сил на этот яд в голосе. Чтоб он мог только стонать и метаться по простыням от удовольствия. Задев больше случайно подбородком мошонку и услышав сдавленный звук сверху, Гарри понял, что у него есть намного более широкое поле для деятельности, погладил пальцами нежную кожу, очертил яйца под ней, отвлекаясь на любопытство, снижая интенсивность ласк. Но член Малфоя дёргался во рту, его ногти царапали шёлк, а губы упрямо не размыкались, хотя Гарри чувствовал, что тот на грани стона. Азарт смёл любые сомнения, а воспоминания о подобной нежности со стороны Драко подстегнули к эксперименту. Поттер отдался на волю инстинктам и больше слушал и следил за реакцией мужа, чем всерьёз думал, что и как он делает ртом, губами, языком и руками. Будто органы чувств отключились, оставляя только слух и тактильность. Его вели в этом путешествии за наслаждением звуки дыхания Малфоя, его похныкивания, замирания, едва заметные, а потом и вполне говорящие движения бёдрами, его мычание и стоны, наконец. Он так увлёкся, что очнулся только когда вылизывал языком яйца и промежность, задевая звёздочку мышц. Малфоя откровенно вело, он вообще перестал сдерживаться и пытаться чем-то и как-то руководить — своим телом уж точно. Он раскрылся перед Поттером, покорно принимая его мягкие губы, ласкающие пальцы, юркий, скользкий язык. Жадно, эгоистично подставлялся под руки, дыхание, под касания и поцелуи, бесстыдно расставляя ноги и прижимая голову Гарри к себе. Чтобы сильнее, чтобы ближе. — Ну, Поттер… — выкрикнул он в смятении, когда Гарри, обалдевший от своей смелости, застыл, так и не решаясь прикоснуться кончиком пальца к влажному входу, хотя язык только что мягко проходился по коже, чуть оттягивая и открывая отверстие. Едва-едва, но это показалось Гарри таким развратным, таким интимным, что он не мог совладать с собой. Малфой решил за него, или это его тело решило за них обоих, потому что Драко подался чуть вперёд, сам касаясь промежностью пальца Гарри, буквально насаживаясь на него в инстинктивном движении. Поттер как завороженный смотрел на то, с какой простотой и лёгкостью фаланга указательного пальца погружается внутрь, совсем немножко, будто подразнивая. Драко шумно выдохнул, без голоса, только воздухом, но это его «А-ах» прогремело в сердце Гарри симфонией. Он кончил прямо на простыни, стоя на коленках между ног мужа, даже не касаясь собственного члена. Его затрясло в оргазме, а он даже не осознавал этого, не в силах оторваться от зрелища. Даже когда глаза закрылись, перед внутренним взором стояла эта картина — белоснежные ягодицы Драко, розоватое кольцо мышц, чуть более яркое возле растянутой по его пальцу плоти. От этой дрожи, больше внутренней, чем физической, Поттер никак не мог избавиться, а Малфой взвыл и сорвался вслед за мужем. Его голос, своей хрипотцой навсегда изменяя в Гарри само понятие сексуальности, звучал так остро и сладко, что сердце забилось быстрее. Драко вскинул руки за голову, выгибаясь, глубже вбирая в себя палец Поттера, и снова простонал, теперь коротко, чуть удивлённо. Дыхание Гарри сбоило, он осторожно потянул на себя руку, а потом, непонятно с чего, снова протолкнулся вглубь. И снова это удивлённое, шокированное дыхание Драко, любопытное ожидание и тотальное дозволение. Поттер снова повторяет своё движение и Драко снова стонет, теперь в голос, и это совсем другой стон — требовательный, наглый, и кто такой Гарри, чтобы не дать мужу то, чего он хочет? С каждым разом входя всё глубже, он выбивает из Малфоя новую палитру звуков, а потом не выдерживает и припадает вниз, туда, где его палец трогает самое сокровенное, и вылизывает, целует и щипает нежнейшую кожу. Осторожно, а в следующий момент яростно, а потом снова бережно ласкает то место, где Драко ещё никто до него не касался, а Малфой извивается и теперь уже рычит. Он ничего не просит, но всем телом показывает, как ему хочется ещё. А потом происходит что-то странное. Он немного сгибает ноги в коленях, приподнимая таз над простынями, и неожиданно взвизгивает. И снова повторяет это движение. И снова его подбрасывает на кровати от ощущений. — Мм… Поттер… Ещё! Гарри не понимает, что «ещё», куда «ещё», но Малфой всё делает сам. На секунду Поттера захватывает обида, будто он тут и вовсе не нужен, но взгляд Драко, который он ловит случайно, приводит его в себя. Он тут не случайно. О, нет… Откуда берутся эти мысли, он не знает, но решительно переворачивает мужа на живот, игнорируя вялый протест, так же выраженный в действиях, а не в словах, приподнимает на колени, на мгновение замирает, а потом снова погружается в Драко, теперь нарочно пытаясь сделать то же, что Малфой делал сам. И у него получается! Драко уже на одной ноте протяжно воет, пока Гарри безостановочно массирует его изнутри, Малфоя потряхивает, то ли от ощущений, то ли от пальца Поттера внутри, но его плечи дрожат, руки подгибаются. И эта поза ещё более волнующая, ещё более покорная, и в то же время доверительная. Гарри не останавливается, пока муж не всхлипывает в последний раз и не кончает снова. Только теперь Поттер замечает его руку, просунутую между телом и кроватью, сейчас дрожащую так же сильно, как и весь Драко. Гарри ловит нирвану. Он не кончил второй раз, но в теле ощущение такой лёгкости, такого возвышенного полёта, будто это его накрыл второй оргазм за вечер. Это наркотическое чувство — заставить Малфоя кончить. Он хочет этого ещё раз. И ещё. И к Мордреду собственный стояк. Где всё прежнее стеснение и стыд? Мерлин знает. Всё не важно, потому что Драко растёкся довольным книззлом на постели, стараясь успокоить дыхание. А Поттеру хочется прикоснуться к нему снова. И снова. И снова услышать его протяжные стоны, увидеть, как его тело умоляет о большем. Это экстаз, никак не связанный с удовлетворением собственного тела. Это на уровне души, где-то выше и глубже. Где-то, где раньше Поттер не бывал, но хочет полетать там ещё. Малфой отдыхает, его тело расслабленно распласталось на простынях, точёное, красивое до боли в сердце. Контраст с тёмно-фиолетовым шелком такой пугающе-прекрасный, что хочется прослезиться от эмоций. Хочется гладить его по плечам и лопаткам, по бёдрам, по этим ягодицам, которые скрывают сейчас такое ранимое, такое нежное колечко мышц. Сколько так Поттер наблюдает за мужем, он не знает. Дыхание Малфоя выравнивается, но Гарри не замечает, как тот засыпает, уставший, истерзанный эмоционально этими ласками. Поттер не смеет его будить, но исполняет своё желание и оглаживает мягким касанием линию позвоночника, неловко, смущённо замирая в том месте, где заканчивается поясница. Он особенно осторожно проводит кончиками пальцев по низу спины, понимая, что это нечто сакрально-уникальное — то, какой с ним в постели его муж. И становится любопытно, а сам Поттер, он смог бы быть таким — жадным, рискованным, дерзким и эгоистичным до полнейшего бесстыдства? И так хочется проверить, что образы в голове заставляют его сжать так и не опавший член. Он оставляет супруга одного, чтобы немного прийти в себя. Пробует кусочек груши, невольно воспоминая, как чувствуется на языке кожа Малфоя. Это потрясающее чувство. Опьяняющее. Малфой-шельма снова оказался прав. Лучше без вина. Острее. Поттер не стесняясь садится на стул, даже не накинув халат. Где его одежда он без понятия, а мысли слишком заняты, чтобы думать о гардеробе. Память услужливо подкидывает воспоминания, а Гарри послушно расставляет их по полочкам. «Ты мне доверяешь?» Подтверждение Драко и путешествие в Милан. Их разговор. И тишина. Близость. Не эта, а тоньше. Когда пена стекает с тела, а язык не поворачивается озвучить, как это возбуждает. Когда рука лежит на сердце, и его биение с твоим в унисон. Как восторг в глазах вызывает луч солнца в волосах, наверное, восторг больше, чем древнее монументально здание: с его тонкостью и изяществом они с Малфоем похожи. То режущее, очень незаметно проникающее вглубь чувство, когда исполняется детская мечта. Неописуемое. И Хельга. С её этим взглядом. Пожар. Лиловый пожар под кожей. От губ, от собственной смелости. Мерлин… Сеновал… Два идиота… Каждому воспоминанию есть место. Каждому чувству название. По отдельности всё кажется простым и понятным. И от этого дышится легче. Сомнения и смятение, ощущение угрозы и опасности, а потом настоящий страх. За Малфоя. И это сдавливающее тисками чувство, что он там один на один с угрозой. И неуверенность в себе. От этих повадок, этих взглядов. Этих наигранных слов. А потом океан из чистого счастья, выхолощенного, незамутнённого, кристального, всепоглощающего счастья. Вторжение в мэнор. Ощутимое физически, будто кто-то ворвался в душу. И готовность крушить и уничтожать. Защищать. А следом удовольствие. Такое, что трудно поверить, что всё это с ним. Что это для него. Глаза эти малфоевские. Блядские губы. Восторг от обладания. Не физического. А правильного — на уровне подкорки. И впервые сформулированное, но сметённое силой эмоций из сознания «Это моё по праву. Моё и ничьё больше». Как Поттер это упустил… А потом эта глупая, постыдная ревность и надуманные упрёки… То, что было в родовом зале не могло быть поверхностным и мимолётным. Это было так глубоко, что дальше просто некуда. Это было так сильно, так… Чувство стыда настолько больно ткнуло Поттера в грудь, что он поёжился. И ещё больше восхитился своим мужем. Он заслужил как минимум хороший пинок за то, как вёл себя. Но Малфой оказался куда более надёжным тылом, чем Гарри виделось до этого. И каждый его следующий шаг это только подтверждал. Каждый. Он почувствовал, что Малфой проснулся ещё до того, как услышал шевеление на кровати. Вернулся к мужу, укрытому тонкой простынёй и протянул ему бокал вина. Теперь можно и выпить, теперь можно… Драко переместился на кровати, уселся спиной к изголовью, снова, укрыл вечно мёрзнущие ноги. Поттер расположился чуть ниже, опираясь на предплечье. — Ты ведь мог тогда просто наложить на меня Сонные чары и уйти… Заняться чем-то полезным… Драко улыбнулся. — Мог… Но ты не хотел. А рядом с мужем магия резонирует. Я хотел, чтобы ты отдохнул, Поттер. И я занимался полезным делом. Рядом с тобой. — Ты знаешь, Малфой, мне кажется, я уже чуть-чуть лучше понимаю всю эту твою загадочность… Драко улыбнулся. — А мне кажется, что тебе просто хочется видеть во мне этот флёр неизведанного. Потому что я могу быть для тебя открытой книгой, если ты этого захочешь. Но навязываться не стану. — Я хочу, — тихо ответил Гарри. — И я стараюсь… — Я вижу, Поттер, я знаю… И я это ценю… Поттер левитировал свой бокал на стол, а потом подхватил и бокал Малфоя в поток. — Ты мог выставить меня из мэнора, с моими дикими закидонами… Послать самого разбираться с Джонсоном и Уизли. Но ты этого не сделал, — это он проговорил уже плавно перемещаясь на кровати, чтобы быть ближе к мужу. — Не мог, — покачал он головой. — Не мог и не хотел. Потому что ты мой супруг, потому что я знал, что тебе трудно и плохо, потому что я хочу быть для тебя… Не мог, — повторил Драко, и Поттер навис над ним, почти целуя. — Никогда… Это слово прошелестело между ними последним, потому что Гарри окунулся наконец в ту нежность, что выплёскивалась из его души, а Малфой с готовностью подхватил эту волну. Они снова целовались, касались друг друга, сбивали простыни в ненужную кучу, наслаждаясь телесным контактом, сближаясь, вжимаясь друг в друга ещё сильнее. Снова, как на сеновале, чувствовали себя подростками, но этого было чертовски достаточно. Настолько, что разорвать поцелуи и объятья было невозможно. Тереться о тело мужа, давая понять, что теперь всё по-другому, что наконец картинка в голове сложилась, что это теперь тоже можно. Вообще всё теперь можно, и нет нужды доказывать что-то, спешить, преодолевать или преследовать какую-то цель. Можно просто наслаждаться. Тем что «не мог», тем, что «никогда» и тем, что «навсегда» тоже.