Не заметят деревья и птицы вокруг,
Если станет золой человечество вдруг,
И весна, встав под утро на горло зимы,
Вряд ли сможет понять, что исчезли все мы.
Сара Тисдэйл, «Будет ласковый дождь» 1920 г.
Маршал протёр лоб аккуратно сложенным носовым платком и поднял взгляд на присутствовавших в его кабинете. В первую очередь он обратился к истцу: — Итак, уважаемый Ибер Амьеро, вашего отца убили вечером на площади, в присутствии многих лиц, пока он слушал сказку. Вы утверждаете, что преступление совершил Инкриз, актёр бродячего цирка. Так мне доложил посыльный по дороге. Всё верно? Молодой человек восседал на массивном стуле, который всюду таскали за ним помощники, и едва доставал до пола мысками. — Верно, — ответил он, — Есть несколько десятков свидетелей. Сейчас они напуганы и разошлись по домам, но полагаю, найти их будет несложно. — Несложно, — эхом отозвался маршал, — Я сейчас вам представлю тех, кто будет заниматься делом. Без лишних слов, лучшие. Вот коронер Феликс, уже снискавший добрую славу. Он вовсю работал ещё в те года, когда внутреннее войско не переименовали в егерский корпус. Давно старого коронера не видели в участке. Феликс отрешённо рассматривал новую люстру на потолке, закинув ногу на ногу, его породистое, чуть обожжённое солнцем лицо совсем не двигалось, а шляпа скромно покоилась на колене. Истцу он только вяло кивнул, оставаясь в своих мыслях. — А это, — продолжал маршал, — капитан Лобо. Он будет помогать с расследованием. Отличный стрелок и верный слуга закона. Лобо коснулся полей шляпы в знак приветствия. Хоть он и был самым младшим среди присутствующих офицеров, решил тоже не расшаркиваться. Маршал откинулся на спинку обтянутого кожей кресла, промокнул платком усы и поинтересовался у истца: — Зачем, по-вашему, артисту убивать столь известную личность? — Месть, — без раздумий бросил Амьеро. — За танцовщицу, с которой отец позабавился накануне. Он увидел её на сцене и всё никак не мог успокоиться, хотя это сущая замарашка. С тех пор ходил сам не свой, пришлось организовать им свидание, с которого она ушла с приличным чеком в кармане. Но, видите ли, циркачи очень гордые оказались. Вечером того же дня Инкриз, её воспитатель, подобрался вплотную, да и полоснул отцу по горлу. Мы узнали, что убийца давно не участвует в выступлениях, а тут вдруг вылез. Зачем бы это? С заметным усилием Ибер Амьеро старался собраться с мыслями и сдерживать волнение, оттого отрывисто чеканил слова одно за другим. Его скошенный подбородок мелко дрожал. — Вы связываете эти события. Стало быть, есть повод, — проговорил коронер, поглаживая седую бородку клином. — Обострённое чувство собственного достоинства? Если всё так, как вы изложили, Инкризу не сносить головы. Но поступок уж слишком безрассудный. Пока не знаю, что и думать. — Есть и другое предположение, — продолжил сын убитого. — Кто-то приплатил ему круглую сумму. Такую, за которую стоит всем рискнуть. У нас немало конкурентов, а время сейчас неспокойное. — Это даже больше похоже на правду, — кивнул егерский капитан. — Дозор вернулся ни с чем, — маршал смерил взглядом поверенных. — Больше новостей у меня для вас нет. Ну-с, ступайте на место преступления, господин Амьеро расскажет вам всё в подробностях. Разумеется, на Свалке, где проживали циркачи, их шайки и след простыл, но обыскать контейнер не помешает. Разузнайте как можно больше и немедленно выезжайте на поиски беглецов. Не забывайте докладывать всё вовремя. — А нельзя ли выехать без лишних действий?! — возмутился истец. — Я битый час здесь нахожусь! Жду прибытия вашей милости, потом егерей… Циркачи же в пути и бегут всё дальше! — Пешком бегут? — не выдержал Феликс. — Скатертью дорога. Найти их полдня не займёт. А вот преступление требует расследования. Обстоятельного. Кто, кого, как… — снисходительно постучал он ребром ладони о край казённого стола. — Инкриз объявлен в розыск, — примирительно проговорил маршал. — Наши люди — не единственные, кто на него охотятся. Ибер Амьеро утомлённо рыкнул: — Они могли разжиться лошадьми за ночь. Хорошо, идёмте. Только быстрее! Офицеры нахлобучили шляпы и вышли вслед за истцом. Блаженная прохлада и полумрак холла сменились жарой раскалённых улиц Экзеси. Ночь была душной, за несколько часов они не успели остыть. Сизые сумерки, пахшие гарью, без боя уступили солнцу. В такую рань спали даже кошки и городок казался невозможно занюханным. Амьеро уверенно шагал впереди, пружиня на своих коротких ногах, и не оборачивался. Лобо смекнул, что тот привык ходить со своими охранниками, вынужденными бежать за ним как псы. Такое никуда не годилось. Капитан свернул в проулок, потянув за рукав коронера. — Эй! Куда вы? — растерялся истец, оставшийся один посреди улицы. — Старик, пивка не желаешь? Угощаю, — обратился к сослуживцу егерский капитан. Феликс оживлённо кивнул. Они сунулись в крохотный бар, зажатый между мастерскими, и заказали по кружке мутного лагера. — Дай нам ещё гренок, любезный! — крикнул Лобо целовальнику в узкое окошко. — Гренки будут через пять минут! — сварливо отозвались с кухни. — Господа… Ну уж нет! — взорвался Амьеро. — Вы на службе и обязаны… — Позавтракать, — беззлобно сказал Феликс, обмахиваясь шляпой. — Я обязан позавтракать. Сами видите, я немолод, в отличие от вашей милости, и скакать на пустое брюхо, точно степная собачка, уже не смогу. А скакать придётся высоко и резво. Хвала богам, эта конура с ночи ещё не закрывалась. — Вы не переживайте! — хлопнул Лобо по плечу истца, от чего тот чуть не потерял равновесие. — Клоунам наверняка некуда податься, мы их мигом заарканим. Не бандиты же, не уйдут так просто. Он схватил свою кружку с липкой стойки, сдул с неё пену, и та забрызгала Амьеро начищенные туфли. Феликс со спокойным любопытством наблюдал, как тот сделался из красного малиновым, точно младенец на горшке. — И вы — лучшие у маршала?! Лобо в ответ икнул. — Немыслимо! — Это у вас просто фантазия плохая, — вздохнул коронер, — мы казённые работяги, что бы вы там себе не думали. Раскланиваться не умеем, но надёжны как никто. Запах дублёной кожи и ружейной смазки вкупе с невозмутимостью на всех действует одинаково отрезвляюще, так что огрызался истец вполголоса. Офицеры выдули свои пинты одним махом, вернули посуду на стойку, и Амьеро повёл их дальше, ускорив шаг. Наконец, они оказались на опустевшей площади. Вид открывался жалкий: ярмарка свернулась в смятении, оставив гирлянды пыльных флажков, всюду валялись окурки и осколки пивных банок. Одиноко стояла на мостовой маленькая крытая деревянная повозка, выкрашенная голубой краской. На боку у неё причудливым шрифтом в круг охрой вывели: «Судьба-Рок-Фатум». Сдвинув шторку, капитан подался вперёд и заглянул внутрь. — Какая прелесть! Бумажные цветы, ладаном пахнет, всякие картинки развешаны… Ничего по нашему делу не наблюдаю. Похрустывая гренками, Феликс медленно обернулся вокруг себя, рассмотрел брусчатку. Лужа крови совсем засохла, но мухи ещё пытались подкрепиться и ползали по ней, трогая камень хоботками. Лобо отошёл подальше, подцепил что-то розоватое носком сапога, подкинул и поймал. — Это ещё что? — Их… одежда, — скривился Амьеро, — просто рванина в виде юбки. Кто-то из девушек потерял, убегая. — И сколько в труппе девушек? — Две. Плюс взрослая женщина. И два паренька. Может, есть кто-то ещё, но на площади были только они. Феликс нагнулся, осматривая мусор, оставленный на земле. Поднял горстку хлопьев сажи, растёр в пальцах. — Здесь, определённо, что-то жгли и разлили масло, выступление шло чуть поодаль места убийства. Объясните ещё раз, как Инкриз оказался практически в толпе, а не на условной сцене? — Он вышел к зрителям. Начал рассказывать историю и выдирать слушателей одного за другим, мол, они — актёры его театрального действия. Подсказывал им, что говорить и делать. На роль какого-то героя он выбрал нашего отца. — Вы стояли рядом? — В паре шагов. Вот здесь. От вида присохшей крови Амьеро явно сник. Спесь слетела с него, он обливался потом, поминутно то совал руки в карманы, то выдёргивал их. — О чём же была история? Вопрос коронер задал совершенно дежурным тоном, без давления, но истец вдруг занервничал пуще прежнего и заговорил навзрыд. — Я не помню! — сказал он, сжав кулаки. — Не помню ничего! Инкриз перекинулся с отцом парой фраз, пока отплясывали артисты. Принял извинения, пожал ему руку… Ах, ублюдок… У него такие глаза! Будто впился ими в папу, не отводил взгляд, всё время что-то говорил, я заслушался, дальше, вроде бы, началась сказка. А потом я увидел кровь и очнулся. — Однако! — помотал головой коронер. — Потеря памяти в такой момент… Неужели у нас гипнотизёр на мушке? Становится всё интереснее. Стоявших рядом, вы тоже не запомнили? — Нет, разумеется. — И что было дальше? Вот ваш отец падает… — Я подхватил его и когда понял, что случилось… Входя во вкус, Феликс расспрашивал всё быстрее и настойчивее. — Судя по всему, убийца нож не бросил, забрал с собой, так? — Я не видел ножа, только потоки крови на его обносках. Будто облили из ведра, — Амьеро поблёк на глазах, — простите, мне дурно от воспоминаний. — Хорошо же циркач режет! Как заправский бандит, — Лобо опустил уголки губ. — Мы перебили вас. Продолжайте, — велел Феликс, жестом заткнув помощника. — Я обхватил отца руками, не давая ему упасть, и тут же приказал охране взять Инкриза. Но он отскочил и улизнул как уклейка. — И вы благоразумно отказались учинить немедленную расправу? — Признаюсь, была погоня, но никого не смогли схватить. Феликс прокашлялся и вытащил из кулька гренку. — Что, дьявол побери, с вашей охраной? — Поймите, всё выглядело совершенно невинно, — Амьеро страдальчески скривился. — Все смеялись, Инкриз паясничал, наши люди растерялись. Мы не дали им как следует отоспаться, а с утра потащили на жару, и они едва успели пообедать. Мы их наняли в Инносенс, когда мимо проезжали. — Тогда понимаю. Об Инносенс у меня приятные воспоминания, — вздохнул Феликс. — Монашки всё ещё сажают розы под своей стеной? У Амьеро на лице проскочило подобие светлой печали. Внезапный вопрос позволил ему перевести дух. — Да, там всё в цвету благодаря им. — Хоть что-то остаётся прежним. С детства помню аромат этих прекрасных роз. И солнце их под стеной, в теньке, не обжигает лепестков… Чем же ваши люди ночью занимались? — Эм, распрягали лошадей… готовились к новому дню… — Ходили за девушкой, — любезно подсказал коронер, — которую ещё нужно найти и убедить в необходимости визита. Что это за особа? Общалась раньше с вашим отцом? Лобо, следивший за беседой и не смевший встревать, перевёл на Феликса взгляд. Ба, старик своим внезапным вопросом будто врезал коротышке с хорошего размаху! Амьеро заморгал, задёргал плечами. — Я не знаю ничего о его связях. К чему вы клоните? Он был порядочным гражданином. Уж по крайней мере, никто не совершал над ней насилия. — Насилия, — эхом отозвался коронер. — Понимать бы ещё, где оно начинается и где заканчивается. Не думаю, что у цирка на колёсах мало проблем. Одно на другое… Как бы там ни было, господин Амьеро, я глубоко вам соболезную. Я узнал всё, что хотел узнать и теперь рекомендую вам, наконец, пойти отдохнуть. Где нам искать вас для продолжения беседы? — На гостином дворе. Он через пару домов отсюда, вон там. Я не уеду, пока дело не разрешится, так и знайте! Амьеро зашагал прочь, Феликс проводил его взглядом. Скорее всего, ждал, что тот изменит маршрут. Но нет, он скрылся в проулке, тянувшемся к гостинице. — Рад тебя видеть, старый ты гриб. Думал, ты уже откинулся, — нарушил тишину Лобо. — Мы знакомы? — кротко повёл седыми бровями Феликс и подцепил из кулька очередную гренку. — Почему я тебя не помню? Лобо нравился внимательный взгляд старика. На улики тот смотрел вроде бы небрежно, мельком, но было ясно, что в его голове то и дело начинает шелестеть громадная картотека. Теперь он слегка растерялся — нужной справки не нашлось. — Нет, не знакомы. Но я застал пару лет твоей службы, пока бегал во младших. Просто путался в ногах, тебе незачем меня помнить. Капитаном стал не так давно. — Вот как. — Знать, коротышка прилично отвалил, чтобы за следствие взялся именно ты. — Иначе я бы и не вылез из койки. Кроме того, событие серьёзное. Как в старые времена, когда продыху не знали от сраных любителей стрельбы по поводу и без. — Признаюсь честно: я пока только истреблял луговых волков да бешеных псин. Здесь давно уже нихрена не происходит, только воруют время от времени. — Да, — выдохнул Феликс. — И на старуху бывает проруха. Давай к делу и сверимся: что лично тебе известно про Инкриза? Выкладывай всё, что помнишь, нам нужны факты. Капитан за сомкнутыми губами прикусил кончик языка, собирая воедино подробности. — Он ошивается здесь в конце лета где-то с месяц, потом берёт лошадей и едет дальше. Зимует, думаю, в Юстифи. Шайку Инкриза везде можно узнать по вагончику гадалки и двум красивым девкам. Такого больше нет ни у кого, они настоящие гимнастки. Если выступление вечером, то с ними ещё факир. Такие фокусы выделывает! Берёт и горящий факел прямо об язык тушит. Я как увидел однажды — аж поджался. — Забыл упомянуть барабанщика. Он лупит по железным бочкам и трубам. Не то чтобы музыка, хотя звучит интересно. — Точно, он хоть и громкий, но самый незаметный. — Тогда я понял всё правильно, — задумчиво замурлыкал коронер. — На ярмарки не хожу, хозяйка моей берлоги с этим отлично справляется и приносит мне вкусности. Но днём я не раз замечал их вагончик на площади. Молодых ребят тоже мельком видел. Стало быть, дедуля на старости лет захотел позабавиться и просто велел мордоворотам привести одну из девушек. Что-то младший Амьеро не слишком стесняется этого обстоятельства. — Может, у них всё же был уговор, как ты и предположил? У гимнастки и Гиля? — Не верю, — отмахнулся Феликс. — Я знаю, как ведут себя подобные снобы. Шашни отца едва ли укрылись бы от глаз сына. Да и Инкриза всё это задело не просто так, он ведь не дикарь, чтобы вопросы решать при помощи ножа. Смятый пустой кулёк, полупрозрачный от масла, упал на мостовую и побежал по ней как перекати-поле. Ветер всё-таки задул, слизывая жару, хоть и слабый. Коронер поправил рубашку под ремнём и продолжил: — Ни капли сострадания не вызывает этот, как ты назвал его, коротышка. Во-первых, он темнит. Во-вторых… впрочем, чутьё доказательством не является. Слишком много вопросов скопилось. Заглянем в контейнеры, может Инкриз сидит там словно сыч в гнезде и ждёт ареста, попрятав своих детей. Бывает и такое. Двинулись пешком, чтобы поберечь лошадей. Свалка считалась плохим местом для всадника, потому-то ночной дозор даже не попытался искать там убийцу. Поскольку Экзеси сгружал отходы прямо на окраине, за годы они образовали подобие крепостного вала, таявшего к каждой зиме: нищие вынимали из него всё горючее. За тем бугром начиналась Свалка. Огромная, кишащая сбродом, таившая в недрах артефакты, предназначение которых давно забыли. Свидетельство древней эпохи, ушедшей навсегда, беспечности, утраченного рая. Над мусорными холмами, возвышавшимися словно пустынные барханы, плавилась серая даль. Никакого запаха от Свалки не исходило, всё, что могло перегнить — давно перегнило. Птицы и собаки в ней тоже уже давно не рылись. Там в морских контейнерах и длинных кузовах, в шатрах и юртах, слепленных из всего, что попадалось под руку, обитали не самые успешные жители Экзеси и бродяги. Многие из них каждодневно копали в холмах ямы и пещеры в поисках цветного металла да всего, что могло пригодиться в хозяйстве. Иной раз старателям удавалось выплавить и продать слиток меди или алюминия, тогда они покупали чистую воду и мясо, которых не видели месяцами. Феликс петлял между кострищ и хижин, разглядывая в пыли следы. Их были сотни: детские, взрослые, полосы от колёс. Жизнь кипела, но только в отсутствие таких как они с Лобо — здесь за каждым тащился груз мелких и крупных проблем с законом. Один лишь лысый калека, передвигавшийся на низкой тележке, имел несчастье попасться им на глаза. Лобо спросил его о труппе Инкриза. Уперев в растрескавшийся суглинок свои пудовые кулаки в жёсткой шерсти, он злобно кивнул в сторону нужного морского контейнера и поспешил в тень шалаша. Обиталище циркачей пустовало. Оно тянуло, как ни странно, на средний достаток: сносная посуда, чистый пол, несколько спальных мест с одеялами и перьевыми подушками. Лобо поправил ремень ружья и стал хозяйски расхаживать по старым застиранным коврикам. Он находился в чужом доме на ответственном задании, но привычно подумал, что мама убила бы за такое. — Настоящие артисты, — заметил Феликс. — реквизита почти нет. Они всё унесли с собой или спрятали. Если бы не рисунки и афиши, я бы подумал, простые обывалы. — Между прочим, рисунки совсем детские, — капитан снял с гвоздика желтоватый лист, расчерченный карандашами. — Животные, цветы, вон и они сами. Здесь и подписи есть. «Тиса», «мама Фринни»… Интересно, это те же детишки или другие? — Так сразу и не скажешь. От души намалёвано. — Кстати говоря, картинка-то весёлая, но сдаётся мне, он держит своих артистов угрозами или силой. Никто ведь не проверял эту семейку на вшивость. Феликс осторожно забрал листок, чтобы рассмотреть получше. — Очень уж простые фигурки, рука ребёнка пяти-семи лет. При том, он уже умел писать. В чёрной шляпе, самый крупный — наверное, Инкриз. Все держатся за руки так, будто срослись. Нет, Лобо, так не рисуют забитые и запуганные дети. — Из этих каракулей можно что-то понять? С ума сойти. — У меня есть дочка, в своё время пришлось углубиться в тему воспитания. Рисунок исчез в потёртом планшете коронера. — А ты, небось, мечтал о сыне, — усмехнулся Лобо. И тут же пожалел о своём выпаде, потому что старик одарил его недобрым взглядом. — Семнадцать лет назад я мечтал только о бутылке с бесконечным виски. Феликс вошёл на кухню, с почтением покивал, обнаружив добротные чугунные сковороды. Осторожно сел в старое кресло с засаленными подлокотниками. Возле стола оно стояло только одно во всём своём дряхлом величии, окружённое свитой щелястых табуретов. Когда-то это была добротная вещь. — А здесь уютно. Гадалка — хозяйка хоть куда. Цветочной водой ещё пахнет, чуешь? Да и зеркала начищены. Не исключено, что у Инкриза потекла крыша, — проговорил он, разглядывая как слабый ветер касается пучков мяты, пустырника и тимьяна, развешенных по стенам, — зачем, иначе, так рисковать? Живи и радуйся. Не убили же девочку в конце концов. Око за око я бы понял. Для чего портить жизнь всем, кто бродяжничал вместе с ним? — Дело ясное, что дело тёмное, — подытожил Лобо и тронул латунные браслеты, нанизанные на горлышко бутылки. Проходя мимо тряпок, свисавших с потолка как походный шатрик, Феликс заметил край синей обложки. Там на кресле под парой потрёпанных книг лежала тетрадка из серой самодельной бумаги, сшитая вручную проволокой. — А вот и бухгалтерия, — зашелестел он страницами, — правда в необычном месте. И не спрятана как следует и не на виду. По мере того, как старик привыкал к неряшливому почерку и кляксам железных чернил, он менялся в лице. — Что там такое? — Лобо вытянул красную от солнца шею. — Пока не понял, но, если это то, о чём я думаю… В глазах у Феликса мелькнула сталь, и он вмиг подобрался как кот перед прыжком. — Это я конфискую. Извини, даже тебе показать не могу. Планшет коронера проглотил и тетрадку. Силясь тоже найти весомую улику, егерский капитан напряг всё внимание, вскоре ему улыбнулась удача. Он присел на корточки в прихожей, потёр деревянную половицу. — Замытая кровь. Уже вторая лужа за сегодня. Ковёр, скрывавший пятно, пришлось сдвинуть в сторону. — Ого-гошеньки! Это тебе не палец порезать, а? Феликс навис над бурыми разводами и присвистнул. — Осколки блестят? Ну-ка… Он отломал от веника прут, порылся им в щели. Оттуда показались мелкие стёкла. — Здесь разбили зеркало и поранились. Совсем недавно, грязь между досок влажная. Лобо схватился за подбородок. Мозги заработали со скоростью, от которой он давно отвык. — Следы борьбы? — Вот так «организовали свидание», — Феликс вытер руки о штаны. — Когда у Амьеро спросили возможный мотив, он сразу выпалил, что Инкриз вскипел из-за девчонки. А как стали глубже копать — сунул язык в задницу, мол, не при делах. С чего же тут кипеть, если всё по большой любви и согласию? Нет, Лобо. Такие, как Гиль не дружат с чувством опасности и угрозы суда. Здесь били либо её, либо того, кто пытался её защитить. — Звучит неплохо, но версия держится на соплях. Ты уж прости. — Версий я ещё не высказывал, — мотнул головой коронер. — Просто кручу так и этак. Что ж, давай дальше расхлёбывать. Стоило опросить соседей, но их тоже след простыл. Обязать их находиться дома было невозможно, да и что есть дом для живущего под тентом или в палатке? Ближайший контейнер оказался забит хламом и необитаем, в стоящем поодаль явно кто-то недавно трапезничал, но увидев вооружённых офицеров, смотался, оставив на радость мухам бобовую подливу в миске. Феликс понаблюдал за тем, как насекомые пикируют к бурой жиже и проговорил: — Время уже к обеду. Пойдём-ка по домам, капитан. Собирай вещи и пайки, готовь боеприпас. Сюда и в город отправим егерей, пусть опросят, кого встретят. Остаток дня пролетел для Лобо невероятно быстро. Ещё сутки назад он и подумать не мог, что будет распутывать убийство с самим Феликсом. С момента его увольнения нового коронера так и не назначили. Капитану было стыдно, что, дослужившись до своего звания, имея в подчинении десяток дюжих ребят, он так ни разу и не столкнулся с матёрыми преступниками. Маленькая квартира на углу Водовозной улицы встретила духотой. В прихожей он сбросил ботинки и выругался, наступив на острый незаметный камешек. Холостяку иной раз лень подмести пол на неделе, не говоря уже о том, чтобы его как следует вымыть. Запах застарелой гари и кофе исходил от маленькой жаровни, на которой с прошлого раза осталась джезва с гущей. Совсем не хотелось разводить огонь или доставать керосинку и Лобо, глотнув воды из большого штофа, решил перевести дух на матрасе. Скрипнули старые пружины, перед глазами покачнулся потолок. Как же достала жара… А ещё он сильно недоспал, и в затылке ныло. Голые стены своей спальни он из года в год завешивал шкурами волков, с некоторых пор ставших настоящим бичом Экзеси, из-за чего местных жандармов и перевели в охотников. Пожалуй, такой добычей можно было гордиться, но, поступая во внутреннее войско, не о том мечтал юный Лобо. Он всё собирался переехать в Юстифи — настоящий большой город, полный перспектив и громких дел, но каждый раз что-то шло не так. В последние пару лет капитан стал понимать: он упустил своё время и намертво, как закисший болт, прикипел к Экзеси. Сон оказался коротким и липким. Поднялся Лобо куда более разбитым, чем лёг. Резало в пустом желудке, и простыня пропиталась потом. Хорошо хоть рубашку догадался стянуть и бросить на табурет, служивший когда столом, когда вешалкой. Пора было вернуться к сборам в дорогу. «И всё же, выбиться в люди, как видно, не слишком сложно, лишь бы подвернулся случай или деньжата. Коронер — живой пример тому», — подумал капитан, считая ящички и патронташи в своём сейфе. Боеприпас он расходовал скудно, даже учитывая свои пострелушки по бутылкам и сусликам. Лобо был почти уверен в высоком происхождении коронера, но он оказался таким же босяком с одним только именем. Высокородные, вроде истца Амьеро, всюду обозначали, к какой знатной фамилии принадлежат, в отношении остальных происхождение не играло никакой роли, всё равно у каждого было в придачу по нескольку кличек. Он сгрёб все ящички и взвесил их в руках. Не так-то выходило тяжело, хоть все бери. Решив, что разобрался с главным, капитан направился поужинать в «Чертовник», пока его не наводнили музыканты и их манерные громкие девки. Там подавали неплохие рёбрышки с фасолью, а в подарок — маленькую кружку лёгкого пива. Днём из-за жары совершенно не хотелось есть, а как только стало прохладнее, голод о себе живо напомнил. Лобо даже оттёр от стойки какого-то работягу, спеша заказать снедь. Когда капитан уже основательно насытился и обвёл кабак ленивым взглядом, то обнаружил знакомую спину. Феликс сидел за столиком в тёмном углу, подпирая висок. И как только успел проскользнуть?! — Эй! Снова здравствуй! — Лобо лихо взгромоздился на соседний стул, не забыв захватить с собой кружку. — Привет. Я думал погулять, но вовремя понял, что бренди мои проблемы со сном решит вернее, — пожал плечами Феликс. Перед ним лежала синяя тетрадка, листы которой он аккуратно переворачивал, что-то сверяя. — И ты всё мусолишь этот бортовой журнал бродяг? — Да. — Что в нём особенного? Можешь в руки не давать, просто объясни. Коронер глянул на паренька, торчавшего в дверях кухни. Лобо смекнул, что тот греет уши. С ответом старик медлил и явно сомневался, стоило ли вообще открывать рот, но, наконец, подался вперёд: — Если бы я такое знал про них… про всех, чьи фамилии здесь… я ведь за руку с ними здоровался! — То есть, ты отхватил досье на кучу народу? — Возможно. — Вот это нюх! Лобо с едкой, но короткой завистью цокнул. Премия уплыла к другому, да и чёрт бы с ней, проиграть Феликсу — дело нехитрое. Капитан повидал людей, которые в лёгкую обманывают напёрсточников и шулеров, но сам подобным искусством не обладал, лишь со стороны любовался. Они будто заранее всё знали. И что-то было в них особенное, кроме невероятной внимательности. Снисхождение? Доброта? Но как видящий в людях всё дерьмо может быть добр к ним? — Не мог бы ты, сынок, с утра позаботиться о лошадях? — кротко попросил коронер, — Правда, не уверен, что мы выедем на поиски, до этого момента нужно утвердить дело. — Разве оно не утверждено? Есть истец, улики… приказ маршала! — растерялся Лобо и развёл руками над столом. — И что мы видели? Следы крови да нервного юношу. А за гражданином будет настоящая вооружённая погоня. И, при всём уважении к маршалу, он… — старик закатил глаза, подыскивая слова, — не мог приказать, а лишь выразил желание помочь истцу, ибо приказывать не имел права до заключения доктора. Свидетельских показаний у нас тоже нет, пока я слышал только его сына. На свалке ни из кого не удалось вытянуть и внятного слова. — Так ведь Инкриз побежал! — А в Экзеси запрещено бегать? — Истец — сам Амьеро! — выложил Лобо последний козырь. — Я рад, что сам, а не собака или кот по его поручению. Размышления подобного толка Лобо ещё не посещали. Он мнил себя лишь подчинённым и не посмел бы требовать приказа в письменном виде, печатей или чего-нибудь такого. А Феликсу зачем-то требовались все эти вещи, чтобы начать действовать. Он считал себя в праве и говорил так спокойно, будто подобное не взбесит вышестоящее лицо, а если и взбесит, то ему плевать. — А где, между прочим, труп? — спросил капитан. — Уже у доктора. Я в нём уверен, Раус работает только по ночам, но уже к утру мы получим безукоризненное заключение, главное — явиться до того момента, как он ляжет спать. Мой старый приятель, с которым мы распутали кучу дел, не подведёт. В тот вечер Лобо умудрился не переборщить с выпивкой, хотя, оставшись один за столиком, налёг на эль. В своей одинокой служебной берлоге он упал на матрас и уснул мёртвым сном. Как бы он ни напивался, вставал всегда с рассветом и почти без похмелья. Утро портила лишь возможная реакция маршала на задержку. «Ага, — думал капитан, поднимаясь в кабинет, — Феликс от того и кидался так смело разными законами, что на ковёр с докладом пойду я, а не он». Всё-таки офицеры ослушались и остались в Экзеси. Но маршал на удивление спокойно встретил Лобо и без лишних вопросов выписал ему двух отличных лошадок. Пока он скрёб пером по бланку, капитан уловил едва ощутимый запах отличного нюхательного табака, которым баловался Феликс. Запах этот казался совершенно чужим в участке, вместе с ним пришли, похоже, и другие перемены. Конюх показал роскошных кобыл в яблоках. Лобо ещё и не ездил на таких ни разу, в дозор ему давали худую смердящую клячу, которую он боялся даже хлопнуть по спине. Эти красотки были достойны таких седоков как… он придумал Феликсу и себе определение. Стыдное, мальчишеское. Поспешил его тут же забыть, а вместо этого представил себе, как они несутся в шлейфе пыли, стреляют на ходу, кричат «Стоять!». Правда красивая погоня с жалким циркачом вязалась плохо. Не теряя времени, капитан поспешил на окраину городка, к подвалу мертвецкой. В неё попадали все без разбору покойники, которым не посчастливилось умереть дома. Маленькое ветхое строение больше напоминало чей-то амбар с погребком, не все местные догадывались о его предназначении. Экзеси приуныл и совсем затих. Обочины выгорели дотла, сухие плети растений беспомощно вытянулись и пожелтели, самые храбрые из них погибли стоя и едва ощутимый ветер шелестел их стеблями. На верёвках во дворах болталось серое бельё. Улицы хранили молчание. Лобо казалось, что жизнь покинула город вместе с ярмаркой, и капитана потянуло вслед, за мусорные барханы, за ущелье и пустошь. Из окошка прозекторской его увидел Феликс и вышел встретить. — Я не стал без тебя начинать, — сообщил старик. — Послушаем Рауса вместе. Твои мозги ещё не слежались как мои, будь добр их напрячь. Лобо зашёл в утлую прихожую, стараясь не выдать отвращения. Согбенный анатом в кожаном фартуке отошёл от конторки и пригласил обоих войти в секционный зал. В его голосе блеял старческий барашек. — Порекомендовал бы закурить, уважаемые господа, — поправил он треснутые очки, державшиеся на шнурке, — в помещении есть ещё тела, не все из них сохранны. — Не курю, — упрямо отрезал Лобо. Феликс глянул холодно. Щёлкнул крышкой портсигара. — Ну, значит, будете блевать вон в то ведро с потрохами, если вам такое нравится. Вонища в этой конуре — хоть топор вешай, так яснее? — раздражённо обронил Раус. Перестраховаться было нелишне. Лобо всё-таки принял самокрутку Феликса и заметил, что у того в портсигаре их всего две. Коронер, видно, тоже не курил, только нюхал табак. В металлическом поддоне, как карп, готовый к разделке, лежал Гиль Амьеро. Вместо красных жабр на его шее алел порез. — Поглядите сюда, — Раус жестом подозвал офицеров. — Вскрыли яремную вену, рассекли все эти мышцы. Надо быть очень сильным, чтобы нанести такую рану с одного удара. И орудие должно быть острым. У капитана от кислой вони заслезились глаза. Без самокрутки, добросовестно дымившей у него в зубах, он бы вовсе вдохнуть не смог. А ещё этот ссохшийся мёртвый старикашка… — Инкриз хоть и мелкий, — просипел он, дабы занять себя чем-то кроме рвотных спазмов, — но думаю, он ловкий проныра. Кто знает, насколько он силён? — Я говорю «орудие», потому что сомневаюсь, нож ли тут поработал. Раны от лезвий имеют специфическую форму, — постучал Раус ланцетом по краям пореза, — здесь тоже явный вход и выход, ровные края, но гортань вскрыта так, будто было некое ограничение глубины. Вряд ли это случайность. — Что нам даст такое наблюдение? — поднял глаза Феликс. — Понятия не имею, моё дело — сообщить. В документах я всё подробно зафиксировал. Где-то я такое видел, но нынче уже не вспомню, где. — Если придёт на ум, ты же мне сообщишь, Раус? — вкрадчиво спросил коронер. — Да, не беспокойся. Но не могу ничего обещать. — Правда трудно сказать, где и когда мы с капитаном окажемся. Лобо мечтательно усмехнулся. Мысленно он уже раздувал искры от огнива, и к первым всполохам походного костра слетались мотыльки.