Крылатый

Видеть Джеймса без крыльев… странно. Даже пугающе. Когда это случилось впервые, Тони несколько раз провёл по голой спине, пытаясь нащупать перья. От приступа паники спасло лишь плотное тепло над кожей — будто энергетическое поле. Остальные члены команды его не чувствовали: видимо, привилегия истинных пар. Некоторые истории из интернета перестали казаться бредом, однако внезапной способности забеременеть ни один из них не обнаружил (точнее, не обнаружила Пятница). Раны Джеймса заживают медленно: тёмные рубцы до сих пор разбегаются линиями вдоль лопаток. Иногда Тони задаётся вопросом, чем бы всё обернулось, если бы не сыворотка. Выводы очевидные и жуткие. Может, это просчёт эволюции, а может, и наоборот, ведь никто в здравом уме не пытается втихаря отказаться от истинной пары. Джеймс смог шевельнуть крылом спустя три дня после знаменательного разговора в мастерской. Они спорили из-за перевязок, толкаясь плечами на кухне, пытаясь сделать завтрак, и Джеймс прервал гневный клёкот с помощью объятий. Только вот руки у него были заняты — он обнял Тони крылом: обернул вокруг плеча, согревая перьями, и даже не понял, что произошло, пока тот не уронил миску в раковину. Это было… просто вау. Запах свежести окутал со всех сторон. Тони втянул его настолько глубоко, насколько мог, и в голове тут же пронеслась вереница образов: высота, мягкий снег, а вокруг — тишина на многие мили. «Тебе не больно?» — спросил он, зачарованно пялясь на перья. Джеймс пошевелил крылом, прислушался к ощущениям и, сияя мальчишеской улыбкой, покачал головой — «нет». Он не смог сразу убрать их в эфир, на это ушло ещё четыре дня. Но заявился весьма эффектно: ворвался в мастерскую, чуть не вышибив дверь, и вылупился на Тони. Тони, в свою очередь, вылупился на его крылья, точнее, на их отсутствие. В тот момент он чуть не отдал богу душу. Джеймсу пришлось ещё несколько раз вернуть их в физическую плоскость, чтобы Тони убедился, что всё в порядке. По сути, они поменялись местами: теперь Джеймс на миссиях, а Тони сидит в башне, потому что его крылья ещё растут и плохо слушаются. Желтая пресса начала придумывать байки. Одни пишут, что Тони, наконец, выжил из ума: его видели в качестве пациента дорогой частной клиники для душевнобольных. Другие уверены, что он ушёл в запой и разоряет каждое казино Лас-Вегаса, попутно затевая оргии. Пеппер хватается за голову, однако на Тони не злится. «Но это не значит, что ты сможешь халявить, — говорит она по видеосвязи, — почти все важные встречи я перенесла на месяц вперёд. Держись, дорогуша, у тебя будет очень плотный график, когда это всё закончится». Тони вздрагивает, потому что в интонации нет ни капли нежности — лишь обещание жутких мук. Он не знает, как Пеппер удаётся всё уладить, да и не особо хочет вникать. На самый крайний случай есть несколько официальных двойников, которые могут появиться на какой-нибудь выставке, поулыбаться в камеру и быстро свалить. Жаль, что с инвесторами такое не прокатит. Многое приходит в норму. Многое — но не всё. Стив уехал на задание ЩИТа сразу после того, как помог Тони с крыльями. Это был их последний разговор. Минуло уже две недели, миссия подходила к концу, но на последнем собрании Фьюри объявил, что на Капитана лучше не рассчитывать: он по возвращении сразу уходит в отпуск. От Джеймса Тони узнал, что Стив собрался в путешествие на своём мотоцикле: хочет поездить по стране, посмотреть места за пределами Нью-Йорка. Больше Джеймс ничего не сказал, но по лицу было видно, что между ними не всё гладко. Тони не лезет: их дружба — исключительно их дело. Он просто хочет, чтобы напряжение поскорее сошло на нет. Хотеть, как говорится, не вредно, особенно теперь, когда вылезли и другие спорные моменты. Тони относится к тому типу людей, которые, едва получив что-то хорошее, начинают искать подвох (и, конечно, находят): к нему вернулись страхи, которые мелькали в самом начале. Недавно истинность казалась чем-то волшебным, особенным, а сейчас... утопия для сердца, но ловушка для разума. Капкан. Сомнения накатывают, как волны во время прилива: «а что, если». Что, если в этом нет ничего настоящего — просто итог какого-то высшего замысла? Что, если от самого Тони ни черта не зависит? Были бы они близки, не имея наглядной причины за спиной? Это словно незапланированная беременность, когда ты влюблён до безумия, но женишься не из-за того, что сам выбрал подходящий момент, а потому что так складываются обстоятельства. «А что, если». Чем больше Тони об этом думает, тем паршивее ему становится. — Тебя это не беспокоит? — спрашивает он, лёжа с Джеймсом в обнимку перед телевизором. — Я о крыльях. Они растут довольно… медленно. Джеймс выгибает бровь: — Если ты до сих пор переживаешь о размере… — Нет. — Что тогда? Тони кусает губу, уже жалея, что затеял разговор, но эта тема мучает его раз за разом, грозясь в итоге вылиться в паранойю, если он не поступит как взрослый человек и не предложит её обсудить. — Ты читал всю хрестоматию Кёппела? — Джеймс спокойно кивает, не меняясь в лице, и он продолжает: — Тогда ты знаешь, что… Я имею в виду, там было так написано, окей? Что скорость появления крыльев… Тони ненавидит мямлить и опускается до такого весьма редко. Хочется сделать мощный фейспалм, но нужные мысли всё равно разбегаются, как тараканы на свету. — Всё зависит от глубины привязанности к партнёру. Я помню, да. — Джеймс не выглядит удивлённым или разочарованным. Что ж, уже неплохо. — И тебя не напрягает? — повторяет Тони, указывая себе за плечо. — Они всё ещё… недостаточно большие. Джеймс лишь усмехается — без грусти, с какой-то снисходительной нежностью, будто видит то, чего не видят другие. — Эй, — он мягко целует в лоб и снова смотрит в глаза: — Не о чем переживать. В конце концов, я в этих отношениях на год дольше тебя. Тони хмыкает. Становится ещё поганее. Страх принимать желаемое за действительное гложет его изнутри. — В итоге всё будет так, как задумала природа, да? От нас ничего не зависит. — Что ты имеешь в виду? — Да всё. Крылья, истинность. Никто не спрашивал, хотим ли мы этого. Никто не интересовался нашим мнением. Повисает неприятная тишина. Тони боится, что Джеймс отодвинется или вовсе уйдёт, но тот спокойно произносит: — Я выбрал тебя ещё до того, как всё случилось. — Не ты, а природа. Или Вселенная. Или какой-то безымянный аналог Бога. — Вряд ли. — Почему? Это вполне ло… — Потому что ты меня не выбирал. Иначе всё было бы куда проще и быстрее, но в итоге мы пошли другой дорогой, ведь так? В груди появляется неприятная тяжесть, хочется заткнуть уши (или рот — желательно алкоголем), лишь бы не продолжать этот болезненный разговор. — Но пришли к отношениям, как и было, блядь, задумано, — огрызается Тони, а потом щипает переносицу, пряча взгляд. Выдыхает. — Дело не именно в нас, ладно? Меня просто бесит сама концепция. — Поверь, я понимаю. В Гидре… не очень ценили личную свободу. — Джеймс проводит по его руке, нежно гладит запястье, словно совершенно не злится. Не обижается. Словно... успел всё обдумать. — Я хочу, чтобы ты знал: никто и ничто не сможет забрать у тебя право выбора. — Разве? Порой из-за связи я чувствую себя так, будто любил тебя всю жизнь, — Тони кривится от собственных слов. Их нельзя счесть за признание, и он рад, что они оба знают это. — Но потом смотрю на свои крылья, на их размер, и понимаю, что это ненастоящие мысли. Просто…волны. Как от выпивки или наркоты. — Вряд ли всё так и останется. — Джеймс, поймав вопросительный взгляд, пожимает плечами: — Мне кажется, это что-то вроде уловки природы: помогает пережить неприятные ощущения, пока крылья растут. Тогда, в твоей мастерской, я ведь тоже был... не совсем в адеквате, пока не рассказал о связи. Тони хмурится размышляя. Окей, это может оказаться правдой, ведь новоиспеченные крылатые люди крайне уязвимы и нуждаются в поддержке и опеке своего партнёра. Случались дни, когда он едва не выл от боли, не говоря уже о банальной неповоротливости и ушибах. Если Джеймс был рядом, становилось легче. — Я почти уверен, что эти… волны прекратятся, когда крылья перестанут причинять дискомфорт. — А если… — Тони облизывает губу, не зная, стоит ли спрашивать, но всё же решает рискнуть: — А если я потом пойму, что ничего не чувствую? Такое вряд ли может случиться, ведь сначала Джеймс ему понравился, а уже после прорезались крылья. Но мало ли. — Тогда ты уйдёшь. — Чего? Джеймс улыбается уголком губ и целует его в ладонь. — Я отпущу тебя. — Тони слегка вздрагивает, но тот продолжает, не обращая внимания: — Подумай сам. Крылатые люди не умирают одновременно, разве что в фильмах. Если один после смерти другого заводит новую семью, значит, нет ничего нерушимого, так? Мы сможем остаться друзьями, тем более теперь, после признания связи. Просто… продолжим жить под одной крышей, сражаться бок о бок, общаться, но быть… не вместе. — Он выдыхает и задумчиво хмурится, прежде чем продолжить: — В одном я уверен: истинные или нет, но люди могут влюбляться, переставать любить, а потом влюбляться снова. Не думай, что я буду принимать всё как должное лишь потому, что у нас есть крылья, Тони. Но если в итоге ты всё равно захочешь уйти — я отпущу тебя. — Ты действительно пойдёшь на это? — Да, — Джеймс не колеблется ни секунды. — Я ведь уже поступил так однажды, разве нет? Когда думал, что ты... что ты со Стивом. Теперь, когда мы оба знаем о связи, проблем с крыльями не возникнет, так что... что бы ты ни решил, мы справимся. Обещаю. На его лице никаких эмоций — только спокойствие, но Тони чувствует, что всё дело в контроле: связь буквально кричит о тревоге партнёра. И, несмотря на это, Джеймс даёт ему выбор, самый настоящий выбор, не пытаясь манипулировать или кидать громкие фразы на грани патетики. Никакой ловушки для разума — лишь правда, какова она есть. Не фальшивый белый (как в ромкомах, где все проблемы решаются ещё в зародыше), а честные оттенки серого. Без преувеличений. Без прикрас. — Знаешь, Снежинка, — говорит Тони, немного помолчав, — эта концепция всё ещё спорная, но я… я рад, что моей истинной парой оказался такой человек, как ты. Джеймс улыбается и тянется за поцелуем. Тони встречает его на полпути.

***

Всё дело в недостатке кофеина. Или — возможно, но не факт — рабочий запой даёт о себе знать. Так или иначе, Тони заходит в кухню как сомнамбула и почти сразу врезается носом в стену. Стена смеётся. Смеётся знакомым мягким смехом. Тони поднимает голову, чтобы увидеть голубые глаза Стива. Сердце замирает, а потом пускается быстрее прежнего. Впору бы извиниться или хотя бы сказать «привет», но слова застревают в горле. — Ты опять несколько дней не спал? — спрашивает Стив, улыбаясь и делая шаг назад, чтобы не стоять слишком близко. — И куда только Баки смотрит? В его ворчании нет сарказма или злобы, лишь дружеская ирония. Тони продолжает пялиться, как полный кретин. Господи, он даже не понимал, насколько соскучился по Стиву, пока не увидел морщинки в уголках глаз, не услышал тёплый голос. Но говорить такое человеку, который в тебя вроде как влюблён, явно не лучшая идея — всё равно что танцевать канкан на свежей мозоли. Блядь. Мыльные оперы — не то, в чём Тони хорош. — Всё нормально? — спрашивает Стив, и его улыбка становится слегка натянутой. — Ты будто призрака увидел. Меня не было всего три недели, эй. — Рад, что ты вернулся, — Тони позволяет себе ненадолго сжать чужое плечо. Он сразу опускает руку, потому что не может просить у Стива больше, чем тот готов дать. — Как побездельничал? — Неплохо. Сделал много фото на свой камерофон. — Ты знаешь, что он называется не так. — Знаю. Мне просто нравится, когда ты наивно думаешь, что я вылез из пещеры. Они смеются, и это чертовски приятно. Будто прошло не три недели (пять с учётом последней миссии), а намного больше — целые века. Может, Тони просто гложет чувство вины, а может, ему действительно не хватает их дружбы — не имеет значения, потому что теперь всё зависит от Стива. Увы, это не детская сказка, где счастье приходит ко всем и одновременно. — Как вы тут без меня? — спрашивает Стив, направляясь к кухонной стойке. Он включает чайник и достаёт сразу две чашки. — Башня на месте, Нью-Йорк тоже. Я приятно удивлён. Тянет сказать что-то вроде «не льсти себе, Кэп, Америка не на одном тебе держится», но Тони прикусывает язык, чувствуя, что для подобных шуток ещё слишком рано. — Всё в порядке, — бормочет он. Стив оборачивается и выгибает бровь, будто ответ его не устроил. — Ребята развлекаются на миссиях, но меня в свою песочницу не берут. Стив заваривает чай, выбрасывает пакетики в урну и, прихватив обе чашки, садится за стол. Тони занимает стул напротив него и на автомате делает глоток, но, разумеется, обжигается и шипит. — Дурень, — улыбается Стив. В его голосе слышна ласка — ненавязчивая, без каких-либо намёков. — Коэффициент моего интеллекта — двести восемь, если ты вдруг забыл. — А психологический возраст — пять. Тони едва не давится чаем. Параллели… Снова эти параллели. В Стиве слишком много от Джеймса, а в Джеймсе — от Стива, но при этом они совершенно разные. Приходится фальшиво усмехнуться, чтобы хоть как-то нарушить тишину. Тони судорожно подбирает следующую тему для разговора, но Стив спасает ситуацию: — Твои крылья очень выросли. Это потрясающе. ...Окей, может, и не спасает, а топит. — Эм, да. Спасибо. — Тони слегка шевелит ими, садясь поудобнее. Не зря всё-таки сделал специальную футболку: щеголять голым торсом было бы неловко. Он чувствует любопытный взгляд Стива, у которого явно много вопросов, и решает объяснить всё сам: — Они ещё растут, пока что не могу их убрать. Уже... уже почти не болят. Двигаются, но не всегда в том направлении, которое я пытаюсь задать. — Это нормально? — Судя по тому, что я вычитал — вполне. Просто нужно ещё немного времени. Поспорили с Клинтом на двадцатку, что у меня размах будет больше, чем у Джеймса. Тони вдруг замирает. Может, не стоило сейчас… Стив хмыкает: — Прекрати. — Что? — Подбирать слова. Тони, мы знакомы больше шести лет. Я могу отличить, где настоящий ты, а где притворство. Просто… не надо, ладно? У нас всё в порядке, да и я не фарфоровый, не забывай. — Ты не фарфоровый, ты деревянный, — огрызается Тони, но Стив смеётся, будто в этом есть что-то хорошее. — Я знаю, ты можешь и лучше. Они смотрят друг на друга, улыбка сама поднимает уголки губ. Становится немного легче. — Кстати, сто долларов на то, что крылья Баки будут больше твоих. — Можешь попрощаться со своими пенсионными, Кэп. — О чём спорите? — раздаётся голос из-за спины, и Тони вздрагивает. Джеймс стоит в кухонном проёме, смотря то на него, то на Стива, то на чайные чашки между ними. Во взгляде нет ревности, лишь беспокойство — целое море тревоги. И, наверное, намёк на надежду, он ведь тоже скучал. — Не знал, что ты уже вернулся, — говорит Джеймс, забив на свой предыдущий вопрос. Стив кивает: — Всего полчаса назад, даже переодеться не успел. Зашёл на кухню промочить горло. Повисает неуютная тишина, и оба решают уставиться на Тони. Ну уж нет, не-а, он не подписывался быть буфером между двумя лучшими друзьями: в прошлый раз такая вечеринка плохо кончилась, хоть и роли были немного другие. — Ладно, мне давно пора на боковую, — заявляет Тони, поднимаясь со стула и игнорируя вопящую совесть: в этой ситуации он всё равно не сможет помочь. — Думаю, найдёте, о чём поболтать. Проходя мимо Джеймса, он привычно тянется за поцелуем, но вовремя себя одёргивает. И благодарно улыбается, когда чувствует тепло его ладони на своей руке.

***

Джеймс в полёте — одно из самых любимых зрелищ Тони. Впервые он поднялся в воздух в спортзале (высокие потолки и много свободного пространства, бонусом — группа поддержки в виде Сэма и Стива), но специфичные декорации ничуть не испортили общей картины. Однако ради тренировок пришлось найти другое место. — Пятница, отчёт. — Никого в радиусе пяти километров, — отвечает она в наушник, и пустая броня приземляется рядом с Тони. — Хорошо. Продолжай наблюдать и сразу сообщи мне, если увидишь что-то подозрительное. — Разумеется, босс. Броня снова взлетает, но вскоре исчезает за кронами деревьев. Джеймс дожидается кивка от Тони, снимает майку и разминает плечи. Он закрывает глаза, прислушиваясь к себе, — через мгновение крылья появляются за его спиной. Тони чувствует поток воздуха на голых запястьях и, выждав пару секунд, подходит ближе. Пальцы касаются любимых чёрных перьев, в нос проникает запах свежести и гор. — Ну привет, мои сладкие, соскучились? Я — да. — Он утыкается носом в крылья Джеймса, гладя везде, докуда может достать. — У тебя точно какой-то фетиш. — Не прикидывайся святым, ты постоянно трогаешь мои перья. — Бред. — По сто раз на дню. Джеймс фыркает, но не спорит, и ещё около минуты они молча стоят вот так, почти в обнимку. Тони напоследок обводит изгиб крыла, сжимает выступ запястья, а потом садится возле дерева у самого края леса. Здесь удобный наблюдательный пункт. Джеймс же идёт в другую сторону — на опушку, где много свободного пространства. Вот он стоит, зачарованно пялясь в небо, а вот — взмывает вверх, мощно махнув крыльями. Это поражает каждый чёртов раз. Тони скучает по полётам. Сейчас ему не влезть в костюм Железного Человека, а собственные крылья ещё не закончили расти. Но он чувствует: уже скоро, буквально пару дней. Само знание нельзя объяснить логически, оно просто есть, как и умение ощущать эмоции своей пары. Интересно, исчезнет ли эта способность, когда они оба смогут убрать крылья в эфир. Джеймс делает крутой вираж, заставляя сердце Тони испуганно замереть, но с лёгкостью выходит из петли, будто был для этого рождён. Все его движения кажутся такими естественными — красота в чистом виде. Однако Тони знает, что на это нужно немало сил: после каждой тренировки (которая заключается в покорении виражей на разной дистанции) он обливается потом, хотя никакие беговые дорожки и тренажёры в спортзале не могут дать того же эффекта. Это немного… пугает, потому что у Тони сыворотки нет. Придётся осваиваться куда дольше, чем Джеймсу. Но это будет настоящий полёт, полёт на собственных крыльях. Предвкушение поднимает уголки губ, а перья начинают мелко подрагивать, словно им тоже не терпится проявить себя в деле. Джеймс лихо проносится мимо, заставляя дерево, под которым сидит Тони, зашелестеть листвой, но вскоре возвращается и мягко опускается на землю. Вцепившись в его руку, Тони встаёт, чтобы оказаться в крепких объятиях. — Завидуешь? — спрашивает Джеймс. Улыбка в голосе такая очевидная и задорная, что сложно не улыбнуться в ответ. — Язви, пока можешь. Я всё равно тебя уделаю. Он вдруг ловит руки Тони и задирает их над головой, обхватив оба запястья ладонью. Воу, это… горячо. — Жду не дождусь, — говорит Джеймс низким, сексуальным голосом, притягивая за талию, а потом целует в уголок губ, но отстраняется, когда Тони пытается получить что-то большее. Засранец. — Уже решил, что будешь делать с журналистами? Никто, кроме Пеппер и команды, не в курсе. Джеймс не использует крылья во время миссий, а Тони не вылезает из башни. Только последние две недели они позволяют себе приезжать сюда, на опушку леса в двадцати километрах от города, ради тренировок. Понадобится время, чтобы новые способности стали преимуществом, а не мишенью для несчётных врагов. — Не знаю, — отвечает Тони и, сосредоточившись, обнимает Джеймса крыльями. Его размах всё-таки меньше, потому что меньше и сам Тони — ниже, легче, не суперсолдат. Стоило подумать об этом до спора с Клинтом и Стивом. — А ты как считаешь, Величество? — Я поддержу любое твоё решение, — тот выпускает его, чтобы притянуть к себе ещё и за затылок, затем мягко целует в щёку, переходит к скуле. — Мне плевать, что подумает общественность. — Не очень… — Тони выдыхает, жмурясь, когда влажный язык касается его шеи. — Не очень дальновидно… с точки зрения… Чёрт, — он стонет, ощущая засос рядом с ключицей. — Ты не договорил. — Потому что ты меня отвлекаешь. Мягкий смешок щекочет кожу под подбородком. — А ты не отвлекайся. Тони наклоняется, чтобы перехватить проворные губы, затянуть в поцелуй. Джеймс позволяет ему это, но двигается медленно и слишком нежно, распаляя ещё сильнее. Хочется выгнуться навстречу, прижаться к его груди и бёдрам, потереться о горячее, твёрдое тело. — Пятница, — хрипло зовёт Тони, чудом вспомнив о своём наушнике, — отчёт. — Никаких изменений, босс. Всё чисто. Джеймс заставляет его шагать назад, а потом упереться спиной в дерево. Им на головы падают еловые иголки, но сейчас не до этого. Какие, к дьяволу, иголки, когда в груди трепещет и бьётся о рёбра, когда под пальцами ластится, манит к себе, а в горле томится стон, и губы на губах — так опьяняюще — и нечем дышать, не… — Ты сводишь меня с ума, — бормочет Джеймс, прижимаясь ещё сильнее. У Тони кружится голова от каждого его слова. — Ты нужен мне, — шепчет как признание. Он не готов к чему-то более громкому — пока не готов, они оба знают это. Порой на Тони накатывает лёгкая паника, но он с ней справляется, принимает её, как старого друга, потому что верит: всё самое важное не бывает исключительно хорошим или плохим. — Чёрт, Джеймс… Имя — и дар, и проклятие, но ни одной связной мысли, только касаться-касаться-касаться, деля безумие на двоих. Суть даже не в волнах, не в боли, которой уже нет, а в чём-то совсем ином, чистом, искреннем — когда влюбляешься и чувствуешь крылья за спиной. В их случае — вполне буквально.