Недоразумение

Варда стояла прямо напротив Мелькора, с удовольствием наблюдая, как меняется его лицо. В небесно-голубых глазах айну появилось сначала изумление, а потом и вовсе какая-то обида и растерянность. Да, случай с бедной Ниэнной был как нельзя кстати. Всего час назад валиэ со слезами на глазах бросилась в объятия Варды и, чуть проплакавшись, принялась рассказывать, через слово всхлипывая, как «Манвэ» гадко и нехорошо поступил. Элентари поначалу удивилась и даже рассердилась, но вскоре поняла, как это можно обернуть в свою пользу. Варду давно уже напрягали слишком уж частые, по ее мнению, визиты Моргота к Манвэ. И она подозревала, что они далеко не «мирно беседуют», как пытался заверить ее Мелькор. И наконец Элберет выпала возможность хотя бы на несколько лет защитить своего мужа от Отступника. Это меньшее, что она может для него сделать, но все же. – Варда, – робко начал Мелькор, искоса поглядывая на Валакирку в ее руке, – а может, не надо? – Что ты хочешь этим сказать? – надменно спросила она. – Я… Я ему обещал, что вернусь, – тихо произнес айну, отводя взгляд. «Врешь. С каких это пор обещания стали что-то для тебя значить? Ты только хочешь лишний раз поиздеваться над своим братом, лицемер», – с ненавистью подумала Варда. Вслух же она сказала: – И что с того? Мелькор – не тот, ради кого стоит держать слово. Бауглир вздохнул и опустил голову. Варда заметила, как покраснели кончики его ушей. Как ни странно, это раскаяние выглядело вполне естественно. – Ты действительно так считаешь? – грустно спросил Мелькор. – Да. Ты только подумай, сколько он всего натворил, сколько обещаний не сдержал… Он заслуживает остаться в одиночестве. – Да, он действительно виноват, но он точно не заслуживает этих мучений… Внезапно валиэ что-то кольнуло изнутри, как будто она и правда была неправа. Но отступать было уже поздно. – Так ты сам его на это и осудил! – с плохо скрываемой злобой буркнула она. – Скажешь, не твоя была идея? Мог бы тогда подумать, чего он заслуживает, а чего нет, теперь уже поздно! – Варда, ты не понимаешь, – он даже осмелился коснуться ее руки, – он же мой брат… Варда почувствовала, как глаза ее предательски повлажнели. А может, Мелькор и правда исправился? Может, это она опять все делает неправильно? Эта мысль вселила в нее только еще больше злобы. – А почему ты не вспомнил о том, что он твой брат, тогда, на суде? Тогда ты был с ним не очень-то ласков! Где тогда была твоя братская любовь? Элентари бросила гневный взор на айну, ожидая его оправданий, но их не последовало. – Ну? Отвечай! – повысила голос королева Арды. – Мне… – Мелькор смотрел куда-то сквозь нее, будто отвечал самому себе. – Мне нечего сказать. Валиэ даже стало немного обидно. Она ожидала чего угодно, но не этого. Ей думалось, что Моргот не отступится, будет спорить, оправдываться, делать все что угодно, лишь бы последнее слово осталось за ним. А он просто стоял перед ней, ссутулившийся, печальный, потеряно глядящий куда-то в даль. – И это все? – тихо спросила его владычица звезд уже без злобы в голосе. Мелькор грустно покачал головой. Кажется, валиэ никогда не видела его таким… жалким, что ли? Айну будто даже стал ниже ростом, а в голубых глазах ясно читалась печаль и запоздалое чувство стыда. – Манвэ, он не заслуживает того, чтобы ты его навещал. За всю свою жизнь твой брат не сделал ничего путного, оттолкнул всех, кто был ему близок, даже тех, кто пытался ему помочь. Если ты считаешь, что он не должен страдать, то вспомни о всех замученных им, о тех, чьи судьбы Моргот сломал. – Элентари чувствовала, что этими словами причиняет Мелькору боль, но не могла остановится, так давно она хотела сказать это ему в лицо. – Он не заслуживает твоего сочувствия, да и ничьего сочувствия не заслуживает! Я не прошу тебя пытать или мучить брата, просто оставь его в покое. В конце концов, он ведь этого всегда и хотел… Мелькор тяжело вздохнул. Варде даже показалось, что он действительно раскаивается. На секунду она будто забыла, что это Мелькор, и, взяв его за руку, заглянула в голубые глаза. – Манвэ, поверь, ему так будет только лучше. Едва ли он ответит твоей доброте тем же. Он просто обманет тебя, заведет в свои сети, из которых ты уже не выпутаешься. – Ты действительно так считаешь? Голос Бауглира звучал глухо и неуверенно, будто он был готов поверить в ее слова. Варда высвободила свою руку и неожиданно резко ответила: – Да. Мелькору доверять нельзя. И она оставила его наедине со своими тяжелыми мыслями. «Пускай подумает о своих грехах, ему не помешает. Все равно он скоро забудет этот разговор». *** – Черт! – прошипел Мелькор, громко хлопнув дверьми спальни. – Зараза… Быстрыми шагами темный айну прошелся по комнате, а затем обессиленно рухнул на огромную кровать. Он и сам не заметил, как разозлился. Испытанные только что стыд и горечь плавно перешли в самый настоящий гнев. Как же она глупа. «А сам ты чем лучше? – опасно тихо и спокойно начал голос в его голове. – Это ты не уследил за своими чувствами, совершил глупый поступок, забыв о том, что последствия тебя неизбежно постигнут. Даже я никогда не совершал ничего настолько идиотского». Произнесено это было с такой интонацией, какую просто невозможно опровергнуть. – Я… Это вышло случайно, – насупился Бауглир. «Конечно, случайно. Ты ведь и сам был не против, иначе бы не полез к ней целоваться! И во всем этом твоя вина, нет смысла обвинять во всем эту дуру с Валакиркой». – Но… – Мелькор окончательно смутился и раздраженно ответил: – От того, что ты будешь возмущаться, ничего не изменится!.. О, Эру, да за что же мне все это! – Ты действительно хочешь знать это? Мелькор вздрогнул. Голос, произнесший эти слова, не исходил ниоткуда. Он даже не был чьей-то мыслью, брошенной по ошибке в его разум. Этот голос звучал будто сразу и везде, заполняя собой все пространство, весь мир, все сознание. Этот голос Мелькор без труда узнал. – Отец… Бауглир прикрыл глаза и мысленно перенесся в чертоги Эру. Его дух стоял перед троном отца. – Ты что-то хотел сказать? – тот тонко улыбнулся, словно забавляясь той остроумной шутке, которую может понять только он один. Мелькору эта улыбка показалась смутно знакомой. – Почему… Почему ты мне отвечаешь? Ведь ясно, что это был риторический вопрос. – Хотел напомнить, что упоминать мое имя всуе чревато. И, кроме того, я ведь знаю, что ты сам найти ответов не сможешь, да и в целом это довольно интересная тема. Бауглир прищурился. Смотреть на Илуватара было немного сложно: кроме того, что от лика его исходило яркое сияние, истинный облик отца постоянно ускользал от айну, и в итоге он видел лишь свое отражение, только куда более величественное и прекрасное. Интересно, а валар тоже не могут его по-настоящему видеть? – То есть ты можешь ответить, зачем мне это мучение? – спросил он. – Мучение? – Эру тихо усмехнулся. – Ты перепутал, сын мой. Это любовь, самое прекрасное и высокое чувство на свете. – Я так не считаю! – с вызовом сказал Мелькор, но голос его растворился в глухой тишине чертогов Илуватара. Отец снова улыбнулся той загадочной полуулыбкой, сверху вниз глядя на старшего из айнур. Под его взглядом Бауглир слегка поежился, даже сделал нерешительный шаг назад. – Хорошо, – задумчиво произнес Эру, все еще снисходительно поглядывая на сына, – можешь высказать свое мнение, я послушаю. Бауглир немного помедлил, прислушиваясь к голосу в своей голове, а затем осторожно, исподлобья глядя на отца, сказал: – Да даром сдалась мне эта ваша «любовь». Совершенно глупое и бесполезное чувство. – Неплохо, – тихо произнес отец, – но я хотел бы послушать лично твое мнение. – А я что сказал? – раздраженно буркнул айну. – Не свое мнение, разве? – Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – все так же спокойно сказал Илуватар, – но впрочем, это не важно. Говори дальше. Мелькор нервно сглотнул. Подобная манера разговора отца не предвещала ничего хорошего. – Я ведь правильно понял, что по твоей воле ее полюбил? – Правильно, – кивнул Эру, – согласись, она ведь совсем недурна… – Не о том речь, – перебил его Мелькор, – зачем ты это сделал? Захотел меня помучить? Оскорбить Ниэнну? Или оставить Манвэ в полном одиночестве? Кого ты хотел обидеть этой любовью? Некоторое время Эру молчал. На лице его отражались тяжелые думы, и в какой-то момент Мелькору даже показалось, что отец забыл о нем. Однако вскоре Илуватар очнулся и снова взглянул на сына. – Ты вряд ли поймешь. Сложно сделать хорошо сразу всем, особенно так, чтобы никто не пострадал. Гораздо удобнее позволить страдать лишь нескольким, но принести счастье целому миру. Твоя любовь послужит тебе и многим другим ключом к счастью. – А как же Манвэ? – тихо и несколько неуверенно произнес Мелькор. – Манвэ?.. – немного растерянно переспросил Эру. – Да, Манвэ. Он ведь целые триста лет проведет в одиночестве, без еды и воды, даже без света! – Похоже, ты все же не понял ранее мной сказанное, – нахмурился отец. – Иногда кто-то должен пострадать, чтобы в конце все было хорошо. – Но почему Манвэ? Почему не кто-то другой? – взволнованно пробормотал айну. Он понимал, что со стороны задаваемый им вопрос звучит несколько странно, но молчать уже не мог. Эру промолчал, но Мелькор все-таки уловил в его взгляде некую печаль. – Просто… Он ведь ни разу не ослушался тебя, не причинил никому зла или боли. Ты всегда любил его больше прочих именно за это. Так почему же сейчас страдает именно он? – Мелькор, – мягко начал Илуватар, – может быть, ты думаешь, что все происходящее мне по душе. Но ты ошибаешься. Я не специально выбирал Манвэ на эту роль, и, поверь, ему я точно не пожелал бы зла. – Почему же тогда ты не прекратил это? Почему не сделал все так, чтобы страдал кто-то другой? – почти с отчаянием выдохнул Бауглир. – А ты бы смог? – усмехнулся Эру. – Что смог? – Страдать вместо Манвэ. Переносить все без ропота, считая, что ты это заслужил. Не губить свою душу в унынии и проклятиях, а каяться и стараться понять, что же ты сделал не так. Ты бы так смог? Мелькор опустил голову. Конечно, Эру знал, что он бы так не смог. Он бы повел себя в точности наоборот. – Но ведь все закончится хорошо и для Манвэ, так? – наконец произнес он, снова поднимая глаза на отца. – Наверное. – Но этого не может быть. – Что ты хочешь этим сказать? – слегка приподнял бровь Илуватар. – Не может быть счастливого конца для всех. По крайней мере, я точно не смогу быть счастливым. – Это почему же? – Я недостоин счастья. Да и… Ниэнна ведь все равно меня не любит… Пару секунд длилось молчание, а после раздался громкий смех Эру. – Глупец, – наконец сказал он, отсмеявшись, – ты даже не представляешь, как она тебя любит… Такой любви этот мир еще не видел. Ты будешь счастлив обладать ее любовью! – Но мы не сможем быть вместе! – Почему? – Потому что она считает, что я – Манвэ. – А ты пытался что-нибудь сделать для того, чтобы изменить это ее мнение? – Нет… – смутился Мелькор. Ему показалось, что отец сейчас снова рассмеется, однако Эру ограничился лишь снисходительной улыбкой. – И что же ты тогда жалуешься? – А что я могу сделать? – похоже, Бауглир не понял, что же такого смешного Илуватар нашел в этой ситуации. – Все равно рано или поздно все закончится плохо для меня. Эру подозрительно прищурился и долго разглядывал сына, будто пытаясь прочесть что-то у него на лбу, а затем отвел взгляд и спросил: – Почему ты так считаешь? – Потому что все просто не может кончиться по-другому, – уверенно произнес Бауглир. – Слабый аргумент, – вздохнул Илуватар. – Но… – Мелькор потупился, пристально изучая вымощенный мраморной плиткой пол. – Я просто чувствую, что так должно быть. Ну не может до добра довести такое чувство, как любовь. – Ты ведь никак не можешь доказать свои слова. Эру скрестил руки на груди и молча воззрился на сына. Мелькор почувствовал, как от этого неловкого молчания у него покраснели кончики ушей. Почему-то он чувствовал себя неправым, хотя в словах своих был совершенно уверен. Чтобы не позволить своему стыду забраться дальше, он гордо вскинул голову и как можно нахальнее произнес, хотя слова его и прозвучали слегка неуверенно: – В конце концов, я готов поспорить об этом! Пару долгих секунд отец изумленно молчал, приподняв бровь, а затем негромко сказал, будто не до конца веря: – Со мной? Бауглир насупился. – Да. – Ты точно уверен? – Да, – отступать было уже некуда. – Прекрасно. Только теперь Илуватар откинулся на спинку трона и громко рассмеялся, будто только что услышал новый, необычайно остроумный анекдот. Наконец он умолк и произнес: – И на что же мы с тобой будем спорить? – Мы ведь спорим о том, что любовь меня до добра не доведет? – смущенно уточнил Мелькор. – Именно. – Тогда… Тогда, если я выиграю, ты больше не будешь вмешиваться в мою жизнь, – уже увереннее сказал айну. Эру снова изогнул бровь. – Но это будет бессмысленно, ведь тогда тебе уже будет сложно помочь. Ты точно не хочешь передумать? – Точно. – Потом ты можешь пожалеть. – Не пожалею. А твои условия? – Условия… Давай так: я выиграю, если ты меня поблагодаришь за то, что я помог тебе почувствовать любовь. – Ну, уж этого-то точно не будет, – облегченно вздохнул Мелькор. – Но взамен ты станешь добропорядочным вала и поклянешься мне в верности. Тут уже пришла очередь смеяться Мелькору. Илуватар не сказал ни слова, терпеливо ожидая, пока сын, наконец, отсмеется. Когда Бауглир все же затих, вытирая с глаз невольно выступившие от смеха слезы, Эру достаточно громко произнес: – Ну что, спорим? Или ты не уверен в своем решении? Мелькор смущенно потупил глаза в пол. Если честно, ему не очень-то хотелось спорить с отцом. Но голос в его голове настойчиво твердил, что это замечательная идея, поэтому айну, собравшись с духом, поднял глаза на Эру и сказал: – Да, спорим, – он нерешительно протянул руку отцу. Эру в очередной раз приподнял бровь, словно не очень понимая, чего сын хочет от него. – Глупый человеческий жест, – проворчал он, – но, впрочем, раз для тебя это имеет значение… Отец пожал плечами и, наклонившись, чуть сжал руку старшего из айнур. – Вот и все, – вздохнул Эру. – Учти, я честно соблюдаю условия договора, и нарушать их не стану. Ни в каком случае. – Да пожалуйста, – фыркнул Бауглир, – мне это и нужно. – Как знать, как знать… Мелькор отнял свою руку от руки Илуватара. Кожа на ладони неприятно ныла, как от легкого ожога. Айну тонко улыбнулся, подражая отцу, и в довольном молчании покинул зал. *** Необыкновенно громко звучали тихие шаги в тишине чертогов Мандоса. Казалось, в мире исчезли все остальные звуки, и осталась только бархатная тишина и эти шаги. Тихо прошуршало платье по ступеням из серого мрамора и тонко скрипнули дверные петли. В комнате никого не было. Впрочем, это не смутило Варду. Она уверенно подошла к глубокому мягкому креслу, села и стала ждать. Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут за ее спиной послышался голос: – Пришла поскорбеть? – Верно, – кивнула она, не оборачиваясь. Намо приблизился к противоположному креслу и устало откинулся на его спинку. – И опять ко мне? – Да. – Чувствуешь вину? – Да. Какое-то время они молчали. – Чего ты здесь ищешь? – негромко спросил Мандос. Владыка душ пристально сверлил Варду взглядом своих пронизывающе-серых глаз. Казалось, в них не было никаких эмоций, свет не плясал в глубине зрачков вала, но и тьмы в них не было. Только спокойное знание, надежно укрытое от чужого взора. – Что за странный вопрос? – растерялась владычица звезд. – Я просто пришла поговорить. – Ничего не бывает просто так, – рассудительно заметил Намо, – у всего на свете есть своя причина. Все мы чего-то ищем, пусть даже и не осознавая этого. Признания, общения, одиночества, любви, счастья, чьей-то жалости. Проблема лишь в том, что в большинстве случаев мы сами не понимаем, чего же от себя хотим. – Он чуть приподнял уголки губ. – А чего же ищешь в моих чертогах ты, Варда? – Я не знаю, – валиэ смущенно опустила глаза. – А я знаю, – тон Мандоса в миг стал серьезнее, – ты хочешь, чтобы я сказал, что ты была права. – Что? Нет, я совсем не за этим пришла, – возразила Элентари, однако кончики ее ушей слегка покраснели. – И опять ты врешь самой себе, – укоризненно покачал головой Намо, – тут и знать ничего не надо, по тебе и так все видно. Так ты за этим пришла? – Возможно, – беспомощно вздохнула Варда. – Тогда ты сделала это зря. Элентари испуганно вздрогнула и взглянула на него исподлобья. – Ты считаешь, я… – Я никак не считаю, – перебил ее Мандос. – Я не знаю ответа на твой вопрос. Наступила звенящая, ничем не нарушаемая тишина. – Разве ты можешь чего-то не знать? – наконец прошептала Варда. – Тем более того, что уже совершилось? Вала усмехнулся. – Я знаю все. Вплоть от всемирной истории от Начала до Конца, и кончая самыми незаметными, потаенными и для самого их обладателя мыслями одинокого, всеми забытыми смертного. Мне известно все, что было, есть и будет, я могу назвать время любого твоего помысла с точностью до секунды. Но к добру или ко злу эти твои помыслы – мне неизвестно. Так уже свершилось, и жизнь невозможно повернуть назад. Ты все равно ничего уже не изменишь. Снова повисло молчание. Но в этот раз Варда услышала в ней биение собственного сердца. Тихое, мерное и неумолимое, как тиканье часов. Как время, которое нельзя остановить. Ни на миг. – Я поступила так, как должна была, – наконец произнесла она, – но теперь мне кажется, что ради долга я предала свою любовь. – У тебя не было выбора. Ты должна была предать либо то, либо другое. – Опять это слово – должна… – вздохнула валиэ. – Я всегда кому-то что-то должна. Почему? – Ты опять задаешь вопрос, на который сложно ответить, – усмехнулся Намо. Варда опустила глаза. – Неужели нет иного выхода? Неужели обязательно надо предать что-то? – тихо произнесла она. – Да. – В тишине ответ Мандоса прозвучал еще жестче. – Тебе не дано третьего выбора. – То есть… Манвэ так и будет страдать? – Только если ты выберешь долг. Но никто тебе не мешает выбрать любовь. – Не могу, – грустно покачала головой Элентари. – Это твое дело, – вздохнул Намо. Валиэ почувствовала, что глаза ее снова предательски повлажнели. – И опять ты меня осуждаешь… – Нет, – вала чуть подался вперед, внимательно вглядываясь в лицо собеседницы, – я не могу тебя судить, ведь сам тоже остаюсь верен своему долгу. Варда все же взяла себя в руки, но голос ее еще дрожал. – И сколько же еще Манвэ будет страдать? На мгновение владыка душ задумался, а потом сказал: – Столько, сколько потребуется. – Кому? – непонимающе пробормотала Варда. – Эру, разумеется. – Но зачем Эру нужно, чтобы мой муж страдал? Он ведь всегда был ему верен, не творил никакого зла, в отличие от своего брата! Он этого не заслуживает. – Конечно не заслуживает, – кивнул Мандос. – Но почему тогда страдает? – с отчаяньем спросила валиэ. – Потому что так угодно Эру. Это прозвучало жестоко. Варда застыла с полуоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, умоляюще устремленными на Мандоса. По щеке прокатилась слеза. – Но почему ему так угодно? – прошептала она. – Откуда мне знать? – раздраженно ответил вала. – Довольно задавать эти дурацкие вопросы. Я уже объяснил, что не могу на них ответить. – Извини… – неуверенно пробормотала валиэ. – Просто сколько я ни ищу ответа, нигде не нахожу… Я надеялась, хоть ты мне поможешь. – Ненадолго она умолкла, стараясь унять слезы. – Но может, ты хоть скажешь, что с ним теперь? Намо поднял на нее свои темно-серые глаза без эмоций. – Ты точно хочешь это знать? Она кивнула. Вала прикрыл глаза, словно выискивая что-то в недрах своей памяти. – Он… мучается. Ждет прихода Мелькора. Думает, что же сделал не так. Чувствует себя оставленным Эру. – Ждет… Мелькора? – казалось, Элентари пропустила остальные его слова мимо ушей. – Но зачем? Разве Мелькор не… – Истязал и мучил брата? – услужливо подсказал Мандос. Голос не слушался Варду, и она лишь кивнула. – Возможно, ты и права. Но сейчас, как мне ни тяжело это говорить, твоему мужу больше нечего ждать. Одиночество для него – страшнейший яд. – Вала опустил взгляд. – Мне неизвестно, к добру ли были эти визиты Бауглира. Но то, что Манвэ останется совсем один, вряд ли приведет к чему-то хорошему. Валиэ с трудом сглотнула застрявший в горле ком. – А… Что чувствует сейчас Мелькор? – тихо произнесла она. – Много чего, знаешь ли, – усмехнулся Намо. – Он чувствует стыд, обиду, разочарование… Не хочет оставлять брата одного. Некоторое время Элентари просто смотрела на него, не произнося ни слова, а затем шумно всхлипнула, закрыв лицо руками. Валиэ больше не могла справляться с душившими ее рыданиями и все же расплакалась. Намо не предпринимал никаких попыток ее успокоить. Он просто молча сидел и ждал, когда она умолкнет. Но она не умолкала. Она плакала, сотрясаясь от рыданий, как не плакала еще никогда. Возможно, она уже не надеялась увидеть мужа или просто внезапно остро осознала свою вину – вряд ли кто-то об этом узнает. Но плакала она долго, быть может, целый час, а когда перестала, долго еще всхлипывала. Наконец Мандос произнес: – Ты еще можешь все изменить. – Нет, – прошептала Элентари, – не могу. – Как знаешь, – пожал плечами вала, – у тебя есть право выбора. – Я уже сделала свой выбор. – Как знаешь, – снова повторил Мандос.