Недоразумение

Слабый огонек едва мерцал. Масло в фонаре кончилось, а новое взять было неоткуда. Таким образом, Манвэ терял последнее, что у него оставалось – свет. Конечно, не будь он сейчас закован в Ангайнор, то вновь зажечь огонь в светильнике не составило бы труда. Но, увы, скованная Ауле цепь полностью подавляла магию вала. Поэтому Манвэ оставалось лишь поближе придвинуть фонарь к себе, словно надеясь, что от этого вокруг станет светлее. Но светлее не стало. Наоборот, тьма будто стала еще гуще. Был бы здесь сейчас Мелькор… Он бы разжег огонь поярче. Впрочем, брат не приходил уже довольно давно. Если бы за Гранью существовал счет времени, Манвэ мог бы предположить, что уже несколько лет его никто не навещал. Но это ведь не значит, что брат больше не придет? Он же обещал. Манвэ поежился от холода и попытался поплотнее закутаться в теплый, отороченный мехом плащ. Конечно, Мелькор обещал прийти. Но что мешает ему нарушить обещание? Правильно, ничто. Да и вообще, разве он обязан навещать брата? Единственное, что, возможно, побуждало его приходить к нему – чувство вины, да и в этом Манвэ был не уверен. В конце концов, Моргот ему ничем не обязан. А может, ничего этого и не было, и после того, как его помучить, брат приходил к узнику только во снах или в мечтах… Нет, об этом ему думать совершенно не хотелось. Мелькор точно приходил, и тому есть доказательства – плащ и фонарь. Но если это правда, то почему же тепло от плаща не чувствуется, а свет не рассеивает тьму? Нет, нет, Манвэ не бредит. Может, тело его уже и умирает, но душа и разум его еще здоровы, как и прежде. И с ума он не сходит… Он закутался в плащ еще плотнее, будто пытаясь оградить себя от страшных мыслей. Самым страшным в них было то, что в глубине души Манвэ был с ними согласен. Ведь он был один, совсем один. Он не слышал чьей-либо речи, не с кем было побеседовать. Он был совершенно один в хищной темноте, и не кто не слышал его слов и не отвечал ему. В таком одиночестве кто угодно, и он, привыкший к обществу, в особенности, сойдет с ума. И Манвэ больше всего в своей жизни теперь боялся, что и Мелькор, и все с ним связанное окажется лишь его собственной фантазией. Но он старался думать об этом как можно меньше, чтобы зря не бередить рану. Поэтому последние десять лет (а именно столько времени прошло с их с Мелькором последней встречи) он жил прошлым, вспоминая все вплоть до каждой секунды и пытаясь понять, что же он сделал не так, чем заслужил все это. И, как ни смешно, он насчитал на своем счету немало грехов. Во-первых, всегда, с самого своего рождения был он несоизмеримо горд и превозносил себя над братом и остальными детьми Эру. Во-вторых, он никогда не думал о других и не пытался поставить себя на их место. Ему просто были неинтересны их чувства и переживания. А из гордыни и самолюбия одно за другим вытекали осуждение, обиды, жестокосердие… И, под конец, он убил Майрона. Манвэ просто не представлял, как он будет жить дальше, зная наперечет все свои проступки и ошибки. Казалось, теперь его заключение превратится в еще большую пытку. Ужасно хотелось кому-нибудь покаяться… Да только вот кому? Брата здесь давно уже не было, а остальных и подавно, а Эру… Эру теперь бросил его, не желая отвечать. Хотя, для покаяния ответ и не нужен. Манвэ не мог так больше. Пускай отец его оставил, но молитву он все равно услышит, пусть и не ответит на нее. Превозмогая зудящую боль во всем теле, Манвэ усилием воли поднялся на колени. Это было непривычно и странно, и тяжелая цепь от ошейника склоняла его голову вниз, но все же он начал: – Отец, – голос его был очень слабым и сиплым, – ты отчего-то не желаешь со мной говорить. Впрочем, я уже не спрашиваю, отчего и не прошу ответа. Ты сам видишь – я говорю с тобой уже не как сын, а, как провинившийся раб, умоляю о помиловании. Надеюсь, ты услышишь мои молитвы… Ненадолго Манвэ замолчал. Хоть он и говорил в пустоту, но все равно чувствовал себя так, будто находится перед отцом. Вала даже будто бы ощущал на себе его взгляд. – Отец… – снова тихо начал он. – Я… я не знаю, что ждет меня впереди. Разве что только вечность. И я не знаю, сколько мне еще отмерено жизни. Когда-то очень давно ты говорил мне, что конец у этой истории будет хороший… Но, видимо, не для меня. Странно, я ведь всегда считал, что благодаря моей праведной жизни смогу достичь лучшего для себя. Я осуждал тех, кто, по моему мнению, жил неправильно, но не заметил своих собственных грехов. Я не пытался понять согрешивших пред тобой, считал их недостойными моего внимания, а сам при этом нарушал твои заветы своей гордыней. Наверное, если ты допустил произошедшее со мной, то я действительно заслужил это наказание. И теперь я ничего не могу сделать, даже поговорить с тобой не могу. Я ничтожен, отец. Я виноват даже перед родным братом… Будь он сейчас здесь, я бы попросил у него прощения. Манвэ закашлялся, чувствуя резкую боль в горле. Говорить было непривычно сложно, однако он продолжил. – И теперь я хочу покаяться. Пусть я и недостоин прощения, все равно. Если мне суждено умереть, то я не хочу заканчивать жизнь с такой тяжестью на сердце. Он умолк. Впервые в жизни по щекам его катились слезы. Легче не стало, наоборот, чувство, что кто-то на него смотрит, только усилилось. Несколько долгих секунд он молчал, а после продолжил, тихо, почти шепотом: – Я согрешил, отец. Прости меня, если можешь. Я виноват и не отрицаю этого. Отныне я не буду жаловаться на судьбу и понесу свое наказание безропотно. Он не пытался утереть слез или поднять голову – зачем? Ведь Илуватара здесь нет, да и вряд ли он его слушает… Смысла нет. Как, впрочем, и во всей его жизни. Никогда смысла не было, и само существование вала – одно сплошное недоразумение… – Я прощаю тебя. Манвэ вздрогнул. Не веря в происходящее, он изумленно поднял голову, не замечая тяжести ошейника. Но сомнений быть не могло: перед ним и правда стояла высокая сияющая фигура в белоснежных одеяниях. – Отец?.. – одними губами произнес пораженный узник. – Да. Ты просишь моего прощения – я отвечаю: я прощаю тебя, но взамен ты должен вытерпеть свои испытания до конца. Где-то с полминуты Манвэ стоял безмолвно, пытаясь постигнуть, что перед ним не кто иной, как отец. Наконец он, окончательно уверившись, недоуменно пробормотал: – Ты… Почему ты здесь? – Потому что не хочу, чтобы ты сошел с ума. – Эру печально улыбнулся. – А разве я уже с ума не сошел? – Нет, не сошел. – Но… но почему… почему ты говоришь со мною? Я ведь согрешил… Разве ты мною не брезгуешь? – Милый Манвэ, – Эру приблизился к сыну на шаг, и тот вновь опустил голову от благоговения и непривычно яркого сияния, – ты действительно грешен – и что же? Безгрешных не бывает в Эа. Однако ты осознал свой грех и каешься в нем, отчего становишься еще милее мне. Ведь вещи, что всегда рядом, ты не замечаешь, пока не потеряешь, а если найдешь, то они будут вдвое дороже тебе! Так и для меня кающийся грешник дороже безгрешного праведника, который всегда со мной. Вала открыл рот, пытаясь что-то сказать, но не смог проронить ни слова. Да и что он мог бы сказать отцу в ответ на его милосердие? Что толку ему, Богу, будет от слов его грешного сына? – Ты снова ошибаешься, – Илуватар покачал головой. – Мне дороги слова и чувства каждого из моих детей, от айну до простого смертного. И ты не исключение. Манвэ опасливо поднял голову, ловя на себе взгляд отца. От одного этого взгляда ему словно стало теплее. – Отец… – наконец он все же осмелился говорить. – Если я действительно так дорог тебе, то почему я должен страдать? Ему было немного боязно задавать этот вопрос, и он тут же пожалел о сказанном и испуганно взглянул на Илуватара, ожидая его реакции. – Манвэ, – Эру вздохнул, улыбка пропала с его лица, – понимаешь… Просто так надо. Конечно, я прекрасно понимаю твои чувства, но не могу сказать тебе больше. Вала поник головой. Ну, а что, собственно говоря, он хотел услышать? Что все это – глупая случайность, и его немедленно освободят? А потом Манвэ поднял глаза и понял, что отец стоит совсем близко к нему. Он был великолепен, как и всегда, и в этот момент вала почувствовал себя несоизмеримо маленьким по сравнению с ним. – Но почему же ты не отвечал мне тогда, а теперь, когда я уже ничего не жду, пришел сам? – наконец выговорил он. – А что я мог сказать тебе тогда? Поверь, это было только ради того, чтобы сохранить тебе жизнь. – Но ведь я тогда чуть не убился! – Если бы я ответил, это бы произошло вернее. Узник умолк. Чувства его были смешанны. С одной стороны, он был рад и удивлен появлению отца, с другой, ему было невыносимо тяжело сознавать, что даже Эру ему ничем не поможет. Кроме того, он все-таки не до конца верил в происходящее и в глубине души остался страх, что все это лишь бред, и что на самом деле Илуватар о нем забыл. Смятения эти мучали его душу. Он почувствовал, как по щеке его катится очередная слеза. – Ну, что ты, – голос отца прозвучал необыкновенно мягко и слегка печально, – все ведь должно кончиться хорошо, ты же знаешь. Манвэ почувствовал на своей голове руку отца. От этого прикосновения стало даже как будто теплее, но горечь никуда не делась. – Ты говоришь – должно, – прошептал он. – Но я не слышу в твоем голосе уверенности. Неужели может быть такое, что ты не знаешь, точно ли все будет так и никак иначе? И вот опять Эру промолчал. Манвэ пугало это молчание, ведь он не знал, что за ним стоит. Лучше уж самый страшный ответ, чем его отсутствие. – Зачем тебе это знать? – наконец тихо произнес отец. – Просто верь мне. Сомнения губительны для твоей души, как и уныние. Эру ободряюще провел рукой по его волосам, отчего вала окончательно почувствовал себя ребенком. Маленьким, не способным ничего изменить. – Значит, я могу так и умереть здесь? – пробормотал он, в глубине души надеясь, что Илуватар опровергнет его слова. Но этого не произошло. – Такое возможно. Манвэ с трудом сглотнул ком в горле. Зачем отец говорит ему это? Зачем он вообще пришел сюда? Чтобы дать ему надежду и вновь ее забрать? Разве знание того, что Манвэ может никогда не выйти отсюда, как-то ему поможет? – Конечно, я мог бы соврать, – вздохнул отец, – но это было бы не совсем честно по отношению к тебе. – Он внимательно посмотрел на сына, заглядывая ему в глаза. Вала взволнованно отвел взгляд. – Да, милый Манвэ, ты действительно можешь умереть. Но я не позволю этому случиться. Тебе будет очень и очень тяжело, но ты должен справиться. – Нет, – выдохнул Манвэ, стараясь сдерживать дрожь в голосе, – я слишком слаб. Ты же видишь, я уже почти сдался… Это выше моих сил. Эру вздохнул. – Не надо думать о самом худшем. Плохой исход для тебя не так вероятен. – Но ведь я все же могу умереть… – прошептал Манвэ. Ненадолго он умолк, размышляя, и вдруг в душу его закралась ужасная мысль. – Отец, – продолжил он уже почти беззвучно, – а что, если я и правда умру? Неужели я исчезну навеки и ничего от меня не останется? Или же там что-то есть?.. Будет ли что-то после смерти, отец? Невыносимо горько думать, что меня ничего не ждет там, впереди… Он с болью в глазах посмотрел на отца. Тот стоял неподвижно, как изваяние, кажется, даже не дышал. – Ответь мне, – проговорил узник, еле сдерживая подступившие слезы. Но Илуватар не промолвил ни слова. Манвэ показалось, что прошли годы, пока они так безмолвно стояли. А после Эру исчез, будто его и не было тут вовсе, и на узника обрушилась всепоглощающая тьма – огонь в светильнике погас. И тут силы оставили его. С едва слышным стоном рухнул он на холодный каменный пол, после чего впал в болезненное забытье. А слезы все текли и текли по его щекам, обжигая их своим холодом и замерзая, едва коснувшись пола… *** Когда Олорин проснулся, за бортом по-прежнему тихо и спокойно шелестели волны. Погода была отличная, и настроение соответственно. – Гэндальф, мы скоро приедем? Майа обернулся и задумчиво глянул на Фродо. Сейчас тот казался особенно маленьким. После того, как Олорин наконец вновь принял привычный эльфийский облик, он определенно стал выше ростом, но пока не мог понять, насколько. – Скоро, – вздохнул он и привычным жестом потянулся за трубкой. – Так же ты говорил и вчера… – Не волнуйся, маленький хоббит, я мог неправильно рассчитать время. Вообще-то, майа был уверен, что рассчитал все абсолютно точно. Но нынешний момент явно не подходил для беспокойства, и потому Гэндальф лишь расслабился и выпустил несколько колечек дыма. Еще где-то полдня Олорин провел так, беседуя с остальными на корабле. Когда прошел еще один день, он начал волноваться. Пока что слегка, но все же. На горизонте должны были появиться по крайней мере гавани тэлери. Их не было. Мудрейший из майар подошел к носу корабля. Впереди все так же простиралось спокойное море, но почему-то ему казалось, что что-то ускользает от его взора. – Митрандир? – Да, Галадриэль, – откликнулся он, не оборачиваясь. – Тебе не кажется, что мы слегка заблудились? – осторожно начала она. «Ага, слегка», – усмехнулся про себя майа. – Возможно, – ответил он вслух. – Мне помнится, раньше Валинор был ближе… Наверное, мы забрали чуть к югу, так и Кирдан говорит. – Наверное. Олорин обернулся. Эльфийка выглядела озабоченной, а если присмотреться, то можно было разглядеть в ее взгляде тень испуга. – Уж не закрылся ли для нас Валинор? – тихо спросила она, словно озвучив его мысли. – Нет, – пробормотал Олорин, – не должен. Я бы знал. Тем более, с вами я. Меня должны пропустить… – Митрандир, – сказала Галадриэль, – я волнуюсь. Может, взять курс чуть к северу? – Может, – он снова посмотрел на горизонт. Зрение майа со сменой оболочки улучшилось, и теперь взор его был острее эльфийского. Он чуть прищурился. Потом широко распахнул глаза. Потом нахмурился. Потом снова прищурился. – Что ты видишь, Митрандир? Майа обернулся и рассеянно окинул ее взглядом. – Там земля… Только это не Валинор. *** Олорин пробирался через заросли каких-то лиан и мысленно клял всех и вся. Конечно, он сам вызвался пойти на разведку, но он был уверен, что его не воспримут всерьез. Ему так надоели эти приключения! Он устал в Средиземье и надеялся спокойно отдохнуть в Валиноре, но нет же, вместо Валинора их занесло Моргот знает куда, и теперь он вынужден плутать по этим странным зарослям. К слову, странными здесь были не только заросли. Олорин мельком заметил каких-то животных, вполне милых, но по причудливости своей больше похожих на лиходейских тварей. К тому же, его немного смутила странная линия берега. Она была идеально гладкая, как будто кто-то специально отшлифовывал его. Вообще Олорин совершенно не понимал, что это за место и откуда оно тут взялось. Его могли бы создать валар… Но они уже очень давно не покидали Валинор, и вряд ли бы сделали это теперь. Да и непохожи были эти растения и животные на создания Йаванны. Какая-то загадка природы, честное слово. Через некоторое время он вышел из леса. Перед ним земля уходила вниз, к гладкому, идеально круглому озеру. Вокруг возвышались горы, где-то даже слегка дымил вулкан. «Отлично, – решил майа, – в этом озере наверняка есть пресная вода. Наберу немного, поскорей вернусь к нашим, все расскажу, и мы как можно скорее уплывем. В Валинор». Он, немного воровато оглянувшись и придерживая рукоять меча, висящего на поясе, сбежал с пригорка к берегу озера. Трава под ногами была еще влажная, должно быть, от росы. Олорин присел у края воды, набрал полную флягу. На всякий случай отхлебнул, – мало ли, чего можно ожидать от этого острова, – чистая, вкусная. Он закрыл фляжку, хотел подняться… Но вдруг кто-то сбил его с ног сильным ударом. – Что ты здесь делаешь и как проник сюда? – грубо окликнули его. Голос показался Олорину смутно знакомым. – Я… Я набираю воду… – пробормотал он, осторожно поворачиваясь на бок и нащупывая меч. Собеседник пинком заставил его принять прежнюю позу и ловко сорвал с него ножны с оружием. – Ты из Средиземья? – в голосе его послышалась некая заинтересованность. – Как ты добрался сюда? – На корабле, – ответил Олорин, уже не предпринимая попыток взглянуть на напавшего. – Ты один? – Один, – недолго думая, отозвался майа. Наверное, лучше, чтобы собеседник пока не знал о его друзьях. Пленивший его негромко усмехнулся, лязгнул металлом, видимо, вынимая меч из ножен, и небрежно бросил: – Можешь встать, Гэндальф. Тотчас в голове Олорина забегали мысли, одна страшнее другой. Откуда незнакомец знает его имя? Кто он? Откуда он? Что ему от него надо? Опасен ли он? Он сел на траве, поднял голову и сдавленно выдохнул. – Саурон?.. Над ним надменно возвышался рыжеволосый майа с золотыми драконьими глазами, держащий в руках его меч. Но, кажется, убивать Олорина он пока не собирался. – Поразительная проницательность, – громко фыркнул он. – Признаюсь, не ожидал встретить тебя здесь, да еще и в одиночку. Ты точно не притащил с собой хоббитов? – Точно, – честно соврал Олорин. – Это хорошо… А то я их, знаешь ли, на дух не переношу. Маленькие гадкие кролики… – он с отвращением передернулся. – Что ты здесь делаешь? – осторожно спросил майа. – Я? Здесь? Я здесь живу, Гэндальф. Барлоги бы драли это место, но я здесь живу. – Откуда… – начал было Олорин, но Майрон его перебил: – Откуда это место? Я его создал, ничего особенного. Забавно, правда? Да встань же ты, неудобно так с тобой разговаривать! Майа послушно поднялся и наконец-то посмотрел в лицо Саурону. Так странно, никакой особой злобы и жестокости, наоборот, будто бы какая-то скрытая радость. – Ты… Ты не мог создать это место, – наконец проговорил он. – Мы же победили, ты лишился всех сил! Не прошло и нескольких лет, ты не мог так быстро набраться сил и создать этот остров! – Но, тем не менее, мы с тобой здесь, и я, как видишь, не похож на бессильный дух, – он снова презрительно усмехнулся. – Но это невозможно! – воскликнул Олорин. – Даже я еще не вполне восстановился, а ты… Такого не может быть! Если бы тебе кто помог… – Никто мне не помогал, – огрызнулся Майрон. – Это просто в моих силах! Я сильнее тебя, и для меня это – возможно! Олорин почел разумным не возражать лишний раз. Все-таки он боялся Саурона и не хотел зря его злить. – А что ты здесь делаешь? – продолжил темный майа. – Плыл в Валинор, но промахнулся? Как иронично, однако, бежал от меня, а мы встретились там, где и не ожидали… – Ты тоже должен был быть в Валиноре, – нахмурился Олорин. – Как тебе удалось ускользнуть от валар и спрятать этот остров? – Зачем тебе это знать? И я не должен был быть в Валиноре, уж поверь. Я ведь не майа Ниэнны, спешащий вернуться к своей хозяйке, – язвительно заметил он. – Конечно, ты куда лучше, – не замедлил огрызнуться Олорин, – ты – верный пес Моргота, нападающий на не желающих тебе зла майар и тем самым глупо выдающий себя! – О чем это ты? Неужели ты собираешься сбежать отсюда, умчаться в Валинор и всем обо мне рассказать? – Поразительная проницательность! – майа даже захотелось высунуть язык, чтобы подразнить темного, но он лишь быстро скинул облик и небольшим вихрем помчался к берегу. Главное, чтобы его друзья не узнали о хозяине острова. Как же они, бедные, испугаются, как тяжело им будет! Надо немедленно убраться отсюда подальше, вряд ли Саурон бросится за ними в погоню. Но и сейчас лучше не пытаться с ними связаться. Олорин уже достиг берега, понесся над водой… Но вдруг какая-то невидимая преграда встала перед ним. Он снова попробовал полететь на запад, но не мог двинуться дальше. Саурон стоял на берегу и громко, зло смеялся. – Что это значит? – с гневом и отчаянием воскликнул Олорин, вновь принимая привычный облик. – Как ты сумел запереть меня здесь? Зачем? За что? – О, милый Гэндальф, – проговорил Майрон сквозь смех, – это не я, уж поверь. И не для тебя одного закрыта дорога с этого острова. Олорин поначалу не понял, но потом нахмурился. – Не хочешь ли ты сказать, что и ты заперт здесь? – недоверчиво спросил он. – Но кто мог это сделать? И зачем?.. – Я думаю, теперь я могу тебе все рассказать, – невесело улыбнулся Майрон. – Ты был прав, со мной поделился силами владыка. И он же запер меня здесь. – Владыка… – пробормотал Олорин. – Какой еще владыка? Мелькор уже двести лет как заключен за Грань, это же не мог быть он… – Мог быть, – снова усмехнулся Саурон. – Он в Арде, Гэндальф. Он в Валимаре. На Таникветиль, если быть точнее. Что-то оборвалось внутри Олорина. Он сдавленно выдохнул, покачал головой, как бы отрицая услышанное. Затем схватился за голову, сжал виски, глухо проговорил: – Я не верю тебе. Я видел, как Моргота вели за Грань, и я… Я… Я видел владыку Манвэ, он жив, здоров и… И совершенно точно похож на себя. – Не верь, если не хочешь, – равнодушно пожал плечами Майрон. – Все равно рано или поздно он навестит меня, тогда, я думаю, ты поверишь. – Но этого не может быть! – выдавил из себя Олорин. – Они же не похожи, совершенно не похожи, они совсем разные, их нельзя было перепутать, Моргот не мог так хорошо притвориться, все должны были раскусить его ложь… Майрон лишь неопределенно хмыкнул и отвернулся. Как может он так спокойно говорить об этом? Но впрочем, это было не самое страшное. Ведь теперь пути назад нет, и Олорину придется остаться здесь, и его друзьям тоже. Неужели и им придется объяснять, что произошло и почему они не могут покинуть остров? А как они воспримут известие о том, что жить им придется бок о бок с тем, кого они ненавидят, с Сауроном Жестоким? Что, наконец, будет с ними, когда они узнают про Мелькора? – Почему ты так грустишь? – издевательским тоном протянул Майрон. – Все не так уж и плохо, Гэндальф! Ведь нас двое, и нам точно не будет скучно, верно?.. Да почему ты так дергаешься, серьезно? Что ты, в Средиземье забыл что-то? – Наоборот, – беззвучно прошептал Олорин. – Что это значит? – взвился Саурон. Олорин поднял на него умоляющие глаза: – Пожалуйста, только не делай с ними ничего, клянусь, я не хотел их в это впутывать… – Так ты все-таки не один? – прошипел Майрон. – Ты привез сюда хоббитов, да еще и просишь меня ничего с ними не делать? Да ты, черт возьми, хоть понимаешь, что говоришь?! – Майрон, прошу тебя! Я хотел лишь отвезти их в Валинор, я надеялся, что там они смогут отдохнуть! Пожалуйста, хотя бы не трогай их некоторое время, дай мне им все объяснить! – Хорошо, можешь идти и объяснить им, что сейчас я их убью! Олорин готов был заплакать, но вдруг со стороны послышался чей-то третий голос: – Кого ты убьешь, Майрон? Саурон вздрогнул, обернулся. – Владыка… Олорин попятился. Перед ним стоял кто-то очень могущественный, высокий, кто-то, выглядящий точь-в-точь как владыка Манвэ… Но владыкой Манвэ этот кто-то не был. – Здравствуй, Майрон, здравствуй, Олорин, – он как-то устало улыбнулся. – Не думал, что у Кирдана так плохо с навигацией, вы довольно сильно забрали к югу. – Владыка, – немного обиженно начал Майрон, – он привез с собой хоббитов! Я ненавижу хоббитов, вы же знаете, а он их привез! Я хочу убить их! – Не надо никого убивать, пожалуйста, – вздохнул Мелькор. – Олорин, да что ты так глаза вытаращил? Мы ведь с тобой знакомы… – Н-нет, не знакомы, – выдавил из себя Олорин, делая еще один шаг назад. – Я понимаю, теперь ты узнал, кто я такой, и это порядком тебя испугало, но, поверь, я не желаю тебе зла, – он тряхнул головой, и кончики его волос почернели. – А владыке Манвэ вы тоже зла не желали? – с отчаянием воскликнул Олорин. – Барлог бы вас подрал! Вы бросили своего брата за Грань, а сами говорите, что никому не желаете зла! – Пожалуйста, не надо об этом, – Мелькор болезненно поморщился. – Почему не надо? Меня вы теперь тоже убьете, не желая зла, верно ведь? – Я не хочу никого убивать! – он тоже повысил голос, заставив этим Олорина испуганно сжаться. – И не смей больше при мне говорить о Манвэ! Волосы Бауглира окончательно почернели, и теперь он стал похож на себя. Олорин опустил голову и тихо всхлипнул. – А чего же вы хотите? – Для начала, я хочу, чтобы ты не ныл. А еще я хочу, чтобы никто не знал об этом острове. – Но чем же виноваты хоббиты? Они ведь даже ничего не понимают… Отпустите хотя бы их. – Ты хочешь, чтобы я лично доставил твоих друзей в Валинор? Мне кажется, это слишком. К тому же, тебя я точно отпустить не могу. – Я готов остаться, – грустно сказал Олорин, – дайте им хотя бы орлов… – Орлов? – приподнял бровь Мелькор. – А что, это даже неплохая идея… – Нет, это плохая идея! – со злобой в голосе перебил его Майрон. – Это мой остров, и я не потерплю на нем даже следов хоббитов! Они должны умереть! – Но это же неоправданная жестокость, лучше просто отпустить их. – Ага, то есть их лучше отпустить, а меня не отпускать? – вскипел Саурон. – Значит, теперь вы помогаете эльфам и кроликам, а меня оставляете торчать здесь? Да что же, в конце концов, с вами сделал Валинор! Мелькор пожал плечами и холодно произнес: – Валинор здесь не при чем, это лишь обычное благоразумие. – Затем он обернулся к Олорину: – Хорошо, майа, я скажу орлам забрать твоих друзей, но сам ты лучше с ними не связывайся. Поверь, я не причиню им вреда. Олорин слабо кивнул и снова опустил голову. Он был рад, что с его друзьями все будет хорошо, хотя и не доверял Мелькору, но перспектива остаться на этом острове наедине с Сауроном его совершенно не привлекала. Но, видимо, другого варианта ему не дано. – Тогда, Майрон, я пойду. У меня еще много дел, знаешь ли. – Но… Погодите! Вы принесли вино? У меня уже все сводит от гранатового сока! Мелькор улыбнулся и покачал головой: – Извини, Майрон. В следующий раз. – Вы постоянно так говорите… – буркнул Саурон, глядя, как волосы владыки вновь приобретают снежно-белый цвет. – В следующий раз, – повторил Мелькор и, скинув оболочку, направился в Валинор. Ему оставалось ждать всего лишь несколько лет.