В хоккей играют настоящие мужчины

Акинфеев не сразу осознал, что его уже привезли к дому, и только с третьего раза водитель смог дозваться его. Молча кинув купюру между передних сидений, он вылетел пулей из мерседеса и за несколько мгновений домчался до двери в квартиру по лестнице. Инстинктивно он не хотел зависать в состоянии покоя и думать, думать, думать, ожидая лифта. Перед дверью он еле выудил дрожащими руками из кармана пальто ключ. Тот никак не хотел вставляться в замочную скважину. Игоря трясло, но, сквозь мат, ему все же удалось справиться с замком и ввалиться в прихожую. Сбрасывая на ходу одежду, Акинфеев сразу направился в спальню. Кровать приняла резко упавшее на ее тело, и Игорь вскрикнул, едва скользнул пальцами под резинку белья. В мозгу тут же всплыл недавний эпизод, когда его самого с силой вжали в стену и бесцеременно выгнули назад, заставляя открыть губы шире от последовавшего вскрика так, как никто с ним раньше не делал. Но мужчина поклялся бы, что в тот момент хотел продолжения. Тяжело дыша, Акинфеев откинулся на локтях и резко двинул рукой вверх и вниз. Еще. Тело с завидной быстротой откликалось на все новые и новые образы в голове, отвечая еще большей горячей волной, уходящей в пах. Сдерживаться было уже невозможно. Ноги разъехались в стороны, и по торсу прошла крупная дрожь, закончившая свой путь на концах пальцев ног, что моментально дернулись. Весь силуэт вытянулся в неистовом напряжении, и от сильных движений лишь мощно перекатывались мышцы на руках. Сейчас весь контроль, долго сковывающий разрастающееся с каждым днем желание, разом посыпался, и тело с его реальными потребностями подчинило быстро сдавшийся разум. Чертов Дзюба. Чертов организм с его тупой реакцией. Игорь отвернулся: его лицо горело огнем. От стыда, от странных иррациональных чувств, обретших наконец явные очертания, от сладкой волны возбуждения, что гуляла по телу и выплескивалась через края. Ладонь сводило от рваного темпа и силы, с которой мужчина сжимал плоть, поскуливая от собственных слишком резких движений. Спустя несколько секунд его накрыло, и, заслонив глаза ладонями, Акинфеев еще лежал, вздрагивая от медленно утихающих импульсов, вспыхивающих тут и там. *** Дзюба пребывал в шоке. Он абсолютно не представлял, что ему со все этим делать. Единственное, что Артем четко осознавал, это потребность ехать сейчас к Игорю. Что говорить, как, об этом он не думал. Ему была прекрасно известна способность Акинфеева твердо стоять на своем, непоколебимо защищая единственно правильную для него точку зрения, и если ему взбрело что-то в голову, то это конец. А Артему и думать было страшно, что мог нафантазировать ошалелый Акинфеев, так красиво смотрящийся в его собственных руках каких-то десять минут назад. Поэтому, наспех собравшись, Дзюба вышел на улицу. Дождь, казалось, припустил еще сильнее и с силой хлестнул выскочившего во двор Артема по плечам. На часах было около пяти утра, и вокруг разлилась та самая предутренняя тишина, свободная от людей и авто, когда все ненадолго замирает перед тем, как вновь пробудиться. Но у Артема в душе сейчас дурниной орали чувства, пробивая тонкую оболочку из ребер, и ему самому хотелось выть от безысходности, от того, что так по-уютному тихо вокруг, и так хреново ему самому. Несущиеся с неба капли разбивались о вздрагивающее от холода тело, стекали по спине, под футболку, но Дзюбе было все равно. Его заботило другое. Адреса Акинфеева у Артема не было. Ровно как и плана. Но что-то упорно тянуло в сторону родного спорткомплекса. И Дзюба плюнул. Смачно, в центр ухоженной асфальтированной дорожки, на которой стоял. А вместе с тем плюнул на все, что могло бы ему помешать. Надо будет — он объедет по кругу весь МКАД. Дорога пролетела перед глазами, казалось, на одном вздохе. Плывущие по улицам желтые авто с сонными таксистами за рулем нехотя пропускали моргающего фарами и сигналящего гонщика, обносящего их сбоку слоем грязной воды из луж. Дзюба не обращал внимания ни на светофоры, ни на нерасторопных водил, ни на угрозу собственной безопасности. Ведь если он упустит момент сейчас, то на этом все кончится. Он это чувствовал и вдавливал педаль газа в пол, давно при это забыв про данное себе обещание оставить Акинфеева в покое. Он не сможет. Все слишком далеко зашло. Когда за лобовым стеклом возникла мрачная громада спорткомплекса и залитая водой стоянка, Артем наконец очнулся от нервного постукивания подушечками пальцев по обивке руля и завертел головой вокруг, ища то, не зная, что. В глаза бросилась лишь маленькая сторожка в углу лужайки с горящим в ней светом. Петрович. Авто было брошено поперек пустого размеченного под машины платца, и Дзюба уже стучал в небольшую металлическую дверь. Внутри кто-то недовольно завозился, и вскоре послышались медленные шаги. — Кто? — сонный старческий голос прозвучал прямо из-за двери. — Петрович, это Дзюба, открой, это срочно. — Артем уже трясся от нетерпения и сковывающего ледяного ветра. Дверь отворилась, и на пороге показался пожилой мужчина в черной охранной форме с сигаретой в зубах. — Сергеич, ты чего так рано? — Рот у Дзюбы открылся, и его хозяин безмолвно замер. Что спрашивать? Что? Он даже не знает, зачем приехал. Потянуло его сюда, черт возьми. — Петрович, адрес у тебя есть Акинфеева Игоря? Вдруг… — Старик с недоумением взглянул на нависшего над ним мужчину, как на дурака, и поднял брови. — Да есть вообще-то. Он сам дал, когда просил, чтобы его машину на эвакуаторе домой отвезли. Ну точнее он сначала дал адрес спорткомплекса, чтобы вместе с эвакуатором ехать в техцентр, а потом… — Петрович, миленький, мне срочно надо, дай адрес, по гроб жизни обязан буду. — Охранник явно расстроился, что в час, когда ни единой души для разговоров рядом нет, его еще и прервали, но послушно пружинистой походкой прошел в небольшую комнату, где из ящика была извлечена бумажка с аккуратно выведенными рукой Игоря телефоном и адресом. Дзюба осторожно взял из его рук лист, как нечто очень ценное, и на секунду завис. — А что, случилось чего?  — Взгляд Дзюбы метнулся с озадаченного лица напротив на бумажку и обратно. — Да нет, нет, все хорошо, просто мне надо с ним поговорить. — Ноги сами понесли в сторону машины, но на полпути мужчина остановился и все же обернулся на охранника. — Доброй ночи. Спасибо большое! — Петрович лишь кивнул и скрылся за дверью. Артем выехал на трассу и вставил чуть смятый листочек в решетку фильтра на приборной панели. Потом посмотрел на него. Номер дома, улица… Но номера квартиры на нем не было. *** Игорь медленно открыл глаза. Внутри было пусто, но при этом так легко, как будто после долгой смуты все встало на свои места, что ну никак не вязалось с ужасной путаницей в голове. Поднять себя в вертикальное положение оказалось легче, чем думалось, и, выдохнув, Акинфеев сполз с изрядно помятой кровати и твердо встал на ноги. Что это было? Что было там, в квартире у Дзюбы? Они не были пьяны — это точно: Игорь помнил все до мельчайших подробностей. И этот порыв… Игорь с силой пнул от внутреннего бессилия валявшуюся рядом рубашку. Он не хотел этого делать тогда. Или хотел? От осознания, в какую задницу он попал, Акинфееву хотелось выть. И он бы завыл, если бы не смог титаническими усилиями заставить себя медленно выдохнуть, затем снова вдохнуть, и так раз пять-шесть, пока подступающая к горлу вязкая субстанция не опустилась снова вниз. Вопросов по своей ориентации у Игоря не было никогда, и он бы дальше ими не задавался, если бы не выходка Артема. Но теперь… Акинфеев был в смятении. Все, что он строил в своей жизни касательно принципов и взглядов, моментально перевернулось. Нет, он не был гомофобом, отнюдь: его друг, Марио, официально был замужем за игроком испанского футбольного клуба, Денисом, с которым и Игорь с подачи самого Фигейры был знаком. Они даже ездили вместе отдыхать, и ничего страшного мужчина для себя не выделил. Он видел перед собой счастливую пару, такую же в своем поведении, как сотни и тысячи других пар по всему миру. Но теперь это коснулось его самого, и как на это реагировать, Акинфеев просто не знал. Привыкший мыслить приземленными категориями, он не стал вдаваться в собственные и чужие возвышенные мотивы хотя бы пока, а сразу задал себе вопрос: «и что теперь?» Ему почему-то представился милый испанский городок, как тот, в котором они отдыхали втроем, но только вместо Марио и Дениса ему нарисовался образ его самого и Дзюбы, весело шепчущего какую-то любовную чепуху ему на ухо… Бред. Так не бывает. Это все происходит где-то там с кем-то, но не с Игорем. У Игоря для этого просто нет розовых очков и романтичной воздушности восприятия. У него все должно быть по плану: практичнный партнер, которого он выберет сам, далее — цветы, конфеты, далее — женитьба, далее — ребенок, лучше двое, совместный отпуск несколько раз в год и тихая размеренная жизнь. И сюда, в роль его пары, вписывается тихая скромная девушка, а не кто-то другой. Тем более не двухметровый с щетиной, громкий и непозволительно быстро вспыхивающий от эмоций, хоккеист. Но жизь — опасная штука именно для тех, кто планирует и хочет держать все под контролем. И Игорь, привыкший жить только так, откровенно говоря, попал. И на поставленный вопрос для мужчины был один лишь приемлемый ответ: забыть. Акинфеев сморщил лоб в попытке остановить поток мыслей, но это не удалось сделать, потому что следующий риторичесеий вопрос вообще заставил на несколько минут выпасть из реальности. «Ну, а зачем ты сам ответил, раз такой правильный?» Мотив Дзюбы крылся под завесой тайны, но Акинфеев же может сам за себя себе же что-то сказать? Или нет? Игорь не ответил. Но что-то все-таки не было кончено. Он чувствовал, что его тянуло, и тянуло не к какому-то рандомному женскому образу, как должно быть по всем канонам, а к образу вполне конкретному и осязаемому. Тянуло к Артему. И в отличие от сегодняшнего вечера, когда Игорь ярко прочувствовал крепкую духовную связь между ними, тянуло не только психологически, но и вполне себе физическии, о чем Акинфеев даже думать не хотел. Потому что так не может быть, ему не может хотеться мужика, потому что… потому что это неправильно. Точка. Но четкое воспоминание ощущения, когда все ухает вниз, едва тебя касаются, и хочется коснуться в ответ, да поощутимее, чтобы стало жарче, ближе, быстрее, что испытал тогда краснеющий сейчас Игорь, имеет место быть, а значит… Что Акинфеев где-то просчитался. В животе снова приятно кольнуло, и мужчина, заглушив эти ощущения, неспешно пошел в сторону прихожей: вдруг захотелось вдохнуть свежего воздуха. Разбросанные где ни попадя предметы одежды сейчас остались без внимания. Все, кроме рубашки, о которую он запнулся на выходе из спальни. Но и это не заставило посмотреть вниз. В гардеробной Игорь оделся в первое, что увидел, прямо так, на голое тело. Этим оказались объемная длинная куртка и спортивные треники. Вступив в беговые кроссовки, Акинфеев подцепил с пола ключи, брошенные при его сумбурном возвращении, и вышел за дверь. Дождь затих, являя низкое, с редкими обаками осеннее небо. Игорь пошел по дорожке вдоль пустых клумб в сторону парка. Ему надо было обогнуть дом и перейти дорогу, чтобы дойти до калитки, скроющей его за деревьями. И он почти достиг цели, когда сзади раздался пронзительный сигнал автомобиля. Игорь успел только отскочить с проезжей части обратно на бордюр, когда с визгом колес к нему поднеслась BMW, и из нее выскочил всклокоченный Дзюба. На автомате Акинфеев дернулся в противоположную сторону. — Игорь, стой. — Артему по счастливой случайности удалось схватить Игоря за рукав и удержать. — Что ты здесь забыл…? — Акинфеев планировал разобраться со всем, когда выспится, и никак не ожидал сейчас увидеть перед собой виновника его личностной катастрофы. И если раньше он ледяным голосом осаждал Дзюбу, то сейчас он чувствовал, что не может сказать что-то поперек, нагрубить. Захотелось просто обнять. И от этого Игорь взбесился окончательно, мгновенно разворачиваясь лицом к Артему. —  Пусти по-хорошему… — Выслушай, пожалуйста… — Акинфеев почему-то не стал выдергивать руку обратно и замер, сверля взглядом вытянутый вперед рукав куртки, за которым скрылась ладонь. — Я знаю, что ты обо мне думаешь. Я причинил тебе много боли в свое время. Потом… Я хотел исправить все, но что-то пошло не так. И я… — Мужчина смотрел сверху вниз на молчавшего Акинфеева, ища хотя бы один лучик чего-то ответного, — я влюбился, как мальчишка, Игорь… — Он затих, не зная, что еще добавить, и все вокруг на секунду остановилось. От услышанного мужчина отшагнул в сторону. Что-то подобное подразумевалось, но все равно как обухом ударило. Потому что вот вообще не верилось. И это после стольких месяцев издевок… Игорь медленно закрыл глаза, но тут же встряхнулся. Конечно. Как он сразу не догадался, вот же оно, очевидно, как ясный день, на самой поверхности. Это та самая уродская выходка, которую он ждал много раньше. Может, Артем снимает на видео исподтишка или же завтра, когда он придет в спорткомплекс, на него накинется довольный Кокорин, которому Дзюба скорее всего наплел уже что-то непотребное, а потом пойдет поедет, и в итоге ему придется покинуть не только эти стены, но и город, потому что что-что, а честное имя для Акинфеева — самое важное, тем более сейчас, когда он решил бросить вызов бывшему руководству. От осознания игорево лицо моментально искривилось в гримасе. Артем, наблюдавший эти стремительные изменения, сглотнул и прикрыл глаза. Все. Это конец. Акинфеева прорвало вместе с тугой пленкой тишины. Его черный взгляд зло блеснул в синих глазах хоккеиста. — Да какого хуя происходит, Дзюба? — Игорь выдернул руку и пошел на отшатнувшегося назад мужчину. — То ты унижаешь меня просто так, ради забавы тебя и твоих дружков, то зовешь к себе, и весь такой положительный, как будто ничего не было. А теперь это! Ну, признавайся, что на этот раз? Видео в ютуб, мерзкие слухи, что? Что я тебе плохого сделал? За что ты ТАК меня ненавидишь? — Пелена наваждения резко спала, и Акинфеев очнулся орущим на весь дворь, держащим испуганного притихшего мужчину за ворот мокрой насквозь футболки. — Давай без выкрутасов, по-мужски. Скажи, зачем это все, а? — Артем молчал: его не услышали и не хотели слушать. Он мог вытерпеть яростные крики словно одержимого Акинфеева, но этот взгляд, с которым Игорь добавил последние слова чуть слышным шепотом из-за того, что горло уже засаднило от срывающегося крика… Этот подавленный, полный глубокого разочарования взгляд, направленный на него самого. В этот момент в Дзюбе что-то сломалось. — Я никогда не желал тебе зла по-настоящему и не смогу желать. Без подвохов. — Слова давались очень тяжело, но Артем продолжал смотреть прямо в игоревы глаза. —  Я просто дурак, который слишком поздно понял, что мне ты очень дорог. Мне абсолютно плевать, что обо мне подумают, мне осточертело это общество, этот поганый змеиный клубок. Я просто хочу, чтобы ты был рядом, слышишь? Я сделаю все, что… — Так брось этот клуб… — Акинфеев добавил от негодования уже громче, присекая поток чужого ровного голоса. Говорить легче, чем делать. А верить на слово Игорь не собирался ни за что. Ему все еще казалось, что сейчас из авто выбежит Кокорин и щелкнет их на память на смартфон, какие уж тут признания в любви? Об этом нет и речи. — Ладно. — Дзюба повернулся в сторону машины и пошел. Акинфеев замер. Все? Все кончилось? Эта странная история обрела свой конец, не успев начаться. Для Артема покинуть клуб невыполнимо. Игорь знал об этом. А потому исход их разговора ясен и прозрачен. Автомобиль моргнул фарами и, быстро пролавировав между домом и парковкой, скрылся за высокими воротами. Немного постояв под холодным ветром, мужчина просто вернулся домой с установкой забыть все к чертовой матери как можно скорее.