Healer

Ну, вот и всё. Это конец. Геррит отставляет недопитую бутылку шнапса в сторону и ударяет кулаком по подоконнику. Сидящие с обратной его стороны птицы мгновенно спархивают и улетают с весёлым щебетом. Раньше Герриту нравилось пение птиц. Ему вообще доставляли удовольствие звуки, будь то голоса животных, музыка, дождь или ещё что. Он одинаково любил сидеть и дома с акустикой в руках, и на лавочке ночью в дождливую погоду. Геррит любил жизнь, пока её у него не начали отбирать. Он тянется за лежащим на столе телефоном с небольшим треснутым экраном и включает die Ärzte. Пару десятков лет назад их слушали все, а сейчас — только те, кто со временем не утратил хороший музыкальный вкус. В памяти телефона Геррита сейчас только одна группа, потому что на другие не хватило места. Но о своём выборе он никогда не жалел. У die Ärzte есть, наверное, песни на все случаи жизни. А у их гитариста Фарина столько крутых соло, что даже у Геррита с его способностью к обучаемости, наверное, не хватило бы жизни все их выучить наизусть и отточить. Как говорил один знаменитый самоубийца, «всё можно пережить, если подобрать нужную песню». Теперь его шансы на это действительно равны нулю. После того, как ему диагностировали рак лёгкого, пусть и на ранней стадии, он понял, что вряд ли успеет ещё чему-нибудь научиться. Пока другие продолжают добиваться своих целей, Геррит считает недели. Хорошо хоть, пока не дни. Но его время всё-таки придёт. А ведь всё, что у него есть — эта старая акустика, на которой он по простым видео пытается научиться играть. У него что-то выходит только потому, что в детстве окончил музыкальную школу по классу фортепиано. Как есть: пианистам проще научиться владению гитарой, чем новичкам. А ведь Геррит, кроме того, хотел стать мультиинструменталистом в будущем. Освоить ударную установку… Теперь — ничего. Ему говорили, что он зря драматизирует, что многие люди вылечиваются от рака, но ему проще смотреть на мир глазами реалиста. Он никогда не сможет позволить себе такое дорогое лечение. Геррит почти смирился со своей участью. Он вслушивается в позитивный вокал die Ärzte, представляя, чего мог бы достичь, если бы у него было больше времени. Точно бы стал играть в группе. Завёл бы больше друзей. Может, ему бы повезло, и его лучшими друзьями стали бы согруппники. Такое бывает далеко не у всех групп, и те, в которых нет настоящих дружеских отношений, разваливаются при первых же неудачах. С Герритом бы такого не случилось, он бы знал, что делать. Он жалеет, что понял это, когда стало поздно. Постоянно жаловался на судьбу единственному другу, при этом ничего не делая для её перемены. Геррит переключает песню и косится на ящик стола. Там — последняя пачка сигарет, от которых он сдохнет ещё быстрее. Как медленная, но успокаивающая нервы казнь. Был бы рядом Он, Он бы выбросил эту пачку и сказал: «Ещё не всё потеряно. Не смей себя разрушать. Ты мне нужен». Эта мысль кажется недосягаемой, даже болезненной. Когда-то они были близки. Он проводил с Герритом всё своё свободное время, когда мог бы находиться в компании мажоров, Он защищал Геррита от нападок и оскорблений, всегда выслушивал и поддерживал, как никто другой. Он делал это, не прилагая ровным счётом никаких усилий, не задумываясь, как много значил. Для Геррита Он был всем. А сейчас Геррит не решается возобновить общение спустя уже несколько лет: наверняка Он уже забыл об их дружбе, и Ему не нужны чужие проблемы. Геррит снова берёт телефон, чтобы пролистать контакты. Бывшие одногруппники, бывшие коллеги, кто-то из дальних родственников, номера, подписанные матом, о которых он уже ничего не помнит… «.Крис». Геррит останавливается на последнем. Он специально когда-то поставил точку перед именем, чтобы оно переместилось в самый конец списка. Рука Геррита дрожит, палец, занесённый над маленькой зелёной трубочкой, замирает. «Нет, нет, я не должен этого делать. Ни в коем случае. Я не нужен Ему. Если бы Он хотел, Он бы сам связался со мной», — крутится в его голове. Недолго поколебавшись, Геррит откладывает телефон, запрокидывает голову назад и судорожно дышит. Он скучает по Крису настолько, что боится думать о нём и произносить его имя вслух. Боится потревожить старые светлые воспоминания. Несколько лет Он стоял за каждой улыбкой Геррита, а теперь Геррит боится позвонить. Наверное, он уже никогда не решится, но никогда не сможет Его забыть. Вспоминать о Крисе больно. Все мысли о Нём — наркотики, от которых сначала хорошо, а потом всё хуже и хуже. Больнее всего вспоминать пение Криса. Оно было искренним, прекрасным, оно было только для Геррита, когда они оба сидели у него дома и смотрели клипы. Когда Крис писал свои песни и пел их, Геррит был счастлив. Он бы отдал всё, чтобы играть на сцене вместе с Крисом. Он мотает головой, выдыхает и тянется к ящику стола. Да, Он бы этого не одобрил, но Его рядом нет. Геррит достаёт одну сигарету и зажигалку. Щёлкает. Затягивается. В лёгких начинает болеть от первого же, но это не так больно, как понимать, что он больше никогда не увидит Криса. Внезапно для себя Геррит начинает смеяться. Что за детский сад? Он взрослый человек, он достаточно силён морально, чтобы не грустить из-за того, что умрёт в одиночестве, даже если одиночеством называть присутствие кого угодно кроме Него. Смерть — естественный процесс. Через каких-то восемь или девять месяцев для Геррита не будет ничего. Так почему он не может просто немного потерпеть до этого момента? Всё-таки, лучше испытывать боль, чем не испытывать ничего. Раздаётся звонок. Геррит удивлённо вскидывает брови и смотрит на экран. Звонков, даже спама, не было уже две недели, но сейчас это оказывается его одноклассник-программист Дирк. Он бы не звонил без веских причин. — На линии. — Привет. Слушай, у меня для тебя новость. Надо бы встретиться, чтоб рассказать, но могу и прямо сейчас. — Сейчас, — бросает Геррит, выпустив дым. У него нет никакого желания выходить из дома даже за продуктами, не говоря уж о встречах. — Как скажешь, — Дирк совсем не кажется разочарованным. — Ты не забыл ещё своё музыкальное образование? Я случайно узнал, что одна молодая группа ищет клавишника. — Я не клавишник, Дирк, я пианист. Это разные вещи. — Да ладно тебе, такие уж прям разные! — с лёгким раздражением отмахивается тот. — Я знаю, у тебя там депрессняк, ты сидишь дома и выбираешь цвет гроба и фасон белых тапочек. Так почему не потратить оставшееся время с пользой? Ты, в конце концов, хочешь умереть счастливым на сцене или никому не нужным нытиком? Геррит устало вздыхает. Дирк никогда не выбирал выражений, но сейчас он прав. К сожалению, Геррит уже слишком загнался, чтобы появляться среди людей. И тем более, чтобы осуществлять мечту. — Сомневаюсь, что это всё хорошая идея. Я уже много лет не играл. Я ничего не помню. Они меня сразу нахер пошлют. Пустая трата времени. — Сидеть и бесконечно думать о том, что сдохнешь — вот пустая трата времени! Ну пошлют, и что? Пошлют — уйдёшь. Главное, у меня есть ещё кое-что, что заставит тебя согласиться, но этот факт я припасу на потом. Скорее, ты должен узнать об этом на прослушивании. — Да чтоб тебя, — Геррит закатывает глаза. — Вряд ли это важно. Меня ничто не заставит пойти и прилюдно выставить себя идиотом. — Давай так, — голос Дирка становится жёстче. — Я не собираюсь тебя дальше уговаривать. Ты поднимаешь задницу со своей депресс-кровати и идёшь в шесть на прослушивание, адрес скину. Что-то идёт не так — можешь сразу топать в морг. Я тебя даже подвезу и помогу там сделать прижизненное вскрытие. Понял? — Понял. Геррит сбрасывает вызов. Он на все сто процентов уверен, что ничем хорошим это не кончится, что сегодня будет очередной провальный день, но идёт и выбирает, что надеть. Он уже месяц назад перестал стирать вещи, поэтому в шкафу осталась только пара маек и чёрные джинсы. Для настроя включив более «решительную» песню, Геррит собирает волосы и идёт гладить майку. Он не делал этого уже слишком долго, поэтому дистиллированной воды для утюга не находится. Пытаясь разгладить плечико, Геррит обжигает палец и тут же засовывает его в рот. Чертыхается, выключает утюг и начинает одеваться. Приходит сообщение с адресом от Дирка. Местом оказывается студия в самом центре города, до которой ехать всего полчаса. Времени предостаточно, но, раз Геррит уже всё равно почти оделся, он решает немного пройтись и заодно поискать ноты того, что сыграет на прослушивании. Несмотря на то, что согласился он без особого энтузиазма, когда он идёт по улице и подбирает произведение, понимает, что его охватило предвкушающее волнение. Он воображает в голове, какими окажутся его потенциальные согруппники, как они отреагируют на его игру и как примут, в каком жанре будут играть — об этом Дирк предпочёл не рассказывать — но Геррит знает, что шанс того, что ему самому захочется работать с ними, велик. Чёрт бы побрал этого Дирка, который знает, в какой момент нужно появиться! Геррит улыбается в тот самый момент, когда находит сложные ноты одного известного современного композитора. Он долго мечтал их сыграть, и сейчас они на его экране. Только, конечно, он не сможет ничего прочитать с телефона. Придётся распечатывать. Уже через пять минут он выходит из копировального центра с парой листиков в руках. Он не стал распечатывать всё — наверняка его попросят «что-нибудь короткое» — и теперь находит лавочку, чтобы посидеть и запомнить ноты. К счастью, с этим у Геррита проблем никогда не было. Он выучивал длинные и сложные тексты за каких-то пару дней усиленных репетиций, пока учился. И сейчас, пусть он пытается что-то понять без инструмента, он уверен, что сможет впечатлить. Откуда у него вообще взялась эта уверенность? Всё Дирк, чтоб его!.. Проходит ещё полтора часа. Геррит подходит к студии, бросает последний взгляд на листы с нотами и выбрасывает их. Он справится. Открыв дверь, он слышит звуки знакомой песни и понимает, что вкус у группы просто отличный — это оказывается одна из последних песен die Ärzte. Геррит переводит дыхание, состраивает более или менее нейтральное выражение лица и проходит по коридору к открытой комнате. — Привет. Зайдя, он видит сидящих за столом парней. Их двое, но стульев стоит три — очевидно, ещё один отошёл. Помещение заставлено инструментами и аппаратурой. Больше всего места занимают барабаны, расставленные в углу. Напротив стола стоит опущенный ниже пояса синтезатор и стул. Парень с короткими торчащими волосами встаёт со стула и подходит к Герриту, широко улыбаясь. — Ты на прослушивание? Заходи, «шеф» сейчас подключится. Зови меня Бо, это — Клаас, — громким голосом декларирует парень и протягивает руку. Геррит её пожимает и кивает другому, который приветственно махнул из-за стола. — Тебя как зовут? — Геррит. От его решительности не осталось и следа. Пускай парни кажутся милыми и вежливыми на первый взгляд, Геррит чувствует, что коленки начинают подрагивать. Нельзя показывать волнение, — говорит он себе и старается как можно расслабленнее расположиться на стуле после того, как жмёт руку Клаасу. — Давно играешь? Раньше играл в группах? — интересуется Бо, вернувшись за стол, и выключает музыку. — Нет, на самом деле опыт не так важен, среди нас есть те, для кого это — первая группа. Я, например. — Я действительно не играл раньше на сцене, — Геррит выдавливает смущённую улыбку. — То есть, я учился, играл на каких-то конкурсах в ансамблях, оркестрах, но никогда — в группах. — Неплохо, — Бо бросает взгляд в сторону Клааса и кивает. — Ладно, наш вокалист снова где-то потерялся — всё равно большую часть прослушивания прогулял — поэтому давай начнём. — Подожди, подожди, — Клаас почему-то смеётся. — Раз его нет, мы должны спросить это за него. Геррит, у тебя случайно нет проблем с лёгкими? Бо бросает на Клааса осуждающий взгляд. — А что? Это важно? — настораживается Геррит. — Конечно, Крис съел нам все мозги с поисками своего соулмейта. Не представляешь, как мы сами хотим его найти, чтобы Крис отцепился! «Крис…» Он замирает, услышав это имя, но уговаривает себя, что в их городе Крисов достаточно много, даже среди вокалистов. Это просто совпадение. Он помешался на Крисе. Нужно сосредоточиться на происходящем, на том, зачем он вообще здесь. Но не на Крисе. — Да ладно, Клаас, оставь это, — возражает Бо и смотрит на Геррита. — Забей, он просто шутит. Давай начнём. И, хотя про соулмейта Геррит не слишком понял, он закрывает на секунду глаза, чтобы сосредоточиться, ставит руки на клавиатуру и открывает их снова. Клавиши пластиковые, и ощущаются немного непривычно. Геррит зажимает по аккорду в каждой руке, чтобы почувствовать инструмент, вспоминает начало произведения, которое собирался демонстрировать, и начинает играть. Первые пару строк достаточно лёгкие, затем идёт интересный ритм и длинные пассажи. Ничего из того, что Геррит не играл раньше. Он не смотрит на сидящих впереди Клааса и Бо, но понимает, что они пристально наблюдают за его руками. Слышатся шаги за спиной. Наверное, это вокалист. Краем глаза Геррит замечает, как Клаас прикладывает палец к губам, призывая того быть потише. Шаги останавливаются. Пальцы Геррита начинают трястись и потеть от волнения, но он пережил достаточно концертов и экзаменов, чтобы взять себя в руки и не промахнуться. Так и выходит: он ни разу не промазывает мимо клавиш и не сбавляет темп. Он даже на несколько секунд забывает обо всех обстоятельствах и начинает наслаждаться. Доиграв до логической точки, Геррит изящным движением поднимает руки и кладёт их на колени. Позади слышатся аплодисменты, и Бо с Клаасом выглядят довольными. Геррит оборачивается и встаёт. — Вау. И тут же застывает. Все мысли, способность говорить, дышать и двигаться исчезают. От неожиданности Геррит падает обратно на стул. Парни за столом громко смеются и говорят что-то вроде «каждый раз так же пугаюсь, когда вижу Криса по утрам». Он понимает, что имел ввиду Дирк, и всё равно не сразу верит своим глазам. Перед ним стоит сам Крис. Не любой другой, а именно тот самый, его . — Вау, — ещё раз, с большей выразительностью повторяет Крис и протягивает ему руку. Геррит смотрит на неё пару секунд и хочет пожать, когда вспоминает старую шутку: аккуратно приподнимает её своей, поднося к лицу, и касается губами пальцев. — Ваше высочество. На доли секунды воцаряется напряжённое молчание, но после шёпота «всё, нахрен, мы его берём» продолжается смех. Крис, тоже засмеявшийся, крепче хватает его за руку и выдёргивает со стула, после чего притягивает в объятия. — Блять, Геррит, обожаю, — он хлопает его по спине. — Я вообще не ожидал тебя здесь увидеть. Как дела? — Всё хорошо, спасибо, — Геррит кладёт руку на его плечо и отстраняется. — Значит, всё же решил заделаться вокалистом? — Пару лет уже, — не отрывая от него взгляда, Крис отходит к столу и садится сверху. — А ты — клавишником, да? — Это было спонтанно, — Геррит не может перестать улыбаться, разглядывая его. Крис совсем изменился. Выкрасился под блондина, изменил причёску, накачался, подвёл карандашом веки, иначе оделся. Но не узнать его невозможно. Геррит счастлив видеть его любого. — Спроси про лёгкие, — нарочито громко шепчет Клаас и толкает Криса локтем в бедро. Крис делает вид, что не заметил, и продолжает спрашивать. — Давно знаешь эту программу? В смысле, давно выучил? — Часа два — два с половиной назад начал, — он пожимает плечами. Клаас с Бо протягивают восторженное «уо-о-о!», но Крис сужает веки и покачивает головой. — Совсем от рук отбился. — У меня не было инструмента, — Геррит отвечает ехидной ухмылкой. Клаас снова толкает Криса в ногу. — Шеф, скажи, что мы берём его. — У нас ещё осталось несколько желающих, пусть поволнуется, — язвит Крис. — Да ты всех предыдущих с пинками выгнал, какого чёрта? — возмущается Бо и переводит взгляд на Геррита. — Короче, я уверен, что мы возьмём тебя. Если хочешь, оставайся на прослушивание. Сделаем вид, что ты барабанщик, пока Ника нет. — Вот зачем? — Крис демонстративно закатывает глаза. — Не надо разбаловывать мне клавишника, он будет слишком уверенным в себе. Меня он вполне устраивает сомневающимся стесняшкой. — Да брось выделываться!.. — На самом деле, — Клаас делает умное лицо и пару раз кашляет, чтобы привлечь внимание, — было бы нечестно не давать другим шанса, как бы хорош не был Геррит. Но ради прикола можно оставить его здесь, пусть заменяет Ника. Ты, кстати, не барабанщик ещё, случаем? — Всего по чуть-чуть, — скромно улыбается Геррит. — Я бы не сказал, что хорошо играю на установке или гитаре. Я учусь сам. — «Я бы не сказал, что хорошо играю», — фыркает Крис. — Это я, значит, выделываюсь, Бо? Ладно, проехали, зовите следующего несчастного. Геррит, в сторонку, твой звёздный час прошёл. — Он ещё и не начинался, — он встаёт, сверкнув зубами, и садится за установку. За ней, как в крепости, Геррит чувствует себя увереннее. Когда он был слишком закрепощён, любил играть именно на ней, потому что так его практически не было видно. Особенно если в установке много тарелок. Он представлял, что в зале никого нет. Прослушивание продолжается. Многие — фрики, которым следовало бы не соваться, но заходят и хорошие клавишники, которые по пять минут меняют настройки звука синтезатора, вздыхают, что он на пять октав, а не на семь, а после выдают поистине фантастические вещи. Геррит иногда постукивает по ободу малого, педалями бочки или хета. Первых Крис никак не комментирует, а последних сразу отшивает, объясняя тем, что «такой весь из себя талант» будет затмевать на сцене даже его. Геррит знает, что Крису нравятся в целом талантливые люди, но не те, которые успели заработать синдром признанной знаменитости. С такими обычно конфликтует весь коллектив. — Я перезвоню, когда мы решим, — Крис вежливо выпроваживает последнего, закрывает дверь и издаёт громкий раздражённый рык. — Решим, что ты нахуй пойдёшь, дерьма кусок. Геррит издаёт «ба-дум-тс», Бо вытягивается на столе и зевает, а Клаас подпирает голову локтем и с интересом наблюдает за ними. За окном давно потемнело, и все выглядят уставшими. С момента прихода Геррита прошло больше четырёх часов, и он понял, что, видимо, только он один за весь день додумался укоротить выступление. Он не может винить других пытавшихся в том, что они старались показать всю глубину своих умений и надеялись, что их оценят, ему даже жаль, что им не повезло в том, что появился не вовремя друг вокалиста в его собственном лице. — Что мы решили? — нарушает, наконец, тишину Клаас. — К нам присоединяется паж Его Высочества? Геррит почему-то вспоминает одного из одногруппников, который пытался унизить его фразой «что, до сих пор вылизываешь ботинки этого лорда? Конечно, ты ж на большее не способен» и понимает, что должен доказать, что он и сам неплохо сыграет короля. Он уже не тот, что был раньше. А нахамившему одногруппнику Крис заехал тогда в челюсть. — Спрашиваешь, — усмехается Бо. — Шефа порвёт, если он хоть день проработает с кем-то из этих «звёзд». Были неплохие ребята, конечно, но… — он поднимает голову со столешницы и ловит предупреждающе-задолбавшийся взгляд Криса, — но с Герритом никто не сравнился. Берём его. Надеюсь, это не будет считаться блатом. — Плевать, — тихо, но твёрдо подаёт голос Крис. — Хочу играть с ним. Всё. Из-за того, как это собственнически прозвучало, у Геррита по спине пробегает мороз, и он еле сдерживает улыбку. Клаас пожимает плечами с выражением лица «что поделать? Шеф сказал… И так всегда» и встаёт из-за стола. — Согласен. Остальное можем отложить на потом, я завтра пишу на странице, что у нас новенький — от тебя, Геррит, потребуется прислать парочку крутых фото для этого — а сейчас мы все идём по домам. Закончили с этим? — Я просто хочу спать, — бормочет Бо, потягиваясь и нехотя застёгивая молнию на толстовке. — Крис, ты меня подкинешь? — Если только в багажнике до ближайшей заправки, — тот отрицательно мотает головой. — Не сегодня, извини. Планы. Бо обиженно морщится и медленно направляется к выходу, где его ждёт уже одетый в кожаную куртку и классическую шляпу Клаас. Геррит встаёт, но Крис показывает ему предупредительный жест и прощается с парнями. Сердце Геррита начинает биться чуть чаще: сейчас будет явно интересный разговор. Как только те уходят, Крис подвигает стул от синтезатора к установке, отодвигает в сторону райд и садится прямо напротив. — Рассказывай. Крис смотрит на него совсем иначе, не так, как при других: его взгляд становится добрее, расслабленнее и мягче. От такого взгляда у Геррита внутри теплеет. Крис складывает локти на спинку стула и опирается на них подбородком, ожидая ответа. — Одноклассник сегодня позвонил и заставил прийти. Я не знал, что встречу тебя, — нейтрально начинает он. — Я почти не выхожу из дома. Даже уволился с работы. — Что-то случилось. Верно? — Небольшие неприятности. Как сказать, «небольшие». Геррит не знает, стоит ли говорить. Вдруг он в ответ услышит «тебе нечего делать в группе, всё равно скоро умрёшь»? Конечно, едва ли Крис когда-либо был с ним так жесток, но шанс отказа небольшой остаётся. А он только начал предвкушать исполнение мечты. — Проблема не в деньгах? У тебя что-то со здоровьем, — догадывается он. — Ты очень похудел и выглядишь бледно. У тебя как будто осел голос. — Я пока что нормально себя чувствую и вполне работоспособен, — тут же выдаёт в свою защиту Геррит. — Это не помешает мне играть. — Да о чём ты? — Крис озабоченно сводит брови на переносице и подаётся вперёд. — Я тебя о здоровье спрашиваю, Геррит. Я не собираюсь тебя выгонять. Лучше скажи: что за диагноз? Геррит отводит взгляд в сторону и откидывается на стену. Он не собирается врать такому человеку, как Крис, но боится реакции. Боится обременить разочарованием или тоской. Нет, Крис не предпочитает сладкую ложь горькой правде. Крису нужна честность, он её достоин. — У меня рак лёгкого. Глаза Криса недоверчиво расширяются, и через несколько мгновений он опускает веки и роняет лоб на локти, ничего не произнося. Проходят тяжёлые секунды молчания, после чего он встаёт со стула и подходит к Герриту, протягивая к нему руки. Геррит встаёт, и Крис крепко прижимает его к себе. Геррит даже чувствует, как бьётся его сердце, чувствует через ткань майки шершавость пайеток на его одежде. От этого забываются все проблемы мира. Они стоят так долго, что, кажется, проходит целая вечность. — Крис… — Геррит нерешительно проводит ладонями по его лопаткам. — Мне жаль, — шепчет он, ослабевая объятия и слегка отстраняясь. — Я понимаю, как тебе тяжело. Мне правда жаль. Геррит вглядывается в зрачки Криса. Видит там смесь многочисленных эмоций. Среди них шок, неверие, сомнение, жалость и десятки других. Он кажется убитым этой новостью. Герриту хочется его успокоить, убедить… но убеждать было не в чем. Крис сожалеет о чём-то большем, чем просто болезнь. — Почему?.. — Я не должен был тебя оставлять. — Всё в порядке, Крис, я сам виноват, — Геррит чуть приподнимает уголки губ и смотрит вниз. — К тому же, у меня только вторая стадия. Я продержусь ещё около года. — Продержишься? Подожди. Ты не лечишься? — Мне нужна резекция, — нехотя протягивает Геррит. — Операция, когда удаляют часть лёгкого. — В чём проблема? — Я не могу себе её позволить. Страховая компания отказалась оплачивать лечение. Крис отходит, потирает лицо и начинает бродить по комнате. — Ты испробовал всё, что можно, да? — риторически спрашивает он, недолго думает и внимательно уставляется на Геррита. — Сколько стоит операция? — Двадцать пять. Он подходит снова и решительно кладёт руки на плечи Геррита, твёрдо говоря: — Ты должен понимать. — Нет, нет, Крис, не нужно… — Геррит вскидывает брови и пятится, мотая головой. — Пожалуйста, не стоит. Ты знаешь, что я не смогу отдать! — Твоя жизнь важнее денег! — Крис повышает тон голоса и подходит всё ближе, припирая его к стенке. — Как до тебя не доходит? Я не оставлю тебя умирать! Геррит вжимается в стену, отчаянно пытаясь придать себе более уверенный вид, но понимает, что всё безуспешно. Он представляет, как же жалко сейчас выглядит, но не может придумать, что сказать в ответ, как возразить. — Как ты мог просто взять и принять, что тебе остался год?! — не останавливается Крис. — И как ты можешь отвергать помощь, если для меня она ничего не стоит, а тебе спасёт жизнь?! Ты же хочешь жить, чёрт тебя побери, ты постоянно мне говорил, что мечтаешь играть в группе, и сейчас приходишь и заявляешь, что сдаёшься? Тогда, когда твоё желание сбылось? — Геррит видит его ярость, ощущает кожей его дыхание и снова теряет способность двигаться. «Забудь, — хочется ему сказать, — пошли просто поговорим о жизни и возьмём поесть, как будто ничего не произошло!» Но для Криса, кажется, больше ничего вокруг не существует. Только Геррит, который не хочет, чтобы его спасали. — Я знаю, что тебе через год будет плевать, но лично я не собираюсь тебя терять, как только снова нашёл! — Ты прекрасно жил без меня, пока я не явился, — сглотнув, возражает он дрожащим голосом. — И жил бы дальше, если бы я сегодня остался дома. — С чего ты взял, что можешь так утверждать? То, что я принял твоё решение перестать общаться, не значит, что я сам этого хотел! — Крис на эмоциях ударяет кулаком в стену, и он содрогается от неожиданности. — Почему ты думаешь, что мне всё это время без тебя было просто заебись, Геррит?! — Разве это не так? Ты тогда согласился без лишних возражений. Ты ни разу не пытался со мной связаться. Ты занимаешься тем, чем тебе хочется. Я даже узнал о прослушивании от человека, который тебя не знает. Будешь оправдываться? — Буду, если ты считаешь, что мне настолько на тебя насрать! — различие между громкостями их слов становится настолько очевидным, что Крис переводит дыхание и говорит тише. — Скажи, почему я должен был искать с тобой связи, если ты чётко дал мне понять, что тебе это не нужно? Я хотел позвать тебя, как только начал работать над группой, но мне пришлось себя одёрнуть. Я не забыл, что ты сказал мне. И только представь, как я был счастлив, когда увидел, как ты сидишь здесь за «Роландом» и играешь перед Бо и Клаасом! Я уже тогда всё решил. Решил, что теперь ты точно никуда не денешься от меня, решил, что сделаю всё, чтобы ты исполнил мечту, тоже стал счастлив, начал представлять, какой сценический костюм тебе пойдёт… А теперь, когда я знаю, что ты болен, я решил, что я помогу тебе выздороветь. Пожалуйста, Геррит, прости мне всё, в чём я виноват перед тобой и давай жить дальше. Так, как хотим. — Выговорился, значит, — Геррит с трудом сдерживает эмоции, чтобы стоять с ничего не выражающей миной. — Да. Он сглатывает комок в горле, делает глубокий вдох и медленный выдох — не хочет давать слабину в такой момент. Закрывает глаза, считает до пяти. Поднимает веки. Взгляд Криса снова выбивает его из колеи. Теперь этот взгляд словно умоляет и клянётся. Только Геррит подумал о том, что тоже должен быть сильным, как чувствует, что проиграл. Он больше не может спорить, его тянет согласиться хотя бы чтобы Крис больше не смотрел на него так. Геррит не выдержит такого взгляда больше. От нависшего напряжения можно было бы зарядить генератор и расплавиться самому, поэтому его тянет стечь по стенке на пол. Крис, кажется, видит всё насквозь, его левая рука плавным движением ложится на лопатку Геррита. Геррит моргает и вспоминает, что не дышал больше половины минуты. — Почему-то ты говорил так, будто замуж зовёшь. — Я имел ввиду как раз то, что я сказал, — серьёзно отвечает тот. Ладно, без шуток. — Тогда почему ты взял и решил всё за меня? — Геррит приподнимает левую бровь, выдавливая из себя возмущение. — Я сказал что-то, с чем ты не согласен? — Крис отвечает ему таким же жестом. — Я думал, я всегда умел угадывать твои мысли. — Ясновидящий на полставки, — фыркает Геррит и разрывает зрительный контакт, смотря в сторону. — Я же мог измениться за эти годы. Нет? Я мог стать совершенно другим человеком, не тем, кого ты знал. — Ты поцеловал мою руку сегодня, — Крис слабо усмехается, — ты всё тот же. Напряжение с треском проваливается. Геррит смеётся, резко поднимает голову и впечатывается затылком в выступ на стене. — Чёрт, — он отходит, потирая голову, — пойдём присядем лучше. — Может, тогда сразу ко мне в машину? — Крис показывает в сторону выхода. — Продолжим разговор, пока я тебя подвезу. — Ага, — Геррит сужает глаза, ухмыляясь, — а потом сразу домой? Подозрительный ты сегодня. — Не гони, всего-то четыре… или пять лет? Неважно, — Крис снимает куртку с вешалки. — Пять лет назад мы постоянно зависали то у тебя, то у меня. Ты как-то испортился, воспринимаешь всё криво. — Скоро в утиль пойду, — бормочет Геррит и идёт за ним к выходу. Когда открывается дверь, в лицо ударяет ледяной ночной воздух. Крис направляется к машине, а Геррит стоит и смотрит в небо. Ему хочется помедлить перед тем, как начинать новый этап в своей жизни. Ещё несколько вдохов и выдохов в этом, пропитанном отчаянием и безнадёгой, чтобы осознать, что так больше не будет. Он ещё не знает, что они обсудят в машине, что он ответит Крису, как среагирует, но уже сам, вопреки собственным тормозам, начинает надеяться. Да, шанс, безусловно, появился, но больше всего надежды ему внушает то, что Он рядом, из-за этого сразу становится легче и ощущение одиночества пропадает. Герриту просто нужно постоять и запомнить этот немножко торжественный момент. — НЛО увидел? — доносится до него несколькими метрами левее. Геррит опускает голову. — Чего застрял? — Упрашиваю высшие силы простить его Высочеству все семьдесят восемь грешных поступков за эту неделю, — бросает он в ответ и подходит к стоящему у авто Крису. — И как? Согласились? — Крис скрещивает руки на груди и с деловым взглядом наклоняет голову на бок, опираясь плечом на фонарный столб. — Сказали, ещё вчера пятьдесят три простили, больше не могут, — Геррит пожимает плечами, когда останавливается у передней пассажирской двери. — Вы уже своей распутной жизнью все линии им забили, ваше Высочество. — Пусть молча завидуют. Если у ангелов столь малый лимит даже на способность прощать грехи, а уж тем более на их свершение, то я очень им сочувствую, — притворно зевая, парирует Крис, забирается внутрь автомобиля и захлопывает за собой дверь. Герриту ничего не остаётся, кроме как последовать за ним. Попытки сострить на пустой улице выглядели бы нелепо, а начинающий накрапывать дождик не добавляет желания остаться снаружи. Двигатель чёрного фольксвагена уютно урчит. Геррит опирается затылком на подголовник и закрывает глаза. Внутри машины запах Его парфюма усиливается, будто теперь исходит сразу отовсюду, включая пропахшую этим ароматом обшивку сидения. Присутствие рядом Криса ощущается без взглядов и прикосновений. От осознания того, что рядом находится тот самый человек, без которого несколько последних лет превратились в сплошную тоску, внутри разливается тепло, наполняющее каждую клеточку тела надеждой и каким-то детским счастьем. Однако признать это вслух означает окончательно сдать позиции и позволить Крису вертеть собой как угодно, а этого Геррит допустить не может. По крайней мере, пока. Машина двигается с места. Геррит прислушивается к едва уловимым шорохам и следит за Крисом, не вызывая подозрений. Поворот головы — лёгкое скольжение длинных прядей волос по обшивке подголовника. Щелчки сигнала поворота, трение кожаной оплетки руля о сухие ладони — выезжают из двора. Внутренне Геррит улыбается. Он готов поклясться, что даже спустя пять лет Он ругается беззвучно, лишь шевеля губами. Сквозь закрытые веки он видит, как Крис пальцами постукивает по рулю, когда стоит на светофоре, как не глядя лезет в бардачок, где всегда припрятана пачка леденцов, к которой он наверняка скоро потянется, ведь за поездку успевает слопать как минимум четыре штуки… Широкая ладонь мимолетно касается бедра и проскальзывает по колену. От неожиданности Геррит мигом распахивает глаза и дёргается, непонимающе уставившись на Криса. — Конфеты хотел достать, помнишь же? Прости, случайно зацепил, — невинно поясняет тот и нажимает на кнопку, находящуюся совсем рядом с ногой Геррита. — Да, помню, конечно. Как раз об этом сейчас и подумал. Дыхание почти не сбивается, но сердцебиение никак не хочет возвращаться в норму. Геррит отворачивается и смотрит в окно, надеясь, что Крис, по крайней мере, не решит продолжить разговор, но все его надежды идут крахом. Слева раздается негромкий заинтересованный голос. — Ну так что, может, расскажешь подробнее о своей болезни? Как давно поставили диагноз, какие шансы? — Крис делает небольшую паузу, и Геррит чувствует на себе его взгляд. — Или, если не хочешь о грустном, то расскажи хотя бы, где ты был эти несколько лет? — Знаешь, фраза «о грустном» как раз-таки относится к моей жизни в целом. — Ой, да брось ты. Что-то хоть должно быть, — Крис ободряюще улыбается и трогает его предплечье. — Ты, кстати, чего весь в мурашках, замерз? — Да, — не задумываясь, врёт Геррит. Того, что такой родной голос заставляет забыть обо всем, включая температуру вокруг, он предпочитает не упоминать. Крис, вроде бы ничего не замечает. Или притворяется, что ничего не замечает. Но тему, в любом случае, стоит срочно сменить, пока не стало слишком поздно. — А про жизнь… Ну, не знаю. У меня тут всё не очень радужно. Мало кто скачет от радости, когда ему ставят срок, если это только не камикадзе. Не то, чтобы я до этого был доволен жизнью, но… Вот говорят же, что мы начинаем что-то ценить только после того, как потеряем — у меня та же ситуация. Я особо не ценил тот факт, что могу по крайней мере на этом свете задержаться, а как только возникла угроза того, что скоро меня будут выносить ногами вперёд, сразу захотелось жить. Правда, парадокс. Ожидание смерти с одной стороны вызывает желание сделать хоть что-то напоследок, воплотить мечты в жизнь, а с другой вгоняет в депрессию так, что хочется только пить и курить, не вставая с кровати. Даже зная, что это тебя убивает еще быстрее. Вроде как сократить ожидание, чтобы не пугало так сильно. Ну и я запутался, не знал, что мне делать, начал сам себе вредить. Спасибо хоть друг меня на прослушивание выпинал. Даёт иллюзию возвращения к прежней жизни. Может хоть умру счастливым. Геррит улыбается краешком рта, по прежнему глядя в окно. Серые пейзажи родного Гамбурга отнюдь не радуют глаз, но на это сейчас не хочется обращать внимание. Главное, что в машине тепло, а жизнь толчками возвращается. Крис молчит, внимательно смотря на дорогу. Покусывает нижнюю губу. Память услужливо подкладывает уже давно известный факт: когда он так делает, это показывает или крайнюю степень раздражения, или задумчивость. Или все вместе. Геррит надеется на простую задумчивость, но в то же время понимает, что в данном случае надежда умрет первой, не оставив даже предсмертной записки. Спустя несколько томительных секунд Крис все же снисходит до ответа. Каждое слово звучит так жёстко, будто молотом забивает гвозди в гроб каждой жизненной позиции Геррита. — Слушай сюда, мудак. Да, Геррит, не надо удивлённо вздыхать. Ты самый настоящий, стопроцентный мудак. Зная в глубине души, что я никогда тебя не оттолкну и не откажу в помощи, зная, что я переживаю за тебя, что бы ни случилось, ты сложил руки и даже не сказал мне ничего! Ни слова, мать твою. А теперь, едва объявившись, ты вновь пытаешься от меня закрыться и ускользнуть, говоря, что якобы все нормально. Нет, ты, конечно, можешь мне что угодно доказывать, но знай, что я тебя насквозь вижу, как это всегда и было. И поэтому все твои уловки, которые смогут обмануть Бо, Класса, которых ты видел, и всех остальных, никогда на меня действовать не будут, уяснил? Поэтому к завтрашнему дню ты мне должен подготовить все результаты анализов и обследований за последнюю неделю. Отговорки не принимаются. Для большего эффекта Крис ударяет по рулю ладонью и снова замолкает, якобы концентрируясь на дороге, но его выдают резкие движения головы и покусывание губы. Геррита разрывают противоречивые чувства. С одной стороны хочется возмутиться, тоже начать стучать по всем поверхностям, прибегнуть к фразе «тебя ебёт?!» в конце концов, но… Побеждает другая сторона. Та, что настойчиво твердит о том, что наконец-то Геррит кому-то нужен. Кому-то не все равно. Вот она, хотя бы маленькая, пусть грубая и немного неумелая, но все же забота, от которой вновь хочется дышать. — Ладно, ладно, как скажешь, — сдается Геррит, — но тут такая проблема… В общем, я уже месяц не обследовался. Поставил крест на жизни, раз денег на лечение нет, а дальше их на больницу спускать смысла совсем нет… Ну в общем да, я не могу тебе ничего предоставить. Крис настолько резко сворачивает к тротуару, что Геррита кидает влево. Он инстинктивно хватается за ручку двери и только это спасает его от удара головой о плечо Криса. Тот резко дает по тормозам, отчего Геррит едва не целует переднюю панель, а потом в ярости смотрит на него. Кажется, его взглядом можно вскипятить целый котел воды буквально за долю секунды. — Ты. Сделал. Что? — по словам произносит Крис. Тихо, ровно. Но лучше бы кричал. — Сам слышал. Да, я забил, и что?! Я уже готов умереть, если ты не заметил. — Телефон. — Что? — Дай мне свой телефон, немедленно! — рычит Крис и буквально запихивает руку в карман толстовки Геррита, выхватывая смартфон. Прикладывает палец к маленькой панели на задней части. Рабочий стол высвечивается сразу же. У Геррита так и не хватило сил стереть его отпечаток из базы данных. Теперь он об этом жалеет. Крис со скоростью профессиональной ищейки находит номер онкодиспансера и нажимает кнопку вызова. Разговор с оператором короткий, буквально несколько дежурных фраз, занимающий всего пару минут. Но когда Крис швыряет телефон на колени Геррита, тот уже знает, что завтра в семь утра у него начинается полное обследование, включающее КТ, анализ крови и прочие радости жизни. Машина вновь движется вдоль улицы, а Крис наконец начинает дышать не так гневно. Геррит тупо залипает в одну точку на лобовом стекле, понимая, что шансов отговорить Криса нет. Они едут еще около десяти минут в абсолютной тишине, прерываемой только какой-то навязчивой песенкой по радио, но и она играет на минимальной громкости. Каждый настолько занят своими мыслями, что вообще не замечает, что происходит вокруг. Вскоре машина заворачивает во двор какого-то комплекса новостроек. Только тут Геррит очнулся. Домов он не узнавал. — Эм, Крис? — А? — Ты меня домой хотел привезти, разве нет? Я что-то не понимаю, где мы. Крис отупело смотрит на дорогу. Неуверенно трясет головой, оглядывается. — Да уж, завис я. Ну, теперь ты знаешь, где я живу. Задумался, поехал привычным маршрутом. Ладно, обратно не повезу. Пошли, сегодня ночуешь у меня. Крис покидает машину до того, как Геррит успевает возразить. Тому остается лишь вздохнуть и выйти следом. Кажется, следующие дни, а то и недели, обещают быть веселыми.