Экспертиза гнилой души

— «Возможно, мы расстанемся», — процитировал Минхёк, загнав своего персонажа в озеро. — И как это понимать? — Минхёк, нам не туда! — среагировал Чангюн, мёртвой хваткой сжав телефон. — Опять хочешь утопить её? «Подводного дыхания» больше нет, окей? — Ты меня слушаешь вообще?! — настаивал на своём Минхёк. Нейрохирург передёрнул плечами, когда на экране телефона жирными буквами высветилось: «персонаж мёртв». Затем ему пришлось выслушать тираду матов — лучший друг, по совместительству соратник, в который раз утопился. — Слушаю, — на выдохе сказал Им. — Блять, я не ебу, что творится в его голове. Честно, не знаю, почему он меня вдруг начал избегать, самому хотелось бы знать. — Тем не менее, он продержался на порядок дольше остальных, — усмехнулся Хёнвон, в общих чертах улавливая суть, хоть и слыша разговор лишь наполовину. Диетолог вёл машину, виляя в бесконечно длинных пробках. — Мои поздравления, Им Чангюн! Ты побил свой личный рекорд. — Это у кого там голосок прорезался? — вспыхнул Минхёк. Хёнвон его не слышал, судмедэксперт говорил в наушник Има, поэтому сохранял безмятежность (и как ему только это удаётся, когда с четырёх сторон его подпирают не умеющие водить курицы и петухи). — Хёнвон. — Чангюн укоризненно взглянул на своего друга. Последний, не отрываясь от дороги, невесело улыбался. Им отвернулся, уставившись в окно (хотя разглядывать там пока было нечего, кроме утренней суеты и редких рассветных лучей солнца, которые пробиваются сквозь многоэтажки), когда мозг подкинул ему идею прописать Че пару ласковых, для профилактики, скажем, но в то же время не хотелось сейчас попусту растрачивать силы. — Может, тебе поговорить с ним? — завёл свою шарманку Минхёк. — Юки может казаться каменной статуей, но это он просто не любит открыто выражать эмоции. Эмоций у него хоть отбавляй, пять литров, как крови, или больше, даже мне неизвестно. Я пытался вытащить из него пару словечек, но с таким успехом можно заставить говорить мертвеца, которому при жизни вырезали язык. А Даён вообще курица, не могу понять, что ты в ней нашёл, и как у нас вообще завязалось общение… Она не соображает, о чём стоит говорить, а о чём — нет! «Ваши отношения хотя бы не ограничились одним сексом», — боже мой, я думал, Юки её убьёт на месте… — Минхёк, успокойся! — не выдержал Чангюн. Ли подчинился, но его персонаж бегал кругами, вовсю размахивая пылающим зелёным пламенем двуручным мечом. — Думаешь, я не пробовал узнать в чём дело? А что касается, как ты выразился, «курицы» — у нас с ней не было времени на пустую болтовню, так что… — И как оно? Ну, попытки достучаться до него. — Персонаж Минхёка — фигуристая эльфийка в стилизованных под листья доспехах (которые по существу были прочнее закалённой стали, потому что зачарованные) — взлетела с утёса и полетела навстречу полной луне. — Есть результат? — Ну… — персонаж Чангюна — эльф-лучник — полетел следом, его чёрные крылья отливали золотом. — Пятьдесят пропущенных, сто двадцать семь сообщений в пустоту и десять отказов впустить меня в дом. В больнице выловить его — не вариант, сам понимаешь. С приходом зимы у обоих сторон как по закономерности прибавилось работёнки, хоть на стенку лезть. Хотя, чтобы залезть на стену, нужны силы, которые ещё нужно где-то достать… — Ты убил при нём человека?! — на полном серьёзе спросил Минхёк. — Гонишь! — Знаешь, ты на многое способен. Я бы не удивился. — Даже если бы и убил, то не сказал бы об этом тебе, уж извини, — Чангюн пропустил смешок. — Чангюн, ты… — Короче, попробую выловить его на работе… Минхёк, справа! — воскликнул Чангюн. В указанной стороне в телефоне появились противники. Минхёк в считанные секунды расправился с ними градом отравленных стрел. — Не кричи, — подал голос Хёнвон и надавил на тормоз перед светофором. Перед ними проносились своры автомобилей — люди спешили на работу, мысленно матеря бесконечные пробки и до невозможности медлительных прохожих. — Голова раскалывается от вас двоих. — Ты дома? — обратился Чангюн к Минхёку, пропустив колкое замечание мимо ушей. — Нет, но уже собираюсь, — ответил Минхёк. — Мне нужно встретить Ёрым. Не думаю, что кому-то понадобится отдельный от тела головной мозг или расчленённый труп в мешке, но оставлять лабораторию без присмотра нельзя. — А Кихён? — Ушёл пораньше. Я его отпустил. — Завтра ночью работаете? — Да, с вечера оба на сутках… это ужасно, но что поделаешь. — Отлично, — улыбнулся Чангюн, но улыбка мигом сошла с его лица, когда его персонаж свалился в неведомо откуда появившуюся пропасть. — Эффектный суицид, — рассмеялся Минхёк. Эльфийка держалась опасно близко к краю обрыва, высматривая в непроглядной пучине мёртвого соратника. — Иди нахуй, — беззлобно буркнул нейрохирург. Тем временем Хёнвон оповестил его о прибытии. — Кихён бы оценил. — У Кихёна есть суицидальные наклонности? — обеспокоенно спросил Чангюн, ведь с такими вещами шутки плохи. — Не замечал этого раньше… мне следует быть с ним ещё осторожнее. — Нет, ты не так понял, — поспешил успокоить лучшего друга Минхёк. — С психическим здоровьем Юки всё в порядке, ну, за исключением помешательства на вскрытиях, когда он ведёт диалог в одно лицо с «пациентами», но это другое, ведь если считать это как отклонение, то тогда Ёрым давно пора в дурку, ибо по сравнению с ним она… в общем, не суть важно. Юки просто любит по приколу говорить о суицидах, потому что ему чаще всего приходится работать именно с покончившими с собой. — В общем, — на этот раз Чангюн дождался, пока Минхёк вдоволь не наговориться и не умолкнет сам, — твоя задача — вытащить вампира из гроба. Не забудь чёрный зонтик, а то мало ли, ещё сгорит на солнце. — Сделаю всё возможное! — уверенно заявил судмедэксперт и вышел с сервера первым.

***

— Ну привет, моя хорошая, — ласково промолвил Кихён, припустив молнию и открыв лицо трупа. — Сколько раз мать говорила тебе — мыть яблоки перед тем как съесть? Или не в этом дело? Вернее будет спросить, сколько раз она звала тебя ужинать с семьёй, а ты противилась? Юной леди на вид можно было дать лет пятнадцать и кучу проблем, свалившихся на её покрытую чёрными кудрями голову. Под глазами залегли глубокие тени, лицо осунулось; тонкая кожа натянулся до предела на искривлённых костях, местами уже покрылась синеющими пятнами. Смерть от истощения, возможно, тому виной психическое расстройство и гнёт со стороны — предполагаемая причина смерти. — Слабительные вымывают кальций из организма, ну разве тебе не было известно? Или тебя это не остановило? — продолжает диалог в одно лицо Кихён, откачивая кровь. — Цвет крови очень светлый, душка. Малокровие — тоже вещь серьёзная, если её запустить. Твой позвоночник как вопросительный знак, — патологоанатом надавил на область под выпирающими рёбрами. — Почему ты вовремя не обратилась к специалисту? Боялась, что если ситуация ухудшится, тебя запекут в дурку? Но так хотя бы был шанс всё исправить, о мой бог, как всё запущено… Делая продольный разрез, Кихён не надеется увидеть полностью здоровые и функциональные органы пищеварения. Как оказалось, реальность оправдала ожидания — кислота разъедала девушку изнутри, образовав многочисленные язвы в местах поражения. Патологоанатом ювелирно их извлекает. Затем он обнаруживает на боку трупа шрам, уходящий за спину. Разворачивает мёртвую суицидницу (как ни крути, она губила себя по собственной воле, несмотря на причины, что привели к такому следствию) на бок и передёргивает плечами от отвращения. Спина вся вдоль и поперёк испещрена шрамами, совсем свежими и более или менее затянувшимися, если так можно выразиться о шрамах, и пожалуй, гораздо более глубокими, чем порезы на запястьях. — Ясно, проблемы в семье, родители — тираны, — делает умозаключение Кихён, возвращая тело в исходное положение. — Хотели от дочки всего наилучшего, но методы воспитания выбрали не очень. Девочка — школьная тихоня, что видно по чертам её, теперь безмятежного, лица; она скрывала фигуру за мешковатой одеждой, стесняясь тела, которое ей осточертело. Возможно, жертву гнобили в школе учителя и ученики за плохие оценки, которые она получала из-за провалов в памяти, а провалы памяти, соответственно, были вызваны голоданием. Получается замкнутый круг. Значит, ты была слаба характером, раз не смогла этот круг разомкнуть, вовремя остановиться и перестать жадно глотать таблетки. Как типично. Покончив с делом, Кихён прибирает за собой инструменты и заходит в лабораторию. Минхёк увлёкся экспертизой какой-то мутной вязкой жидкости, осматривая пробирки и показания на приборах. Коллегу он замечает не сразу, а когда отвлекается — помогает Юки разложить по местам ножницы, зажимы и донести органы до нужной столешницы. — Что это? — спрашивает Кихён, указывая на пробирки. — Это было в лёгких, — поведал Минхёк. — Хлорная вода, на первый взгляд ничего не обычного. Согласно следствию, парня толкнули в бассейн. Но труп получил сильные химические ожоги как снаружи, так и изнутри, словно его пожарили во фритюре, наполненном соляной кислотой. Что-то в этой водичке неладное, вот я и пытаюсь выяснить, что именно. А у тебя что? — Кахексия, тоже ничего не обычного на первый взгляд, — передразнил Кихён. — Тому виной нервная анорексия, вызванная гнётом внешних факторов. Но до этого её как будто пытались искромсать на мелкие кусочки, дабы облегчить участь и сделать кончину быстрой и безболезненной, да вот выбрали лезвие слишком тупое. Но на самом деле хотели либо воспитать, либо помучить, но скорее всего — и то, и другое. Придётся писать родителям усопшей, идти к ним с инспекцией. Надеюсь, детей у них больше нет и никогда не будет… Кихён резко замолчал, когда сам же завёл речь в сторону родителей, и ненароком подумал о своих. — Ну чего ты? — исправил положение Минхёк, не дав коллеге начать самобичевание, словно прочёл его мысли, но по сути — на лице Юки было всё написано. — Твои родители, они… — хоть ему никогда не говорили, Ли догадался обо всём сам. — Что бы с ними не случилось, думаю, они были хорошими людьми, раз вырастили такого прелестного тебя. Правда ведь? С этими словами он бросил работу, предварительно выключив горелку (техника безопасности, все дела) и, подойдя к Кихёну, ущипнул того за бледную щёку, которая тут же зарделась румянцем. — Да, не в этом дело… Сколько ему? — меняет тему Ю, имея ввиду, сколько часов назад человек скончался. — Пятнадцать часов, плюс-минус. — А который сейчас час?.. — с головой погрузившись в работу, Кихён вновь потерял счёт времени. Как и забыл о существовании настенных часов, висевших прямо у него над головой. — Десять утра, — с улыбкой докладывает Минхёк. — То есть, паренёк отбросил коньки вчера вечером, в промежутке от семи до восьми вечера. В глазах Кихёна читается смятение. — Минутку… тогда почему мы всё ещё здесь? — Потому что отрабатываем сутки? Что за глупые вопросы, Юки? — хмуро говорит Минхёк. — Ты же сам мне и звонил, чтобы сказать, что нас вызывают на двадцать четыре часа вместо двенадцати. Забыл уже, что ли? — Извини, совсем заработался, — отмахивается Кихён. Минхёк возвращаться к экспертизе не спешит. — В общем, я откопал кое-какую информацию о моём случае, — возвращается к началу он. — Аквапарк, в котором произошёл инцидент, буквально засыпают похвалой и положительными отзывами. Чистый, безопасный, много различных горок, сауна на высшем уровне. Он открывается в десять, закрывается в семь, то есть, жертва каким-то образом осталась после закрытия. Тело выловили из воды без униформы и каких-либо прочих распознавательных знаков, которые могли бы навести на персонал аквапарка. Словно инцидент провернули умышленно, будто бы парень уговорил кого-то отравить воду и подстроить случай. Это одна версия. Версия номер два — парня могли запереть в служебном помещении, а потом вытащить оттуда силком и толкнуть в бассейн. Всю ночь труп пробыл в воде, его достали только под утро, за два часа до открытия, и доставили сюда. — И ты поедешь узнавать в чём дело? — Как закончу с ядом — так сразу, — хмыкнул Минхёк, — ведь не сидеть же мне весь день в четырёх сырых стенах. Я — не ты, больше предпочитаю движение, поэтому буду только рад помочь в раскрытии этого загадочного дела. — Знаешь, версия с самоубийством кажется более правдоподобной. — Кихён отошёл к столешнице, на которой стояли органы в ёмкости. Минхёк, поправив медицинские перчатки, взял в руки пробирку и поднёс к свету, рассматривая странную воду. — В последнее время столько случаев суицида и все разные… будет не удивительно, если этот окажется тоже. — А ты у нас эксперт в этой области? — Минхёк со смешком посмотрел на коллегу. — Я эксперт в области судебной медицины, — игра слов заставила Юки натянуть на лицо ответную улыбку, конечно, не такую яркую, как у сверстника, — как и ты. Но если бы я оказался на месте того паренька, то выбрал бы способ менее безболезненный. Когда ты падаешь в воду, особенно если с высоты, тем более в отравленную, тебе хочется выпрыгнуть из кожи от боли, и она длится достаточно для того, чтобы свихнуться в предсмертной агонии. — К слову о высоте, — перебил Минхёк, — вокруг на плитке было полно брызг и лужи воды, а рядом с бассейном была горка высотой около четырёх метров. С площадки перед спуском вполне можно сбросить человека прямо в воду, а глубина была не более двух метров, то есть, жертва могла удариться о дно или о стену, что прибавило бы боли. Но травм не обнаружилось, а если и были ушибы, то сейчас их попросту не разглядишь — вся кожа уже синяя и задубевшая. Вот если бы опомнились раньше… — Но тогда дело перешло бы в руки Ёрым. Не думаю, что тебе хочется отдавать ей такие интересные тело и дело, — заметил Кихён. — Пожалуй, ты прав… Кстати, — вдруг вспоминает Минхёк, облизывая пересохшие от разговоров губы, — тебя главврач вызывал. Похоже, кое-кого ждёт вознаграждение, или же будет обсуждаться вопрос повышения квалификации — это уже мне неизвестно. — Но как же… — Иди-иди. — Минхёк поторапливает, в буквальном смысле выталкивает коллегу из лаборатории. — А за «пациентов» не беспокойся, я пока не собираюсь никуда выезжать, справлюсь сам. Положись на меня! — Не называй трупы пациентами, — лишь успевает упрекнуть Кихён, прежде чем его выставляют за дверь. Кабинет главврача находится в этом же крыле, на четвёртом этаже. Достаточно было подняться на лифте. Который вечно занят, тем более — в первой половине дня, поэтому Кихён неторопливо плетётся по лестнице. Главный интроверт номер один не любит скопления людей, тем более в душной коробке площадью три квадратных метра. А на лестничной клетке он никого не встречает первые три пролёта. Благодать длится недолго. На площадке второго этажа он прячет глаза в пол. Безуспешно. — Доброе утро, мистер Ю, — знакомый голос (слишком знакомый), отдающий хрипотцой, эхом отражается от стен пустой лестничной клетки. — Давно не виделись. Неведомая сила остановила судмедэксперта. Невидимые путы обвили ноги, мановение иного духа заставило посмотреть в глаза напротив и увидеть в них две бездны, из которых извергаются клубы едкого беспросветного дыма и языки алого пламени. Ещё немного — огонь охватит Кихёна, и он в очередной раз превратится в горстку пепла. — Утро доброе, мистер Им, — на автомате откликается Кихён. — А я вас искал. — Чангюн делает шаг вперёд. — Соскучился по своему очаровательному патологоанатому. «И я соскучился». — Мне нужно идти. — Кихён молится всем сверхъестественным силам, чтобы его щёки не запылали в самый неподходящий момент. При свете солнца, льющегося из широких окон, он выглядит — как подобает тому, кто днями напролёт находится в плену четырёх стен — будто живой призрак. — К главврачу. Чангюн не слушает. Устраивает ладони на талии Юки, подушечками пальцев ощущая дрожь и напряжение. Кихён не шевелится. Все мысли сосредоточил на то, чтобы не упасть, направляя силы на вдруг ослабевшие и ставшие ватными ноги. — Подождёт. — Чангюн всем своим видом даёт понять, что сначала — он, а потом — всё остальное. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить. — Вы умеете быть серьёзным? — прыскает Кихён, не изменяя формальности в общении. Минувший месяц в календаре перечёркнут перманентным маркером. — Когда дело доходит до риска потерять драгоценность — приходится, — нейрохирург переходит на полушёпот. — Идём в двести седьмой, иначе вечность будем стоять здесь, но так ничего друг от друга не добьёмся. Я не займу у тебя много времени, только если ты сам не захочешь задержаться. — Верится слабо, — хмыкает Кихён, однако соглашается. «Ненавижу». «Ненавижу неопределённость». Кихён плавится от жара сомнения и горячих чувств. Ему приятно вот так держаться за руки, ловить на себе косые завидные взгляды проходящих мимо медработников. Но в то же время — он не уверен, чувствует ли то же самое Чангюн. Раньше — определённо, но про прошествию времени он мог и остыть. Назойливые отрывки семейных разборок, которые были подслушаны случайно и теперь напрочь засели в голове, всплывали желанием одёрнуть руку и уйти в противоположную сторону. Кихёну страшно потерять всё. Он не готов ни к плохому, ни к хорошему исходу. — А теперь объяснись. — Чангюн заходит в кабинет вслед за Кихёном и закрывает дверь на ключ. — С чего вдруг ты стал меня игнорить? Опустившись на кушетку с великим облегчением, Кихён с минуту собирался с мыслями. — Я не надоел тебе? — вместо вразумительного ответа — парирует удар вопросом на вопрос. — Ты не используешь меня как страховку, потому что не можешь пока найти другого или другую? — Откуда такие выводы? — Чангюн смотрит на своего любовника с таким видом, словно перед ним вдруг оказался фантом белой слепой кошки. Чуть осмелев, Кихён подскочил с места, бросив на Чангюна вызывающий взгляд. — Я всё слышал, — заявил он. — Что именно? — Разговор с отцом. — Кихён робко сминает рукава медицинского халата. — Да, я знаю, что подслушивать нехорошо, но… так вышло. Чангюн до боли прикусывает внутреннюю сторону щеки, дабы в самый ответственный момент не засмеяться. Нейрохирург загребает в охапку Юки, который для него был и будет маленьким и крошечным, несмотря на то, что это ни в коем разе не так. — Хочешь сказать, я не так понял? — разрывает повисшее молчание Кихён. Он сжимает руки в замок на спине Има, пряча в них желание прикоснуться ко вспыхнувшим щекам. — Нет, просто… Что именно ты слышал? — Начиная с фразы: «Подумай о семье» или что-то в этом роде, — плюнул ядом Кихён. Чангюн присвистнул — судмедэксперт слышал почти весь диалог. — Твой папаша раз пять, пусть и не прямо, но сказал, что ничего толкового между нами не выйдет. — Выйдет, не выйдет — здесь и сейчас не имеет значения, — повысил тон Чангюн. — Это так не рабо… — Зачем заглядывать вперёд? — настойчиво перебил Чангюн, не желая выслушивать необоснованные аргументы. — Забегая вперёд, мы теряем слишком многое в настоящем. Надо жить моментом, иначе чувство жизни ты невольно обменяешь на чувство бесконечного ожидания. Так пропустишь всё самое интересное, например, меня. Я здесь, перед тобой, тело к телу с тобой, а не там, в будущем. — Твои сладкие речи ни к чему, — однако, признаться честно, Кихёна заворожило сказанное. Убедительный вид Има стирал все сомнения. — Я имею ввиду — давай наслаждаться друг другом сегодня, — нетерпеливо выдохнул Чангюн. — У тебя есть я, разве не прекрасно? Ты есть у меня. Я люблю тебя не только телесно, детка. И ты любишь меня. Ты ведь меня любишь? — на мгновение усомнился он. — Люблю, — не мешкая ответил Кихён. — Что ж, другого ответа я и не ожидал. Тогда к чему был весь этот цирк? Кихён не знал, что и сказать. Ревновал к вымышленным любовникам с пистолетами на стороне? Как ребёнок добивался внимания? Что в итоге — всего лишь недоразумение. Просто звёзды сошлись не очень удачно, из-за чего обе стороны изрядно понервничали. Не дожидаясь ответа, Чангюн касается чужих губ в поцелуе. Ссоры ссорами, а он вожделел прикоснуться к ним круглые сутки семь дней в неделю. — А теперь другой вопрос, — Чангюн, начав первым, первым же прервал поцелуй. — Планируешь завести семью? — Ты шутишь?! Нет, конечно! Это же такая ответственность, к тому же… — Тем более, — Чангюн перебивает там, где считает нужным, — тогда проблем вообще нет. Впредь не слушай старика, он хоть и мозговитый, видавший виды и всё такое, но кто он такой, чтобы указывать тебе, моему очаровательному патологоанатому. — А я подумал, что ляпнешь, мол: «слушай только меня, я — твой закон», — признаётся Кихён со светлой улыбкой на устах. Вид счастливого Юки сподвигает на ещё один поцелуй — Чангюн повинуется зову сердца, единственному, что им управляет, больше никто и ничто ему не указ. — Как с языка снял, слушай, — шутит нейрохирург. Кихён спохватывается, вспоминая об аудиенции в кабинете главврача, о которой напрочь позабыл. — Мне нужно бежать, — словно пантера, Кихён ловко выскальзывает из крепкой хватки Има. — Ещё не понял? — Ю сверлит Гюна обескураженным взглядом. — Что не понял? — Что никуда тебе не надо. Это Минхёк… вернее, это я попросил его. — Зачем? — А как ещё тебя вытащить из подвала, блин? Не тупи, Юки, — повторяется Чангюн, усаживаясь в кресло. — Могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее, — упрекает младшего Юки. — В любом случае, мне пора работать. Судмедэксперт дёрнул дверную ручку — заперто. — Открой! — требует он. — Иначе я выверну твои лёгкие наизнанку. — То есть, зацелуешь меня досмерти? — игриво произносит Чангюн, вертя на пальце кольцо, на котором болтался пронумерованный ключ. Кихён пробует его отобрать, но Им оказывается проворнее. — Проведи со мной время, Юки. — Ну что ж, готовься к смерти, — заверяет Кихён и плюхается всем своим существом на чангюновы колени. — Для сексуального нейрохирурга сделаем всё по высшему разряду. — Мальчик, из какого детского сада сбежал?