Экспертиза гнилой души

Чангюн за сегодняшний день ни разу не брал в руки телефон. За минувшие несколько дней стало каждодневным ритуалом названивать Кихёну, написывать, если тот не отвечал (а он не ответил пока что ни на один звонок) и задерживаться в надежде выловить патологоанатома в каком-нибудь из извилистых коридоров. Сегодня Им вынужден изменить привычке и убрать гаджет куда подальше, иными словами — сделать так, чтобы никто и ничто его не отвлекало от важного события, к которому ещё просто необходимо подготовиться морально. Халтурить, будучи нейрохирургом — играть с огнём, идя по раскалённому лезвию катаны. Чангюн понимал это, равно как и то, что смерть пациента никакой влиятельный папочка не исправит. Благо, за всё время работы смертей наблюдать не приходилось, остаётся только надеяться, что и сегодня всё пройдёт без происшествий, как по маслу. Нейрохирург направляется в операционную, внешне не выражая волнения, но внутренне — содрогаясь каждой фиброй. Чангюну не свойственно привыкание, он не входит в кураж, не улетает в астрал, как то бывает с увлечёнными своим любимым делом в людьми — он здесь и сейчас, до предела напряжённый и ответственный. На лестничной клетке Чангюна подцепила Даён, оказавшаяся там неумышленно случайно. Она следует за непривычно неразговорчивым нейрохирургом, плечо к плечу, ожидая, пока мужчина не заговорит с ней или что-нибудь не спросит. Низкие каблуки и шпильки стучат почти синхронно. Кажется, Чангюн не замечает свою тёзку по фамилии, как не замечает ничего вокруг: лежащего пациента в спехе перевозят из процедурного кабинета в палату, кто-то кого-то громко отчитывает, воркование медсестёр и взгляды такие, словно Чангюн явился в образе падшего ангела с вонзённым в серце клинком из небесной стали. — Мистер Им, у вас назначена операция? — даёт о себе знать Даён, которой невнимание к ней наскучило. — Не болтайтесь под ногами, — недоброжелательно отзывается Чангюн и, прежде чем войти в операционную, останавливает медсестру, ведь посторонним лицам, пусть даже и при «параде», имея всё необходимое на себе, путь дальше заказан. Даён раскраснелась в тон её вишнёвой гриве, но не успела возмутиться вслух — Чангюна и след простыл. — Всё готово? — спрашивает нейрохирург у своего помощника, молодого интерна, который только третий раз в своей практике проводит операцию на живом человеке. Тот, улыбнувшись, докладывает, что всё в порядке, давно уже можно начинать, упрекнув старшего в том, что тот задержался на целых две минуты, когда в их ювелирном деле на счету каждая секунда. В ответ на это Чангюн недовольно фыркает, не спуская тучную серьёзность с лица, уверяет новенького в том, что «счёт каждой секунды» начинается с начала операции, а не с её назначения, и натягивает на лицо маску. Неважно, какой исход — всё протекло безупречно или хуже некуда, но удовлетворительно — после каждой проведённой операции (плюс в копилку нервных срывов в ходе лечения пациентов от проблем с нервами, так скажем) у Чангюна настроение разбивается об острые скалы заброшенного далеко в океане острова в лютую непогоду. Эту операцию он будет проклинать ещё лет десять, а то и больше, пообещал он сам себе. Потому что даже не интерн — он сам допустил ошибку, которая чуть не лишила пациента — девушка двадцати лет, без тяжкого времени на плечах и с огромными перспективами на будущее — жизни. Им едва не поддался панике, но сумел обуздать эмоции и довершить дело до конца, что стоило ему расхода всего запаса сил. Вымотанный и обессиленный, Чангюн, не доходя до ординаторской, припадает к первому встретившемуся на пути стулу. С самого утра он — сам не свой, поэтому всё пошло наперекосяк. Короткий, но насыщенный день подползает к концу — Чангюну дозволено уйти на пару часов раньше положенного. Нет настроя делать что-либо ещё продуктивное сегодня. Чангюн охотно воспользовался возможностью и собрался на выход. На первом этаже Чангюн не пересекается ни с кем знакомым или по крайней мере никого знакомого не встречает — ему же на руку. Вокруг творится привычная медицинскому центру суматоха. Как только телефон включился, посыпался армагеддон уведомлений от Минхёка. Чангюн, не читая ни одного сообщения из двух сотен, отчитывает старшего в том, что он отвлекается от работы, и внутренне усмехается, вспоминая, что сам он и не на такое способен, лишь бы как-то отвлечься от рабочей скуки. Затем убирает телефон в карман пальто, перед этим переведя его в авиарежим, не горя желанием морочить себе голову лучшим другом. Взгляд приковывают знакомые руки, на два тона белее обычного, с оттенком синевы просвечивающих вен, они сжимают цепкими пальцами шапку с помпоном. Увидев их, Чангюн поднимает глаза на не менее бледное лицо — мужчину можно было легко спутать со Снежным королём. У Чангюна перехватило дыхание — неожиданность ударила под дых — но на него даже не посмотрели. В свите полицейских судмедэксперт прошёл мимо и свернул направо — в той стороне находился морг. На улице у самого крыльца стояла труповозка. Нейрохирург словно примёрз к земле (чары Снежного короля, не иначе, подумал он); оттаял только когда Ю поблагодарил офицеров полиции за сотрудничество и исчез из поля зрения уже один. На парковке Чангюн снова вспоминает, что сегодня ещё не совершал ритуал и что вполне можно осуществить его сейчас. Вообще, Им не планировал, но в последний момент всё-таки передумал. Чангюн жмурится от лучей закатного солнца, прикрывая ладонью дисплей телефона. И не думает сначала сесть в салон авто, потому что тогда мигом изменит своё решение. «По городу ты тоже под землёй передвигаешься?» «У тебя случаем не аллергия на солнечный свет?» «Бледность тебе идёт, никто не спорит, но ты выглядишь нездоровым». «Всё хорошо?» «Я понимаю, что последнее, чьё лицо ты хочешь видет сейчас — моё, но». «Мне интересно, как всё прошло». «Я соскучился по твоим рассказам о трупах». «И по тебе тоже». Удостоверившись, что интернет не сыграл злую шутку и все сообщения отправились, Чангюн наконец занимает водительское сидение. А ведь такая прекрасная возможность виделась — они пересеклись, точно по мановению судьбы. Но идеальный момент испортила чангюнова промашка и кихёнова занятость. Кихён тоже выглядел измождённым, но держался молодцом. А Чангюн, который устал за троих, не глупый и довольствуется тем, что они хотя бы мельком, но увиделись. В девять вечера, организовав поздний ужин на одну персону, Чангюн решает позвонить Кихёну, предвкушая, что если Юки поднимет трубку, они оба будут молчать. Первые два звонка тянутся невыносимо долгими гудками, на третий — «я не могу сейчас говорить, оставьте голосовое сообщение или перезвоните позже» электронным голосом автоответчика.

***

Бывает такое, что ты сильно-сильно ждёшь дверного звонка, ждёшь человека, который явится обязательно и с хорошими новостями. А может быть, принесёт домашнюю выпечку или свежий выпуск комикса. Или ты можешь встретить не того, кого неистово ждёшь, а гору пачек чипсов, которую близкий притащил для тебя просто — чтобы порадовать и потому что в магазине распродажа. Бывает такое, что ты ждёшь человека с пустыми руками, не ожидая ни новостей, ни гостинца. А бывает — блять, кто решил вспомнить о моём существовании так не вовремя, когда я, сука, не в настроении?! Но когда утренним гостем оказался Хёнвон, настроение поднялось и заблагоухало весенним садом. Ночует ли патологоанатом в почти никогда не пустующем жилище или нет — Хёнвону здесь рады всегда. Диетолог накинулся на друга с объятиями. Хёнвон поклялся, что разлюбит Чангюна, и почти разлюбил, но… При виде него, домашнего и полусонного, всё полетело в бездонную пучину. — Хёнвон, ты чего? — Чангюн опешил от внезапного прилива радости и серебряного урагана в лице Че Хёнвона, но по инерции прижал друга крепче. — Соскучился, — лениво, носом — в воротник футболки. Надпись на ней гласила: «Я в ахуе», — плюс местоположение города на карте с подписанными координатами. — Мог хотя бы предупредить. Голоден? — Нет, я уже позавтракал, в отличие от некоторых, которые никогда не завтракают, — язвительно заметил Хёнвон. Под «некоторыми» он имел виду друга и его не самую благоприятную для здоровья привычку. Хёнвон плюхнулся в излюбленное кресло, которое по праву принадлежало только ему. Достал из бумажного пакета бутылку красного полусухого. Чангюн посмотрел на алкоголь с презрением, однако принёс два бокала, тем самым дав добро на выпивку. Они не виделись уже долгое время, Им терзался сомнениями, что с их общением и вовсе покончено, но тут заявляется Че, как ни в чём не бывало — по такому поводу грех не выпить бокал-другой. — А где твой непьющий любовник? — буднично поинтересовался Хёнвон. На слове «любовник» Чангюн, наливая вино, чуть не опрокинул содержимое бутылки на пол. — Я думал, вы теперь живёте вместе. Семья там, гражданский брак и всё в этом роде. — Он дома, у себя, — отрезал Чангюн и стушевался. Взвесив все «за», «против» и «Им Чангюн, ты дурак», он решил поведать Че о случившемся. — Обиделся, видимо. Даже на звонки не отвечает. Мастерство игнора на высшем уровне. Хёнвона беспокоила ссора молодых людей ровно наполовину. Глубоко в душе он грезил, чтобы ссора переросла в нечто большее и более губительное — расставание. — Почему? У вас было всё так гладко. Что могло случиться? — безучастно спросил Хёнвон. Чангюн кратко пересказал тот самый вечер в родительском доме, три дня назад, сопровождаемый терпеливым молчанием. — И я знал, что Минхёк вышел только сегодня, — добавил он в завершение, — ибо у Ли язык без костей, он мне рассказывает буквально всё, когда выпадает хоть малейшая возможность. Кихён просто хотел поскорее смыться и не нашёл оправдания лучше. Больше мы с ним не виделись, не переписывались — ничего, только перекинулись взглядами вчера в холле больницы… Нейрохирург опрокинул в себя разом немногим больше половины бокала. — Наобижается, соскучится и перестанет, — усмехнулся Хёнвон, ободряюще похлопав Има по предплечью. — Прибежит как миленький и падёт на колени перед тёмным ловеласом. — Скорее плюхнется на колени это тёмного ловеласа, — с улыбкой произнёс Чангюн, но в миг принял серьёзный вид. — Юки не из тех, кто обижается по пустякам… Выждав момент, Хёнвон притянул Чангюна к себе за ткань футболки. Они были опасно близко от того, чтобы столкнуться носами. Смотрели друг другу в глаза, не боясь потрошить внутренние миры друг друга и пробираясь к самой душе, Чангюн — с недоумением, Хёнвон — со сногсшибательной решительностью. — А если не прибежит, тебе не составить труда найти ему замену, — дохнул он в чужие губы. — Только не пытайся бегать за ним, ты ведь выше этого, а то, что он продолжит избегать тебя, будет значить, что ты его попросту не достоин. — Ты уже второй, кто мне говорит такое, — тихо произнёс Чангюн, замерев каменным изваянием. — Кто первый? — Мой отец. — Значит, точно найдёшь. Хёнвон подался вперёд в надежде воспользоваться шансом и выхватить победный поцелуй. Однако получил миллионный отказ. Чангюн пустил короткий смешок, прикрыв чужой рот ладонью, так то что вместо губ Има Хёнвон поцеловал фалангу его среднего пальца. — Тебе нужно поговорить с ним в больнице, раз другого выхода нет, — наконец, сдаётся Хёнвон и допивает остатки горячительного, плескавшиеся на дне бокала. — Как взрослый человек со взрослым человеком. В знак подтверждения Чангюн коротко кивает. Он снимает с полки зелёную пепельницу — обычно Им не курит в гостиной, однако оставлять Хёнвона одного было бы не тактично. Не то, чтобы Че способен учинить скандал, высосав причину из вакуума, или обделён вниманием, — наоборот. Нейрохирург широко распахнул окно и тут же пожалел об этом. Порыв холодного ветра ударил занавеской по лицу. Выпутавшись из занавески, Чангюн мигом исправил недоразумение. И вдруг он кое-что понял. — Слышь, Хёнвон, — позвал Им, вертя в руках незажжённую сигарету. — Который час? — Двенадцать доходит, — отрапортовал Хёнвон, взглянув на экран телефона и тут же отложив его. — Ты почему не в медцентре? Хёнвон хитро улыбнулся, наливая им обоим ещё по бокалу. — Захотел повидаться с другом, — нараспев протянул он и запрыгнул на подоконник, задев рукой пепельницу и едва не пролив красное вино на белые джинсы. — Из нас двоих только один может пренебрегать рабочими часами, — фыркнул Чангюн. — Не ворчи, дед, — Хёнвон подцепил пачку и стал задумчиво её изучать, словно видел сигареты впервые в жизни. — Всё под контролем. На вторую половину дня записей всё равно нет. — Огоньку? — благородно предложил Чангюн, протягивая Хёнвону зажигалку. Дразнит, зная, что Че ни за что не станет себя травить, ссылаясь на долг перед пациентами, которые у него наблюдаются. — Нет, спасибо, — в карих глазах зажглось озорство, что сигнализировало надвигающееся бедствие. Хёнвон плотно закрыл пачку и выбросил её в окно. Чангюн не обронил ни слова, давно привыкнув к выходкам зожника номер один. — Познакомишь нас как-нибудь. — Хёнвон выхватил последнюю сигарету, которая тлела слишком медленно, норовя обжечь Чангюну пальцы, и вдавил её в пепел. — Я знаю и помню все твои интрижки. Не хочется нарушать традицию, знаешь ли. — У тебя не возникнет желание перегрызть ему глотку? — Этого я не гарантирую, — усмехнулся диетолог, — но ты всегда можешь нас разнять, так ведь?

***

Сегодня Минхёк разговорчивее, чем обычно. В такое верится слабо: по количеству слов в обычном состоянии он может посоревноваться с прославленными рэперами. Этим утром всё вокруг искрилось и полыхало от водопада информации, выливавшейся из его уст. Кихён с радостью бы заткнул уши наушниками, не пытаясь чего-либо предпринимать, чтобы заткнуть коллегу. Он, наоборот, был ещё молчаливее обычного. Заполнение бумаг помогло пчёлке Ю Кихёну абстрагироваться от всего ненужного и отвлекающего (и себя самого в том числе). Необходимо было написать отчёт о проведении вскрытия двух трупов, что подвезли сегодня утром — скончались в одно время, но в разном месте и при разных обстоятельствах — и судмедэкспертизы крови и повреждённых органов. Кихён с головой окунулся в символы и печати, вполуха продолжая слушать неугомонного Минхёка. Последний трещал обо всём и сразу, меняя темы, сбиваясь и активно жестикулируя. Что-то его несказанно обрадовало, потому что фраза «теперь я самый счастливый человек в этой вселенной» повторялась чаще других, но Юки не до конца понял, что именно. — Что ж, я рад, что у тебя всё хорошо, — наконец выдавил из себя Кихён, прервав Минхёка на рассказе о бесплатном фисташковом рожке, который упал с мостовой в реку, но тогда Ли было не до этого, потому что опять же он тогда чувствовал себя «самым счастливым человеком во вселенной». Поставив печать, Юки сложил разбросанные бумаги в одну папку, трижды проверив, что все листы на месте. Минхёк умолк, оторвавшись от натирания до блеска одного и того же скальпеля, и уставился на своего ровесника. — Расскажи ты что-нибудь. — Он направил острие скальпеля на Кихёна. С минуту они немигающим взглядом смотрели друг на друга. — Пора обедать. — Кихён увильнул от ответа. Минхёк простонал, что значило: «Серьёзно?! Ты думаешь о еде, когда я не рассказал тебе и половины?» — Сегодня ты должен съесть мои японские панкейки. — Плод бессонной ночи? Давненько такого не было. — Минхёк соскучился по божественной выпечке коллеги. Все возражения мигом отпали, как только он представил стопку пышных блинчиков, которые Юки испёк только для своего любимого коллеги. — Дай мне десять минут, я сбегаю в кафе. Медицинский халат парусом слетел на пол — Минхёка и след простыл. Совсем недалеко от больницы находилось круглосуточное кафе, вечно наполненное медиками даже под покровом ночи. Мужчина уложился ровно в десять минут, точно по волшебству. Рыжие волосы иголками взъерошил ветер. Минхёк держал картонную подставку с двумя стаканчиками. Один — неизменно карамельный латте, ещё тёплый. Другой — с чем-то зелёным и кубиками льда. Они переместились в ординаторскую; Минхёк успевал и болтать без умолку, и уплетать пышные блинчики за двоих. Он донимал Юки вопросами, в основном о том, как дела после вечеринки и всё ли нормально на личном фронте, потому что тогда Кихёна пришлось буквально вытаскивать из клуба, так как на ватных ногах он не мог сделать и пары шагов, а потом навалилось столько работы, что не было ни времени ни сил обсудить то, какой Минхёк молодец. Тема, которую Кихён изо всех сил старался не поднимать, поэтому на все вопросы отвечал либо уклончиво, либо вообще залипал в увешанную детскими рисунками стену. — Да что с тобой?! — Минхёк вспыхнул синим пламенем тревоги. — Спрашивать, всё ли хорошо, смысла нет. Всё ужасно? — Всё нормально, — отмахнулся Кихён, сделав глоток латте. Прозвучало не слишком убедительно. Минхёк открыл было рот, однако его прервали в самый подходящий для Юки момент. В ординаторскую вошла Им Даён — спелая вишня в волосах, грубые ботинки на длинных ногах, и мёртвенно бледна кожа — она сама её отбеливала. Обычно она никогда не появлялась здесь в обеденные перерывы. Даён работала с молодыми людьми в одном крыле, но — слава всему святому — они пересекаются крайне редко, потому что у обоих сторон тьма своих заморочек. — Почему ты не в кафетерии? — спросил Минхёк таким тоном, словно Даён только что ступила на запретные земли. Он явно не желал делить пустое помещение с кем-либо ещё, не важно с кем. У Даён такая же фамилия, как и у Чангюна. Интересное совпадение. Благо, и внешне, и внутренне (не по красоте внутренностей суждено) медсестра и нейрохирург — небо и земля. — Села на диету. — До поры до времени Даён замечала только Минхёка. Она окинула взглядом полупустой контейнер из-под панкейков и презрительно поморщилась. — В салат стали добавлять так много растительного масла, а пончики стали такими жирными, как будто повара решили откормить персонал перед холодами. Кошмар! Ни напряжения, ни неприязни друг к другу не было и следа. Кажется, Минхёк что-то говорил про то, как они поладили, тогда они целый вечер трещали о том, сколько несправедливости в книгах Джорджа Мартина. — Совсем не есть тоже плохо. — Минхёк продемонстрировал выпечку Даён с благоговейным видом. — Знаешь сколько к нам поступает «пациентов», умерших от истощения и дистрофии внутренних органов? Хочешь оказаться на их месте? — Спасибо, но… — От одного блинчика смешариком не станешь, гарантирую. Это мистер Ю постарался, — таинственно прошептал Ли заклинанием. Сработало как механизм активации. Вы разблокировали экстраверта, так сказать. — Ради мистера Ю красотой можно и пренебречь. С его красотой никто и ничто не сравнится, против него у меня ноль шансов. — Кихён воззрился на Даён, будто бы она на его глазах перевоплотилась в ужасное чудище. Девушка откинула вихрь волос за плечи и, откусив маленький кусочек, налетела на выпечку с размахом. — Ой, ну всё, теперь мне светит десять лет счастья, — пролепетала Даён почти искренне. — Я благословлена! — Спасибо, — скромно ответил Кихён. — Значит, не зря в три часа ночи бегал в магазин за сахаром. — Сахар — это ужасно, — изрекла Даён, изменившись в лице. — Но в ваших золотых руках — приемлемо. Наверное, вы всё делаете на миллион звёзд из десяти — а выглядите, к слову, на все два миллиона звёзд. И поэтому приглянулись, ну, ему. Не могу поверить, что за вами не бегают — ну, теперь не бегали — толпы девушек. Или бегали? Не врите только, так оно и было, я уверена. Кстати… — ураган вопросов оборвался на неожиданной ноте. Даён выждала драматичную паузу и только потом добавила: — мой бывший не причиняет вам вреда? С ним… надо осторожнее. Просто, к сведению, конечно, никто ничего не имеет против ваших счастливых отношений, все наоборот только рады вам двоим, правда… Сперва дьяволица загоралась интересом, как только появлялись первые намёки на ухаживания. Потом всё более или менее устаканилось, обрело стабильность, и Даён наша свои дела более привлекательными, чем лезть в чужую постель. Видимо, в температуре воздуха или количества влаги число сменилось на сотую долю, и Им почуяла неладное, то, что обязательно, как она сама думает, требует её вмешательства. — Почему вы называете его «бывшим», когда у вас ничего толком не было, мисс Им? — вопросом на вопрос и то неохотно. — У нас был секс, и не единожды, — прямо заявила девушка. — Он просто затолкнул вас в постель, — парировал Кихён. — Ну, или не в постель, не суть. Это не отношения. Просто удовлетворение потребностей. — Разговаривайте на «ты», умоляю, — встрял Минхёк с набитым ртом. — Уши режет, когда два моих друга шифруются формальностью. — Я могу назвать тебя Юки? — хихикнула Даён. — Как угодно, — смирился Юки. Минхёк засиял лучезарной улыбкой. На этой весёлой ноте идеально было бы разойтись кто куда, но никто не двигался с места, а в воздухе витала недосказанность. — Так как у вас… прошу прощения, у тебя с ним? — шепнула Даён и опустилась перед Кихёном, согнув колени. — Мне чертовски интересно! Всей поликлинике интересно… в общем, ты понял, да. — Никак, — на вдохе произнёс Ю, не давая ложных надежд. — Может быть, мы с ним расстанемся.