Спираль познания

С тех пор, как шаттлы с новобранцами Академии приземлились на посадочной платформе, слова: «Тот самый Гарри Поттер», — преследовали «этого самого» Гарри Поттера почти на каждом шагу. У дверей лекционных залов и семинарских классов перешептывался весь поток; в столовой страшекурсники, не стесняясь, показывали на него пальцами; соседи по комнате — назвать это довольно уютное помещение «казармой» не получалось — замолкали, стоило ему переступить порог; во время дежурств каждый офицер на мгновение замедлял шаг, проходя мимо по уставу вытянувшегося в струнку кадета; и даже профессора запинались, доходя при перекличке до его имени. Гарри уже тихо вешался от этого безумия. О своей исключительности и известности он узнал лет восемь назад, поступив в среднюю школу. Правда, ученики школы областного центра Центральной Америки почему-то оказались достаточно умны, чтобы не пялиться на него, будто на редкое животное в зоопарке (на самом деле, их любопытство просто было сосредоточено на инопланетянах, на фоне которых Гарри как-то не смотрелся, но эту мысль он от себя гнал). Однако преподаватель истории, разумеется, при первой возможности расставил все точки и запятые. Лет тридцать назад на Земле появилась террористическая организация изоляционистов «Прима Терра», протестовавшая против пусть федеративного, но все же объединения с гезерианами, расой, живущей в нескольких световых годах от Солнечной системы. Действовали террористы довольно хаотично и бессистемно — по крайней мере, так уверял учитель из средней школы — и какое-то время ограничивались стратегически значимыми, но пустующими объектами («опустеть» объекту чаще всего помогали сами же террористы). Все же, кто бы что ни говорил, земляне в конце концов научились-таки бережно относиться к человеческой жизни. Однако потом — очень «вовремя», чуть не на следующий день после ратификации договора — «Приму Терра» возглавил настоящий экстремист. Крови он не боялся, и тогда изоляционистов принялись ловить уже всерьез — опять же, по уверению учителя. Родители Гарри, Лил’Ниин и Джеймс Поттер, стали последними жертвами изрядно к тому времени поредевшей «Примы Терра». Операцию возглавлял лидер группировки, который почему-то не смог оставить в зоне поражения раненного младенца. Гарри полагал, что у подобных индивидуумов совести нет и быть не может, но ублюдок почему-то потратил время на то, чтобы вынести ребенка. На чем и погорел, провозившись дольше, чем следовало, и угодив на выходе прямо в жаркие объятия сотрудников службы безопасности. Газеты немедленно ославили младенца Поттера «победителем «Примы» — над трогательной историей рыдали все сентиментальные землянки и даже кое-кто из гезериан. Гарри же уже восемь лет мечтал о том, чтобы избавить собственный лоб от оставшегося на память о той истории шрама в форме кометы. К сожалению, гезерианская кровь — Лил’Ниин была наполовину гезерианка — делала эту простую косметическую процедуру невозможной. Однако студентов и преподавателей Академии инопланетянами было не удивить, а потому все внимание доставалось Гарри, который находил ситуацию мало того что глупой, так еще и неудобной. Он твердо намеревался закончить обучение первым в выпуске и стать блестящим офицером — как покойный отец, — но несколько сотен следящих за каждым его движением человек превращали каждое мелкое нарушение устава в потенциальную катастрофу для личного дела. Да и профессора глазеть-то глазели, но поблажек давать не собирались — не то чтобы Гарри они были нужны, разумеется. — О чем задумался, звезда космофлота? Рон Уизли, закадычный приятель, с которым Гарри познакомился еще в шаттле по пути в Академию, подкрался сзади и больно хлопнул его по плечу. — А в глаз? — А что такого я сказал? — с непередаваемо простодушным выражением лица удивился Рон. Роль «простого ирландского парня» он отыгрывал виртуозно и с огромным удовольствием. — Ты же хотел стать звездой выпуска. Передумал? — Да нет пока, — усмехнулся Гарри и выразительно развел руки в стороны, адресуя жест маячившей за спиной Рона Гер’Миин, которая тоже метила на первую строчку списка выпускников их года. Гарри, гезерианец лишь на четверть, внешне выглядел землянином — даже чуть-чуть заостренные кончики ушей казались земной аномалией. Гер’Миин же была чистокровной гезерианкой. Она заплетала волосы в десяток косичек — ломкие и тонкие, как у всех представителей расы, так они выглядели весьма внушительно, — и украшала цветными лентами согласно обычаям и связям клана. Одевалась так, будто нарочно стремилась подчеркнуть желтоватый — в цвет крови — оттенок кожи, хотя, возможно, это было всего лишь совпадение. Подводить же брови, еще больше выделяя завышенные и выступающие надбровные дуги, ей, похоже, пока мешала исключительно уверенность в сексистском происхождении этой «нелепой земной традиции». — Ничего, Поттер, я передумаю за тебя, — любезно сообщила Гер’Миин. С момента первого контакта — а тому уже больше ста пятидесяти лет — на Земле обосновалось много гезериан, но жить они предпочитали либо обособленными анклавами в удаленной местности (в одном из таких анклавов, с родственниками по материнской линии, Гарри и провел детские годы), либо полузакрытыми диаспорами в крупных городах. В Академии, как, впрочем, и в других средних и высших учебных заведениях, полукровок всегда было много, но чистокровные гезериане все-таки предпочитали отправлять своих отпрысков учиться на родную планету — если, конечно, позволяли средства. Особенно это касалось Академии: обучение в ней было дорогим, те, кто мог его оплатить, уж всяко могли оплатить и билет до Гезера, и пансион и обучение в гезерианском Институте боевых искусств. Но Гарри, несмотря на угрозу серьезного соперничества, был рад тому, что родители Гер’Миин приняли такое не самое традиционное решение — хотя, учитывая ее упрямство, скорее всего, это решение она приняла сама. После подписания договора вооруженные силы, конечно, объединили, как и учебные заведения. Формально. На практике же загнать гезериан и землян на один мостик или в одну аудиторию было не так-то просто. Но Гарри не слишком-то задумывался обо всей этой социологии — просто ему чисто по-человечески нравилась Гер’Миин. — Так что вы тут застряли? — поинтересовалась она. Гарри и Рон и в самом деле перегородили изрядную часть пути к дверям. — И то верно. Перед смертью не надышишься, — вздохнул Рон. Страстью к учебе он не пылал. Они вошли в аудиторию. Треть первокурсников торопливо рассаживалась в непривычно миниатюрном лекционном зале, — и в кои-то веки Гарри с уверенностью мог сказать, что темой тихих разговоров служит не его сиятельная персона. Почти сразу, как все уселись, по залу пронесся громкий мелодичный трезвон — аудиосистема здания оповестила о начале занятий, — и двери возле светящейся доски распахнулись, как по команде. Чуть не по подбородок замотанный в черные тряпки крючконосый и бледный, похожий на недокормленного вампира человек прошествовал к кафедре — походкой стремительной и грациозной, вызвавшей у большей части девушек дружный стон то ли восхищения, то ли вожделения. Однако под грозным взглядом черных глаз преподавателя все посторонние звуки немедленно смолкли. Пожалуй, даже чихнуть никто бы не осмелился. Профессор Северус Снейп был в Академии притчей во языцех, легенды о нем передавались из поколения в поколение. Его боялись все кадеты поголовно. Вроде бы и курс не из самых важных — новейшая история, для галочки, не тактика же и не технические особенности работы реактора, — но профессор на экзаменах срезал так, будто офицер космофлота и не офицер вовсе без досконального знания никому не нужных дат и имен. Снейп делил поток на три части даже для лекций — вот не лень человеку по три раза повторять одно и то же! — и поговаривали, что сделать группы еще меньше ему из года в год не позволял лично глава Академии адмирал Дамблдор. Но кадеты и без того сидели перед профессором как на ладони — ну чисто экспонаты из Терранского музея. Или выставленные в столовой блюда из обеденного меню. — Все вы, без сомнения, мечтаете сегодня же оказаться за штурвалом боевого шаттла. Или за рулевой консолью звездолета, хотя бы голографической. Или, на худой конец, взять в руки лазерный паяльник и отправиться на практику в технический отсек. Но эти мечты осуществятся не раньше, чем в ваших головах появится хоть что-то, кроме ветра и содержания последнего модного фильма. Я смогу научить вас, как не спровоцировать военный конфликт неправильным вектором курса, как не угробить себя и свою команду неосторожным жестом и как не взорвать половину галактики импульсивным словом. При условии, что вы хоть немного отличаетесь от того стада болванов, которое обычно наводняет кампус в начале учебного года. Тишина стала абсолютной; казалось, кто-то отключил даже безобидный звук человеческого дыхания. Снейп с каменным выражением лица спустился с кафедры и двинулся вдоль одного из рядов. Аудитория была спланирована скорее как класс, чем как лекционный зал: почти полное отсутствие подъема, места на двоих и проход вдоль каждого ряда, так что профессор при желании мог подойти вплотную к любому студенту. — Гарри Поттер. — Снейп остановился возле его стола. — Новая звезда космофлота. Гарри с трудом удержался, чтобы не застонать. Он так и знал, что его известность еще выйдет ему боком. Рон рядом бросил на него виноватый взгляд. — Кадет Поттер, кто сказал: «Тот, кто не помнит ошибок прошлого, обречен повторить их»? — поинтересовался Снейп. Гер’Миин резко вскинула руку. — Я не знаю, сэр, — пробормотал Гарри. — Нет? Что ж, попробуем по-другому. Каково содержание первой поправки к декларации Алнаби? «К чему?» — чуть было не переспросил Гарри. Нет, он знал, конечно, названия и примерное содержание основных исторических документов, но о такой декларации даже не слышал. В отличие от Гер’Миин, которая уже извертелась на стуле. — Я не знаю, сэр. — Что ж, тогда еще проще. Кто командовал заставой Гак’Торак во время Гезериано-Докийской войны? Гер’Миин на мгновение опустила руку, но тут же, видимо, вспомнив нужное имя, снова подпрыгнула вверх. О Докийской войне, закончившейся буквально за год до первого контакта землян и гезерианцев, Гарри знал довольно много — он все-таки собирался стать офицером, а не грузчиком, — но название этой заставы ему ничего не говорило. — Я не знаю, сэр. — Я не знаю, сэр, — передразнил его Снейп и картинно воздел руки к небу, словно спрашивая у вселенной, видит ли она это безобразие и если да, то собирается ли что-то предпринять по этому поводу. — Что ж, очевидно, слава — это еще не все. Гарри подмывало посоветовать профессору задать свои вопросы Гер’Миин, ведь та явно знала ответ. Но он сдержался. Ему не пять лет, чтобы говорить подобные глупости: профессора ведь явно интересует не ответ как таковой, и без того отлично ему известный. Кроме того, что-то подсказывало: за такое хамство Снейп его попросту возненавидит. Хотя, похоже, дополнительные причины для ненависти тому и не требовались. Снейп буравил его взглядом еще пару секунд, но потом все-таки развернулся и направился обратно к кафедре. Возле стола Гер’Миин он задержался. — Поведайте мистеру, — он выделил слово голосом, — Поттеру, кто автор этого высказывания, ин*. — Джордж Сантаяна, сэр. — Вы уверены? — Снейп резко подался вперед, словно учуявший добычу коршун. — Да, сэр. — Абсолютно? — Снейп наклонился еще ниже, нагло вторгаясь в чужое личное пространство и чуть не касаясь огромным носом лба Гер’Миин. — Д-да… — ей явно стало неуютно. — Поставите на карту свою жизнь? — Да! — Ответ прозвучал почти истерично. Снейп выпрямился, возвел глаза к потолку и покачал головой, но если класс решил, что тот сдался, то напрасно. — А как насчет вашего пребывания в Академии? Гарри, не сдержавшись, хмыкнул. Уж если она жизнь готова прозакладывать, то что говорить о пребывании в Академии. Но, видимо, Снейп раскусил Гер’Миин значительно точнее, причем за каких-то десять минут: она смертельно побледнела. На самом деле, скорее, порозовела, но Гарри знал, что при резком отливе крови кожа гезериан приобретает именно такой оттенок. И Снейп, очевидно, тоже: он улыбнулся, триумфально и изрядно хищно. После небольшой паузы Гер’Миин все-таки опустила глаза и отрицательно покачала головой. — Что ж, никогда не говорите того, в чем не уверены, — отрезал Снейп. — А вам, кадет Поттер, наряд вне очереди. За вопиющее невежество и неподобающие звуки в классе. Гарри подавился возмущением, профессор же прошествовал обратно к кафедре, поднялся к доске и взял электронный стилос. — Кстати, ин, вы были правы, — чуть повернув голову, изрек Снейп. — Это действительно Сантаяна. — Гер’Миин шумно выдохнула и чуть не сползла со стула. — Итак, продолжим.

* * *

— Он маньяк, — Гарри ткнул вилкой в брокколи так, будто это была голова Снейпа. — Чокнутый, общественно-опасный тип. По нему психушка горючими слезами заливается. Редкий, не известный науке случай фактомании. Рон с набитым ртом промычал что-то невнятное и нарисовал ножом в воздухе круг: мол, я разделяю твое негодование, приятель, но сейчас меня слишком занимает обед. — Гарри, а мы можем ради разнообразия поговорить о чем-нибудь, кроме Снейпа? — раздраженно спросила Гер’Миин. Она тоже была расстроена — а как же иначе? — но старалась не подавать вида. После первого же занятия первокурсники усвоили: чтобы прорваться через курс Снейпа, им придется выучить наизусть не только учебник, но и все книги из списка дополнительной литературы, который по этому предмету был в два раза длиннее, чем по всем остальным. И едва эта мысль хоть как-то уложилась в головах, Снейп без предупреждения устроил контрольную по пройденной теме — Первому контакту, — вставив в опросник все мыслимые мелкие факты, чуть ли не вплоть до цвета подштанников капитана земного корабля. Сегодня профессор вернул проверенные работы, на прощание осчастливив курс сообщением, что контрольные теперь будут каждую пятницу. Гарри получил только шестьдесят баллов, и, судя по лицу Гер’Миин, ее результат был не намного лучше. В общем, все они, как выразился Снейп, пополнили ряды троллей — в чем тот, разумеется, и не сомневался. Можно было надеяться, что теперь, когда студенты знали о грядущей в пятницу контрольной, справиться получится лучше, но Гарри не слишком-то в это верил: пусть Снейп их и не предупредил, но весь курс все равно ждал от профессора какой-нибудь подлянки в таком духе. — А кто т’кие тролли? — поинтересовался Рон, не отвлекаясь от важного дела поглощения обеда. Видимо, решил таким образом сменить тему. — Персонажи земного фольклора, — пояснила Гер’Миин. — Существа с ушами странной формы и зеленой кожей. — Рон покосился на ее полускрытые прической уши и громко хмыкнул. — Чаще всего характеризуются зловредностью и глупостью, — закончила Гер’Миин строгим голосом. — Не знал, что ты интересуешься земным фольклором, — поспешно вмешался Гарри. — Я хожу на факультатив по земной истории. — Его же ведет Снейп! — Гарри чуть не подавился от удивления. Сам он одно время собирался записаться на факультатив по истории гезерианской, но, узнав имя преподавателя, немедленно передумал. — Ты мазохистка! — Может, на факультативе он не так лютует? — предположил Рон. Но потом обменялся с друзьями скептическими взглядами, и они все хором воскликнули: — Нет! — и рассмеялись. — А я слышал, — Рон схватился за куриную ножку, — что Снейп был в молодости членом «Примы Терра». — А еще он по ночам сосет кровь невинных студентов, и его смерть спрятана в шкатулке на острове посреди океана, — саркастично добавила Гер’Миин. Земной фольклор она и в самом деле изучила отлично, но, с другой стороны, если факультатив вел Снейп, то у нее просто не было выбора. — Брось! Он все-таки офицер космофлота. Лучше скажи, — она повернула к Гарри, — что такое «мазохистка»? Тот покраснел и спрятал глаза. Гезерианские традиции предполагали весьма серьезное отношение к физической близости. С течением времени гезерианцы образовывали био-химическую связь с сексуальным партнером, разбить которую было хоть и возможно, но трудно: разрыв сопровождался физическим дискомфортом, эндокринными нарушениями, а порой и серьезными, требующими врачебного вмешательства повреждениями в нервной системе. Конечно, это не мешало молодежи экспериментировать — осторожно, с перерывами и еще какими-то предосторожностями, — но все равно Гарри было неловко обсуждать с гезерианкой нестандартные земные сексуальные практики. Он не слишком хорошо разбирался в их брачных традициях, уж больно они были сложными, и просто обозначил гезериан в своем сознании «пуританами». К счастью, от необходимости отвечать его избавил раздавшийся в столовой вопль: — Поттер! К ним на космической скорости подлетел Оливер Вуд, капитан факультетской баскетбольной команды. Он славился тем, что во время матчей перекрикивал даже микрофон спортивного комментатора, так что подобное вокальное вступление было не более чем приветствием, но Гарри все равно насторожился. — Я перевожу тебя в основной состав, — сообщил Вуд таким тоном, будто только что присудил Гарри Нобелевскую премию. — Тренировка утром в шесть, не опаздывай. — Эй! — Гарри изловчился и ухватил уже развернувшегося Вуда за рукав. — То есть что значит «ты меня переводишь»? Гарри и в самом деле записался в команду факультета, решив, что раз уж все равно нужно поддерживать физическую форму, лучше это делать с какой-никакой пользой для досье: спортивные достижения такого рода отражались в личном деле. Однако по негласному правилу первокурсников в основной состав не брали, даже тех, кто когда-то играл за команды своих школ. По большей части потому, что где-то треть так и не добиралась до второго курса. И Гарри начал подозревать, что профессор Снейп играл в этой статистике не последнюю роль. — Расслабься, Поттер, — отмахнулся Вуд. — Мы уже поговорили с адмиралом Дамблдором, он не возражает. А куратор вашего курса будет только счастлива, если мы наконец-то разделаем медиков. От тебя требуется не быть полным чайником под кольцом, делать короткие передачи и быстро бегать. Очень быстро. Гарри вздохнул. Гезерианцы славились физической выносливостью, изрядно превосходившей земную, и действительно могли бегать чрезвычайно быстро. Конечно, у него на лбу — а также на ушах и щеках — не написано, что он частично гезерианец, но его родословную и так знала вся Академия. — Кроме того, — подмигнул Вуд, — если хорошо проявишь себя в команде, это повысит твои шансы не быть отчисленным. — То-то Снейп обрадуется, — фыркнул Гарри. Повернул голову и столкнулся взглядом со стоявшим в дверях столовой Снейпом. Тот приподнял левую бровь и красноречиво оскалился, будто обещая кое-кому полное отсутствие легких путей — вне зависимости от обстоятельств. Гарри непроизвольно поежился.

* * *

Раздавая очередные проверенные контрольные, Снейп не преминул сообщить курсу, что все они подтвердили свое звание криворуких троллей. Почерк у студентов в самом деле был неважный: после начальной школы обучение почти полностью переходило в электронную форму, и писать доводилось редко. Однако Снейп настаивал на том, чтобы формы заполнялись старомодным способом. Хорошо хоть гусиными перьями пользоваться не заставил — с этого маньяка сталось бы, лишь бы усложнить окружающим жизнь. Однако списывать при такой форме контроля пока ни у кого не получалось — не хватало навыка. Минут через пятнадцать после начала лекции Рон толкнул Гарри локтем и показал странноватый старомодный падд с заставкой фильма. — С ума сошел? — одними губами спросил Гарри. — На лекции? Рон схватил стилос и быстро напечатал на своем обычном падде для заметок: «Я должен вернуть это вечером. Голо-фильм, на него очередь в пол-Академии». Это меняло дело. Относительно новые голографические технологии быстро завоевывали популярность, их активно использовали, в том числе при обучении, для симуляции мест и предметов, однако голографическая имитация людей пока была запрещена. Не иначе, Сенат видел все население в роли героев рассказов Бредбери. Гарри не знал, в какой мере запрет распространялся на киноиндустрию, однако то, что фильм, скорее всего, попадал в категорию запрещенных по крайней мере на территории Академии, понял после первых же кадров — это оказалась порнуха под китчевым названием «Белоснежка и семь гезериан». Сбросить дистанционный наушник помешало вполне понятное любопытство. Во времена цензуры люди точно так же передавали из рук в руки на небольшой срок экземпляры запрещенных романов. История двадцатого века не входила в курс Снейпа, но исторические обзоры на тему цензуры были включены в список дополнительной литературы, а первокурсники уже давно поняли, что эти книги тоже придется выучить наизусть. Так что в первый момент Гарри успокаивал себя тем, что он, можно сказать, проводит историческое исследование, вживаясь в роль читателя какого-нибудь «Доктора Живаго». Но потом действие на экране начало его понемногу пронимать, несмотря на свою нелепость. Сбежавшая от злобной, пытавшейся убить ее мачехи Белоснежка нашла приют у живших в окрестных джунглях гезериан, которые вовсю пользовались — во всех смыслах этого слова — отчаянным положением девушки — к обоюдному, однако, удовольствию. Когда герои завершали воскресный обед — в роли «десерта», разумеется, выступала Белоснежка, — Гарри уже всерьез почувствовал возбуждение. Пока двое (потом трое) занимались Белоснежкой, остальные гезериане начали уделять внимание друг другу. Постоянно маячившая в кадре парочка выглядела более чем целомудренно по сравнению с тем, что происходило на первом плане, — они просто целовались, ласкали друг друга, даже толком не сняв одежду, и приникали к ушам партнера, то ли нашептывая что-то, то ли облизывая острые кончики, — но Гарри никогда не видел ничего более эротичного. Он знал про себя, что мужское тело возбуждает его сильнее, чем женское, но нынешние ощущения были все же слишком интенсивными. Может, остроконечные уши — его фетиш? Как и, судя по всему, режиссера. Гарри не мог оторвать взгляд от трогательного подрагивающего треугольника, который облизывал, поглаживал и покусывал один из гезерианцев. Нежность, с которой гезерианцы прикасались друг к другу, странно и возбуждающе контрастировала с резкостью и жесткостью по отношению к Белоснежке. «Неужели режиссер претендовал на художественное выражение некой идеи?» — попытался мысленно сыронизировать Гарри. Однако дело было швах: мысли разбегались, ирония сгорела при первом же соприкосновении с визуальными образами, а руки, похоже, собирались полностью выйти из повиновения. Гарри поймал себя на том, что бессознательно гладит ставшую очень тесной ширинку. — Черт, я сейчас кончу, — пробормотал он, отчаянно стараясь не размыкать челюсти. — Рад за вас, кадет Поттер. В первый момент от звуков вкрадчивого бархатного голоса мурашки по позвоночнику побежали с удвоенной силой, и возбуждение взлетело еще выше, почти что куда-то в космос, — и только потом Гарри сообразил, кто именно произнес эти слова. Рон с грохотом свалился со стула. Гарри удержался, но исключительно от ужаса, что падать пришлось бы к ногам профессора. Снейп приподнял левую бровь, бесцеремонно забрал падд и, бросив мимолетный взгляд на картинку, остановил воспроизведение. — Кадет Поттер, кадет Уизли, к доске, — распорядился Снейп. — Итак, вы решили пополнить знания по ксенобиологии и ксеноантропологии, — заявил он таким тоном, будто ни секунды не сомневался в правильности этой версии. — Я не поощряю посторонние занятия на своих лекциях, однако тягу к знаниям стоит… гм, — он сделал многозначительную паузу, — удовлетворять. Гарри с ужасом почувствовал, что к нему, вопреки всякой логике, возвращается вроде бы ретировавшееся возбуждение. Черт, у него не может встать на сарказм Снейпа! Нет, это все порноролик виноват. Снейп между тем невозмутимо подключил падд к системе воспроизведения аудитории. У Гарри жила слабая надежда, что интерфейсы окажутся несовместимы, и какое-то время казалось, что она оправдалась. Однако Снейп поколдовал над настройками, — и на доске появилась картинка, да еще и со звуковым сопровождением, моментально, впрочем, уменьшенным до минимального. Гарри невольно восхитился техническими навыками профессора: не каждый квалифицированный инженер смог бы заставить взаимодействовать настолько разные системы, да еще и так быстро. Рон же просто тихо ахнул и для поддержки вцепился в кафедру. — Итак, кадет Поттер, какие же биологические несоответствия вы успели заметить за время просмотра? Гер’Миин, поколебавшись, подняла руку. Гарри прикусил губу, чтобы сдержать истерический хохот. Снейп, однако, сам перечислил все замеченные расхождения с реальностью, после чего перешел к антропологическим наблюдениям. К концу его лекции Гарри уже не знал, куда деваться, лицо же Рона по цвету пришло в полное соответствие с волосами. — …Как, вы даже этого не знаете? — с блестяще разыгранным удивлением вопрошал Снейп чуть не через каждый два слова. — Боюсь, я буду вынужден поставить в известность о вашем невежестве профессора Макгонагалл. Гарри ни секунды не сомневался, что со Снейпа станется так и сделать. Однако куда больше объяснения с куратором курса, а также грядущего наказания и даже выговора в личном деле, его беспокоило совсем другое обстоятельство. Где-то в середине лекции, под аккомпанемент тихих охов с экрана, навязчивая мысль «этому ублюдку я бы с удовольствием расквасил его огромный нос» трансформировалась в не менее навязчивую «этому ублюдку я бы с удовольствием вставил».