Путешествие в тысячу ли

Небо было розовым. Тэхён запрокинул голову, рассматривая переливчатые мазки бледно-малиновых облаков на закатном полотне. В такие моменты он отчаянно жалел, что не обладает даже самой малой долей мастерства, чтобы увековечить этот вид. Цинаньвзял бы в руки кисть, Цао Чжи вооружился бы словом, сучжоуские мастера использовали бы иголки и шёлковые нити. Он же мог только запоминать. Чимин говорил проникновенно и долго, расхаживая по белокаменной платформе беседки. Его простое светло-жёлтое ципао развевал по-вечернему прохладный ветер. Длинная кисточка, спускающаяся от застёжки в виде большого цветка пиона, покачивалась из стороны в сторону. Высокая платформа, вышитых жемчугом туфель, сопровождала звонким стуком каждый его шаг. — Признаться честно, я был зол на тебя за твою ночную выходку. Я и сейчас не стану отрицать — то, что ты сделал, выходит за все рамки приличия! — неприкрытое возмущение в его голосе заставило замолкнуть даже неугомонных цикад. — Тебя могли обвинить в покушении на Его Величество! Вместе с тобой могли казнить всю стражу, несущую пост в ту ночь и главного евнуха Ли! — Но заметь, ничего из перечисленного тобой, так и не произошло. Все живы, — беспечно ответил Тэхён. Чимин остановился, смерив омегу осуждающим взглядом. Его лицо приобрело непривычно строгое выражение. Кизиловые деревья вокруг них зашумели тяжёлыми ветвями. Возможно, их тоже возмутили слова Тэхёна, а возможно им просто захотелось стряхнуть с себя последние цветы. Воздух наполнился душистым ароматом зелени — совсем скоро кизил заплодоносит и на месте ярко-желтых цветков созреют ягоды. Лепестки закружились цветной метелью, оседая на крышу беседки, плечи и волосы Тэхёна. Омега тут же принялся отряхиваться. — Но меня всё равно пугает твоё безрассудство. Хотя я и понимаю, зачем ты это сделал, — Чимин подошёл к Тэхёну и стал помогать ему выбирать мелкие лепестки из волос. — И зачем же я это сделал? — Тэхён наклонил голову и убрал руки, решив, что у Чимина больше шансов не испортить ему причёску. Омега долго не отвечал. Деревья снова зашумели, цикады вторили им, разрастаясь громким стрёкотом. — Знаешь, Тэхён, мне стыдно, — Тэхён поднял голову. На лицо Чимина легла тень. Бледные щёки покрылись румянцем. — Я завидовал тебе, — признался он, тонкие пальцы прекратили перебирать чужие волосы. Тэхён с уважением заметил, что голос его не дрогнул, взгляд остался прямым и твёрдым. Воспитание, приучившее Чимина держать лицо даже в самых сложных ситуациях, не подвело и сейчас. Омега поддался вперёд, внимательней вглядываясь в глаза своего собеседника — на какую-то долю секунды ему показалось, что на глубине чёрных зрачков Чимина заблестела злость. Но на кого? Мог ли он злиться на себя? Или эти чувства были полностью посвящены Тэхёну? Омега отпрянул. — Чему же тебе завидовать? — В тон Тэхёна прокралось раздражение. Чтобы сгладить свою резкость он улыбнулся, но и это выглядело неискренне. Нервно поправив нефритовый браслет на запястье, омега скомканно пошутил. — Тому, что меня после этой выходки не казнили? Чимин кивнул. — Именно, — заметив удивление Тэхёна, он поспешил объясниться. — Я не желал тебе зла! Просто, — омега присел рядом с Тэхёном. — Мне стало грустно, когда я понял, насколько Его Величество привязан к тебе. Вряд ли бы он простил такую выходку любому другому омеге Дальнего дворца. Даже Благородный Супруг Мин получил бы выговор! — Это сомнительно, — покачал головой Тэхён. — Юнги уж точно никакие правила не писаны. — Ты ошибаешься, — голос Чимина стал твёрже. — Да, Император не выгнал бы его с позором из своего дворца, но Его Величество не стал бы и молчать. Я уверен, он как минимум заставил бы Благородного Супруга Мин всю ночь переписывать «Три послушания и четыре добродетели»! Возникшая в голове картина злого Юнги с кисточкой в руках и императора, указывающего ему выше держать локоть, рассмешила Тэхёна. — Разве ты можешь утверждать, что я не занимался тем же? — пошутил он. — Я знаю тебя уже полгода, Тэхён, — Чимин вздохнул. — Если бы Его Величество заставил тебя целую ночь переписывать правила, ты бы не смог скрыть своего негодования, — на секунду он замолчал, вспоминая их встречу после возвращения Тэхёна из покоев императора. Это произошло у больших клумб перед главным входом во дворец. Тогда Чимин ошпарил его осуждающим взглядом и отвернулся, продолжив беседовать с Фэном о том, как лучше выращивать орхидеи. Тэхён же лишь приподнял брови и скрылся в своих комнатах. — Ты же был спокоен. Вряд ли тебе пришлось выслушать хотя бы упрёки. Тэхён хотел возразить, но Чимин поднял ладонь, останавливая его. — Пожалуйста, дай мне договорить. Я не понимал, как ты мог так поступить? Как мог так хладнокровно рисковать жизнями стольких людей ради своей эгоистичной прихоти? Но теперь, я, наконец, осознал, зачем ты это сделал! Твой поступок всё ещё глупый, опасный и неприличный, но цель, которую ты преследовал, — Чимин взял руки Тэхёна в свои. — Я знаю, что ты был не так близок с Благородным Супругом Сун, как я, и всё же тебе хватило смелости сделать то, на что я никогда бы не решился. Я восхищаюсь тобой и сейчас понимаю, что, возможно, только так неожиданно и нагло можно было заставить Его Величество открыть ворота дворца Циншуй. И я хочу, чтобы ты знал, я безмерно благодарен тебе и страшно презираю себя за дурные мысли, которые посмел допустить в своей голове! На лице Чимина проступило искреннее сожаление, глаза заблестели, словно вот-вот и на них появятся слёзы. Его горячие ладони согревали ледяные руки Тэхёна. Всё раздражение тут же растворилось в оглушительных волнах печали и вины. Тэхён почувствовал горечь во рту. Сквозь ком, вставший в горле, он смог пробормотать лишь короткое: — Не стоит. Не вини себя. Я и правда поступил неразумно.

***

Во дворец Циншуй они пошли следующим утром. Чимин стал собираться с восходом солнца, приказав слугам упаковывать множество подарков, которые он приготовил маленькому кронпринцу — в Дальнем дворце было принято верить, что каждый беременный омега носил альфу, считалось, что так получается привлечь удачу. Если же наложник всё-таки рожал омегу, люди говорили, что в этот день небеса отвернулись от несчастного. Но сейчас, пока Благородный Супруг Сун был беременным, о рождении омеги запрещалось даже думать. Совсем скоро все столы в главных комнатах были заставлены тяжёлыми шкатулками из красного дерева, в которых лежали серебряные погремушки, нефритовые амулеты с выточенными на них пожеланиями счастья, здоровья и благополучия, распашонки и ботиночки из разноцветного шёлка, саше с благовониями и несколько меховых шапочек на случай приближающихся холодов. Охватившая дворец Лунного сияния, суматоха не коснулась только восточных комнат. Тэхён запретил себя беспокоить, сославшись на сильную головную боль. Слуги закрыли окна и покои погрузились в мягкую полутьму. Тэхён сидел перед высоким зеркалом и долго вглядывался в черты своего лица. На нём не проступало страха, не было видно печали или щемящей тоски. Оно оставалось пугающе спокойным. Дэмин что-то говорил ему, но омега не отвечал. Скоро Тэхёну и так придётся очень много разговаривать и изо всех сил стараться, чтобы его улыбка выглядела искренней, а настрой бодрым. Сегодня Чимин увидит своего друга, а Тэхён приступит к выполнению приказа вице-Императора. Им не по одному пути. «Гримировать лицо, чтобы скрыть его. Прятать эмоции за толстым слоем пудры, а чувства за строго подведёнными бровями», — голос Шуюаня зазвенел в голове Тэхёна болезненной трелью. Как аккуратно он его готовил, как грамотно загонял в угол. «Его Величество не желает вам зла, господин. Он хочет сделать вас счастливым». Шуюань сделал всё, чтобы у Тэхёна не осталось выбора. Он вёл его по шёлку прямо к ногам вице-Императора. Он же подал ему чашу с ядом.

***

Дорога до дворца Циншуй оказалась невозможно долгой. Жаркое солнце припекало голову, раскалённый воздух был густым и вязким — его невозможно было пропихнуть в лёгкие. Дворец показался Тэхёну похожим на гробницу. Ставни на окнах были закрыты, слуг почти не было, а те, которые всё-таки попадались им на глаза, казалось, не издавали ни единого звука. В приёмной их встретил неприветливого вида евнух. Он был худым и жилистым, глаза такие маленькие и блеклые, что не поймёшь, какого они цвета. Острые скулы, обтянутые смуглой кожей, неприглядно торчали, а несимметричные губы — верхняя была намного тоньше нижней — нервно подрагивали. — Фатай, ты ли это? — удивленно произнёс Чимин. Евнух как-то замедленно моргнул, рассматривая незваных гостей. Его уставшие глаза прошлись по слугам, держащим шкатулки с подарками, по Тэхёну, такому же хмурому, как и он, и, наконец, остановились на Чимине. Тёмные губы дрогнули в несмелой улыбке. — Приветствую вас, Супруг Пак, — евнух низко поклонился, длинные рукава его халата затрепетали. — Какое счастье, что вы пришли. Господин будет так рад вас увидеть! — Я тоже очень жду встречи с ним, — в голосе Чимина и правда слышалось неприкрытое воодушевление. — Но скажи сначала, как твоё здоровье? Ты так похудел. Евнух покачал головой. — Не беспокойтесь обо мне, господин, — голос его звучал глухо. — Мои старые кости мало на что уже годятся, но я буду служить моему господину до самой смерти. Чимин хотел возразить, но слуга опередил его. — Не стоит таким высокочтимым господам обращать на меня внимание. Пойдёмте, я лучше провожу вас к Благородному Супругу. Евнух тряхнул костлявыми плечами и, низко склонив голову, зашаркал в глубину внутренних комнат. Тэхён заметил, как больно было Чимину видеть Фатая в таком состоянии. Сам он не помнил этого слугу, но Чимин, так часто гостивший у Благородного Супруга Сун, наверняка знал всю главную прислугу. В тягостном молчании они проследовали за сгорбленной спиной евнуха. Несмотря на то, что на улице царил солнечный день, каждую комнату во дворце Циншуй освещали свечи. От их пламени воздух густел и нагревался, оседая каплями пота на лбу. Тэхён с непонятной тяжестью на сердце осматривал мрачные и неживые залы. Как трудно сейчас было поверить, что когда-то в этом дворце жили дети! Они прошли в самую дальнюю и самую тёмную из комнат. Фатай осторожно откинул полотно бусин, придерживая нити так, чтобы они слишком громко не звенели и с неприкрытой надеждой в голосе возвестил о приходе гостей. Ответом ему была тишина. Тогда евнух уточнил: — Пришёл Супруг Пак. Тэхён не услышал ответа, но он всё-таки был, потому что совсем скоро Фатай отошёл в сторону, позволяя им войти. В этой комнате горело только три свечи, а окна не открывались не меньше месяца. Солнечные лучи пытались пробиться сквозь щели между рамой и ставнями, окаймляя зияющую темноту окна в золотой квадрат. Казалось, от этого в комнате должно было появиться больше света, но зияющие чернотой оконные глазницы навивали лишь страх. Спёртый воздух застревал в горле, а тот, что попадал в лёгкие, давил на них мучительной тяжестью. У Чан Анли был нездоровый цвет лица: на впалых скулах и подбородке желтели бледные пятна, под глазами залегли глубокие тени с зеленоватым отливом. Тонкие руки оплетали слишком большой, некрасивый живот. Он сидел в глубоком кресле облачённый в тёмно-зелёный ватный халат. Сверху была накинута коричневая, подбитая мехом, безрукавка. Ноги укрывал шерстяной плед. Увидев эту картину Тэхён пошатнулся. Одна из его рук по дурной привычке легла на живот. Чимин подошёл к Благородному Супругу Сун. Он что-то спрашивал у него и даже улыбался. А Тэхён не мог пошевелиться. Его парализовали окутавшие всё пространство вокруг него тоска и горе. Омега судорожно вздохнул. Это же склеп! Тяжёлый и мертвый склеп, в котором Чан Анли запер император. «— Бросил? Разве я лишил тебя всех титулов и запер в Холодном дворце?» Чан Анли тоже не был лишён своих титулов и дворец Циншуй не имел статус Холодного, хотя сейчас мало чем от него отличался. И разве мог у кого-то повернуться язык назвать его не брошенным, не покинутым и счастливым? Тэхён передёрнул плечами и с какой-то жуткой нестерпимой потребностью кинулся к окну. — Нет, это невозможно больше терпеть! — Воскликнул он, подцепляя пальцами золотой замок, скрепляющий ставни и раскрывая их. Резкий солнечный свет ударил по глазам. Тэхён зажмурился, вдыхая раскалённый летней жарой, но все-таки свежий воздух. Комната наполнилась звуками. Где-то в вышине шумели деревья и трещали птицы. Молодой евнух скрёб по земле метлой, подметая задний двор. За воротами дворца громыхала проезжающая мимо телега с пустыми глиняными горшками. Сад Совершенства и Чистоты жил и частичку этой жизни Тэхён впустил в мертвые комнаты дворца Циншуй. — Так-то лучше, — заключил омега. — Намного лучше. Тэхён обернулся, встречаясь взглядом с тёмными глазами Благородного Супруга Сун. Лицо омеги оставалось лишённым эмоций, но обескровленные губы сложились в чуть заметную усмешку. — Как много чувств, — обронил он еле слышно. Тэхён вздрогнул.

***

Беседы во дворце Циншуй были наполнены скукой. Благородный Супруг Сун если и говорил, то только о холоде, который не покидал его тело и о позоре, который обрушился на его несчастную семью. Чимин сочувствующе вздыхал и раз за разом повторял, что Анли должен беречь своё здоровье и родить крепкого кронпринца. Он почти не подпускал к омеге слуг, сам поправлял ему плед и подливал горячий чай, а Тэхён мучался от сжирающей его тоски. Они ходили к Благородному Супругу Сун весь следующий месяц. В какой-то из дней Тэхён принёс с собой «Ласточкино гнездо» в глубокой чаше из красного фарфора. Анли съел его без особого аппетита, но идея Чимину понравилась. С того дня они раз за разом приносили во дворец Циншуй коробы, полные разнообразных блюд. Среди них были: суп долголетия из свиной печени, мясо в листьях лотоса, рыба с восковой тыквой и каша с бошнякией и бараньими почками. Все они несли пользу для беременных, но далеко не все вызывали аппетит. — А это золотые карпы, запечённые в Луньянском соусе, — улыбнулся Чимин, доставая из резного короба глубокое блюдо с тяжёлой лакированной крышкой. Анли осмотрел предложенную ему рыбу равнодушным взглядом и покачал головой. Чимин, не прекращая улыбаться, положил небольшого карпа на тарелку возле себя и стал отделять белое мясо от костей. — Тебе нужно есть, особенно сейчас, — омега кинул быстрый взгляд на живот Анли. — Говорят папа императора Яо, когда носил его под сердцем, предпочитал есть золотых карпов. Благородный Супруг Сун покачал головой. Его волосы были затянуты в простой узел на затылке, из-за чего голова казалась непривычно маленькой. Любая часть его тела казалась непривычно маленькой на фоне большого живота. Беременным омегам не следовало выходить из своего дома, поэтому Тэхёну не приходилось раньше их видеть. Только Наложника Ки, который выглядел в разы лучше Анли. Тэхёна пугала эта картина. Если он когда-нибудь будет выглядеть так же, ему лучше вообще не показываться на глаза императору. — Император Яо был достойным правителем, — кивнул Чан Анли. — Он правил мудро, при нём народ не просто прекратил голодать, но и сам начал развивать сельское хозяйство. Но, несмотря на все его достоинства, боюсь, династия Айсиньгёро не простит мне рождение подобного ребенка. Лучше уж пусть мой сын будет похож на Императора Юя, — произнёс Благородный Супруг Сун, и всё-таки взял в руки палочки, чтобы попробовать рыбу. Тэхён внимательно проследил за его действиями, чувствуя, как холодный пот пробивает всё тело. Скрывая свою нервозность, он потянулся к небольшому османтусовому пирожному и произнёс: — Благородный Супруг Сун верно говорит. Каким бы мудрым человеком не был Император Яо, он всё-таки пренебрёг собственным сыном и посадил на трон простолюдина. Это ли не оскорбление предков? — Но разве Император Шунь был плох? Да, он был низкого происхождения, но за тридцать лет, которые Шунь провёл рядом с Императором Яо, он смог многому научиться, — возразил Чимин, накладывая и себе порцию рыбы. — А ты почему ешь одни сладости? — спросил он Тэхёна. — В твоём возможном положении рыба тоже не помешает. Тэхён проглотил последний кусочек пирожного и попытался искренне улыбнуться. — Мне не хочется солёного. Я принёс золотых карпов для Благородного Супруга Сун. Рыба полезна для ребёнка. — Я об этом и говорю, — многозначительно приподнял брови Чимин. Он подцепил палочками очищенный от костей белый кусочек рыбы и положил Тэхёну на тарелку. — Попробуй. Это очень вкусно. — Верю, — улыбка на губах Тэхёна стала беспомощной. Он посмотрел на стоящего в отдаление рядом с другими слугами Тэхи и до обжигающей горечи пожалел, что не взял с собой Дэмина. Он бы придумал, как ему помочь. — Но боюсь, как бы мне не стало дурно от рыбы после сладкого. По нагретой солнцем зале пронёсся лёгкий почти призрачный смех. Тэхён с неверием посмотрел на Благородного Супруга Сун. Омега, одной ладонью прикрыв рот, а другой держась за большой круглый живот, тихо смеялся. — Что тебя так рассмешило? — спросил Чимин. — Наш Благородный Господин Ким, конечно же. Разве ты не видишь, Чимин, он же точная копия моего маленького Минли! Тот тоже сначала наестся сладкого, а потом канючит, что ему плохо и от мяса, и от рыбы, и даже от риса. Но если предложить ему ещё одно пирожное, то он с превеликим удовольствием его съест, — произнёс Благородный Супруг Сун, продолжая кусочек за кусочком есть очищенное филе. Тэхён не отводил от него взгляда. Просто не мог. — До сегодняшнего дня у меня не было возможности поблагодарить тебя за спасение моего маленького кронпринца, — Анли прекратил смеяться. Его тон стал серьёзным, в уставшем взгляде впервые за все эти дни промелькнула искра жизни. — Я слышал, что ты был удостоен чести посетить с Его Величеством Малую Чунхуа, и понимаю, в каком положении ты теперь можешь находиться. Я твой должник и, если тебе понадобиться помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне. Помни об этом. — Я не достоин такой чести, Благородный Супруг Сун. — Тэхён опустил голову. Грудную клетку сдавило, бьющееся под ней сердце отозвалось болью. Вдохнуть не получалось. В ушах гулко шумело. Тэхён посмотрел на кусочек рыбы на своей тарелке, но не смог его увидеть. Перед глазами всё плыло. Возможно, он должен его съесть. Съесть с благодарной улыбкой на лице. Не смея подать вида, что что-то не так. Тогда бы он смог искупить свой грех. Благородный Супруг Сун что-то говорил — Тэхён ничего не слышал, но обескровленные от долгого недуга губы Анли точно двигались. Хотя он уже не был в этом уверен. Наконец, заметив бледность Тэхёна и его рассредоточенный взгляд, Благородный Супруг Сун потянулся к нему и положил свою тонкую ладонь на дрожащую руку омеги. Тэхён отшатнулся от неожиданного прикосновения, покачнулся и больше не смог ничего сделать. Мир вокруг него сначала размазало в неясную картину, а потом всё заполонила холодная тьма.

***

Первым, что Тэхён почувствовал, были холодные пальцы на своём запястье. Он открыл глаза и осмотрелся. На кровати у его ног сидел Чимин. Он нервно сминал в ладони платок и хмурил брови. За полупрозрачной ширмой виднелся тёмно-синий халат императорского лекаря. Спустя ещё несколько секунд Тэхён понял, что это его холодные пальцы сжали запястье поверх тонкого шёлка платка. Лекарь покачал головой и коротко произнёс: — Не слышу. Тэхён узнал голос лекаря Чжана. Если бы они были наедине, омега давно бы отодвинул ширму и с досадой приказал говорить прямо. Но при Благородном Супруге Сун он не мог вести себя так безнравственно. — Тогда может нам стоит позвать другого лекаря? — Чимин вскочил с кровати и скрылся за ширмой. Сквозь сотканные из полупрозрачного кружева цветы Тэхён видел, как он стал расхаживать из стороны в сторону. — Разве прошло недостаточно времени, чтобы Ши Мэй появился? Тэхён поморщился и резко сел. — Благородный Господин Ким, пожалуйста, лягте. Вам нельзя так вскакивать! — бросился к нему лекарь. — Со мной всё в порядке, — возразил Тэхён. — Здоровые люди не теряют сознание по непонятным причинам, — осуждающе покачал головой Чимин, подходя к нему. — Это из-за жары, — выдохнул Тэхён. — Я пропишу вам успокоительное, — со знанием дела заключил лекарь. Тэхён опустил голову, не желая встречаться с его проницательным взглядом. — Я думаю, вы можете подробно рассказать о лечении Чимину. Он обязательно проследит, чтобы Благородный Господин Ким последовал всем вашим рекомендациям. — Анли с помощью подоспевшего слуги поднялся с кресла и подошёл к кровати Тэхёна. — А сейчас я бы хотел поговорить с тобой наедине. Ты же не против? Тэхёну хотелось отказаться, но он заставил себя кивнуть. — Конечно нет, — чуть хрипло произнёс омега. Чимин хотел возразить, но под твёрдый взгляд Благородного Супруга Сун вышел из комнаты вслед за лекарем. Анли присел на край кровати и спокойно спросил: — Как давно ты провёл гон с Его Величеством? — Два с половиной месяца назад, — сухими губами ответил Тэхён. — Думаю, тебе не о чем беспокоиться, — улыбнулся омега. — О своей первой беременности я узнал только когда у меня в положенный срок не началась течка. К тому моменту я носил ребёнка под сердцем чуть больше четырёх месяцев. — Мне не нравится, то с каким шумом это происходит, — признался Тэхён. — Да, шум — это плохо, — между бровей Анли залегли две глубокие морщины. За последние месяцы он потерял всю свою красоту. Та лёгкость, с которой он выносил и родил троих своих детей, в четвертую беременность покинула его. Тэхён вспомнил свою первую встречу с этим омегой. Это был его второй день жизни в Запретном городе. Он вместе с другими новоприбывшими во дворец наложниками должен был предстать перед вице-Императором в главном зале дворца Земного спокойствия. Тогда Чан Анли ещё носил титул Супруга. Он сидел на высоком кресле с подставкой под ноги прямо напротив Юнги и невозмутимо пил чай. Анли мало смотрел на новых наложников, не оценивал их и не опасался. Он уже был папой двух кронпринцев и не так давно родил Его Величеству очаровательного принца. Его положение было крепким, семья великой, а покладистый характер и незаурядная внешность помогали ни один год удерживать благосклонность императора. Тэхёну вспомнились слова вице-Императора в день, когда взволнованный Чан Анли объявил о своей четвёртой беременности: « — Не смотря на то, что всё вокруг замело снегом, вашему дворцу, Супруг Сун, всё ещё удаётся соответствовать своему названию. Благодаря вниманию Его Величества там не перестаёт царить весна». Красивый омега из дворца Весеннего цветения с ясноликим, словно лунный, свет лицом и стройной, как ивовая лоза, фигурой корчился в предсмертной агонии, когда стоял на коленях перед Императорским дворцом и умер окончательно, когда его отца всё-таки казнили. Тэхёну было страшно на него смотреть. Чан Анли было всего двадцать шесть лет, из которых одиннадцать он прожил в Запретном городе. За это время он смог многого добиться, но сейчас это не значило почти ничего. Его положение держалось только на его детях. Семья была уничтожена: всё имущество — конфисковано, малолетних альф и омег сослали в ссылку, многие старшие ещё находились в тюрьме, главу семьи уже казнили. Он лишился своей красоты: фигура — оплыла, цвет кожи — подурнел, лицо испещрили глубокие морщины. И что самое ужасное — его взгляд горел обидой и обвинением в жестокости. Омега с глазами, полными затаённой злости, никогда уже не сможет вернуть себе благосклонность императора. Да и вряд ли захочет. Года, которые он будет обязан провести в Запретном городе до своей смерти станут для него пыткой. И даже дети не смогут стать для Анли отрадой, потому что он никогда не сможет забыть, кто их отец. Тэхён вдруг с ужасом осознал, что боится такой судьбы больше, чем смерти. Смерть милосердна — она случается лишь раз, а вот существование под гнётом боли может длиться вечно. Благородный Супруг Сун покачал головой. — Не нужно меня жалеть, — его губ коснулась холодная улыбка. — Моя жизнь уже лишена страхов, а вот твоя, — он положил ладонь на живот Тэхёна поверх одеяла. — В твоей жизни страхов становится с каждым днём всё больше. Он неуклюже поднялся, держась за столбец кровати и медленно пошёл к выходу из комнаты. Тэхён почувствовал окутавший его тело холод. Он должен был, что-то сказать, что-то важное, пока Чан Анли не ушёл, пока он его видит, пока его могут услышать. Крупные слёзы сорвались с ресниц, губы охватило странное онемение, а горло свело спазмом, но ему всё ещё нужно было что-то сказать. — Я соболезную вашей потере, — просипел Тэхён сквозь подступающую истерику. Именно эти слова рвались наружу. Анли замер. Чан Жунхай был признан изменником, а это значит, что держать по нему траур воспрещалось. О нём не молились, не жгли деньги. Никто не соболезновал его родным, его сыну, запертому в Запретном городе. Это могло считаться государственной изменой. Никто, кроме маленького омеги, совсем недавно вступившего на путь, который сам Благородный Супруг Сун давно прошёл. Анли обернулся и внимательней посмотрел на Тэхёна. Интересная внешность — смуглое лицо, брови в разлёт, прямой манчжурский нос, ясные глаза, губы необычной формы, тонкая шея, узкие плечи и запястья, щиколотки наверняка тоже. Скорее всего мальчик ещё вытянется и не будет уступать в росте даже ему. Лицо станет уже, взгляд тяжелее. Густые чёрные волосы не потеряют своего блеска даже с возрастом, как и у всех южан. Тонкокостный, но крепкий. Красивый. Чан Анли хотел запомнить его. Молодого омегу, осмелившегося пойти против императорского приказа и выразить ему свои соболезнования. — Спасибо. Это был их последний разговор. Тэхён больше не приходил во дворец Циншуй. Лекарь выписал ему успокоительные и омега послушно их принимал, понимая, что без них не сможет даже заснуть. Чимину полюбились золотые карпы. Он раз за разом приказывал поварам запекать их, а Дэмин следил за тем, чтобы на большую кухню попадала только рыба из пруда во дворце Наивысшего благословления. Чимин же считал, что их поставляет главная кухня сада Совершенства и Чистоты. По приказу Шэланя главная кухня и правда доставляла во дворец Лунного сияния золотых карпов, но до большой кухни они не доходили, оседая где-то по пути в руках Дэмина. Тэхён не вмешивался в этот процесс, полностью доверяя своему приближенному слуге. В одну из ночей к Чимину вызвали лекаря. Супруг Пак жаловался на сильные боли в животе. Лекарь прописал ему горькие настойки и назначил строгую диету. Тэхён, всю ночь проспав под успокоительными, узнал об этом только на следующее утро. Он не отходил от Чимина четыре дня, пока тому наконец не стало лучше. Боль прошла, но лекарь строго запретил нарушать диету ещё месяц. В тот день Тэхён проплакал несколько часов от облегчения. Ещё через две недели ему уменьшили дозу успокоительного. Краем уха Тэхён услышал, что на вопрос Дэмина, а стоит ли это делать, лекарь Чжан ответил, что-то о весеннем состоянии и центральном потоке Инь. Под конец лета на сад Совершенства и Чистоты обрушилась непогода. Раскаты грома сотрясали крышу. Дождь бурным потоком заливал землю, с оглушительным звуком разбиваясь о каменные дорожки и мосты. Ветер гнул деревья и ломал ветви. Неожиданно и страшно вспыхивали молнии, разрывая чёрный небосвод на две части. Тэхён не спал. Он сидел в глубоком кресле, закутавшись в плед и ждал пока Дэмин принесёт ему чай. Евнуха всё не было. Тэхён окликнул пробегающего мимо слугу. — Где Дэмин? — Не знаю, господин. Возможно, он сопровождает Супруга Пак во дворец Цишуй. — Чимин пошёл во дворец Циншуй? — от удивления Тэхён вскочил с кресла. — Сейчас? — Да, господин, — слуга склонил голову. — Благородный Супруг Сун рожает. — Кто тебя за язык тянул? — раздался разозлённый оклик и через секунду в комнату вошёл Дэмин. Он поставил поднос с чашкой чая и небольшим блюдцем со сладостями на столик возле кресла и подошёл к Тэхёну. — Как ты смеешь волновать господина! Выйди вон! — рявкнул он на опешившего слугу. Дождавшись, когда перепуганный омега выскочит из комнаты, он закрыл за ним двери и обратился к Тэхёну. — Вам нужно сесть, господин. — Сесть? — омега приподнял брови. — Дэмин, Благородный Супруг Сун рожает! Евнух ухватил Тэхёна за руку и провёл к креслу, заставляя опустится в него. — Ты слышишь, что я тебе говорю? — Слышу, господин, Благородный Супруг Сун рожает, — Дэмин протянул омеге пиалу с чаем. — Но разве вас это как-то касается? — Но я не могу сидеть здесь! — Тэхён отставил чай в сторону. — Мне нужно там быть. И это даже не будет подозрительно, потому что Чимин тоже там! — Господин, за окном непогода. Вам нужно в первую очередь думать о себе, — Дэмин снова протянул Тэхёну чай. — Выпейте, согрейтесь. В его тёмных глазах горела настойчивость. За окном в очередной раз громыхнуло. Резкая вспышка молнии на секунду осветила комнату белым светом. Тэхён посмотрел в окно. Дождь лил сплошной непроглядной стеной. Если понадобится, Дэмин силой будет удерживать его во дворце. Он может. — Хорошо, - Тэхён взял в руки пиалу. — Но ты должен сообщать мне обо всём, что происходит во дворце Циншуй. Узнавай, как хочешь! — недовольно приказал он. Дэмин кивнул и вышел. Время, казалось, тянулось бесконечно. Тэхён успел выпить чай и съесть все сладости, пролистать сборник стихов и обойти все комнаты в своём крыле. Наступил вечер. И так мрачное из-за непрекращающегося дождя небо, совсем почернело. До нитки промокшие слуги говорили, что тьма настолько непроглядна, что не получается разглядеть собственных вытянутых рук. Ветер завывал тоскливую серенаду, басистые раскаты грома вторили ему. Тэхён мерил шагами комнату и в каком-то нервном спазме выкручивал себе запястья. — Ну что там? — спросил омега, зашедшего в комнату Дэмина. — Без изменений, — евнух снял мокрый плащ ещё в проходной, но с волос всё равно продолжало капать. Тэхён подошёл к нему, вынул из рукава платок и стёр дождевые капли со лба и щёк. — Не говори мне, что он умирает, — непослушными губами прошептал омега. Дэмин покачал головой. — Роды бывают разными, — его широкие ладони коснулись рук Тэхёна. — Вам не стоит больше ни о чем беспокоиться. Всё уже сделано. Не стоит ни о чём беспокоиться? Тэхён чувствовал, как с каждой секундой волнение в груди разрастается, сдавливая пугливое сердце. Ему казалось, будь он во дворце Циншуй — рядом с Чимином, рядом с Анли — ему было бы легче пережить эту ночь. Потому что он бы не прятался, как трус, стыдясь своего греха, он бы увидел его в лицо, столкнулся с ним взглядами и больше никто бы не посмел упрекнуть его в малодушии. Только в жестокости. Тэхён кинул взгляд на кресло. Плед надёжно скрыл небольшой томик стихов, которым он пытался отвлечься. — Мне нужно чем-то занять себя, Дэмин, — Тэхён заглянул в тёмные, словно ночь за окном, глаза евнуха. Очень красивые глаза. — Принеси мне книгу моего отца. Я хочу, чтобы ты почитал мне стихи. — Хорошо, — Дэмин кивнул и вышел из комнаты. Тэхён подождал несколько секунд и проследовал за ним. Он прошёл несколько залов, минул проходную и попал в приёмную. Здесь на высокой вешалке сохли несколько мокрых плащей. Накинув на себя первый попавшийся, он открыл двери и вышел на улицу. В лицо тут же ударили холодный ветер и брызги дождя. Тэхён надел капюшон и вышел из-под крыши дворца. Сильный ветер сбивал с ног, полы плаща путались и мешали идти. Где-то рядом бегали слуги, но никто из них не обращал внимание на небольшую фигурку в таком же плаще, как и они. Из-за холодного воздуха спирало в горле, но Тэхён упрямо продолжал идти вперёд. Почти в каждой комнате дворца Циншуй в эту ночь горел свет. Омега поднялся по скользким залитым водой ступенькам. — Кто такой? — спросил хмурый Фатай в дверную щель. Тэхён скинул капюшон, показывая своё лицо. Дверь тут же открылась. — Благородный Господин Ким, почему вы шли один в такую погоду? — Много вопросов задаёшь, — отрезал Тэхён, сбрасывая с себя мокрый плащ прямо евнуху в руки. — Где Чимин? — Ёну, проводи Благородного Господина Ким к Супругу Пак, — окликнул евнух, проходившего мимо слугу. Они прошли во внутренние комнаты. Освещённый дворец больше не был похож на склеп, но в нём витала напряжённая атмосфера страха. Вдруг Тэхён услышал далёкий, наполненный болью крик. Омега остановился, чувствуя, как всё его тело сковывает ужас. Наложник Ки падает на пол, Тэхи переворачивает его на спину и Тэхён видит красное лицо, покрытое выпирающими венами и изогнутое в приступе судорог тело с большим круглым животом. Хруст сломанной руки. Паника. Боль. Ужас. Крик повторился снова и Тэхён с каким-то отупелым спокойствием понял, что Наложник Ки не мог кричать. Он задыхался. Все омеги кричат, когда рожают. В этом нет ничего необычного.