Min far

      Горизонт едва-едва начал алеть рассветом, когда фигура одинокого странника вышла на узкую втоптанную тропу. Риор мрачным тяжёлым взглядом смотрел впереди себя — он бы желал больше никогда и ни при каких обстоятельствах не возвращаться сюда. Но во внутреннем кармане его любимого ярко-жёлтого плаща лежало сухое и лаконичное письмо отца — и Риор поддался соблазну и голосу совести.       После его ухода из дома никто из семьи ни разу за эти шестнадцать лет ему так и не написал. Писала только разве что Лин, и связь с сестрой была единственной нитью, всё ещё державшей Риора рядом с этими эльфами. Но спустя три года в ответ на очередное его письмо ему едко ответила мать, сказав, что сестра погибла — и нить оборвалась окончательно. По крайней мере, Риор думал именно так.       Высокую широкоплечую фигуру он заметил ещё издалека. Встающее солнце золотом отливало на пшеничных волосах, и сердце в груди Риора сжалось от мимолётного воспоминания: Лин унаследовала золотистые волосы от отца, была во всём совсем не похожа на брата, и солнце также путалось в её прядях. — Здравствуй, сын, — отец лаконично поприветствовал Риора, когда он подошёл ближе и спешился, коротко кивнув в ответ. — Надо же, не думал, что кто-то вызовется лично встретить меня, — он иронично усмехнулся, на что отец вздохнул. — Йатас не знает, что я писал тебе, — ответил Эрлаз, и Риор скрестил руки на груди. — Зачем ты позвал меня? — он стал необычайно серьёзен и мрачен, и отец одарил его долгим задумчивым взглядом ярко-зелёных глаз. — Тебе не понравится мой рассказ, — равнодушно констатировал факт он, и прежде чем сын успел удивиться, продолжил: — Ты нужен дочери своей сестры, — на этих словах брови Риора взметнулись вверх от изумления, и он недоверчиво посмотрел на отца. — У Лин есть ребёнок? — переспросил он, и старый эльф кивнул. — Но мать написала, что она умерла!.. — Лин, как и ты, сбежала, — скупо произнёс отец. — Вернее, её забрал за собой человеческий купец. Да, тогда, тринадцать лет назад. А пять лет назад Лин вернулась к нам с шестилетней девочкой — по смерти отца семья её мужа приняла их не лучше твоей матери. — О боги!.. — ошарашенный неожиданным известием, Риор запустил руку в волосы, широко распахнув глаза. — Не могу поверить... Она обманула меня!.. Она похоронила собственную дочь!.. — ошеломление медленно сменилось злостью, и Риор тяжёлым взглядом посмотрел на отца. — Где она? Где моя сестра? — требовательно спросил он, на что Эрлаз покачал головой. — Ты опоздал, — всё также равнодушно сказал он. — Я написал тебе, потому что был более не в силах выносить страдания твоей сестры и этой девочки. Хотел, чтобы ты забрал их, но... Сегодня ночью Лин умерла. Она перерезала себе горло, и буквально перед твоим приездом её дочь нашла её. — Что?.. — казалось, ещё больше отец не мог шокировать его, но произнесённые только что слова заставили сердце в груди Риора на несколько мгновений остановиться. Полным неверия взглядом он смотрел на спокойного равнодушного эльфа перед собой, пытаясь осознать его слова.       Его лицо исказилось в искреннем страдании, и Риор закрыл ладонью глаза, до крови кусая губу. Все эти годы его сестра была жива, и он мог прекратить её страдания, но наглая безжалостная ложь существа, которое должно быть ближе и роднее всех других существ, сломала их судьбы. — Почему Лин не написала мне!?.. Я бы примчался сразу же и забрал их!.. — больше обращаясь к самому себе, чем к отцу, в муке пробормотал Риор, до боли жмуря глаза. — Йатас сказала ей, что ты погиб где-то в своих странствиях, — ответил Эрлаз, и проблеск эмоций впервые за всё это время мелькнул на его лице, когда сын резко повернул к нему голову, обжигая полным гнева взглядом. — И ты молчал?! — в тихой ярости прошипел он. — Ты видел страдания собственной дочери и молчал?! Ты знал, как жестока и безжалостна наша мать, и молчал?! — Риор взвыл раненым зверем; боль, злость и сожаления переполняли его, выливаясь через край. — Ты ничем не лучше неё, — он обвинительно ткнул отца в грудь, продолжая прожигать его яростным взглядом. — Твоё равнодушие и безразличие довело Лин до смерти. Ты просто трус, — чёрные глаза полыхнули тёмным пламенем. — Мне стыдно, что ты мой отец, — резко оттолкнув его в сторону, он решительным шагом направился к жилищам, намереваясь отыскать мать, чтобы заставить её ответить на все вопросы.       Поиски не оказались длинными: интуитивное чутьё сразу привело Риора к нужному месту, и он уверенно шагнул внутрь жилища, пересекая прихожую и заходя в ту комнату, где раздавались голоса.       Пугающая и мрачная картина мгновенно открылась его взгляду. На земле лежало бездыханное тело сестры. Ужасная окровавленная рана уродовала её шею, остекленевшие зелёные глаза невидящим взглядом смотрели куда-то в вечность. Кровь впиталась в грунт, пачкая кончики золотистых волос в багряно-алый. Ослабевшие пальцы сжимали рукоять кинжала. Сердце Риора сжалось, и нескрываемая неподдельная боль отразилась в его глазах.       А потом он отвёл их в сторону. И ужаснулся ещё больше.       Худенькая, невысокая, рыжеволосая девочка стояла в стороне. В острых чертах её лица с большим трудом проглядывалось сходство с лежащей женщиной, но Риор безошибочно понял, что эта девочка и была дочерью его сестры, о которой упомянул отец. Серые глаза были неотрывно прикованы к телу матери, и взгляд их был абсолютно пустым и таким же стеклянным, как у лежащего на земле трупа, в то время как по щекам девочки тихо и безостановочно катились слёзы. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, неблагодарная дрянь! — холодный голос заставил вздрогнуть и Риора, и девочку, и последняя резко повернулась в сторону, и ужас мелькнул в её взгляде, вынуждая втянуть голову в плечи.       Девочка принялась лихорадочно стирать дрожащими руками со своих щёк слёзы, но те только потекли быстрее. Она закусила губу, но отчаянный высокий всхлип всё же вырвался из её груди, пугая ещё больше. Ребёнок разрывался между паническим ужасом и желанием плакать, и не только Риор заметил это.       Мать опасно прищурилась, и чёрные глаза её сверкнули металлическим блеском. Но прежде чем она успела что-либо сказать, Риор сделал шаг вперёд, закрывая собой хрупкую детскую фигурку. На долю секунды на лице матери мелькнуло изумление, в то время как сын смотрел на неё немигающим тяжёлым взглядом.       Оказавшаяся за его спиной Тирис удивлённо моргнула. Слёзы продолжали сами по себе катиться по её щекам, но оцепенение медленно начинало спадать, заставляя разум работать более ясно.       Он вновь вернул её назад, в тот самый миг, как она переступила порог комнаты матери. Словно вступила в магический жуткий круг, из которого не было больше пути назад.       Перед её глазами лежало тело матери. Зелёные глаза навсегда остекленевшим взглядом смотрели куда-то в сторону. В разжатых пальцах она сжимала кинжал с окровавленным лезвием, и ужасная страшная рана тянулась вдоль её шеи. Земля вокруг неё пропиталась кровью и потемнела, и Тирис понадобилось несколько бесконечно длинных мгновений для того, чтобы понять.       Её мать мертва.       Не было ни крика, ни паники, ни страха. Словно весь мир перестал существовать в одно мгновение. Была только Тирис и тело матери напротив неё, и девочка как зачарованная смотрела на него. Медленное осознание накатывало на надломленный хрупкий разум, и бесконечная пустота и растерянность оглушили и ослепили её.       Тирис не знала, в какой момент по её щекам потекли слёзы. В голове было пусто, а в ушах звенело. Она лишь поймала себя на мысли, что не должна плакать, потому что госпожа Йатас опять будет злиться. Но Тирис не могла не плакать. Её мама перерезала себе горло кинжалом. Тирис осталась в этом огромном жестоком мире совсем одна.       Ей было больше не к кому пойти. Не у кого искать защиты. Никому она больше не была нужна. Растерянность и боль, и одиночество — что же ей теперь делать? Внутри неё, одиннадцатилетней девочки, разрасталась огромная дыра, которую больше нечем было заполнить. Лишь взять в руки кинжал и сделать то же, что сделала её мать.       Счёт времени сбился; осознание пространства потерялось. Тирис не знала, как долго стоит так, и в себя её в конце концов привёл голос, преследующий в самых страшных кошмарах, а следом за ним — яркая жёлтая вспышка чужого плаща, и фигура, так уверенно заслонившая её. Но почему?.. — Как ты здесь оказался? — пренебрежение и презрение послышались в голосе Йатас, и Тирис осторожно, незаметно, самую малость высунулась из-за мужской спины, изумлённо наблюдая за происходящим. — Тебя это не касается, — холодно отрезал Риор, и взгляд его полыхал тихой яростью. — Я приехал не к тебе. — А к своей обожаемой сестричке? — в женском голосе послышалась злая насмешка. — Что ж, полюбуйся, во что она превратилась, — брезгливый взгляд мазнул по телу. — Неблагодарная дрянь, — выплюнула Йатас, и Риор крепко сжал руки в кулаках. — А за что тебе быть благодарным? — тихо прошипел он. — За годы террора, ненависти и боли?.. — он не закончил — мать резко и властно перебила его, кивнув ему за спину: — Полюбуйся на наследие своей сестрицы, — губы её скривились в презрении. — Выродок с порченной кровью — вот всё, чего я от неё дождалась, — Риор скосил глаза на ребёнка позади себя, и девочка виновато втянула голову в плечи, в стыде опустив взгляд мокрых от слёз глаз в землю.       Ярость заглушило искреннее сожаление. Боль, отвращение и ужас, которые вызывала чужая безграничная жестокость. И даже сейчас, в такой хрупкий и болезненный момент, эта женщина продолжала издеваться и унижать, ещё больше втаптывая в землю несчастное существо, переживающее такую огромную потерю и страдания, связанные с ней. Осознание отзывается искренним ошеломлением. Неужели его мать всегда была настолько бессердечна?.. — Ты разве не видишь, что ребёнок плачет? — вопрос вырвался против воли, и Риор нахмурился. — Ей больно — неужели её слёзы ничего для тебя не значат? — Ребёнок? — вместо ответа переспросила Йатас. Скривила губы в высокомерной усмешке и бросила полный презрения взгляд на стоящую в стороне Тирис. — Не смеши меня. Это отродье едва ли можно назвать «ребёнком». А уж тем более считаться с его чувствами.       От возмущения у Риора перехватило дыхание. Расширившимися от ярости и изумления размером цинизма и жестокости глазами он смотрел на мать перед собой. Девочка за ним, и без того невысокая и худенькая, съёжилась под словами родственницы, пытаясь уменьшиться ещё больше. Тельце её напряглось и оцепенело от вины и стыда, но слёзы так и продолжали беззвучно катиться по её щекам, как бы она ни хотела их унять. Ей было слишком больно, и этой боли было слишком много, чтобы она и дальше могла прятать её внутри себя.       Риор скрипнул зубами — жестокость его матери заставляла его собственное сердце болезненно сжиматься. Он решительно обернулся к Тирис и сделал шаг к ней вперёд, и положив ладонь на её плечо, заставив тем самым вздрогнуть и бросить на него испуганный непонимающий взгляд, крепко, но не больно сжал его. — Ты отвратительна, — повернувшись к матери, холодно произнёс Риор. — Ты всегда была такой: думала только о себе и о том, как выглядишь в глазах других. Ты омерзительна, ведь собственные дети для тебя — вещи, которые можно выбросить или сломать. Ты бессердечный монстр, который с равнодушием смотрит на слёзы ребёнка и упрекает его в них, — взгляд его стал твёрже и острее, а слова — излюбленное оружие матери — обернулись наконец-то против неё самой. — У меня нет матери, но была сестра, которую сгубило чудовище с душой чернее ночи. И дочь её я тебе на растерзание не отдам. Как и тело моей сестры, стервятница, ты тоже не получишь. Я сам позабочусь о них — и только попробуй воспрепятствовать мне.