Min far

      Спонтанная семейная встреча и разговор оставляют по себе тяжёлое послевкусие. Вскрывают старые раны, и Михаэль вновь чувствует себя таким уязвимым. Отводит глаза в сторону, опуская их, и отворачивается в неловкой попытке закрыться, скрещивая руки на груди. Могущественный, сильнейший ангельский генерал — позорище! Ведёт себя как неуверенный ребёнок, и Михаэлю от этого хочется горько смеяться.       Почти забытые ощущения, преследовавшие его во время беременности, возвращаются вновь. Конечно, они никуда не деваются, ведь проблема не решена совершенно. Лишь притупляются по мере того, как спадает болезненная чувствительность, и Михаэль по привычке прячет свои эмоции и переживания глубоко внутри себя. Он по-прежнему не имеет права показывать их, ведь иначе его авторитет будет поставлен под сомнение, что совершенно непозволительно. Ведь вся его ценность лишь в том, что он приносит пользу, не так ли?..       Горечь льётся через край, неприятно сжимая сердце. Никс и Сара оказались безжалостны в своей прямолинейности перед Авророй, сломавшей своим сыновьям судьбы, но боль почему-то ощущали именно они с Уриэлем. И если младший близнец изо всех сил безуспешно пытался подавить слёзы, которые теперь беззвучно текли по щекам, то старший, следуя по уже изведанной тактике, просто закрылся, пряча свою боль внутри себя. Всё равно никому до неё нет дела... — Я смотрю, вы закончили, — в шелестящем голосе Эребоса послышалась насмешка, и Михаэль едва заметно вздрогнул против воли. Меньше всего ему хотелось, чтобы любовник снова видел его в уязвимом раздрае — хватит и того унижения, что он пережил во время беременности.       На Эребоса, впрочем, не особо кто-то обратил внимание: лишь Никс скользнула по нему нечитаемым взглядом, прежде чем к ней и горюющему отцу подбежала Аврора-младшая. Кайрос, искренне взволнованный, подошёл к плачущей Авроре-старшей, неловко интересуясь, что расстроило бабушку. Михаэль с теплом посмотрел на тёмную макушку сына, прежде чем Эребос, усадивший на предплечье Тенебраля, подплыл ближе. — Я смотрю, сеанс семейной терапии от сестры никого не оставил равнодушным, — насмешливо хмыкнул безликий, на что ангел лишь покачал головой. Ему было слишком тоскливо и тяжко, так что совершенно не хотелось ни острить в ответ, ни как-либо поддерживать игру Эребоса.       Холодная печаль, как бы он ни запирал её внутри, расползалась по жилам вместе с кровью. Ощущение безграничного внутреннего одиночества и желание получить хотя бы немного любви и тепла снова остро ранили его сердце, и Михаэль с горькой иронией осознал, что ему не обязательно быть беременным, чтобы ощущать их так чётко. Ничего не изменилось, и от него по-прежнему все только требовали, и он должен был соответствовать.       Белая маска оставалась недвижимой, но Эребос внимательно всматривался в уставшее отстранённое лицо Михаэля. Он снова ощущал расходящуюся от него тяжёлую ауру тоски и печали, так часто приходящую, когда ангел был беременным. И похоже, в этот раз не он один ощущал её — в конце концов, малыш Тенебраль как ни крути, но был наполовину безликим.       Он забавно нахмурил бровки, сидя на предплечье тёмного папы и глядя на светлого. Чувствовал неприятный холод грусти, исходящий от всегда тёплого и спокойного родителя, и это одновременно расстраивало и пугало малыша. И он захныкал на руках Эребоса и потянулся к Михаэлю, желая найти в папе утешение.       Михаэль растеряно вскинул брови, молча протянув к Тенебралю руки и легко перехватив его у безликого, прижимая к себе. Маленькие ручки тут же обвились вокруг его шеи, и пальчики цепко схватились за ткань светлых одежд. Хрупкое тельце прижалось ближе к горячей груди родителя, и Тенебраль горько заплакал, тыкаясь личиком куда-то папе в шею. — Потомок чувствует твою печаль, — удивительно чутко шепнул Эребос, на что Михаэль вздохнул, с досадой подумав о том, что его собственная мимолётная догадка подтвердилась.       Он удобнее перехватил сына, широкой ладонью накрыв его спинку и утешающе погладив по ней. Тенебраль прижался ещё ближе и вцепился ещё крепче, продолжив хныкать, прочувствовав и разделив с папой его грусть. И Михаэль обнял его чуть крепче, опустив голову и склонившись над малышом, слегка покачивая его и баюкая. — Тише-тише, мой хороший, — мягко произнёс он. — Всё хорошо. Папа рядом, мой мальчик, не бойся. Тебя никто не обидит.       Михаэль постарался скрыть болезненные душевные ощущения поглубже внутри себя, чтобы не пугать и не тревожить ребёнка. Аура его успокоилась и выровнялась, и он продолжил шептать сыну утешающие нежности, склонившись над ним, прижимая к груди, поглаживая по спинке и покачивая. И Тенебраль прекратил плакать, но всё ещё хныкал, сжимая и разжимая пальчики, тыкаясь в горячую шею папы, ища в нём защиту. И Михаэль не отказывал, терпеливо успокаивая ребёнка, и Эребос с внимательным интересом наблюдал за ним.       Его аура действительно почти выровнялась и даже наполнилась мягким теплом нежности, которую в Михаэле всегда вызывали сыновья. И тем не менее проницательный опытный безликий всё равно ощущал эти холодные проблески, отчаянно рвущиеся наружу. И он нахмурился — хотя конечно, маска скрывала все его эмоции — и решил обязательно поговорить об этом с Михаэлем позже. Вместо привычных вопросов же он подплыл ближе, осторожно заключив ангела вместе с сыном в объятия, неловко пытаясь утешить их обоих.       Михаэль слабо вздрогнул от неожиданности, бросив мимолётный удивлённый взгляд на безликого. Но тут же его внимание вернулось ребёнку, который всё-таки перестал хныкать, лишь через раз всхлипывая. Повернул мокрое и покрасневшее от слёз личико, тем не менее не собираясь отлипать от светлого папы, щёчкой упираясь ему в грудь и цепкими пальчиками сжимая одежду. Забавно икнул, когда кончик тонкого щупальца теней мягко погладил его по светленькой макушке и округлому плечику, спустившись по ещё по-детски короткой ручке, слабо пощекотав пальчики. И Тенебраль разомкнул их, стремительно и цепко схватив конечность тёмного папы и требовательно потянув её на себя.       Эребос шелестяще посмеялся, а Михаэль улыбнулся, наблюдая за малышом. Тенебраль в излюбленной привычке потащил щупальце в рот, и Эребос даже не стал противиться этому. После ангел перевёл взгляд на его маску, и почувствовав его, безликий также обратил на него внимание. — Идём домой, ангел, — не спрашивая его согласия, Эребос бесцеремонно шагнул в тени, с лёгкостью увлекая за собой не сопротивляющегося Михаэля и Кайроса, подбежавшего к потянувшимся к нему щупальцам. — Это было тяжёлое испытание, мы поговорим об этом позже. А сейчас тебе нужно отдохнуть, — с несвойственной себе заботой Эребос разомкнул объятие и попытался забрать Тенебраля, чтобы унести его вместе с Кайросом и дать побыть Михаэлю наедине. Но малыш протестующе завопил, не желая отпускать светлого папу, так что безликому всё же пришлось оставить их вдвоём.       Михаэль тоскливо улыбнулся, но с нежностью посмотрел на глядящего на него не мигающим взглядом сына. Вновь наклонился к нему, легко поцеловав в макушку, и Тенебраль издал на это довольный звук, поёрзав на его руках, удобней умостившись на груди. — Я тоже тебя люблю, сынок, — мягко посмеявшись, произнёс Михаэль, и ребёнок согласно вскрикнул.       Дети по-прежнему были главной радостью одинокого генерала, и лишь с ними он мог хоть немного отпускать себя. Однако, возможно, после этого странного и спонтанного разговора что-то изменится — кто знает? По крайней мере Михаэлю бы очень хотелось в это верить.