Петя, блять, Хазин

Не то чтобы Игорь ожидал совсем уж безвкусной хуйни — это же Петр, мать его, Хазин, местная икона стиля в пижонском пальто — но узнать, что напарник («временный напарник» — успокаивая себя, повторяет он второй месяц) живет как нормальный человек, оказывается странно. Гром обводит взглядом прихожую поверх петиной макушки. Ничего. Квартира как квартира, просторная, дорогая, купленная, разумеется, на папочкины деньги… Какая-то серая. — Чего встал? Пожимает плечами. Петя позвал его неожиданно, «восстанавливать нервы» после совместной операции, и Игорь — на адреналине ли, из любопытства или следуя древнейшему человеческому инстинкту «если можешь натворить хуйни — твори» — согласился. Так что теперь он не дома, а у Пети, блять, Хазина, общение с которым было бы чем-то вроде извращения, будь оно добровольным, которому он бы уже тысячу раз секанул, если бы не был уверен, что оно не поможет, и с которым у них неделями всё пространство вокруг искрило, стоило только встретиться взглядом. Игорь каким-то чутьем главного персонажа чувствует подход к кульминации. Слом четвертой стены. Восстанавливать нервы по-хазински — это бухать дорогущий алкоголь из мини-бара и, как подозревает Гром, употреблять еще чего-нибудь поинтересней, но с ним Петя ограничивается первым. Если и отбила себе все мозги золотая молодежь, то хотя бы пытается сохранять видимость их присутствия. Ну-ну. Разговор не клеится. На Хазине — черная водолазка с горлом, но жарко от этого почему-то Грому. Острый взгляд следит за ним неотрывно — будь он лазером, давно прожёг бы дыру. — Так и будем в детский сад играть? — наконец заговаривает Петя. Голос у него насмешливый и наглый, и это либо очередной беспричинный доёб, либо… Сердце пропускает удар. — Что, вот так просто? — зачем-то уточняет Игорь. — А тебе нужно сложно? Нет, ну мы можем, конечно, подождать еще месяц, за ручки там подержаться… Прочитаешь мне свои стихи под луной, я провожу тебя до дома, — с каждым словом Хазин подходит на маленький шаг ближе к дивану с сидящим на нём Игорем. — Но я, честно говоря, думал, что ты посмелее, когда ты один в самый пиздец совался, чтобы словить свою пулю. Он останавливается почти вплотную к нему, смотрит сверху вниз, ждёт чего-то. Гром не двигается. — Волнуешься за меня? Петя не отвечает на вопрос. Усмехается уголком рта, оттягивая момент. Действует на нервы. — Хочу с тобой трахнуться. Блять. И ведь не скажешь, что неожиданно, что неуместно — Игорь как-то так это себе и представлял, в очередной раз засматриваясь на четкий профиль, на пианистские пальцы, на задницу в узких джинсах, в конце концов — но есть какая-то досада в том, что мелкий гаденыш его обогнал. Что вызывающе смотрит, подталкивая его к действию, вместо того, чтобы оказаться вдруг прижатым к стене после очередной попытки поупражняться в остроумии. Как пару раз в его мыслях. Где-то на краю сознания, за нарастающим возбуждением и азартом, бьётся желание взять реванш. Игорь кладёт руки на петины бедра. Притягивает к себе — неторопливо, ощущая наконец в руках его тело, сам себя отчасти дразня этим чувством — за все время знакомства физический контакт между ними был минимален, и теперь внезапно открывшиеся возможности почти оглушают. Давно с ним такого не было. Хазин одобрительно хмыкает, когда Игорь усаживает его к себе на колени. Всё идет по его плану. Разумеется. — Знал бы ты, как иногда меня бесишь, — голос непроизвольно понижается, когда он говорит это Пете в глаза — чистая правда, несмотря на то, что руки уже чешутся от желания запустить их под чёртову водолазку, а в джинсах становится тесно. Петя ухмыляется. — Я знаю. И наконец целует. Должно быть, была в этом поцелуе какая-то секунда мягкости — Гром не уверен, но помнит из курса физики, что скорость мгновенно не меняется — однако осознаёт себя чётко в момент, когда поцелуй уже горячий и мокрый — и нельзя свалить ни на алкоголь, ни на Хазина — сам активно участвует, понимает всё, остановиться не хочет. Петя сжимает пальцами его плечи: Игорь наконец пробирается под одежду, обхватывает руками талию, оглаживает поясницу и спину. Под ладонями — выпирающие позвонки, кожа мягкая и гладкая — нечто подобное пытаются продать в рекламах женского геля для душа, с пошлейшими цветочками и бархатом — а тут пожалуйста, трогай, целуй. Гром и целует. Петя выдыхает резко, когда Игорь отрывается от его губ, переходя тут же на шею, и немного откидывает голову. У него точёные скулы и линия челюсти, красивая шея — Игорь оттягивает ворот водолазки, только через несколько секунд додумываясь, что ее можно стянуть. Хазин весь, вообще-то, блядский идеал. — В спальню пошли, — не предлагает — приказывает. Выдыхает прямо на ухо — так что мурашки бегут по спине снизу вверх, и хочется… всего. Всего Петю — хочется. Кровать у него в спальне широкая, пружинит немного, когда вдвоем, не рассчитав, на нее валятся. Игорь вроде как сверху — а все равно ничего особо сделать не может, вынужденный опираться руками о постель, чтобы не раздавить Хазина, пока тот без всякого смущения исследует руками его тело, забирается уже в штаны. — Бля-я-я, — стонет Гром, когда тонкие пальцы обхватывают член. Бёдра сами собой толкаются навстречу, одежда мешает, положение тоже. Пете, наверное, так тоже особо не развернешься, так что почти сразу он его отстраняет. Садится на кровати, стаскивает с себя брюки. Игорь следует за ним и тут же замечает взгляд, направленный на… Ну да, куда еще смотреть в постели? Тут ему, чего уж скрывать, и правда есть чем гордиться в плане размеров — и он бы не удивился восхищённому присвисту или, наоборот, опасениям — но Петя реагирует обычно. И кажется, даже замечает промелькнувшее на лице ожидание, приподнимает уголок рта в усмешке. — Ждешь комплиментов? — спрашивает. Интонации точь в точь, как при хамстве начальнику, бессильному против отца-генерала. — Я был бы разочарован, окажись ты не так хорош. — Сука ты, Петь, — вздыхает Гром. Хазин довольно кивает. Давит ладонью в грудь, заставляя лечь на постели — что-то заставляет Игоря подчиниться — и тут же устраивается на его бёдрах. Теперь отсутствие одежды заставляет чувствовать по-другому. Острее и ярче. Игорь смотрит в глаза с расширенными зрачками — дело сейчас в полутьме и в возбуждении, но на ум все равно лезут мысли о том, что Хазин почти стопроцентно употребляет. Не то. Хазин красивый. Красивый как пиздец в этих своих водолазках с пальто, или в обычной футболке, или в полицейской форме — Гром один раз случайно видел фотку — или… Или такой. Жаром обдаёт щеки, и если бы Игорь умел краснеть — не обобрался бы потом издевательств. Петя на нем совсем небольшой, худой, бледный, с тонкими запястьями и выпирающими тазовыми косточками. Игорь вдруг ощущает потребность поцеловать их или, еще лучше, оставить засос, как какой-нибудь ревнивый подросток — но Хазин не убирает ладони с его груди, оставляя лежать смирно. И есть в этой властности что-то настолько горячее… Гром обхватывает его бёдра — оба, кажется, вздрагивают от того, как идеально ложатся ладони — ведет вверх до ягодиц, лапает беззастенчиво, вглядываясь в выражение лица Пети. — Стоп, — Хазин дёргает головой, сдувая с лица мешающую челку. Тянется через него к тумбочке, трясет перед глазами наполовину использованным тюбиком. Приказывает: «Лежи смирно», — выдавливая на пальцы прозрачную смазку. Игорь тяжело выдыхает, глядя, как Петя заводит руку себе за спину. Послушно возвращает ладони на бедра. Сжимает. Сильно сжимает — неосознанно, все усилия концентрируя на том, чтобы сдержаться, не подмять Хазина под себя вот-прям-щас. Петя растягивает себя, явно наслаждаясь процессом, у него прерывистое дыхание и выражение лица, близкое к порнографическому — Игорь не видит всего, но и этого хватает, чтобы возбуждение стало почти болезненным, а руки чесались сделать хоть что-то. Хазин из-под полуприкрытых век следит за его порывами. — Погрубее — можно, — вдруг сообщает он, когда Гром, спохватываясь, ослабляет хватку на бедрах. — Придушить — тоже. Ну и там на… — Петя делает глубокий вдох, облизывая пересохшие губы, — на свое усмотрение. Я в принципе к новому опыту открыт. Волосы не трогай, больно до пизды, а так… Игоря клинит. — Петь, — перебивает он. Голос отчего-то проседает, звучит полушёпотом. — Ты мазохист? — Нет, блять, дирижер, — Хазин раздражённо дёргает острым плечом. — Ты только из себя святошу не строй и нотаций мне не читай. Я же вижу, как ты меня глазами жрёшь. И не только я вижу, — заканчивает уже с ухмылкой. Сжимает ногами бока Грома. Трётся задницей о его член. По-блядски подмигивает. На спине оказывается почти мгновенно — Игорь и сам не успевает осознать тот момент, когда терпение кончается, сгорает словно фитиль, и что-то взрывается в голове, когда он сбрасывает с себя Петю, прижимает его за предплечья к постели, нарочно придавливая весом. Видит, как пропадает с лица выражение самодовольного контроля, сменяется испугом, удивлением и наконец показной самоуверенностью. Хазин насмешливо щурит глаза. — Дядь, ты чего? Увиденного не развидеть. И не расслышать — голос у Пети чуть не дрожит от возбуждения, и в глазах натурально пляшут черти, пока он лежит под ним растерянный и растрепанный. Игорю нравится. Так нравится, что он даже не пытается сдержать себя, целуя-вылизывая-прикусывая петину шею, выбивая из него короткий стон — и вдруг четко формулируется знание: главным Хазин сегодня уже не будет. Сучонок любит покомандовать, но еще больше ему нравится, когда его подчиняют. Гром отпускает его руки. С трудом отлипает взглядом от ребер и точёных ключиц. Командует: — Перевернись. Петя непонимающе поднимает брови. — Чего? — Встань в коленно-локтевую, говорю, — Игорь не дожидается выполнения, сам дёргает его за плечо, переворачивает, утыкает лицом в постель. Хазин едва успевает опереться на локти, умеренно-протестующе ругаясь, когда Гром вздёргивает над кроватью его бёдра. — Блять… Игорь наваливается сверху. Держит крепко, прижимается сзади членом, давая прочувствовать масштабы последствий, касается грудью спины. Медлит. Петю от такого Грома кроет конкретно — Игорь слышит сбивающееся дыхание, чувствует пробирающие Петю мурашки, а его попытки состроить хорошую мину при плохой игре льстят и раздражают одновременно. Невыносимый. Гром почти нежно целует плечо Хазина, оглаживает ладонями узкую спину. Прижимается наконец ко входу, и… Петя ожидаемо дёргается, когда Игорь делает первый толчок — Гром не даёт отстраниться, сжимает пальцы на бедрах, сам задерживая дыхание от нахлынувших чувств. «Узко, блять», — мелькает вспышкой перед глазами — узко и горячо. Хазин утыкается лбом в постель, сводя вместе лопатки. Больно ему что ли? Внутри неожиданной темной хтонью мурчит моральное удовлетворение. Петя шипит сквозь сжатые зубы. — Гром, блять… — Меня, вообще-то, Игорь зовут, — слегка издевается. — Да похуй, как тебя зовут, товарищ майор… — Петя глубоко втягивает воздух, реагируя на движения Грома — весь напряженный и тонкий, как натянутая струна — сдерживаться с ним не хочется, — Давай уже… Не договаривает. Стонет протяжно, когда Игорь входит резко и до конца, замирает в нём, прижимая мелко дрожащие бедра. — Пиздец… — шепчет, — Гром, ты пиздец… Игорь начинает двигаться. Сразу — почти грубо, какое-то ненормальное удовольствие получая от собственной жесткости. Вспышка за вспышкой. Петю размазывает. Размазывает — от того, что берут его без особой деликатности, быстро и сильно — он подстраивается, прогибаясь в пояснице, роняя голову на руки. Матерится бессвязно. — Посмотри на себя, — Игорь наклоняется ниже, выдыхает ему прямо в ухо. — Ты же от этого кайфуешь. Прям как от наркоты, которой периодически балуешься, я прав? Ответить шанса всё равно не даёт. Знал бы раньше, что тот самый Хазин, известный своим сволочным характером и тем, что по службе его продвигает папочка, сильнее чем выёбываться любит только большой член внутри… разложил бы его, пожалуй, ещё на столе в управлении. На очередном глубоком толчке Петя стонет, срываясь на всхлип. На следующем начинает почти скулить в подушку. Не сбавляя темпа, Игорь бездумно перемещает ладонь на петину челюсть, сжимает, приподнимая голову. Подушечка пальца скользит ко рту, касается губ, погружается внутрь. Хазин теперь до невозможного послушный — даже не делает попыток укусить. Температура воздуха как будто под сотку. Петя вздрагивает в ответ на каждое размашистое движение, давится стонами и пальцами Грома, комкает в пальцах подушку. Ещё не совсем. Игорь опускает руку на петину шею. Пульс бьёт прямо в ладонь, судорожно дёргается кадык. Желание сжать посильнее темное и горячее — контроль возбуждает до чёртиков, размывает привычные нормы, и… Петя вскрикивает, сжимается вокруг него так, что двигаться невозможно, и, господи блять — он действительно кончил от того, что его придушили. Каков же пиздец. Игорь отпускает шею, притягивает Петю к себе, продолжая двигаться, сдавленно стонет. Самому нужно минуты полторы или… или еще меньше — понимает, когда видит лицо Пети вполоборота — расфокусированный взгляд в мокрых ресницах, красные щеки. — Петь, ты охуел, конечно… «Быть таким красивым» — не договаривает. Кончает на поясницу — всё тело разрядом перетряхивает — выпускает Петю из рук, всё равно нечаянно придавливая всем весом, прежде чем перекатиться на постель рядом. Дышит тяжело, слушая такие же безуспешные попытки Хазина восстановить дыхание. Петя выглядит — Игорь скользит взглядом по всему телу, отмечая собственные следы, возвращается к судорожно хватающему воздух рту и покусанным губам… — максимально затраханно. До постепенно отходящего от удовольствия мозга начинают доходить факты. Удивительным кажется даже не то, что он таки переспал с Хазиным — сейчас, обдумывая недолгую, но бурную историю их знакомства, он почти уверен, что весь отдел ставки делал на то, быстрее они потрахаются или друг друга убьют — но вот то, как он его вывел… Гром проводит пальцами по петиным волосам, убирая чёлку с лица. Кажется, до этого он ни с кем себя настолько не отпускал. — Ты как вообще? — спрашивает. Петя демонстративно фыркает и закатывает глаза. Наконец находит в себе силы перевернуться на спину, вытягиваясь в позе звезды. — Охуительно, — признаётся честно на выдохе. — Я бы повторил. Игорь удивлённо поднимает одну бровь, но Петя смеётся, мотает головой отрицательно. — Не сегодня точно. И не завтра. Может, через недельку… — он замолкает, подбирая с пола рядом с кроватью свои джинсы. Шарит по карманам и вздыхает разочарованно. Серьёзно смотрит на Грома. — Пиздуй мне за сигами. Какого чёрта Игорь вообще в это ввязался? Пиздец. Недели они не выдерживают.