Магия опенула

      Снаружи исповедальни было свежо и солнечно. Несмотря на то, что время приближалось к полудню, воздух сохранял утреннюю прохладу. Эрика с упоением его вдохнула и посмотрела на небо — ясная синева успокаивала, заполняла собой рассудок, и по нему, как редкие облачка, проплывали чувства.       Монахиня ждала неподалеку. Успокоив сердце, Эри подошла — женщина сразу же двинулась дальше по дорожке, сохраняя расстояние. Достаточное, чтобы они шли вместе, но слишком большое, чтобы комфортно говорить.       — С Илом все будет хорошо? — повышенным голосом спросила Эрика.       Монахиня не обернулась:       — Теперь от меня ничего не зависит. Если ты не сгубишь его, он будет в порядке. Проживет долгую счастливую жизнь, обзаведется семьей, детишками… — она горько вздохнула.       Эри прибавила шаг, чтобы нагнать, но гадалка тоже ускорилась. Немного раздражало, но можно потерпеть. Тем более, от быстрой ходьбы быстрее бежали и мысли.       — Вы все-таки это видите?       — Что ты имеешь в виду, маленькая ласточка? Я показала вам — у меня больше нет глаз. Что я могу видеть?       — Будущее. Вы говорите, что у Ила будет счастливая жизнь, потому что видите это?       Монахиня остановилась. Эрика, к своему удивлению, остановилась тоже. Ноги просто не двигались. Шелохнулись темные одеяния, качнулись бинты, свешивающиеся из-под низкого капюшона.       — Почему ты так решила?       Эри передернула плечами.       — Вы так и не ответили, когда я спрашивала. Вы знали, что Ил придет, вы поняли, что Сондра Керш — моя тетя. И в дневнике господина Сивэ о вас писали как о гадалке.       — Вот оно как, — она живо хихикнула. — Ах, Агата, милая, я же просила не назвать меня так! Вечно она видела во мне нечто большее. Я ведь простой человек, слабый человек… Что я скажу тебе, маленькая ласточка, — монахиня повернулась, — не делай того же. Не думай, будто я способна на чудеса.       Эрика решила не спрашивать об Агате и не бередить старые раны пожилой женщины. Но и отступать не намеревалась.       — И все же, вы связаны с Ливиррой.       — Все так, — отвернулась вновь. — Тьма впилась в мою душу много лет назад. И с тех пор я обречена жить с ее ядом.       — Это из-за Ливирры у вас есть эти… способности?       — Я не понимаю, о каких способностях ты говоришь. Повторю вновь: я простой человек.       — Видимо, вы давно не встречались с простыми людьми, — Эрика нахмурилась. Они снова пошли, на том же расстоянии друг от друга. — Вы говорите о вещах, о которых никак не могли узнать. Без труда предугадываете, что собеседник хочет сказать, стоит ему об этом подумать. Наконец, с ходу поняли, что с душой Ила что-то не так. Да и то, что происходило на исповеди…       — Я действительно простой человек, маленькая ласточка, — перебила монахиня. — Лишь живу на этом свете не первый год. Никакой магии нет в том, чтобы угадать помыслы, когда перевидал сотни душ.       «Звучит сомнительно», — подумала Эрика.       — Можешь не верить. И все же, тебя так же коснулась тьма. И что же, слышишь чужие мысли? — Она скрипуче посмеялась и вздохнула. — А что до будущего… оно никому не ведомо, девочка.       Эри закусила щеку. Конечно, она ни разу еще не сталкивалась с предсказаниями. Но то, что говорила иногда Ливирра, очень на них походило. И как Йенц посоветовал пойти в монастырь, и как Симон угрожал во время ритуала.       — Неверию оно не ведомо тоже. Не позволяй лжи запутать тебя. Она умело подтасовывает факты, будто гадальные карты. О чем догадается, чем запугает, а к чему сама подтолкнет — и вот уж ее слова обращаются правдой.       Верить все равно не получалось. Разве может Ливирра просчитать все до таких мелочей? Откуда ей было знать, что Лилия (Эрика с трудом успокоила дыхание) решит прыгнуть в водоворот? Что Оливера выгонят из лагеря? Что Ил в монастыре встретится с нужной монашкой? Столько событий должно сойтись, чтобы все сработало!       — Но что нельзя отрицать, Неверие знает много больше нас. Ливирра — вечная спутница Истинной Смерти. И все, что видит он, видит и она.       — Разве Морбиен не властвует только над мертвыми?       — Властвует! Опять! — Монахиня дернула рукой. — Какие же слова вы, порой, выбираете! Я часто слышу это от магов. Неужто солдаты так говорят? Власть, власть… Он добр к нам, и доброта его выражается в свободе. Каждую душу на мосту он привечает, будь то невинное дитя или последний грешник.       — Вы не ответили.       И снова они остановились. Дорожка петляла, так что исповедальня все еще была недалеко. Похоже, старушка действительно просто наслаждалась воздухом, а не пыталась увести и запутать. Однако словами она путала еще как! Эрика сощурилась. Слишком похоже на Ливирру.       — Уклоняться от ответов — не исключительное право Неверия, маленькая ласточка.       — Значит, вы все же уклоняетесь?       — Отнюдь. Я лишь отвлеклась. То, что я отвечу позже, вовсе не значит, что я не отвечу. — Она молитвенно сложила ладони и зашагала вперед, чинно, подняв голову. — Морбиен является людям на пороге смерти, это верно. Но его взор вечно направлен на нас. Легенды гласят, что душе, ступившей на его мост, он говорит не смотреть за перила, чтобы не видеть темной лжи, и не поднимать головы — чтобы не сойти с ума.       — А что там, наверху?       — Все.       Эрику передернуло.       — Абсолютно весь мир. Каждый его уголок, каждое укромное место, — монахиня опустила «взгляд». — Только бог способен объять сознанием мир живых разом. Потому-то, где бы ни настигла смерть несчастную душу, он окажется рядом в то же мгновение. И, как мир живых простирается над мостом, так и мир лжи и забвения простирается под ним. Потому мрак настигает душу с той же прытью. И только человек решает, за кем он последует. На наше счастье, флейта Морбиена почти всегда заглушает фальшивый свист теней.       Стало холодно. Эри пожалела, что не взяла с собой плащ. В голову полезли мысли, тоже холодные, и от них сводило челюсти — даже рта не раскрыть.       Борясь с дрожью, Эрика не сразу заметила, что монахиня повернулась к ней и теперь смотрит пустыми глазницами из-за надвинутого плаща. Ну нет! Уж о таких вещах никак невозможно догадаться!       — Скажи-ка мне, маленькая ласточка, — женщина ступила ближе, впервые сокращая между ними расстояние. — Умеешь ли ты играть на флейте?       Эри в панике замотала головой. К чему такие вопросы?! Монахиня на немой восклик не ответила и только отошла обратно, хмыкнув:       — Ну ничего, ничего. Как нужно будет, там и научишься.       Вдалеке запели птицы, и Эрика зажала уши. Трели еще несколько секунд звучали в голове духовыми переливами. Эри побила себя по вискам до тех пор, пока они не сменились привычным звоном, и зашагала по дорожке. Монахиня, дожидавшаяся ее, тоже сдвинулась с места.       — Не думаю, что мне нужно будет, — пробормотала Эрика. — Одна из теней Ливирры заманила меня в иллюзию с помощью флейты. Не люблю ее.       — Флейта Неверия всегда фальшива. И не говори наперед. Флейта Морбиена иная. Однажды ты полюбишь ее мелодии, как пение любимого человека.       Эри с нервной улыбкой подумала, что пение любимого человека тоже чистотой не отличается. Но оно явно поприятнее потустороннего свиста.       Монахиня вдохнула, чтобы ответить на мысли, но Эрика оказалась быстрее:       — Почему вы так уверены? Вы же не видите будущего.       — Ты совсем не слушаешь старших. Я не вижу будущее. Я предполагаю.       — И часто ваши предположения сбываются?       — Всегда. Оттого-то Агата, моя славная девочка, и звала меня гадалкой, — она замедлилась, шаги стали тяжелыми, как если бы к хрупким старческим щиколоткам привязали камни. — Да. И ее предсказание сбылось.       Эри незаметно приближалась. Она хотела спросить, но не было смысла — монахиня сама продолжила.       — Когда они пришли ко мне — когда же это было? Давно, давно… Каждый по предсказанию получил. Да-да, хорошо помню. Бедная моя девочка, влюбленная девочка. Я ей и сказала: возлюбленный подарит ей ее счастье и погибель. Ценнейший и губительный подарок. Клинок под сердце.       Женщина повернулась, когда Эрика была уже в нескольких шагах. Но ничего не сказала, а только задумчиво приподняла голову, словно вглядывалась в исповедальню. Тихо прошептала еще что-то, кажется, выругалась, и сгорбилась — капюшон скрыл лицо целиком.       Эри потупила взгляд.       — А что с другими членами Зеленой ласточки? Их предсказания тоже сбылись?       — Говорю же — всегда, всегда…       — И что вы предсказали, — в горле пересохло, голос звучал хрипло, скрипуче, — моей тете?       Монахиня выпрямилась и горделиво отвернулась, дернув бинты.       — Правду. Что она погубит остальных. И, видишь, тоже сбылось.       Эрика поежилась — да уж, видит. Неясно только, как Сондра усилила родильную горячку Агаты. Или как подбила Доминика Марьера в приступе ревности убить господина Сивэ. Настолько ли правдиво было предсказание?       А впрочем — Эри вспомнила — проклятье. То самое, из-за которого Сондра отказалась от Ками. Быть может, из-за него вокруг тети умирали близкие люди? Но ведь проклятье не влияет на опенулов! Как же тогда оно сгубило ее брата и сестру по дару?       — О чем задумалась, маленькая ласточка? Уж не боишься, что предсказание тебе перепадет?       — Я… — Эрика вздохнула. На самом деле, боится. — У нас планируется поход. Такой же, как когда-то совершала Зеленая ласточка. И в нем моя тетя получила проклятье, из-за которого ее близкие начали погибать. Вот я и…       — Проклятье? — монахиня задохнулась не то хохотом, не то кашлем. — Значит, кха-кха, так она это прозвала? Проклятье? Кто же ее проклял, кха? Ох, глупые дети! Что их ни коснется, благословение или кара, все им проклятье!       Эри вскинула брови. Что это значит? Проклятья не было? Хотя, да, о нем рассказал Стефан — а он мог что-то не так понять. Или приврать. Но если проклятья не было, то почему Сондра оставила Ками? И почему мучилась до конца жизни?       Монахиня еще долго откашливалась, прежде чем продолжить.       — Да будет тебе известно, маленькая ласточка, что «проклятье» твоей тетушки — дело лишь ее рук. Сила, с которой они столкнулись в пути, подобна природе: покуда ее не гневаешь, она дарит свои блага, а если и забирает кого, так на то воля не наша. Но стоит вмешаться, стоит возомнить себя умнее и могущественнее — о-о-о… — она запрокинула голову, и из-под капюшона показался скачущий сухой подбородок. — Тогда она отомстит. И, в отличии от природной, месть ее будет искусна и без сомнений мучительна.       Сердце соскочило с места.       — То есть, вы хотите сказать…       Эрика потерла передавленную грудь. Злосчастные шестерни в голове закрутились сами по себе. Тетя вела бурную жизнь и могла насолить многим людям. Но несложно догадаться, кто затаил на нее настолько сильную обиду, чтобы убить всех, кто был ей дорог.       Более того. Эри же сама видела, как рушится человеческая жизнь. Как пропадают друзья, близкие, счастье…       — Это было не проклятье, а месть. Месть той девушки, которую принесли в жертву, чтобы воскресить Сондру, — произнесла Эри. — Это все как-то связано с Ливиррой, верно? Ее душа каким-то образом влияла на Сондру. И — вот черт, конечно! Она так же ненавидела и Зеленую ласточку. За то, что они все были молчаливыми свидетелями ритуала и ничего не сделали. Поэтому она убила двух зайцев одним выстрелом: обратила жизнь Сондры в кошмар и покончила с теми, кого считала своими убийцами.       Что-то не сходилось, Эрике не хватало деталей. Но она точно движется в верном направлении. Все это связано: воскрешение Сондры, Ливирра, путешествие на Проминат, мнимое проклятье.       — Ты многого не знаешь, — заметила монахиня. Не подтверждая, но и не опровергая.       — И вы мне этого, конечно же, не скажете.       — Наивно полагать, что я сама знаю, маленькая ласточка, — она усмехнулась. Эри, пользуясь ее слепотой, закатила глаза. — И не строй такое лицо. Ты сама узнаешь все, что требуется. Когда придет время.       Эрика на всякий случай отвернулась.       — Поскорее бы оно уже пришло.       — Не торопи события. Твоя тетя однажды поспешила — и теперь вы все расплачиваетесь за ее торопливость.       Сложно не согласиться. Так или иначе, а то, где Эрика сейчас — это последствия действий Сондры. Впрочем, с рассказом племяннице о магии она могла и поторопиться. А не просто выпалить что-то в бреду за минуту до того, как погибнуть. Если бы не Оливер, Эри бы так и пришибли.       Кстати говоря, Оливер.       — А моя тетя, — вопрос жег язык, но Эрика старалась подбирать слова, — советовалась с вами перед тем, как разорвать душу? Просто это не тот ритуал, который описывают в каждой второй книжке. А вы, похоже, много знаете о Ливирре и ее законах.       — Если бы ласточка залетела ко мне с такой просьбой, я немедленно отвернула бы ей голову, — ответила монахиня со странной злобой. — Нет, она была слишком самовольна.       — Но как тогда?..       — Почему бы тебе не спросить у нее?       Эрика захлопнула рот. Ох, да если бы была такая возможность — она бы все тете высказала! Она бы из нее всю душу вытрясла, пока не получила ответы! Душу…       Было бы что вытряхивать.       — Она в Ливирре, верно? — сказала в пустоту Эри.       Монахиня согласно хмыкнула и вдруг подняла руку. Эрика проследила за ее крючковатым пальцем — исповедальня.       — Время. Нет нужды больше мучить его. Возвращайтесь, мальчику стоит хорошо отдохнуть.       Она произнесла это твердо, без права выбора. Не то чтобы хотелось спорить. Эрика с радостью утащит Ила подальше от этого жуткого места.       — Не беспокойся, маленькая ласточка. Я останусь здесь, мне некуда деться. Если тебе потребуется помощь, ты можешь обратиться. Однако помни — я могу и отказать.       — Понимаю, — кивнула Эри. — Спасибо.       Монахиня отмахнулась — мол, не тебя выручала, не благодари. Эрика не настаивала. Пускай у них останутся натянутые отношения, ей же не венчаться в этом монастыре, в конце концов.       От мысли о венчании на сердце стало веселей. Поскорей бы вернуться в лагерь! Но стоило Эри сделать шаг, как монахиня снова заговорила: тихонько, под нос.       — Зря пришли, ох зря, был бы он здоров…       — Что?       Эрику не услышали.       — Был бы здоров, тогда… ох, зря, — монахиня, бормоча, пошла прочь от исповедальни. — Только бы успели.       Эри потянулась за ней, но скоро слова стали совсем неразборчивыми. Отходить далеко страшновато, так что Эрике ничего не оставалось, как проводить взглядом черный силуэт и поспешить к Илу.       В исповедальне ее встретила Агата. Непонятно, где она была все это время, но сейчас голубка кружилась в крохотном помещении и разбрасывала по стенам блики от начищенных перьев. Стоило Эри зайти, как она опустилась на алтарь. Птичьи глаза по-человечески блестели и смотрели на проем в потолке. Эрика тоже бросила взгляд. Белая кайма, отделяющая чистое небо от черноты. Белый мост, мир живых… Эрика живо опустила голову.       Ил лежал на боку, свернувшись калачиком, и дремал: дышал глубоко, спокойно, легко-легко улыбался, а ресницы иногда подрагивали. Эри тихо подошла и коснулась его плеча. Ил спросонья вздрогнул и потер глаза.       — Как ты? — шепнула она.       — Эрика, — он приподнялся на локтях и зевнул. Моргнул, раз, другой, стер остатки черных слез из уголков и, наконец, поднял яркие желто-синие глаза. В исповедальне стало светлее. — Рад тебя видеть!       В монастыре подходящих дверей не нашлось — либо ворота, либо голые арки, но ничего, что напоминало бы лагерные проходы. Пришлось идти пешком. Агата вывела их тем же путем. После исповедальни тьма перед выходом показалась не такой беспросветной, но Эри все равно толком ничего не различила. Ну и ладно. Она забыла об этом сразу, как только за спиной со скрипом закрылась ржавая створка.       Ила еще мотало, он с трудом перебирал ногами. Эрика поддерживала его до самой цитадели, а там быстро, по складкам, довела до комнаты. Сколько бы Ил ни уверял, что все с ним в порядке, а на кровать он рухнул без сил. Эри молча стянула с него обувь, укутала и, понаблюдав за бодрым сиянием амулета, оставила отсыпаться. Исповедь знатно его вымотала.       Каннор мельтешил. Гремел, топал, переругивался, шелестел и издавал еще целый оркестр разных, к счастью, мирных звуков. Было это заслугой Эрики и ее плана с общим врагом, либо Алистера, неясно, но лагерь сейчас в едином порыве готовился к завтрашнему торжеству. Словно к собственной свадьбе! Не зря Анель шутила.       Эрика глянула на ближайшую дверь, мотнула головой и перенеслась в свою спальню. К Анель еще успеет. Новости ей сообщить — тоже. Первым о разделении душ должен узнать Оливер. Вместе уже будут разбираться. Слишком много пустых мест в этой картине.       Кстати!       — Йенц, теперь-то ты тут?       В ушах неприятно зазвенело. Эрика села, чтобы не закружилась голова, — и вовремя. Через шум прорвался свистящий голос, словно качающийся из стороны в сторону:       «Тут, тут. И чего ты сразу наезжаешь? Как будто я виноват!»       — А кто? Мог бы хоть предупредить, что пропадешь.       «Ты что, и пять минут без меня не можешь? Ха, тоже мне! Как помогаю, так не влезай, а как одна осталась — помоги-помоги, страшно, у-у-у!»       Эрика закатила глаза:       — Ну извини, если задела. Ты правда мне очень помогаешь, без тебя как без рук.       «Скорее уж как без головы».       — Без второй. Послушай, я узнала в монастыре кое-что, могу я у тебя уточнить? Как у… ты понимаешь, тени.       Йенц недовольно проворчал что-то утвердительное.       — Моя тетя в Ливирре?       Не успела Эри договорить, как голову наполнил свист. Хорошо, что сидела — спина обмякла, словно позвоночник расплавился, и Эрика завалилась набок. Шума стало так много, что рассудок отказывался его воспринимать.       Но все пропало так же молниеносно, как и началось.       — Йенц? — осторожно позвала Эри.       Голос зазвучал размыто:       «И да, и нет».       — В каком смысле?       Тишина.       — Йенц? Можешь намекнуть?       «Не спрашивай меня!»       — Что?       «Не спрашивай!!!»       Отчаянный крик оборвался, словно кто-то выбил иглу граммофона. Эрика, качаясь, села и еще несколько раз позвала Йенца, но теперь ей не отвечал даже невнятный свист. Только иногда что-то далеко-далеко звенело.