Dishonored: Ценою В Бездну

Смеркалось. Солнце скрылось за стенами башни, погрузив Даннуол во тьму. Каждую ночь в воздухе ощущалось беспокойство, даже несмотря на недавнее свержение ложной власти. Казалось, для светлых дней коронации будет достаточно и теперь-то грядёт новая эпоха — эпоха процветания, исправления ошибок предателей. Но Эмили так не считала. Всё её нутро продолжало содрогаться от малейших звуков, а кошмары, снившиеся ей каждую ночь, душили, заставляя тело обливаться холодным потом. Эта ночь не была исключением. Эмили не будет прежней, не после того, как окровавленное тело её матери безразлично отшвырнули в сторону. Не после того, как ей довелось пожить в Золотой Кошке, побыть бок о бок, хоть и не долго, с убийцей. Скрип перчаток в моменты его злости и шипение хрипатого голоса она не забудет теперь никогда. Еле слышно Эмили встала с кровати. Пружины застонали, заскрипел пол. Мелкими шагами она подошла к двери своей спальни и прислушалась. Тихо. Убедившись, что охрана ушла в другой коридор, она достала из-под кровати пожелтевший конверт и аккуратно приоткрыла дверь, стараясь как можно тише протиснуться в небольшую щель. Уверенными шагами она направилась к камину, который находился в конце коридора. Теперь охраны не было нигде, и она облегчённо выдохнула. Подсвечник послужит рычагом, вспомнила она слова Корво. Эмили подошла к стене, к огромной картине на ней, которую во мраке было не разглядеть и которая служила ориентиром. Она подняла руку, пытаясь в кромешной тьме нащупать металлический подсвечник. Тот поддался её грубой хватке, и в стене что-то громко щёлкнуло. Щёлкнуло и отворилось. Кирпичная кладка внутри камина медленно поднялась, показывая императрице тайный проход. Эмили, испугавшись шума, быстро нырнула внутрь коморки и дёрнула другой подсвечник с иной стороны. Стена мягко опустилась на место, оставляя вокруг себя пыльный след. Стало вновь тихо, пол больше не дрожал. Императрица сползла по стене на пол и с тяжёлым вздохом поджала колени к груди. Она молча осматривала небольшую комнату, блуждая равнодушным взглядом от одной вещи к другой. Помещение было через чур пустым, но все же Эмили было за что зацепиться взглядом. К стене был плотно прижат большой стол из красного дерева, на котором стоял аудиограф, а хаотично разбросанные листы с конвертами небрежно окружали его. В углу комнаты возвышалась картотека, видимо собранная лично Джессаминой, какие-то склянки на полу и много, много бумаг. Эмили остановила взгляд на пыльной баночке с чернилами. Те, наверное, уже давно пересохли. Так много прошло времени, а кажется, будто ещё вчера Эмили жила совсем иной жизнью. Ком досады сжал её горло, на глазах предательски показались слезы. Резким движением руки она вытерла дорожку влаги с лица и шмыгнула носом, стараясь проигнорировать слезы. Лицо её исказилось от злости, потеряв былую печаль. Письмо, торчавшее из кармана её брюк, выпало на пол, словно заставляя о себе вспомнить. Этот конверт был передан ей самим Самуэлем несколько дней назад. После её коронации Корво ушёл, а она преданно ждала, не сводя глаз с все ещё окровавленной Ренхевен, наблюдая за её преображением. И, когда на гладкой воде показался силуэт лодки, она поняла, что предсказание Аттано, перед его уходом, стало явью. С тяжёлым сердцем она приняла письмо и, кажется, на сей раз последнее. Взгляд Самуэля дал понять, что добрых новостей ждать ей не следует, и вопросы отпали сами собой. — Я… Спасибо, — Эмили прижала к груди письмо не в силах сдержать слезы. На её белоснежный фартук упало несколько тёплых капель. — Он никогда не забывал про вас, ваша светлость, — лодочник мягко кивнул, обращаясь больше к себе. В глазах его виднелась печаль, а глубокие морщины, что так давно залегли на его исхудалом лице, на сей раз придавали ему более уставший вид. — Иногда мне кажется, что я продолжаю надеяться, даже когда вести говорят об обратном. Он всегда умел… — мужчина запнулся, — выживать, — еле слышно закончил он и повернулся к двигателю, пытаясь завести лодку. — Но теперь… этого не будет? — робко подала голос Эмили, стараясь не перекричать рычание двигателя. Она знала ответ на этот вопрос, но все же желала развеять эту уверенность. — Если бы я знал, ваша светлость, если бы я знал… — Самуэль виновато опустил глаза, уставившись на воду, а после недолгой паузы тронулся, напоследок одарив императрицу тёплым прощальным взглядом. Когда лодочник скрылся за горизонтом, Эмили продолжала смотреть вдаль, туда, откуда многие не возвращаются. И теперь таких людей стало на одного больше. Встав с холодного пола, Эмили подошла к столу и присела за стул. Положив перед собой конверт она долго изучала подпись взглядом не в силах открыть его. Внутри неё что-то активно сопротивлялось, не желая читать подтверждение своих страхов. Через силу Эмили аккуратно вытащила несколько плотных листов бумаги и затаила дыхание. Почерк был очень неразборчивым и мелким, а сами листы были грязными и помятыми. Примерно в центре текста светилось три алых пятна, слегка размазанных. Она даже не сомневалась в том, что это кровь. Слезы вновь выступили на глазах Эмили, подтверждая ей её же слабость. Задыхаясь от собственной беспомощности, она крепко прижала листы к своей вздымающейся от истерики груди и еле слышно проговорила: — Нет… Я не могу… — задыхаясь от слез, шептала она, — это невыносимо, Корво! К-Корво! — взвыла она. Безжизненно Эмили все же опустила страницы на стол и вытерла мокрые скулы. Какое-то время она сидела в тишине, давая себе возможность собраться с силами. И когда этот момент настал, она дрожащей рукой зажгла свечу и взяла в руки первый лист. «Моя дорогая Эмили, если бы ты только знала, как я счастлив быть твоим отцом, как был счастлив каждому дню, проведённому с тобой. Десять лет назад на свет появилось прекрасное дитя, которое озарило не только мою жизнь, но и жизнь Джессамины. И этот день я не забуду никогда. Мне очень больно от осознания того, через что тебе пришлось пройти. Каждый день я винил себя, с того самого момента, как клинок Дауда сделал свое грязное дело, как этот убийца получил свои кровавые деньги. Я бы все отдал, лишь бы тебе не пришлось проходить через весть этот ад. Я бы хотел исправить эту ошибку, защитить вас, успеть защитить. Мне так не хватает твоей улыбки, твоих солнечных глаз… Ты умная и талантливая. Но особенно — сильная. И я хочу, чтобы ты не забывала об этом. Никогда. Ты сможешь быть той императрицей, в которой все нуждаются, сможешь справиться с этой ответственностью, просто потому что ты моя дочь и дочь своей матери. В тебе живёт невероятный потенциал, и, если ты пойдёшь дальше, сможешь переступить через всю боль, что душит тебя, то увидишь, насколько невероятна. Что на счёт моего обещания… Я не справился. На этот раз я не смог. Письмо этому подтверждение. Когда я покинул башню, затопленный квартал был уже пуст. Мне не хватило совсем немного времени перехватить этого ублюдка. Мои поиски не увенчались успехом. И когда я совсем отчаялся, то наткнулся на одного из ассасинов, последнего китобоя торговой палаты Радшора. Я выследил его, я пытал его. Очень долго и мучительно. В итоге Томас сломался и выдал мне новое логово в обмен на свою смерть. Обещание я выполнил, и крысы сделали свое дело… Сейчас я нахожусь в катакомбах, собственно там, где и перехватил меня Дауд, в клетке под заброшенным поместьем. Возможно, это одно из последних зданий Таддеуса, этого мне уточнить не довелось. Дауд знал, что я приду за ним. Он знал, что я буду сражаться, поэтому отрубил мне левую руку, теперь силы метки бесполезны, а значит бесполезен и я сам. Дауд все продумал, все, до малейшей детали. Он распустил ассасинов, но при себе оставил самых преданных. Томас был одним из них, он был очередной пешкой, приманкой для меня. Его смерть была моей проверкой, которую я благополучно завалил. Теперь Дауд сделает свое дело, доведёт его до конца. Я знал, что отпускать его тогда было грубой ошибкой, но я не смог отомстить, не смог, потому что он попросил сохранить ему жизнь. Я дал слабину, а после, когда все вернулось на круги своя, я понял, что не могу жить, зная о том, что когда-то отпустил его. Месть вновь разгорелась во мне, как искры потухшего костра. Я подкормил эту месть, я заставил искры вновь разгореться. Теперь я поплачусь за это своей жизнью. Моё последнее желание было написать письмо, и он дал мне эту возможность. Если свои мотивы я могу понять, то его остаются для меня загадкой. Я не могу точно сказать, движет ли им месть, так же как мной, но в любом случае это уже не имеет значения. Я совершил грубую ошибку, и теперь поздно сожалеть о содеянном. Ничто не способно повернуть время вспять. Эмили, не ищи меня, не смей выходить из башни, слушайся Каллисту, она многому может научить тебя. Моя ошибка не должна погубить ещё и твою жизнь. Ты слишком мала, ты ещё многого не понимаешь. Если бы я хотя бы попытался подумать не только о себе, подумать о последствиях, о других вариантах исхода, но ничего этого не пришло в мою голову. Я был так уверен, что смогу победить, что смогу одержать победу над ним ещё раз, но… Я устал, я слишком устал убивать, гнаться за чужими жизнями, быть палачом. Нужно было остановиться, ещё на Томасе, но этот парень… Он показал мне, что такое стойкость, что такое преданность, словно напомнил мне того, кем когда-то был я сам. И я возненавидел этот образ, эту силу. Убив его, я отказался от самого себя. Теперь я это понял. Прости меня, малышка. Если все же это письмо дошло до тебя, то Дауд сдержал слово и Самуэль передал конверт, как полагалось. Думаю, какое-то время тебе не стоит упоминать о моей участь, ради твоей же безопасности.» Последний лист выпал из рук Эмили. Губы её задрожали. Она пыталась вымолвить хоть слово. — Корво… — только и выдавила она из себя. Осознание холодной волной обрушилось на её уставшую голову. В висках запульсировала тупая боль. Больше у неё нет отца? И каков расклад теперь, когда она осталась совсем одна? И, если так подумать, без Корво она совсем уж лёгкая добыча, а значит власть недолго будет под её контролем. — Бедное дитя, — послышался за спиной императрицы мягкий мужской голос, до боли знакомый. — Ты не выбирала такую участь, но жестокие планы все же настигли тебя, без твоего ведома, — мужчина скрестил массивные руки на груди и посмотрел своими чёрными глазами на Эмили. Лицо его не выражало никаких эмоций, оно было пустым, холодным, но таким притягательным. Глаза цветом бездны манили своей чернотой, и стоило Эмили опомниться от гипноза глубокого омута, понять, что происходящее вовсе не сон, как она тут же вскочила с места. От страха и неожиданности ноги её подкосились, и девочка шлепнулась на пол с глухим соответствующим звуком. — Нет, нет! — выкрикнула она, — Ты приходишь только во снах, а сейчас… Сейчас я вовсе не сплю, значит мне чудится! — задыхаясь от ужаса, вымолвила Эмили. — Не подходи ко мне! — из последних сил выкрикнула она, наблюдая за тем, как мужчина медленно приближается к ней, вовсе не касаясь пола. Носки его чёрных туфель смотрели вниз, и пол казался через чур далёк от соприкосновения с обувью. — Эмили Колдуин, это не сон. Я могу являться не только в них, — монотонно мужчина начал свою речь. — Тебе не зачем сбегать от меня, моя метка уже на тебе, — мужчина вытянул руку и указал на светящееся запястье императрицы. — Прими мой дар и распоряжайся им так, как посчитаешь нужным. А я буду наблюдать, за каждым твоим шагом, за каждым выбором. — Что… что тебе нужно? — сквозь слезы Эмили уставилась на тёмную парящую в воздухе фигуру. — А чего хочешь ты? — ответа на этот вопрос не последовало, тогда мужчина вновь начал свою холодную речь. — Я — Чужой. Ищи руны и амулеты, сделанные в мою честь, ищи китовые кости со знаком, как на твоей руке. Пой песни в мою честь и тогда, быть может, я дам тебе больший дар, ещё больше силы. — Мне это не нужно, — прошептала Эмили и поставила светящуюся руку перед собой. — Мне не нужен твой дар! — выкрикнула она, уставившись бездне в лицо. — А что же тогда тебе нужно? — все так же спокойно продолжал Чужой, слегка склонив голову. — Корво, — отстраненно закончила Эмили. — Мне нужен тот, кто уже никогда не вернётся. — Корво… — еле слышно повторил мужчина с глазами бездны. — Значит, таково твоё желание, — после этих слов фигура медленно растворилась. Тьма поглотила тьму. Эмили осталась сидеть на холодном полу одна, не в силах пошевелить хоть пальцем. Свет метки на её маленькой руке постепенно затухал и Эмили, как заворожённая, не могла отвести от неё глаз. Бледно-голубой огонёк окончательно погас, оставив императрицу в полной темноте. На ватных ногах она дошла до комнаты и от полного бессилия рухнула на кровать. Её все ещё красные от слез глаза были устремлены на загадочные узоры на руке, изгиб на изгибе, создающий полноценную метку, что-то, что имеет логическое объяснения или хотя бы смысл, который познать ей пока было не суждено.