Ассорти

Переливающееся в солнечных лучах море встретило своего первого посетителя довольно бурно — волны пенились, высоко вздмымались, поднимая морскую соль в воздух. Витала приятная утренняя атмосфера и солнце аккурат вылезло за тонкую линию горизонта, вспыхивая в небе красным. Чун Юнь был поражен, столь лет мечтая увидеть бескрайние соленые просторы, наконец нашел рай на земле. Обустроенный уютно песчаный пляж подзывал к себе, и юноша присел на мелкий мягкий песок, где столь хороша была его нежность и глубина, что парень запустил в него руки, довольствуясь исполнением давнего желания. Ему было одиноко, но это делало настроение — то самое вдохновение, возникающее раз в тысячу лет, когда планеты сходятся, предсказания сбываются и свершаются великие дела. Он провел карандашом по бумаге, делая набросок. Легкий ветер трепал голубой цвет его волос, вызывая щекотку в районе шеи и щек. Когда он ехал сюда шесть часов, то наконец смог признать, что у него сейчас непростое время, кризис веры в себя — учеба дается тяжело, любимое призвание не радует сердце, в голове аж целых ноль идей для написания своей книги. Всегда кажется, что мир отворачивается от тебя, играет в обиженного ребенка, которого тебе никогда не задобрить, потому что тебе, дружок, не повезло. Всем везет, но тебе — нет. «Так иногда бывает, — признается себе Чун Юнь, обдумывая тему будущей книги, — вот только никто никогда не уточнял, сколь долго тебе будет не везти». Усталый вздох вырвался сквозь пелену сдержанности, которой он себя обмотал — напряженные плечи выкатились вперед, руки опустились. Он так хотел увидеть море, что бросил все и просто примчал сюда со всех ног. Забил на утренние пары, дела в кружке и намечающуюся вечеринку у Ху Тао. Журналистика — это то, что делает Юня счастливым, но не тогда, когда твое имя самое последнее в списке, когда неожиданно легкие темы становятся дамокловым мечом, который грозится вылится в отчисление. Проще говоря — в конец его жизни. Море было его успокоением, его великой, вечной музой, дарующей благосклонность и легкость на сердце. Как говорится, все дороги ведут в Рим, а у него — к морю. К соленой воде, вскрикам птиц, водной глади, отражающей небеса. Его плечи вздрагивают в приступе нежности — столь прекрасным показался ему момент, и выдох, долгий и сосредоточенный, дал началу словам на листке блокнота. Где-то в кармане вибрировал телефон, оповещая об очередном всплывшем уведомлении. Чун мечтал о небольшом домишке у лазурной глади и золотых песков, прямо как здесь. У него обязательно было бы бунгало, небольшая терраса с деревянным столиком и небольшим стульчиком, укулеле и бог знает что еще. Но некоторым мечтам никогда не суждено будет сбыться. Потому что он никогда не был морем, не ощущал прилив свежести, бодрости и всегда делал все через силу, через терпение и труд. И парень ощущал себя пустыней — горячей, забытой и одинокой. Песок иногда ворошит ветер, чтобы пустыня не забывалась о том, что все еще находится в этом бренном мире, но это так, ерунда. Как иногда хочется капельки воды, холода её прохлады, живительной скрытой силы. Чун смотрит на море впереди, окрашивающиеся в разные оттенки синего и вздыхает. Замечает вдали движение — кажется, это дельфины, играются в рассветном утре нового дня. Их некому потревожить. Делает несколько аккуратных заметок про то, что надо добавить в книгу отсылки на дельфинов, чтобы главный герой то тут, то там натыкался на изображение или упоминание этих прекрасных существ. — Хм, дельфины, — хмыкает Юнь, прижимая блокнот к сердцу. Голова откидывается на безжизненно-податливый песок, и тот послушно меняет свою форму, давая парню полежать. Идея кажется ему не такой уж и плохой, а что? Добавить немного мистики в книгу, какую-нибудь интересную морскую тайну. Бурный поток мыслей настигает его в тот же момент, даруя шанс на движение вперед.

***

Не проходит и недели, как он снова посещает этот пляж. На этот раз вечером, почти ночью, когда ничего не освещает морских берегов и море сливается с чернотой неба. Водную гладь едва можно разглядеть, но все же Чун бредет туда, потому что делать ему все равно больше нечего. Он немного пьян, немного не в себе, немного расстроен. В голове бурлит куча мыслей, разбивающих ему сердце. Подло сбежал с тусовки, понимая, что ему там совсем не место. Схватился за голову, замер, вообще не понимая, что делает. В какой-то момент, пару дней назад, ему все осточертело — его отчитали за срач соседей, за запах электронных сигарет и найденные на полу презервативы, за последнюю контрольную по классической литературе ему поставили голяк — буквально ничего, потому что все было ТАК плохо. В добавок алкоголь, призванный заглушить истязания и чужие упреки — довел до одной ужасной константы — книга ему вовсе не нужна. Писать ему не хочется, да и таланта у него нет. Сколько бы ни пытался писать эссе или очерки, выходили нескладные глупые слова и дорожки из слов, где смысл улетучивается уже на втором предложении. А все виной его природная неусидчивость, небольшая гиперактивность и желание сделать все и сразу. Ухватиться за все веревки, все возможности и спасательные круги. Чун сбросил кроссы, спрятал в них носки и побежал в сторону моря. Мелкие волны окатили его ступни и затем ноги, заставили ойкнуть, застучать зубами. Было чертовски холодно, но этот холод понемножку его отрезвлял. Он снова взглянул вдаль, и в этот раз пришлось здорово прищуриться, чтобы приметить столь хорошо скрывающийся горизонт. Все же хорошо, что сейчас никого нет. Никто не может подслушать его, увидеть, подсмотреть за тем, как одинокая фигура бредет вдоль песка и мерно ласкающей ноги воды. Как Юнь бормочет себе что-то под нос, потому-то все еще слишком пьян. И как он только не попал в аварию на пути к этому месту? Усмехается, продолжая свой странный монолог. Он говорит обо всем и ни о чем сразу — о семье, учебе, выборе профессий, о всех неудачах и его неловких ситуациях, когда он краснел как свежий сочный помидор, говоря какую-нибудь глупость невпопад. Это помогало устаканивать внутреннюю бурю разочарования, поток грусти и печали, которые ему просто надо пересилить. Среди многочисленных сказанных фраз было много глупостей, но море всегда нежно и тихо отвечало ему, напоминая о себе шумом приливаемой к берегу воды. Несколько раз послышались тихие шлепки по воде, но Чун не придал этому значения, думая о том, что это может быть что угодно — от птицы до медузы, буквально. Но стоило негромким шлепкам повториться, как Юнь обеспокоенно зыркнул в сторону, примечая небольшую скалу впереди. Кажется, он забрел далековато, песок стал немного иным — оказался более крупным и колючим. Видимо, в этой части пляжа людей никогда не бывало. Звуки привели его именно сюда, или это он их сюда привел, но спустя несколько секунд тщательного мотания головой, украдкой обнаружил отблеск чего-то прямо в самом море. И какого было его удивление, когда он застал огромный, явно не принадлежащий рыбе, хвост. В такой-то темноте сложно что-то хорошо рассмотреть, но Чун клянется, что хвост был по меньшей мере с его руку, а цвет явно был серебристо-синий. — Эй, — позвал он, — кто здесь? Он хотел показать, что здесь безопасно, но и сам немножечко боялся. — Я не обижу, — голос предательски дрожит и ломается на ветру, поднявшемуся столь неожиданно. Долгое время смотрит, вглядывается в мерно колыхающиеся друг о дружку небольшие волны. Надеется на… что-то? Ведь если ему это привидилось — это явно печальный, очень печальный факт. А значит, пора завязывать с алкоголем в собственной жизни. Вначале на воде показалась рябь — заметная, чтобы разглядеть её даже в ночи, затем голова, темно-синий цвет волос и обладатель этой мокрой шевелюры. — Прости я тут… нырял, знаешь, так, забыл о времени, — говорящая голова не вылазила из леденящей душу и тело воды, по всей видимости, чувствуя себя комфортно. Чун Юнь громко и обреченно выдохнул, чувствуя, что его душа точно готовится покинуть тело. Слова вырывались сами собой. — И для чего так пугать? — он состроил обиженную мордашку, массируя болезненно отдающие мигренью виски. — Ха-х, да не хотел, знаешь, — незнакомец глубоко дышит, будто только что пробежал спортивный марафон, — задумался как-то о своем, а тут гляжу кто-то ходит недалеко. — А-а, ну, — неторопливо расстягивает студент, — ночная прогулка. Бодрит и… новые идеи есть, для написания… книги. Он выдавил из себя эту гнусную ложь лишь потому, что не хотелось перед незнакомцем выглядеть типичным глупым подростком, у которого на уме только сигареты или алкоголь. От него совсем немного разило, но риск быть замеченным оказался ничтожно мал. — Ого, реально пишешь?! Сам? — незнакомец бурно реагирует, вынимая из водной глади руки и расстопыривая пальцы в сторону. — Пытаюсь, по крайней мере, — хмыкает сам себе, про себя думая, что на кой черт он хвастается тем, что может быть, еще не будет написано и издано? — Вау, клево. Я бы послушал, или почитал, но, как бы пора закругляться, — неловко потирает шею паренек в воде, не двигаясь с места. Повисло небольшое молчание. Они оба смотрели друг на друга, и оба смутились. Чун от того, что все еще немного не в себе, и потому, что они просто пялятся друг на друга. Незнакомец, видно, по своим причинам. — Ладно, тогда… Пойду. Увидимся, приятель. — Меня зовут Син Цю. — Ну пока, Син Цю. — Пока.

***

Время пролетает незаметно, но незнакомый ему Син Цю оставляет после себя приятное тепло на душе. Наверное, это классно, когда твоей книгой и идеей кто-то интересуется, когда его глаза блестят «так», при упоминании книги. Он сидит и пишет дурацкое эссе по Джеку Лондону и улыбается. А может, он просто любит книги, вот и все. Юнь, к примеру, тоже читает взахлеб, хотя по нему, в целом, и не скажешь, что он за жизнь открыл хотя бы одну книгу. Учеба слегка стабилизировалась и теперь его жизнь стала чуть спокойнее, однако пахать отнюдь не перестал: усталый вид Чуня пугал всех, в том числе и преподавателей, но кто сказал, что он будет сдаваться? Кофе и книги стали вечным его спутником, и семестр впервые прошел гладко. Книга немного встряла, но лишь потому, что пришлось немного поменять изначальную идею и сменить жанр. Добавить детектив и убрать романтику оказалось не так просто, и многие ключевые роли, факторы и персонажей пришлось сильно видоизменять. Он решил отложить это и устроить себе долгожданные каникулы, длиною в два выходных дня. Собрал все, что посчитал нужным и рванул к морю! Плавки и маску взял самым первым и естественно, прихватил крем для загара, полотенце, очки и соломенную шляпку. Эти два дня обещали быть лучшими в его жизни. Днем ему тот самый пляж, на котором он уже бывал два раза, показался совсем иным. Сейчас не рассвет и не тьма, солнце палит высоко, греет открытые спинку и плечи. Люди расположились то тут, то там и всюду слышна жизнь. Он расположился недалеко от входа в море, понимая, что это тоже неплохо, когда есть смена обстановки. Если бы он всю жизнь смотрел на пустующий пляж и тихо вздыхал, находясь в одиночестве, то давно бы перестал ценить и красоту моря, и моменты уединения. Чун все еще пытается не унывать, и потому в решимости исследовать морское дно, влезает в бьющие его ноги и бедра прохладные волны. Вначале вода приятно холодит и лишь затем уже — греет. Он улыбается, надевая маску и погружаясь внутрь, ныряя. Дивная красота морского мира выглядит прекрасно, и переполненная многими созданиями и существами, увлекает. Хочется все исследовать, трогать и фотографировать. Чун совершает три захода по две минуты примерно прежде чем снова подмечает странность — кажется, словно где-то вдалеке мерцает знакомый ему серебристо-синий хвост. Или это свет играет с его зрением, снова обманывая голову. Он подплывает ближе, но недостаточно, чтобы что-то разглядеть. Юнь не самый быстрый товарищ, когда дело касается скорости. Но, все же спешит, гребет руками, устремляя свое тело вперед. За очередным раскидистым кустом коралла прячется громадное углубление, ведущее вниз, видно, какая-то яма или странно сформированное дно. Он находит его несколько потрепанным и на дне его поблескивает словно бы бисер, оставленная чешуя. Необычной рыбы? Глаза бегают по разным углам, а легкие жжет от недостатка воздуха. И когда он решает выбираться на поверхность, примечает знакомого ему паренька, того самого Син Цю но… с хвостом?! Он стремительно выныривает, жадно ловит воздух ртом и кислород опаляет его внутренности, заставляет жмуриться и дрожать. За руку его что-то хватает и он взвизгивает от страха, дергаясь в сторону. — Тише, ну, — бурчит показавшаяся из воды голова Син Цю, — не вздумай убегать. Клишированная фраза из кино вызывает неподдельные мурашки на спине и руках. — А… а, — ошарашенно глядит парень и в его глаза попадает морская вода, — ай-й, щиплет. Он кряхтит и трех лицо, в надежде стрепеть неприятные ощущения, и хватка на руке чуть ослабевает. — Так ты… — Ну да. — Как из сказок? — Почти. — Ты же не убьешь меня? — Только если ты дашь мне почитать свою книгу. Они кивают друг другу.

***

Ситуация выходит до боли странной и Юнь, сидя на берегу, думает о том, что он реально видимо совсем повредился головой, когда так долго был на такой глубине. Он достал черновик и наброски первой главы, потому что еще не успел отредактировать и перечитать, да и ко второй ещё не приступал. Слишком энергозатратно это все оказалось. Планировал так, что к выпуску будет готова половина или большая часть книги, а там уже и до релиза недалеко. Когда людей на пляже поубавилось, он протянул Син Цю блокнот и первую главу, немного заходя в море. — Ты же не утопишь мой блокнот? — недоверчиво проворковал Чун, вцепившись в него из последних сил. — Да почему?! — кряхтел от негодования русал, пытаясь отнять вещицу. — Ну-у-у, из мести за то, что раскрыл твой секрет? — О-о, ладно, клянусь русалочьей честью, а теперь отдай. — Честью? — Ага. Могу хвостом, жабрами и волосами. Надо? — Нет, — усмехнулся студент, — ладно, прости, долго не задерживайся. Он вышел из воды, окинул силуэт в воде быстрым взглядом, вернулся на свое место. Привлекать внимание не хотелось. По прошествию тридцати минут русал вернулся, с целёхоньким дневником и целой вагонеткой радостных эмоций. О том, как понравилось ему, что первая глава вышла на редкость хорошей, и что теперь он ждет продолжения. — Ха-ха-ха, знаешь, я задумываюсь о том, чтобы сделать тебе водонепроницаемую версию, — улыбка сияет на лице Чун Юня и ситуация больше не похожа на бред сумасшедшего или старого пьяницы. — А что, такие книги уже есть? – вопрошает парень, сияя надеждой в глазах. — Нет-нет, прости. Но, быть может… Надо узнать? Студент журналистики тепло улыбается, запуская руку в свои волосы. — Знаешь, раз уж все так вышло, то ты теперь мой друг. — А у русалов они бывают? — Отчего нет? Или ты думаешь, я соблазняю моряков и ем их сырые вонючие останки? Мерзость, — он показывает ему язык, скалясь. Покрасневшее лицо Юня говорило совсем об обратном. — А-ха-ха-ха, ладно-ладно, в какие еще байки о нас ты веришь?

***

Их разговоры продолжились, как и встречи, обычно это было под самый вечер, когда посетителей на пляже почти не было, или под утро, когда мало кто осиливал себя на пробежку вдоль пляжа. Но когда пришло время уезжать, никто не хотел прощаться. — Знаешь, у тебя все получится, — самоуверенно утверждает Син Цю, смотрит на него снизу-ввверх. — Значит, веришь в меня? — Верю. — Тогда, стоит увидиться, когда я допишу эту чертову книгу. — Хочешь, напутствие от русала? Ну же, нагнись ниже. Он сгибается над самой кромкой воды и получает расцветающий на собственной щеке поцелуй. — Ах… — моментально млеет Син Цю, прикрывая глаза, — я буду беречь его. Верну, когда приду с книгой. — Буду ждать. — Я тоже.