Старая Ива

Пять лет беззаботной и счастливой жизни пролетели, точно одно мгновение… — Нет, А-Чэн, ты останешься здесь, — абсолютно спокойно, как бы между делом произнёс Цзян Фэнмянь, будто бы вопрос и яйца выеденного не стоил. — Что? Но почему? — тут же в недоумении повернулся в сторону отца Цзян Чэн. В обеденном зале на несколько мгновений повисла гробовая тишина. — Я считаю, что ты уже приложил более чем достаточно стараний к изучению как прикладных, так и фундаментальных наук. Пусть с виду и не скажешь, но библиотека нашего ордена почти столь же обширна, сколь таковая в Облачных Глубинах, разве что в Гусу Лань, в процентном соотношении, гораздо больше трактатов по философии, истории и медицине. Вэй Ину стоит набраться сдержанности и рассудительности, а также усовершенствовать свои навыки… фехтования, — секундная заминка, сорвавшая пелену замешательства юноши. «Навыки заклинательства» — вот, что хотел произнести отец, однако будто боялся использовать это слово при Цзян Чэне. Значит, он всё понял правильно и действия Цзян Фэнмяня — желание дать Вэй Ину всё, помочь стать действительно незаурядным заклинателем, раз уж с родным сыном не вышло. Так же ведь было и в прошлой жизни, да? — Тебе же выпадет прекрасная возможность немного отдохнуть. Если же тебе так не хочется сидеть без дела, то учитель Сян будет очень рад наконец-то съездить к внукам и дочери в Мэйшань Юй в то время, как его заменит достаточно компетентный человек. Быть может, тебе удастся вбить знания в юные головы с гораздо меньшими трудностями. Если ты согласен на пару месяцев побыть вместо учителя Сяна, Вэй Цансе окажет тебе посильную помощь. Всё это были лишь пустые слова. Будто у тебя отбирают долгожданную конфету, взамен спрашивая, не хочешь ли ты угоститься семенами лотоса, собранными специально для тебя. Ты не хочешь лотосовые семечки, ты хочешь конфету, но и отказаться от навязанного угощения ты не можешь, не выставив себя в дурном свете. Омерзительная ситуация. Тем временем снова тонкой струной натянулась тишина. Единственное, чего в тот момент хотелось Цзян Чэну — с грохотом припечатать палочки для еды к столешнице и, извинившись, быстрым шагом уйти прочь, сославшись на потерю аппетита. Но нет. Пришлось всеми силами держать каменное лицо и давиться едой, что в горло не лезла после оглашения решения отца. В тот вечер произошёл первый крупный скандал родителей. Припоминая прошлую жизнь, Цзян Чэн понимал — они ещё слабо стараются, так, на шесть из десяти, однако, в этой жизни, Цзян Фэнмянь и Юй Цзыюань, прежде, никогда не доходили до такого. И причина, кто бы сомневался, Вэй Ин и Цзян Чэн. Будто новая жизнь невесть откуда достала старые грабли и решила на них наступить. — …вот, значит, как теперь это называется, да?! — кричала матушка, вероятно, в своей беседке, на другой стороне дома. До Цзян Чэна долетали лишь обрывки, но шума всё равно было невероятно много, для уже привычной реальности. Цзян Чэн не вслушивался в слова — и без того прекрасно знал, о чём родители говорят. Ближе к середине скандала в комнату вошёл Вэй Усянь. — Шиди? — тихо позвал он. — Я не сплю. — Действительно, как тут уснёшь… — со вздохом произнёс Усянь, и в голосе его зазвучали нотки то ли сожаления, то ли извинения. Цзян Чэн так и не стал в этом разбираться — ему было далеко не до шисюна. — Тебе нужно выспаться — завтра тебе предстоит долгая дорога. — Да… — согласился Вэй Ин, но и не сдвинулся с места. — Я в порядке. Правда. Просто немного расстроен. — Ты уверен? А вот твои глаза говорят совершенно иное. — Мои глаза — самое бесполезное, что во мне есть: я должен видеть мир вокруг, но они упорно показывают лишь темноту. Не говори, что ты поверил этим безжалостным лжецам. — И всё же, сейчас, думаю, они более чем искренны со мной. Шиди, ты так сильно хотел отправиться в Облачные Глубины? Или… — Всё сразу. Не люблю их ссоры. — Обещаю, я вернусь как можно скорее и не оставлю тебя и нашу дражайшую подругу в одиночестве надолго. А уж когда шицзе вернётся из Ланьлина, всё на самом деле станет как прежде. — Цзян Чэн слышал его улыбку. Успокаивающую и нежную. Слышал и хотел в неё верить, однако с каждым днём внутри Ваньиня нарастало беспокойство — всё повторялось. Пусть теперь он был слеп и отношения внутри ордена складывались более спокойными, чем в прошлый раз, однако за пределами стен Пристани Лотоса все события повторялись, как и в прошлой жизни. — Хотелось бы и мне в это верить… Лодка с Вэй Усянем отчалила с первыми лучами солнца; ближе к полудню отбыл и учитель Сян, добродушно пожелав Цзян Чэну терпения с «разленившимися оболтусами». — Уверен, что справишься? — легко спросила Вэй Цансе, когда они шли к учебному крылу. — Я уже не ребёнок, и мне по силам научить пару десятков адептов основам философии, — как можно спокойнее ответил Цзян Чэн, хотя раздражение и обида, мучающие его с вечера, вовсе не ушли. — Действительно, ты вовсе не ребёнок, — произнесла женщина абсолютно серьёзным тоном. Казалось, она хотела сказать ещё что-то, но молчала, как делала иногда когда-то мама, зная о проделках детворы, но вынуждая их лично признать свои ошибки и рассказать правду. Такое молчание давило, особенно в сложившемся контексте. «Вовсе не ребёнок»… Цзян Чэну, впредь, следует вести себя осторожнее. Вэй Цансе не может знать ничего наверняка, похоже, она лишь начинает догадываться, что Ванинь мозгом старше своего тела, а потому её подозрения должны оставаться всего лишь подозрениями. Так шёл день за днём. Поначалу некоторые из учеников, не знакомые ранее с наследником Цзян, не восприняли юношу едва старше себя всерьёз. Им потребовалось несколько дней, чтобы прийти к мысли: «Пойми ещё, кто из них более требователен, старый учитель Сян или молодой господин Цзян». Через неделю Цзян Чэну пришёл подарок. Из Гусу. От Вэй Ина. Переписанный трактат о природе далёких западных земель за бескрайними степями, где сосны, точно колья, пронзают высокие небеса. Он был небольшим, несколько десятков страниц, однако каждый образ описывался так ярко и ново, что Цзян Чэн будто воочию мог увидеть гигантские деревья. Вэй Цансе, читавшей книгу Цзян Чэну, тоже крайне понравилась работа и, после недолгих размышлений, копия Вэй Усяня была отправлена в библиотеку ордена. С того дня, каждую неделю в Пристань Лотоса вместе с письмами доставляли и копии каких-нибудь книг, сделанные Вэй Ином. *** «Я тебя люблю». Три очень простых и, порою, безумно важных слова. Лёжа на кровати, Цзян Чэн прокручивал в голове воспоминания из детства, слова родителей, когда-либо сказанные друг другу или самому Ваньиню, свои собственные чувства, возникавшие что в былые годы, что сейчас, после очередного скандала супружеской четы, и, в то же время, не думал ни о чём. Месяц за окном уже уверенно шагал к горизонту, а сна у юноши не было ни в одном глазу, хотя скопившаяся за день усталость весьма явственно давала о себе знать. Цзян Чэн уже несколько месяцев жил вот так, лишь под утро успевая поймать недолгую дрёму или беспокойный сон. Он был истощён. И физически, и морально, и умственно. Перед слепыми глазами по-прежнему стояла темнота, которая, казалось, медленно, но верно все пятнадцать лет пожирала Ваньиня. Нет. Она делала это уже давно, ещё в прошлой жизни, однако Цзян Чэн предпочитал не замечать, игнорировать пустоту, занимать себя хоть какой-то полезной работой. И в прошлой жизни это помогало. Теперь же юноше ничего не оставалось, кроме как ночами бесцельно лежать без сна, а с утра и до самого вечера делать вид, что всё хорошо. Ведь иначе всё станет ещё хуже… Прохладный ветер свободно гулял по комнате, вынуждая Цзян Чэна ёжиться на кровати, однако юноша всё продолжал лежать, не спеша закрывать окно. Зачем? Чтобы через полгода снова оказаться в захваченной Вэнями Пристани Лотоса? Чтобы услышать, как всех, кого он знал, нещадно убьют в одну ночь? Чтобы снова оказаться одним из трёх выживших в адском пламени лишь зарождающейся войны? Заболеет Цзян Чэн или нет — не велика разница, и от того это чувство безысходности, что точно снежный ком растёт с каждым днём, всё глубже утягивает юношу в свою пучину. История была обречена пойти по уже известному Ваньиню сценарию, пусть и с небольшими изменениями в деталях. Вэй Усянь выиграет соревнования лучников. Вэнь Жохань возьмёт наследников великих орденов, по факту, в заложники. Вэй Ин, спасая всех из пещеры, отличится, и Юньмэн Цзян станет первой целью Цишань Вэнь в грядущей войне. Шицзе простит Павлина, выйдет за него, родит А-Лина и, в итоге, погибнет, защищая Вэй Ина, который прежде попадётся Вэням, вероятно, снова лишится золотого ядра, но уже при других обстоятельствах, потом станет старейшиной Илин и, геройствуя ради кучки поверженных Вэней, в конечном счёте будет растерзан своими же мертвецами, оставшись в гордом одиночестве на горе Луаньцзан. А вернувшись через тринадцать лет, отбросит прошлое и будет счастливо прятаться за спиной Лань Ванцзи. Последнее отчего-то вызывало ужасное раздражение у Цзян Чэна даже сейчас, но что изменит это чувство? Ничего. Круг замкнётся на смерти Цзян Ваньиня в храме Гуаньинь, потому что даже будучи слепым, он не сможет бросить нерадивого шисюна на растерзание Цзинь Гуанъяо, а адепты будут измотаны произошедшим на Луаньцзан и лишь напрасно сложат головы в коварной ловушке, если Ваньинь возьмёт их с собой. «Я тебя люблю» — вновь и вновь всплывали в голове юноши слова Вэй Ина, обращённые к Ванцзи, а нутро, в очередной раз, что-то неприятно кололо. Странное, не поддающееся логике и анализу чувство, будто у Цзян Чэна вновь отнимали то, что принадлежало ему. От знания конца хотелось выть волком, хотелось плюнуть на всё и пропустить через тело мощный поток ци, чтобы оно сломалось окончательно, чтобы не становиться свидетелем смерти дорогих сердцу людей, чтобы больше не чувствовать пустоту и отчаянье. Но нет, нельзя. Грядущее следовало принять как данность. Смириться и следовать уже существующему сценарию. Так будет проще, но… Впервые, за очень долгое время, Цзян Чэн явственно чувствовал, что больше не хочет оставаться один… *** Лето, казалось, вовсе не хотело уходить, жарко припекая даже на закате дня. Цзян Чэн сидел в могучих корнях ивы и, свесив босые ноги к воде, задумчиво гладил Сюань У, чья гигантская голова покоилась рядом с коленями юноши. За почти шесть лет черепашка, едва ли превосходящая своими размерами руку Цзян Фэнмяня, вымахала в небольшой плавучий остров, то и дело сбивая с толку гостей ордена и просто неосведомлённых о её существовании людей. После того, как Сюань У (или, как Ваньинь её ласково называл — Сюань-Сюань)* стало тяжело носить на руках, Вэй Чанцзе предложил выпустить её в водоём, где рептилия могла не стесняться и плавать вдоволь, в отличии от мелкого пруда с карпами. Едва ли мужчина, предлагая эту идею, предвидел, что черепаха вырастет НАСТОЛЬКО, и уж тем более что она повадится ночью ползать до покоев Цзян Чэна, чьи двери выходили как раз на бывшее место её обитания, снося на своём пути всё, кроме стен. Когда же панцирь драгоценного питомца впервые застрял в дверном проёме, Цзян Чэн собрал свои вещи и, не без помощи Вэй Ина, переехал в комнату с маленькой террасой у воды. Как ни странно, Сюань У больше не пыталась залезть внутрь здания, по привычке продолжая наблюдать за спящим хозяином из воды. Тогда же черепахе очень полюбилась охота на рыб и, в особенности, на сомов, коих в водах Пристани Лотоса было едва ли не больше, чем самих лотосов. Временами, когда Цзян Чэна накрывала апатия, он слышал, как что-то тяжёлое с хлюпающим звуком падало на дощатый пол террасы. В первый раз он долго не мог понять, что произошло, однако теперь, зная ответ, его лицо неизменно трогала редкая улыбка. Сюань-Сюань, видя грусть хозяина, неизменно пыталась порадовать его, принося лучшее блюдо по её мнению — сома. И не абы какого, а всегда упитанного и длинного, но обязательно уже мёртвого, сразу готового к употреблению. На её взгляд. Но Цзян Чэн всегда принимал эти подарки, сделанные от всего черепашьего сердца. Отдельного упоминания требовали речные гуи. Вернее, их окончательное исчезновение из близлежащих вод. И, говоря «близлежащие», Цзян Чэн имел ввиду все реки, связанные с Пристанью Лотоса в радиусе 80 ли**. Дальше Сюань У пока не заплывала. Пока. Рептилия медленно и глубоко дышала, пребывая в вечерней дрёме после плотного ужина корзиной фруктов и парой-тройкой пойманных со дна сомов. Шершавая кожа черепахи уже обсохла и нагрелась, так и маня вымотанного Цзян Чэна прилечь и вздремнуть. Кончался четвёртый день осени, завтра из Ланьлина должна была вернуться Яньли, а из Гусу — Вэй Ин. Не переставая гладить шершавую кожу Сюань У, Цзян Чэн прилёг на её шею, погружаясь в сладкую дрёму. Черепаха, верная своим абсолютно не подобающим черепахе привычкам, начала издавать тихий, похожий толи на храп, толи на кошачье урчание, звук. Мягкая рука почти сразу уснувшего Цзян Чэна, так и застыла, обхватив единственный сломанный шип в капюшоне дражайшей подруги… *** — А-Чэн! — услышал юноша родной голос и, уже не опасаясь сбить кого-нибудь с ног, побежал к сестре, поймавшей его в крепкие ласковые объятия. — А-Ли, я так по тебе скучал, — тихо прошептал Ваньинь, однако прежде, чем сестра успела ещё хоть что-то сказать, вздрогнул, услышав ещё одни знакомые шаги перед собой. — Как же это прекрасно, когда у брата и сестры такие тёплые отношения. Аж глаз радуется, да, А-Юань? — легко и беззлобно произнесла мадам Цзинь. — Это вовсе не значит, что нужно забывать о приличии, — хмыкнула за спиной юноши Пурпурная Паучиха с тихими нотками одобрения в голосе, ворча скорее для вида. — Прошу прощения, я был невежлив. Госпожа Цзинь, добро пожаловать, — улыбаясь, поклонился Цзян Чэн, примерно представляя, где стоит мамина подруга. Ничто не испортит ему настроение, ведь любимая цзе-цзе снова дома. А уж когда вернётся Вэй Ин… — Я так рада, что ты пригласила нас. Действительно, Цзысюаню и Яньли стоит проводить больше времени рядом, коль скоро мы планируем их свадьбу, — беззаботно щебетала мадам Цзинь, подходя к Юй Цзыюань. «…Пригласила НАС»? Улыбка медленно начала сползать с лица Цзян Чэна. — Я тоже рада, что вы согласились погостить в Пристани Лотоса до соревнования лучников, — искренне улыбнулась матушка, уводя закадычную подругу в главное здание. — Цзысюань, как я понимаю, прибудет из Гусу вместе с Вэй Усянем? — Да, мы с ним так договорились. Цзинь Цзысюань. Здесь. На полтора месяца. Да за что им с Вэй Ином такое наказание?! Уж лучше ещё год преподавать вместо учителя Сяна, чем месяц под одной крышей с Павлином! У них уже был горький опыт. На следующий день после появления в Пристани Сюань-Сюань тоже приезжала чета Цзиней. Цзян Чэн ведь, к тому времени, уже успел позабыть, насколько несносным был Цзысюань в детстве. Да и к тому же… Цзян Чэн едва заметно вздохнул, искренне надеясь, Что Вэй Ину хватит ума уговорить Павлина последние 80 ли пролететь на мече. *** — … вы для этого завели это кровожадное чудовище, да?! Чтобы убить кого-то?! — орал насквозь мокрый Цзинь Цзысюань то ли на Вэй Ина, то ли на сидящего в тени ивы Цзян Чэна. — Слышишь, ты, рожа павлинья, давай как-нибудь повежливее, или я тебе устрою повторение водных процедур! — рявкнул не менее мокрый, но оттого звереющий Вэй Усянь. — Подумаешь, черепаха с ним поиграть захотела! Напугала бедненького! — Ты мне язык не заговаривай! Это вовсе не черепаха! — Да ты что! А что же это тогда, куриные твои мозги?! Птица-Феникс?! — Черепахи не бывают таких размеров и таких окрасов! — А много ты черепах в своей жизни видел-то?! — Достаточно, чтобы с уверенностью сказать: это существо явно демонического происхождения! — Да с чего ты это взял, Павлин?! — Ты кого здесь павлином назвал?!.. Цзян Чэн просто молча слушал эти крики, пытаясь отдышаться. С волос и одежды капала речная вода, а слабое тело грозило вот-вот перестать слушаться и упасть на уже холодную траву. Утренней жары уже не было, на улице быстро холодало, а значит, солнце уже закатывалось за горизонт. Цзинь Цзысюань и Вэй Усянь продолжали ссору на повышенных тонах, казалось, забыв обо всём мире, а слепого юношу начинала бить дрожь. Нет, не от холода. От страха. От осознания того, что несколько минут назад он едва не утонул. Как всегда, проблемы начались ровно тогда, когда ничто их не предвещало. Цзян Чэн с Вэй Ином спокойно и без лишних глаз и ушей (как они подумали) ушли к иве, как обычно, читать. Вернее, читал Вэй Ин, а Цзян Чэн наслаждался всплывающими в голове образами и голосом шисюна. Признаться честно, чтиво Усянь на этот раз выбрал весьма специфичное — драма, да ещё и о запретной любви, но сюжет дворцовых интриг и заговоров был стоящим, так что Цзян Чэн ничего не имел против любви принца и танцора. Ива тоже следила за историей, время от времени шелестя густой кроной то от негодования, то от одобрения, то от печали. Даже Сюань-Сюань вылезла послушать, и, пожалуй, именно это стало ошибкой. Цзинь Цзысюань тут же явился как гром среди ясного неба и начал в приказном тоне узнавать, что ЭТО такое. На «это» Сюань-Сюань обиделась, и, не долго думая, схватила обидчика за шиворот и бросила в воду. Ну, а дальше… Слово за слово, и Цзысюань с Усянем сцепились точно кошка с собакой, и Цзян Чэн, по глупости своей, решил их разнять. И всё бы было хорошо, ссорься эти двое на берегу, ведь тогда Ваньиню не пришла бы «гениальная» идея лезть в воду. В тот момент, когда ноги Цзян Чэна перестали чувствовать дно, Сюань У вдруг начала метаться, поднимая волны. Цзян Чэн не видел, что именно делала черепаха — скорее всего ныряла и выныривала, судя по плеску — но Цзысюаня такое поведение земноводной озадачило (и, следовательно, напугало) ещё больше. Цзян Чэн пытался успокоить рептилию, но она взбеленилась не на шутку, будто бы и вправду пытаясь утопить людей столь… странным и неэффективным методом. И это было первым, что насторожило. Цзян Чэн знал свою рептилию и её интеллектуальные способности. Она баламутила воду отнюдь не просто так. Потом черепаха начала нырять на чуть более длительное время. И пока Вэй Усянь и Цзинь Цзысюань продолжали орать друг на друга, Цзян Чэн вдруг понял, что происходит. Сюань У кого-то ловила. Гуя или кого-то ещё — не важно. Важно, что это существо могло быть опасно для людей. Цзян Чэн уже собирался крикнуть это Вэй Ину, как вдруг что-то сильное сжало ногу и рывком потащило вниз. Слепой юноша успел лишь вскрикнуть, однако этого оказалось достаточно. Вэй Усянь мгновенно нырнул в сторону шиди. Цзян Чэн стремительно уходил ко дну, будто что-то со всей дури тащило его за собой. Только вот разглядеть в темноте вечерних вод не получалось ничего, кроме тянущейся в поисках спасения руки и распахнутых слепых глаз. Секунда. Две. В чёрной глубине, прямо под Цзян Чэном, распахнулись два пылающих яростью оранжевых глаза. Миг, и поток воды отбросил Вэй Усяня к поверхности, а нос черепахи подтолкнул к юноше переставшего уходить на дно Цзян Чэна. Цзинь Цзысюань помог вытащить едва не потерявшего сознание Ваньиня на берег. Разумеется, он не видел, что именно произошло под водой, и, разумеется, убедившись, что жизни слепого ничего больше не угрожает, он с новой силой продолжил орать на и без того нервного Вэй Усяня. *** Вэй Усянь уже около часа сидел рядом с Цзян Чэном и просто смотрел на него. Ночь уже близилась к своему концу, и шиди, к счастью, крепко спал, время от времени бормоча что-то во сне. Вэй Ин едва ли мог разобрать хоть слово, однако, прямо сейчас, он пытался разобраться с собой. С детства они были вместе, весёлый и непоседливый сын слуги и вечно хмурый маленький господин. Признаться честно, впервые увидев Цзян Чэна, Вэй Ин даже не подумал о том, что ребёнок перед ним слеп, столь уверенно он шёл по огромным залам Пристани Лотоса, столь быстро и верно поворачивался к собеседнику, что казалось, будто маленький господин Цзян на самом деле всё видит. Сейчас Вэй Ин понимал, насколько сильно обманчиво первое впечатление. Глупый и высокомерный маленький господин на самом деле оказался крайне спокойным и здравомыслящим ребёнком, желающим получить от этого мира всё, что окажется ему по силам. Увы, очень небольшим силам. Однако именно ему предстояло стать следующим главой ЗАКЛИНАТЕЛЬСКОГО ордена Юньмэн Цзян, и потому Вэй Усяня выбрали как единственное оружие, доступное этому ребёнку. И Вэй Ин стал таким оружием, стал верной тенью, тихо следующей за хозяином, куда бы тот ни пошёл. Он привык к постоянному ворчанию Цзян Чэна и, уехав на обучение в Гусу, отчего-то сильно тосковал по колким замечаниям и убийственным взглядам слепых глаз. Глаз, которые сегодняшним вечером едва не закрылись навсегда, не без вины Усяня. — Вэй Ин… — тихо позвал глубоко спящий Цзян Чэн, и рука Вэй Усяня, тянувшаяся поправить сбившуюся прядь, замерла в миллиметре от лица Ваньиня. Кто же они друг другу? Друзья? Братья? А может быть, просто слуга и господин?..- Вэй Ин… Невесомый поцелуй остаётся на острой скуле, после чего юноша быстро и бесшумно покидает комнату никогда не узнающего об этом визите Цзян Чэна.