Старая Ива

Сидя в мрачной, полуосвещённой темнице Огненного Дворца, Не Минцзюэ проклинал собственную бесхитростность. Его и его людей попросту отравили измор-травой с расчётом на то, что к моменту проявления первых симптомов у наиболее слабых адептов, сам Не Минцзюэ уже не сможет на достаточном уровне контролировать собственную ци! Тени радости не доставлял даже тот факт, что около сорока адептов Цишань Вэнь в процессе поимки делегации Цинхэ Не весьма серьёзно пострадали. Противоядие, конечно же, за исключением Не Минцзюэ, никому давать не собирались. Гады. И вот теперь свирепый молодой глава Не сидел у Вэней в темнице, прикованный где-то десятком цепей к полу и стене, периодически мило беседуя через две решетки с на удивление спокойным Цзян Фэнмянем, для которого происходящее было будто бы в порядке вещей. Получалась прямо-таки светская беседа, если не брать во внимание антураж. Когда же разговор сошёл на «нет», Не Минцзюэ попытался занять свою голову хоть чем-то, кроме непродуктивных сокрушений о собственной невнимательности, однако на ум шли только ругань отца и наставления тёти. — Вам будет лучше вздремнуть, глава Не, — спустя около часа молчания сказал Цзян Фэнмянь. — Сказать просто, глава Цзян, да только в голову лезет… всякое… — Плохое всегда быстро вспоминается, однако даже идя сквозь тьму, можно выйти к свету. Уверен, у Вас есть хорошие воспоминания, просто вам нужно найти к ним дорогу. Просто закройте глаза и постарайтесь не зацикливаться ни на чём, пусть мысли сами текут, точно вода в реке, — с этими словами мужчина достал из-за пазухи звоночек чистого сердца и, подняв его за нить в воздух, легонько толкнул, и тихий звон эхом начал отражаться от стен. Не Минцзюэ, решив, что ничего не потеряет, решил последовать странному совету. Тем временем, колокольчик зазвенел снова, и снова, и снова, и с каждым разом этот звон становился другим. То длиннее, то короче, то выше, то ниже. Спустя какое-то время перезвон эха и звоночка чистого сердца главы Цзян стал похож на стук дождя о воду… о гладь озера… Что там сказал Цзян Фэнмянь, «найти дорогу»? Не Минцзюэ повидал в своей жизни множество дорог. Самая долгая из них была в Облачные Глубины, много-много лет назад, когда сам Минцзюэ был совсем ещё ребёнком… Тихий шелест листьев над головой двенадцатилетнего ребёнка отдалённо напоминал стук копыт коров, перегоняемых на новое пастбище пастухом. Звук лиственного леса был непривычен для Не Минцзюэ, выросшего в окружении холмов, болот и высоких сосен над головой. И если в Нечистой Юдоли деревья эти были воистину величественны и статны, то здесь, в Гусу, редкие скрюченные в самые разные позы сосенки казались больными и ещё совсем юными. — Мне здесь не нравится, — нахмурившись, тихо сказал Минцзюэ, чтобы лишь гу-гу* могла его слышать. — Это не имеет значения, — сдержанно ответила статная женщина в клановых одеждах Не, так и не повернув головы к племяннику. — Ты член клана Не, не забывай об этом. «Через самосовершенствование к силе». Если не можешь преодолеть собственные прихоти, то ты ещё слишком слаб, чтобы носить саблю клана Не. — Я не жалуюсь, гугу, просто говорю свои впечатления, — отвёл взгляд в сторону ближайших деревьев мальчик. — Слова зачастую бывают излишни. Особенно если чувства идут от сердца. — Мадам Ян говорила мне и А-Сану иное… — Будто бы мадам Ян выросла в клане Не, — раздражённо фыркнула женщина. — Хуайсан хоть и сын моего брата, но не наследник ордена, его Ян Вэй пусть воспитывает как хочет, но нет, мало того, что сама она ведёт себя не под стать хозяйке Нечистой Юдоли, мало того, что она воспитывает своего сына, как ей вздумается, так эта женщина ещё и тебя решила в разнеженную девчонку превратить. Вернусь в Юдоль, я ей такое устрою… — Гугу, а почему в Гусу Лань поехала ты, а не папа? — Потому, что у брата какие-то дела на границе с Цишань Вэнь, а соболезнования главе Лань и его сыновьям выказать нужно. К тому же… я всё равно бы пришла сюда сегодня. Так мне велело сердце. Мы были подругами когда-то. До того, как Цуйцзю постигла участь пленницы в собственном доме. Начиная подъём по каменной лестнице у стены правил, и тётя, и племянник, хранили поистине гробовое молчание. Также вёл себя Не Минцзюэ и в главном зале, переполненном людьми-статуями, как тогда любил выражаться ребёнок. Позже, улучив момент, ребёнок сбежал, намереваясь прогуляться и найти хотя бы одну «правильную» сосну в этом унылом и полном скорби месте. Но он нашёл кое-что гораздо лучше. В этот момент Не Минцзюэ почувствовал, как бьётся его собственное сердце, а в груди будто распускаются от внезапного солнца первые подснежники. Первый молодой господин Лань, Первый Нефрит, Лань Сичэнь, Лань Хуань, А-Чэнь… при мысли об этом человеке всё существо Не Минцзюэ наполнялось тоской и нежностью. Будто бы наяву глава Не почувствовал мягкое прикосновение ладони любимого к щеке, будто тонкие, прохладные пальцы Лань Хуаня на самом деле очерчивают грубые, угловатые скулы Не Гуна, будто прекрасные золотые глаза прямо сейчас смотрят на него с теплом и любовью. Без остатка. Не Минцзюэ принадлежал этим глазам полностью, без остатка… Противный лязг железных замков на дверях темницы вернул Главу Не в реальность, а Цзян Фэнмяня заставил спрятать звоночек чистого сердца обратно за ворот одежд. Спустя несколько секунд к камере главы Цзян двое стражей подтащили кого-то в белых гусуланьских одеждах и, оперативно забросив внутрь, столь же быстро ушли, как и явились. *** Лань Сичэнь медленно шёл сквозь небольшой лес, охватывающий северные скалы Облачных Глубин. В голове Первого Нефрита роились сотни мыслей, о брате и дяде, об убитых адептах, об отправившихся на соревнования лучников учениках, о несчастных семьях погибших, о приглашении Вэнь Жоханя, об отце, о маме… о судьбе А-Цзюэ… Подавив тяжёлый вздох, Лань Хуань в очередной раз убедился — сердцу не прикажешь. Разумеется, молодой человек любил свою семью, беспокоился о брате и дяде, однако, вместе с этим, беспокойство о главе Не порой становилось настолько сильным, что Первый Нефрит был готов сам отправится в Цишань заложником, лишь бы знать, что с возлюбленным всё в порядке. Он думал, в лесу он сможет прогнать эти мысли, однако сейчас ясно понимал, что всё стало только хуже, и вместо мыслей о Не Минцзюэ, Лань Сичэня стали захлёстывать воспоминания давно минувших дней… Лань Хуань, сидя в укромном перелеске, тихо плакал, вытирая слёзы ещё по-детски пухлыми ладошками. Ну и пусть дядя и старейшины будут ругаться, когда не найдут его в зале для приёма гостей, пусть накажут, Сичэню было всё равно на это. Никто из них не понимал чувств детей, в одно мгновение потерявших любимую маму. Хорошо, что Ванцзи позволили остаться в своей комнате, что младший братик не слышал всех этих гадостей о маме… «Не понимаю, к чему столь пышная церемония погребения преступнице?» «Она всё же была хозяйкой Облачных Глубин. Было бы странно, ели бы её просто тихо похоронили. О нашем ордене могли бы пойти крайне нелицеприятные слухи…» «Хоть о покойниках и не принято говорить плохо, однако я рада, что эта женщина наконец-то отправилась в Диюй и больше не сможет дурно влиять на главу и молодых господ!» «А если уже повлияла? Кровь-то не водица…» «А ну, цыц! Расшумелись, сороки, и было бы из-за кого.» Из глаз ребёнка с новой силой полились слёзы. Почему все эти люди так ненавидят маму? Почему вместо сострадания и печали они чувствуют радость и облегчение? Как же они на самом деле относятся к Сичэню и Ванцзи? Погружённый в свои мысли Лань Хуань не услышал аккуратных шагов и тихого шелеста травы за спиной. — Эй, ты чего здесь сидишь? Запачкаешь же одежду травой, потом не отстираешь, — раздалось сзади, и Лань Сичэнь удивлённо обернулся. Мальчишка, едва ли старше самого наследника Лань, с любопытством и удивлением смотрел на него сверху. Стоило подошедшему ребёнку увидеть заплаканные глаза Сичэня, как любопытство на его лице тут же сменила жалость и совсем не детская осознанность. — Ты… извини, если помешал оплакивать твою маму. Если хочешь, я уйду и никому не скажу, что видел тебя, честное слово. — Как ты понял… — так и не смог озвучить вопрос до конца Лань Хуань, поражённый словами незнакомого ребёнка в зелёных одеждах. — Моя гу-гу сказала, что у мадам Лань двое сыновей. К тому же, ты первый из всех встреченных мной, кто здесь действительно плачет. — Я Лань Сичэнь, можешь звать меня Лань Хуань. — Не Минцзюэ. Можешь называть Не Гун** — Что ты делаешь так далеко от главного зала? Разве твоя тётя не там? Она, должно быть, уже ищет тебя. — Гу-гу пришла проститься со своей подругой. Ей пока не до меня. Мне просто надоело общество людей-статуй, и я пошёл прогуляться. Тебя вот нашёл. Ты как? — Мне плохо, — как обычно, сказал правду Сичэнь, понурив голову. — Грустно и обидно. — Обидно, что она оставила тебя? — сел рядом Не Минцзюэ, вспоминая четырёхлетнего себя, обиженного на погибшую в схватке с нечистью мать. — Нет. Обидно, что взрослые про неё говорят ужасные вещи, что они все ненавидят её… — голос его стал совсем тихим и подавленным. Не Минцзюэ вспыхнул, однако поспешил в тот же миг закрыть свой рот. Лань Хуаню от его гнева легче не станет, да и повлиять на эту ситуацию хоть как-то никто из детей не мог. К чему зря сотрясать воздух обвинениями? Хоть ребята и знали друг друга всего несколько минут, Не Минцзюэ от всего сердца сочувствовал Сичэню, хотел хоть немного утешить, однако совсем не знал, что ему следует сказать. «Слова зачастую бывают излишни. Особенно если чувства идут от сердца» — вдруг вспомнил он наставление тёти и, ничего не говоря, просто обнял Лань Хуаня, поначалу несколько оторопевшего, а после с новой силой разрыдавшегося на плече Не Гуна. — Однажды я заберу тебя с собой, в Нечистую Юдоль, — тихо сказал Не Минцзюэ, когда Лань Сичэнь немного успокоился. — Зачем? — два заплаканных золотых глаза удивлённо посмотрели на наследника Не. — Чтобы ты мог погулять в настоящем сосновом лесу, подальше от этих людей-статуй, — нахмурившись, хмыкнул мальчик, получая в ответ удивлённо-благодарную улыбку… Первая встреча. За воспоминаниями о ней, Лань Сичэнь не заметил, как ноги сами вывели его к утёсу с высокой сосной, которую Не Минцзюэ имел привычку называть Скрючившейся Старушкой. Качели, повешенные несколько лет назад, были на своём месте. Лань Хуань с нежностью провёл рукой по крепким канатам. На их с А-Цзюэ месте… — А-Цзюэ, куда мы идём? — озорно спрашивал ведомый под руки Лань Сичэнь, глаза которого были завязаны плотной тканью. — Потерпи, — низкий, обволакивающий шёпот раздался над самым ухом наследника Лань, заставляя приятных мурашек пробежать по всему телу. — Мы почти пришли. Это был последний месяц обучения в Гусу Лань для них обоих. За шесть лет знакомства дети успели вырасти в юношей, построив прочную дружбу. Или… на тот момент это уже было нечто большее? Первый Нефрит чувствовал, как его нарочно водят кругами и петлями по лесу Облачных Глубин, и уже давно потерялся в пространстве, полностью доверяясь Минцзюэ, явно готовившему сюрприз не один вечер, нарушая тем самым несколько правил со всем известной стены. Но Лань Хуань не собирался его сдавать. В конце концов, он и сам иногда незаметно нарушал эти правила. В лицо Первого Нефрита ударил освежающий порыв ветра. Судя по всему, Не Минцзюэ вёл его в отдалённые от жилых комнат скалы, высившиеся неподалёку от источников. — Пришли, — довольно произнёс Не Гун, снимая с глаз Сичэня повязку. — Это… — Лань Хуань едва не лишился дара речи. Качели. На стоящем у обрыва дереве были прочно закреплены широкие качели — детская мечта Лань Хуаня. — Если раскачаться, то будешь вылетать за край утёса, «будто бы в самое небо». Я долго искал место, которое подходило бы под эти слова, — Не Минцзюэ улыбнулся, не сводя глаз со своей работы. — Попробуй, вроде бы они тебе как раз по росту. — Ты… А-Цзюэ, ты запомнил… — по-прежнему не веря глазам произнёс Лань Хуань, самыми кончиками пальцев касаясь канатов, будто бы качели перед ним могли исчезнуть от одного прикосновения. — У меня слов нет… — Тебе не нравится? — несколько обеспокоенно спросил юноша. — Нет! Что ты! Это… это просто потрясающе, А-Цзюэ! — глаза Лань Сичэня сверкали от восторга. — Тогда садись, я раскачаю тебя, — улыбнулся в ответ Не Гун. Поначалу было немного страшно вылетать за край утёса, однако спустя считаные минуты Лань Сичэнь полностью отдался чувству лёгкости и свободы. Будто у него выросли крылья, и он, точно птица, взлетал в небо. От полётов на мече не было подобных ощущений… Потерявшись в собственных ощущениях, Лань Хуань, вылетая на качелях за утёс, абсолютно бездумно закрыл глаза и отпустил руки. — А-ЧЭНЬ!!! — испуганный крик Не Минцзюэ вернул тогда юношу к реальности, и Лань Хуань с ужасом для себя обнаружил, что он, подброшенный качелями вверх и летящий вперёд по инерции, вот-вот полетит вниз и разобьётся о скалы! Прежде, чем Лань Сичэнь успел осознать, что Шоюэ остался в его комнате, Не Минцзюэ вскочил на свою саблю и, спустя долгую секунду полёта, поймал Первого Нефрита. — Ты с ума сошёл?! — испуг и злость в голосе юноши устыдили Сичэня ещё больше. — Я… я просто забылся… мне было так хорошо, так легко, что я- — Что ты почувствовал себя вольной птицей? — ни сарказма, ни злости. Просто Не Гун снова прочитал мысли Лань Хуаня. — Ты порой напоминаешь мне ребёнка возрастом младше, чем А-Сан. Если ты не чувствуешь себя свободным, то почему не скажешь об этом, почему не уйдёшь? — вернувшись к Скрючившейся Старушке, Не Минцзюэ поставил Нефрита на землю. — Я не могу, — коротко ответил Лань Хуань. — Есть множество вещей которые я бы сделал, не будь я наследником ордена Гусу Лань, не будь я сыном Циньхэн-Цзюня и… его жены, — последние слова он произнёс после полного сожаления вздоха. В их с Ванцзи случае, при первой же ошибке клан и старейшины любезно припомнят их происхождение. В этот момент Не Минцзюэ, аккуратно схватив Лань Хуаня за руку, быстро притянул юношу к себе и поцеловал. Удивление Лань Сичэня тут же сменилось новым, не испытываемым до селе чувством трепета бабочек в животе, распускающихся по телу цветов. — А так? Так бы ты тоже сделал? — спросил Не Минцзюэ, разрывая долгий поцелуй, и Лань Сичэнь утонул в этом полном любви и немой муки взгляде. — Да… — шёпотом ответил Лань Хуань, прежде чем потянуться за ещё одним поцелуем. Всем сердцем он желал принадлежать А-Цзюэ. Всем. Без остатка.