Фарфоровый принц

Это была первая операция, полностью опустившаяся грузом ответственности на плечи юного парня. Ему не исполнилось и восемнадцати, когда под его командованием целый отряд смелых бойцов выступил против хитрого врага. Противник оказался не по зубам — подразделение методично поймали в окружение, загнали в угол и разбили почти полностью. С поля боя ушли немногие — по пальцам двух рук пересчитать можно. И в три раза больше полегло. Если бы только Армин знал, что ему придется куклой болтаться в руках Эрена, в последний момент выдернувшего его из кровавой бани, то никогда бы не посмел показать другим свой талант планировать стратегии. Возможно, если бы он чуть реже открывал рот и выдавал гениальные идеи, то сегодня операцией командовал бы Эрвин, план вышел бы без изъянов, и три десятка товарищей остались живы. Но Эрвин распознал в нем талант, а Армин серьезно просчитался. Как только прыткий конь в яблоках донес почти бессознательного юношу до особняка, он тут же кошкой нырнул внутрь, добрался до казармы и лег на самую дальнюю койку, принадлежавшую молодому разведчику, погибшему в ходе сегодняшней бойни. Пристроив голову под подушкой, Армин закрыл глаза и дал волю эмоциям, разразившись слезами отчаяния. Он плакал и пронзительно выл, пытаясь заглушить вой подушкой, которая быстро намокла от слез и слюны. Ему казалось, что тридцать пар глаз укоризненно смотрят на него из пустоты, как будто говоря: «Если б не ты, мы были бы живы». Он извинялся перед ними снова и снова. До самого вечера парень лежал, к закату затихнув и просто всхлипывая от боли, что доставляли ему мысли о произошедшем. С каждой минутой становилось все тяжелее, а ощущение присутствия призрачных разведчиков обострилось и даже пугало. Все, кто заходил в казарму — а их было очень много — не решались подойти к Армину и, сделав дела, тихонько покидали помещение. Они все видели и понимали. И Арлерту не было от этого легче, ведь теперь даже товарищи знали, что под его командованием их будет ожидать только гибель. К ночи, когда казарма начала заполняться смущенными сонными разведчиками, в помещение вошел голосистый глашатай, обычно объявлявший подъем и отбой. Все приготовились услышать его приказ, но он вдруг прошел вглубь казармы и, наклонившись к Армину, прошептал ему на ухо: «Главнокомандующий вызывает тебя к себе». Сердце юноши пропустило тревожное биение и провалилось вниз. Он прекрасно знал, что обычно происходит, когда начальство вызывает «на ковер». От Эрвина многие выходили озадаченными, иногда содрогаясь от плача, если слишком облажались. Нет, Смит никогда не поднимал руку на подчиненных — этим в исключительных случаях занимался Леви, — но был прямолинеен и настолько деликатен, что разведчики просто из чувства стыда пускали слезу. Армин поднимался в кабинет на негнущихся ногах и представлял, что ему скажет Эрвин. Наверняка, констатирует факт, что Арлерт превратил миссию в катастрофу. И сказано это будет таким тоном, что сразу станет ясно, что Армин — это сплошное разочарование, а его назначение на пост командующего операцией — глупый просчёт Смита. Он правильно делает, что вызывает парня к себе, ведь Арлерт заслуживает самых громких выговоров за то, что пустил на смерть тридцать человек. По сравнению с ними жизнь Армина не была равноценна даже вполовину, поэтому нельзя продолжать жить так, словно он стоил их смертей. Погруженный в кокон тяжких мыслей, Армин не заметил, как оказался у двери Эрвина. Он занес руку, неуверенно постучался и услышал краткое: «Входите». Проглотив ком в горле, юноша распахнул дверь, сделал шаг в кабинет и, не поднимая глаз, приложил кулак к сердцу. — Главнокомандующий Эрвин, Армин Арлерт прибыл! — отчеканил он, буравя взглядом пол под ногами. Он не видел Эрвина, но чувствовал его присутствие в этом кабинете. Армин боялся оторвать взгляд от собственных ног и посмотреть на Смита, потому что был уверен, что это станет последней каплей, которая прорвет дамбу отчаяния, и главнокомандующему придется выволакивать истеричного парня из кабинета. Эрвин подошел к юноше и остановился так близко, что Арлерт мог видеть носки его сапог. — Армин, посмотри на меня, — попросил Смит таким тоном, словно он и не собирался его отчитывать. Юноша был на пределе, и фраза командора заставила его пересечь эту черту. Тело, на несколько секунд вытянувшееся по стойке смирно, резко обмякло, ноги превратились в вату, подставляя хозяина и роняя его на колени. Будь у Эрвина две руки, он бы успел поймать парня, но сбитая координация не позволила ему подхватить его. Рухнув на пол, Армин прикусил губу так, что из нее брызнула кровь, но он все еще сопротивлялся слезам — не хотел рыдать при командоре и давать повод подумать, что он просто давит на жалость. Нижняя губа задрожала, Армин перестал ее контролировать, и с нее упало несколько капель окровавленной слюны. — П-прошу… Убейте меня прямо сейчас… — вдруг провыл Арлерт, поднимая опухшее лицо, затянутое гримасой страдания. — Я н-не могу б-больше жить… Зная, ч-что из-за меня п-погибло столько людей… Захлебываясь, Армин уставился в глаза Смита, ожидая обнаружить там праведный гнев. Но гнева в них не было. Та эмоция, что плескалась в голубых глазах мужчины, была Армину не знакома, но она точно не являлась порождением гнева. Эрвин опустился перед парнем на колени и положил руку ему на плечо. — Я не сделаю этого, — сказал он. — Армин, я позвал тебя не для наказания. Тем более, что ты его совсем не заслужил. — Я его заслужил! Еще как заслужил! — навзрыд залепетал Арлерт, отчаянно цепляясь за что-то глубинное во взгляде Эрвина. — Просто убейте, убейте меня! Они все хотели бы этого! Они все меня проклинают, и я должен сгореть за это в аду! Истерика набирала обороты, не желая прекращаться ни на секунду, как вдруг Смит потянул плечо юноши на себя, заставляя обмякшее тельце упасть ему на грудь. Прямо сейчас он больше всего на свете захотел обнять мальчишку и прижать так крепко, чтобы выдавить из него всю эту печаль. Оказавшись в объятиях, Армин обвил худенькими руками торс командора и прижался к нему, словно ища здесь укрытие от всех тех чувств, которые накрыли его сегодня. — Теперь мы с тобой в одной лодке, — едва слышно прошептал Эрвин, привлекая златовласую голову на свое плечо. — Ч-что? — не видя ничего перед собой из-за завесы слез, спросил юноша, судорожно стискивая в кулачках рубашку главнокомандующего. Горло невыносимо саднило, и он пытался дышать носом, вдыхая запах белой ткани — она пахла мылом, а ближе к шее ощущался запах кожи Эрвина. — Понимаешь… — протянул Смит, мягко пропуская светлые пряди между пальцев. — Быть солдатом проще, чем командиром. Солдат идет в бой, не виня себя за то, что его однополчанин погиб. Вся ответственность всегда возлагается на командира. Это нас втайне ненавидят, называя дьяволами. Поверь, я столько раз желал оказаться на месте моих товарищей, которые гибли у меня на глазах десятками, но каждый раз думал об одном: я нужен живым. Отряд без командующего — это человек без головы, который обречен на гибель. — Но я — не вы! — резко отстраняясь, воскликнул Армин. — Вами я восхищаюсь, а сам, как оказалось, всего лишь бесполезный кусок мяса, отправивший друзей умирать! Горькие капли блестели на длинных белесых ресницах, срывались с них и окропляли искусанные губы, текли под ворот грязной рубашки и заставляли ссадины щипать. Кожа, побледневшая от обезвоживания и стресса, в мягком свете лампад и свечей выглядела полупрозрачной. Даже несмотря на катастрофическое внутреннее состояние, Армин выглядел как произведение искусства, созданное глубоко несчастным, но талантливым художником. — Армин, ты способнее меня во много раз, — мягко касаясь рукой острого подбородка Арлерта и утирая с него слезы, тихо сказал Эрвин. — Ты выглядишь так, словно одно неловкое прикосновение может разбить тебя на мелкие осколки, но на самом деле ты сильнее многих. Поэтому я иногда думаю… Главнокомандующий осекся, не уверенный в том, стоит ли продолжать фразу. Он засмотрелся на заплаканное лицо мальчишки, и ему захотелось совершить нечто странное и по-своему фатальное. Армин же, оцепенев от нежного прикосновения к своему лицу, ждал продолжения фразы. — Что вы иногда думаете?.. — севшим голосом спросил он, млея от легких пальцев Смита, которые задержались на его подбородке. — Иногда я думаю, что хочу броситься защищать твоё светлое темечко от любого поползновения в твою сторону, а потом смотрю на тебя — решительного и удивительно смелого — и понимаю, что ты вовсе не фарфоровая принцесса, которую нужно спасать, — на одном дыхании выдал Эрвин, чувствуя, как его сердце забилось быстрее, чем обычно. — И это меня восхищает. — Может быть, я фарфоровый принц?.. — не подумав, сказал Арлерт первое, что пришло ему в голову. Осознав, что он только что ляпнул, Армин залился румянцем по уши и смущенно залепетал извинения. Эрвин отстранился, закусывая губу и глядя на раскрасневшегося парня. Его самообладание было на грани, но кто же знал, что он позовет Армина на душевную беседу о бремени командующего, а все это выльется в сплошные сердечные качели. Обычно спокойное сердце, порой не сходящее с четкого ритма даже во время сражений, сейчас устраивало кульбиты, на полной скорости гоняя кровь по всему телу. — Пожалуй, так и есть, — совсем шепотом ответил Смит и положил большую тёплую ладонь на щеку мальчишки. — И, если уж по-честному, то я сейчас чувствую себя и королем, и подданным. Что его целуют, Армин понял лишь спустя несколько секунд. Он почувствовал сильную руку мужчины, которая притянула его за талию, заставив повиноваться. Наверное, Арлерт просто потерял сознание и оказался в каком-то странном сне, потому что он просто не мог поверить, что Эрвин на самом деле поцеловал его. Но все было слишком реально — мягкие губы Эрвина, как и взволнованное горячее дыхание точно принадлежали командору, а податливое хрупкое тело, которое и не пыталось сопротивляться — это ведь и есть сам Армин. На секунду отстраняясь, Арлерт испуганно посмотрел в глаза Смита, но увидел в них заботливую обеспокоенность, и решил, что происходящее — это не ошибка. И не только потому что Эрвин не ошибается — он и сам почувствовал отклики на эти странные действия. — Вы можете снова это сделать?.. — глупо выпалил Армин и, не дожидаясь ответа, соединил их губы в неловком поцелуе. У Армина не было опыта в этом деле, поэтому он просто поддался Эрвину, когда тот вновь завладел его губами. Плевать было, что они сидели на полу в неудобных позах — у Арлерта реальность начала расплываться, и ему показалось, что этот поцелуй как будто вытягивает из бездны обреченности. Губы Эрвина делали с ним нечто незаконное, заставляя перестать ощущать вину и полностью отдаться порыву нежного влечения к мужчине. — Обними меня, Армин… — отрываясь лишь на мгновение, попросил Эрвин, и Армин тут же повиновался. Смит больше всего сейчас хотел, чтобы голубоглазый мальчишка забыл о том, что произошло сегодня днем, и подольше оставался с ним. В этом чёртовом мире больше не было никого, кто мог бы настолько глубоко понять парня, как главнокомандующий разведотряда. Он уже давно был уверен, что нашел достойного преемника, который в скором будущем будет готов занять этот пост — у Арлерта было для этого все, включая недостающую Эрвину руку. Исследуя девственные губы парня, мужчина ловил себя на мысли, что ждал этого момента очень долго, но до конца не верил, что такое вообще возможно. В эту минуту он восхищался Армином, забывал о разнице в возрасте и ранге, придавая значимость лишь внутреннему миру Арлерта. Всевышний! — ну кто ещё будет так переживать за безвременно ушедших однополчан и воспринимать их смерть как личное горе и ответственность. Когда-то и сам Эрвин был впечатлительным, но после его первой проваленной операции утешить отчаявшегося парня было некому. Губы Эрвина перешли на щеки, мягко собирая с них влагу. Глаза Армина оставались прикрыты, но не до конца, о чем говорила блестящая щелочка взгляда сверкавших небесных алмазов. Погрузившись в транс, он боялся даже шелохнуться и испортить момент, поэтому просто отдавался поцелуям Эрвина и крепко прижимался к его широкой груди. Здесь было тепло. Здесь было уютно. И, самое главное, здесь было безопасно — исчезали тягостные мысли и страхи, заставляя фокусироваться лишь на себе и Эрвине. — Армин, в тебя невозможно не влюбиться, ­— отрываясь и видя, что юноша наконец-то успокоился, шепнул Смит. — И я бы мог всю оставшуюся жизнь тебя целовать, но давай сейчас уложим тебя спать? Пришедший в сознание Армин вдруг словно по команде почувствовал, что его измученное за день тело хочет упасть на постель и отдохнуть. Но возвращаться в мрачную казарму и вновь испытывать муки совести было так страшно, что Арлерт инстинктивно замотал головой. Куда угодно, но не в четыре стены, где на него будут сочувственно коситься. — Я не прогоняю тебя, — тут же пояснил Эрвин, видя искры паники в глазах Армина. — Я был бы последним засранцем, отправь тебя обратно после всего случившегося за сегодня. Иди пока в спальню, я принесу тазик, и умоем тебя. Опершись на руку, Эрвин ловко поднялся на ноги и указал на дверь в углу кабинета, где располагалась небольшая комнатушка с двухместной кроватью. Послушно кивнув, Армин вошёл в комнату, прикрыл дверь и сел на край кровати, ожидая прихода хозяина комнаты. Он до сих пор не до конца понимал, почему шёл сюда на экзекуцию, а оказался заключён в объятия и расцелован. Арлерт даже никогда не задумывался на тему чувств к главнокомандующему, потому что интуитивно понимал, что они неуместны. Но сегодняшняя ночь пробудила в нем осознание, что он все это время не просто слепо восхищался Эрвином. Какая-то странная любовь жила в нем и резонировала с восхищением, но понять её природу Армин сумел только сейчас. Этой ночью ему, конечно, снились кошмары. Товарищи кричали и умирали, заставляя парня просыпаться и вытирать со лба капли пота. Но, несмотря на все ужасы, скормленные ему подсознанием, Армин успокаивался, впотьмах находя рядом с собой мускулистое тело Эрвина, к которому фарфоровый принц прижимался и снова засыпал, чувствуя себя укрытым непробиваемой стеной.