***
Сахар, корица, гвоздика и… где там моя апельсиновая цедра? Заливаю коньяком и поджигаю — ну что, с Богом! Брови на месте, кухня цела, пахнет приятно. Вот что значит мастерство! Разливаю горячий кофе по чашкам и через ситечко добавляю в него пропитавшийся букетом ароматов алкоголь — потрясающе. Украсить? Симпатично все равно не получится, ну его. Готово! — Я старался, — с порога заявляю и ставлю свежеприготовленный кофейный коктейль по-венски на журнальный столик, — если получилось невкусно, соври мне, пожалуйста. — Договорились, — Сережа смеется, откидывает в сторону телефон и призывает присесть рядом, — выглядит шикарно! Несколько месяцев тотального одиночества, дикая усталость от навалившихся дел, эмоциональное истощение. Я так долго пытался вытащить себя из этого убийственного состояния, порадовать хоть чем-то, реанимировать — безуспешно. А Сереже удалось. Сразу. Как же мне все-таки его не хватало! Приятный уютный вечер вместе — спасение моей измученной души. — Арсений, — деликатно начинает Сережа, — я думаю, ты заметил, что обычно я стараюсь не вмешиваться в твою личную жизнь… Это правда. В момент встречи для нас не существует прошлого, настоящего или будущего — для нас не существует других. Только я, только Сережа. — Но меня, похоже, втянули в какую-то занимательную историю, — достает свой мобильный, открывает необходимый диалог и показывает мне полученное несколько минут назад сообщение, — что у тебя с Шастуном стряслось?Антон Шастун: Скркг, по-брптски, отъебись от Попоаа
Занимательно, не то слово. — Антоха, я так полагаю, пьянющий, — Сережа усмехается, делает несколько глотков напитка нашего сегодняшнего вечера и продолжает, — но суть я понял. А я не понял. К чему весь этот цирк? Чего он добивается? Зачем? Почему Антон считает, что у него есть хоть какое-то право вмешиваться в мою жизнь? — И что делать будешь? — слишком уж поникшим голосом спрашиваю, — напугал? Подобные выпады, особенно от Шастуна, меня изрядно раздражают. Сережа не в курсе событий, но он прекрасно чувствует меня: отчетливо видит, как я начинаю закипать, и точно знает, как и в какое мгновение следует вмешаться. Он, как никто другой, умеет остудить мой пыл, успокоить. Несколько несложных манипуляций и бомба замедленного действия в виде обозленного меня обезврежена. Моя голова удачно устраивается на коленях парня, тепло его со мной всегда нежных рук расслабляет: одна касается груди, вторая незамысловато перебирает волосы. — Не на того напал! — произносит с чувством, уверенно. — Одного «отъебись» мне явно мало будет. — А чего достаточно? — еще одна неприсущая нашим беседам тема, мне интересно. — Что бы тебя остановило? — Твое искреннее «нет», — удивительно просто и в той же мере честно. — Ты когда-нибудь думал о нас? — закрываю глаза и с некоторым трепетом жду ответа. — Ты помнишь, как мы впервые сблизились? — я не вижу его лица, но по Сережиным интонациям могу сказать точно — улыбается. Завораживающее звездное небо, красующаяся над нашими макушками полная луна, бодрящие воды лесного озера — я никогда не забуду романтику той поистине волшебной ночи. Я помню всё. Помню спонтанную и отчего-то страшно манящую затею искупаться, молчаливый побег из палаточного лагеря (подальше от веселой компании), скоростной заплыв на желание победителя. Помню берег, раскиданные на остывшем за вечер песке полотенца. Помню, как отвлекся: засмотрелся на медленно скатывающиеся по практически обнаженному телу Сережи капли. Помню, как впервые ощутил жар его губ. Помню его страсть, его нежность. Помню, как хорошо с ним было. Я, на самом деле, помню всё. — Тогда я подумал, — отстраняюсь от сладостных воспоминаний, слушаю, — если я этого не сделаю, то до конца своих дней буду жалеть об упущенной возможности. — Знаешь, с моей стороны было крайне странным после трех или четырех позитивных прогулок с тобой согласиться выехать на природу и отдохнуть в компании твоих друзей, — и ведь действительно, — поначалу мне было немного неловко. — Зато в компании вовсе незнакомых тебе людей ты держался ближе ко мне, — пока до меня доходит вся гениальность возможной провернутой схемы, Сережа заливается смехом. — То есть, у тебя был целый план! — театрально удивляюсь, подыгрываю завязавшейся истории, а после без доли шутки признаюсь, — я рад, что ты тогда решился, у меня бы не хватило смелости. — Конечно, думал, — в отличие от меня, Сережа не сбегает от ответа, — но я всегда чувствовал, что твое сердечко занято кем-то другим. Больно. Внезапно, резко, отчаянно. Как бы я не хотел обратного, в словах Сережи слишком много правды. — Арсений, выслушай его, — произносит с искренней и такой необходимой заботой, — а там видно будет. — Последнее, что ему от меня надо, это задушевные беседы, — моя печальная улыбка и опущенные вниз глаза, — этот парень не про любовь. — Я хочу, чтобы ты знал, — Сережа берет мою ладонь в свою и легонько сжимает, — ты можешь рассчитывать на меня. Если я тебе буду нужен, для чего угодно, — ловит мой взгляд и говорит так, что я ему верю, — я буду рядом. Приподнимаюсь, тянусь к его лицу и целую. Со всей переполняющей меня благодарностью, с теплящимися внутри меня чувствами. — Пойдем спать, Арсюш, — проводит ладонью по моей щеке, по-доброму кивает и помогает подняться, — завтра вставать рано.Я знаю его пару лет, из которых вместе мы провели от силы месяца полтора. Мы о многом не говорим, далеко не во всем друг другу признаемся. Мы ничего не делим, мы не ссоримся, не выясняем отношения. В нашем общении нет ревности, запретов или обид. Между нами понимание, забота, поддержка. Мы органичны, мы гармоничны, мы друг для друга. Сережа — мой стабильный, надежный путь, мое твердое плечо, моя крепость. Чтобы не случилось сегодня, завтра или в ближайшем будущем, он навсегда останется в моем сердце. Как самая лучшая и любимая его часть.
***
Я считаю, что утро любого уважающего себя офисного работника должно начинаться с войны с кофемашиной. А если это утро такое же пасмурное и угрюмое, как у нас с ребятами за окном, подобное занятие и вовсе вопрос чести! — О, я сегодня не последний, — довольно констатирует Серега Матвиенко, окинув взглядом пристанище «Импровизации». — Всем здорова. Одна чашка кофе с молоком и сахаром для меня и вторая с черным крепким «диетическим» для моего горячо любимого товарища. — А ты че такой лохматый? — осмотрев меня с пяток до макушки, спрашивает Серега с довольной ухмылкой, — с утра не было времени расчесаться? Или тебя кинули, и ты так распушился, пока своими графскими ножками топал в офис под дождем? — Не топал, — бросаю косой взгляд на друга и стараюсь хоть как-то уложить гнездо на своей голове. — Пацаны, Шастуна кто-нибудь видел сегодня? — время от времени поглядывая на часы, интересуется Шеминов. Собирать нас в девять утра ради разбора полетов после очередных съемок, обсуждения предстоящих гастролей и других скучных организационных моментов — зверство еще то, конечно. С другой стороны: чем раньше нас отчитают и посвятят во всевозможные детали, тем раньше побежим гулять. Только вот уже двадцать минут десятого, и наш повернутый на пунктуальности Стас начинает напрягаться. — Я звонил, — отзывается Димка Позов, — не берет трубку. После его вчерашней «вечеринки»…. не удивлен. — Телефон Иры тоже недоступен, — добавляет Оксана, не дождавшись ответа от своей подруги, по совместительству девушки/гражданской жены/сожительницы Антона. Ну, а что. Повеселился и погнал к любимой резвиться — правильно. Сейчас, поди, отдыхают. — Ладно, начнем без него, — привлекает к себе внимание Стас, — может, подтянется. Речь нашего наблюдательного и крайне строгого в отношении работы товарища Шеминова изрядно затягивается. Несколько часов мы проводим за обсуждением абсолютно всего, что нас касается и даже того, что никакого отношения к нам не имеет. Уведомление о входящем сообщении — я искренне рад отвлечься.Неизвестный номер: Надеюсь, ты того стоишь.
Только вот вернуться в рабочую реальность мне уже не удастся. И что это значит? Возникшая в моей голове догадка кажется настолько абсурдной, что я просто обязан ее проверить: сверяю номер с контактом в телефоне Оксаны и сбитый с толку, слегка шокированный и в некоторой степени заинтригованный я еще раз пробегаюсь по напечатанному тексту. SMS от Иришки Кузнецовой — вот так номер, интересно. — Обычно Шаст так не поступает, — потихоньку собираясь, Дима делится своими мыслями, — может, у него случилось что-то? — Я к нему съезжу, — внезапно, слишком неожиданно для самого себя, вызываюсь, — если что-то не так, наберу. Парни на предложенный мной план соглашаются довольно быстро. И пока они со спокойной душой прощаются, я успеваю себя мысленно расстрелять. Сразу в цель, без единого шанса на выживание. В целом, можно смело ехать к Шастуну: ничего глупее я сегодня уже не выкину, это попросту невозможно! Мазохист чертов. Выдыхаю. Нам, правда, есть что обсудить. Так что в путь…***
Без конца прокручиваю в памяти все произошедшее в офисе: чего я вообще так подорвался? Раз в двухсотый повторяю себе, какой же я все-таки осел, и выпрыгиваю на рандомной станции метро — к черту! Нет, ну серьезно, идиотская затея. Мало того, что я наведываюсь в гости без приглашения, так еще и к кому! С одним у нас скрытый для окружающих, но кристально ясный для нас двоих конфликт, вторая меня, кажется, с самой первой встречи не переваривает. На что я иду? А самое главное — зачем?! Мне ведь абсолютно параллельно, как у них там дела: нет проблем — отлично, есть — справляйтесь сами. Сажусь на лавку, думаю. Неприятно, но все же: надо звонить Ире. Если не пошлет меня сразу, может, объяснит мне свои пассивно-агрессивные послания. Есть ведь шанс, что Кузнецова поднимет трубку, пожелает мне доброе утро, извинится за то, что по ошибке прислала сообщение мне, расскажет про вкусный завтрак, который она приготовила для них с Антоном, попросит не волноваться и не приезжать на другой конец города? Надежда умирает последней, да? Моя умерла только что: Ира меня не послала, она сбросила. Ладно. Придется-таки ворваться в семейную идиллию этих голубков. Полчаса пути до назначенного места проходят мгновенно — и так всегда, стоит только чего-то не хотеть. Проскакиваю за бабулькой в подъезд и неестественно долго поднимаюсь на нужный этаж. — Даже так, — на дверной звонок никто не отвечает, поэтому я дергаю за ручку — открыто. Гробовая тишина. Мне все еще плевать? Неуверенно вхожу в квартиру. Пока вешаю верхнюю одежду, на комоде замечаю записку — всего одно слово, с размахом написанное на альбомном листе: «Козёл!». Полагаю, письмо счастья прилетело не только мне. А Ира сегодня щедра на комплименты… но не стоит делать поспешных выводов. Может, они там пирог из козла сделать собрались или шашлык, на что фантазии хватит. — Ты как? — не обнаружив никого ни в кухне, ни в зале, ни в ванной, я отправился прямиком в спальню — удачно. — Живой? Антон натягивает плед по самые уши и нехотя открывает глаза. — Арс? — не без труда поднимает голову, смотрит на меня удивленно. — Как ты тут?.. Опухший, изрядно помятый, очевидно страдающий после своих «приключений». Выглядит объективно не очень, но сейчас почему-то кажется мне приятным. Такой человечный, простой, давно забытый… — Возьми, — не даю договорить, перебиваю — не к чему объясняться, — от головной боли, — протягиваю ему чудо-таблетку и стакан минералки, — и вода. Жадно пьет, интуитивно отставляет все на пол, устало кладет голову на подушку. — Спасибо, — искренне. Я не смотрю на него. Стараюсь. Он же напротив: не отводит взгляда. Прошла уже целая вечность с тех пор, как мы оставались наедине. И еще дольше с тех пор, когда это не было для меня таким болезненным. Передергивает. Отхожу от кровати, с целью открыть окно прячусь за плотными шторами. Так бы тут и остался, честное слово. — Свет к тебе пока не запускаю, — держусь уверенно, спокойно. Надеюсь. — Поваляйся еще, накопи силы хотя бы на душ. Надо бежать. Пока не стало слишком поздно. Бежать. Выбираюсь из своего временного убежища и стремительно направляюсь к выходу из комнаты. Я не брошу его в таком состоянии, но и быть так близко не могу. Интересное все-таки состояние — похмелье. Я прочувствовал его вновь пару месяцев назад — да так, что желания напиться до одури до сих пор не возникает, хотя в некоторых ситуациях подобное было бы к месту. Помню, проснулся тогда в часов пять утра. В парадном, только что без обуви. Осмотрел себя, номер в отеле, одним только взглядом попытался отыскать телефон. Дотянулся до мобильного, оценил время, проигнорировал все уведомления. Мысленно поблагодарил человека, который оставил мне стакан воды на прикроватной тумбочке, освежил горло. Пока поднимался, понял, что двигаться — это не мое. Голова раскалывалась, будто кто-то очень сильно «любящий» меня зарядил по ней топором. О мольбах желудка лежать ровно лучше промолчать — выворачивало страшно. Только спустя двадцать минут я смог встать, раздеться, доползти до обезболивающего — сразу после вернулся в кровать. И вот пока я «разлагался» от прошедшей бесконтрольной пьянки, в моем вполне себе культурном лексиконе не наблюдалось ничего, кроме доброго русского мата. Когда человеку настолько плохо физически, у него нет сил скрывать свое истинное «Я», прятаться за повседневными масками, такими привычными и удобными для жизни в современном мире. В момент слабости все мы настоящие. Насколько настоящий этот Шастун? Человек, которого я увидел сейчас? Парень, в котором я узнал того, кого однажды полюбил? Не знаю, нормально ли просидеть (я уверен, что Антон именно сидел) в душе полтора часа, но за это время я успел приготовить куриный бульон. Испортить суп, в котором нет ничего, кроме курицы, картошки, морковки и, собственно говоря, воды, слишком сложно даже для меня. Посолил, поперчил, лавровый листик добавил. Вышел, вроде как, наваристый. А что еще нужно пищеварительной системе, утомленной «праздниками» своего хозяина? — Осторожно, — обращаюсь к ожившему после водных процедур Антону, — горячее все. Он не проходит, не садится за стол, не начинает есть. Останавливается в проходе, молчит. — Все в порядке? — режу хлеб и от души боюсь обернуться. — Арс, почему ты тут? — подает голос, достаточно мягко спрашивает, — зачем все это делаешь? Антон не пытается меня остановить. Не ругает за то, что я разхозяйничался в его квартире. Не благодарит за заботу. Интересуется, хочет понять, узнать правду. — Ты не пришел на планерку, — с каждой проведенной в этом поганом месте минутой мне становится все сложнее сдерживать свои эмоции, — мы с пацанами переживали. Облокачивается на дверной косяк и устало смотрит на меня в ожидании. Огромная майка на худощавом теле, широкие штаны, болтающиеся на бедрах, босые ноги. Домашний, уютный. — Ну, а суп, — задумываюсь: на самом деле, можно было заказать пиццу, — я пропустил обед, а на пути попалась твоя кухня. — Я серьезно, — тяжело выдыхает, но все-таки сдается. Антон проходит внутрь, с абсолютно спокойным выражением лица выбрасывает оставленный Ирой листок в мусорное ведро и садится напротив меня. Наблюдаю. — Да ну что я не человек, что ли? Товарищу не помогу? — поверить в сказанный мной бред так быстро не получается, поэтому перехожу к теме, в которой я чувствую себя увереннее. — К тому же, я хотел поговорить. Хотя то, что в этой теме я чувствую себя увереннее — вопрос спорный. Да и говорить уже не хочется, если честно. Мне б домой. — О чем? — будничным тоном спрашивает, а после добавляет пару слов о нашей трапезе, — то, что надо было, спасибо. — О твоих пьяных SMS-ках, — игнорирую его комментарий, перехожу сразу к сути. — Ты зачем весь этот бред Сереже написал? — Пожаловался? — противный раздражающий смешок — вот он, Антон последних лет, проснулся. — Шастун, — впервые за все это время смотрю ему прямо в глаза, укоризненно. — Ладно, извини, — отрывается от еды, признается, — я сорвался. — Сорвался? — не даю ход своим мыслям, не позволяю себе надеяться. — Мне неприятно, когда вы вместе, — осознанно говорит Антон и опускает голову. Неприятно? Серьезно? И это говорит мне человек, который отказался от меня из-за девушки? Который не просто встречается с ней, но еще и съехался? Человек, который перебрался вместе с ней в город, что так понравился им обоим? Это говорит мне человек, который каждый день засыпает и просыпается с другой, делит с ней скучный быт и свою насыщенную жизнь, строит планы на совместное будущее. Человек, который каждый день делает приятное, интересуется, заботится и любит не меня. Так вот пусть этот человек засунет свое «неприятно» себе в задницу. — С чего это вдруг? — выплевываю эти слова, не стесняясь демонстрировать свое отвращение. — То, что ты меня отшил, еще не значит, что мне все равно. Больше всего в этом театре абсурда бесят его ровные интонации. Насколько неправильно прийти в гости и убить хозяина нахрен? — Шаст, что ты несешь? — не выдерживаю, срываюсь. — Ты своей девушке предложение сделал! Как после такого он смеет хоть что-то говорить про мои отношения! Я могу отдаться хоть каждому мужчине на этой планете, его это не касается. — Сделал, — все также никак. Реально козел. — Что все это значит? — перевожу дыхание. Лучшая защита — равнодушие. Или иллюзия его… — Я не люблю ее, — Антон понимает, о чем говорит. — Я просто хотел избавиться от мыслей о тебе, вернуться к нормальной, привычной для меня жизни, — небольшая пауза, после чего несколько отчаянно, — но тебя же хрен выкуришь. Есть ли хотя бы одна причина, один малюсенький повод, чтобы поверить? Поверить вновь. — Так жил бы своей нормальной жизнью, чего в мою полез? — не хочу его видеть. Ни сейчас, никогда. — Я долго думал, что просто хочу тебя. Похоть и ничего большего, — больно это слушать, еще больнее осознавать. — Думал, переспим, я успокоюсь и забуду, но ты не дал… Откровение. Истинная сущность. То самое ненавистное мне «Я» Антона. Пару часов назад я увидел кого-то родного, хорошо знакомого? Нет его больше, а, может, никогда не было. Какой паршивый спектакль. И все ради чего? Господи, как ничтожен этот мир, как отвратительны в нем люди. — Проверь! — не хочу больше вникать в его слова. Пропускаю мимо ушей все, что Шастун пытается мне сказать. Резко поднимаюсь из-за стола, выхожу из кухни. Не один… — Как же ты меня, — разворачивает за плечи, притягивает к себе, — бесишь, — яростно шепчет мне в губы, а после целует. Страшная обида разливается по всему моему организму. Особенно щемит в груди. Черт, я так любил его. Я так люблю его… А все, что ему от меня надо, тупой банальный секс. Я отстаивал себя. Долго. Я не велся на его провокации. Не отвечал на похабные сообщения, которые он так любил писать мне после очередной вечеринки со своими друзьями. Что было сил, сопротивлялся. Несмотря на собственные желания, отталкивал его, когда на таких вечеринках мы появлялись вместе, а после оставались наедине. Я видел это. Я знал, что им руководит именно похоть — животное желание, инстинкты. Каждый раз, когда он прикасался ко мне, когда пробовал сблизиться, я собирался с духом и отстранялся. Мы преследовали разные цели, я понимал, но моему сердцу так хотелось надеяться… Не срослось. Сейчас я предам все свои принципы, всю сформировавшуюся во мне мораль, я наступлю себе на горло — пусть он получит то, чего так хотел. Получит и исчезнет из моей жизни раз и навсегда! Тянет за собой в комнату, срывает одежду, толкает на кровать — резко, грубо, мерзко. Я чувствую себя полностью обнаженным. Как физически, так и морально. Я чувствую себя беззащитным, чувствую, что я в опасности. Он рядом. Нависает надо мной, оставляет жадные поцелуи по всему телу. Я не могу. Не могу собраться, не могу начать отвечать, не могу даже смотреть на него. Это отношение… как к пушечному мясу, бездушной кукле, своей игрушке, рвет мою душу на куски: я больше не злюсь, мне не хочется кричать или ругаться, я сдерживаюсь от того, чтобы не разреветься. — Арс, — внезапно отстраняется, накидывает на меня одеяло и падает рядом, — давай в кино сходим? — Чего? — не понимаю, абсолютно ничего не понимаю. — На какие-нибудь приключения, романтику, — я всматриваюсь в лицо напротив и вместо ожидаемых ответов удивляюсь еще больше, — позволь мне попробовать. — Я же только что… — максимально растерян. — Попробовать добиться тебя, — поворачивается ко мне лицом, открывается. Я надеялся, что Антон откажется от моего абсурдного предложения. Я верил, что он не станет делать мне больно. Он не отказался, но смог остановиться. Он сделал свой выбор.Нас связывает история. Неправильная, порочная, тайная. Мы говорим друг другу много лишних, никому ненужных слов и не признаемся в одном-единственном — важном. Мы не умеем существовать мирно: что есть мощи, скандалим, виртуозно трепим нервы, обижаем и обижаемся. Между нами полно недопонимания, мы не умеем разговаривать. Мы бежим друг от друга, но каждый раз возвращаемся. Мы горячи, чувственны и абсолютно точно глупы. Антон — канат, натянутый над пропастью. Мой опасный непредсказуемый будоражащий сердце путь. Я могу пропасть, в любую секунду. Могу дойти до конца. В любом случае я не умею сворачивать с этой тропы. Не умею и, похоже, не хочу.
***
Вечер. Иду вдоль Набережной и наслаждаюсь приятной прохладой. Проливной дождь закончился: освежил пылающую столицу, усмирил ее вечно спешивших куда-то жителей. Солнце выбралось из-за туч, составило мне чудесную компанию в спонтанной необходимой прогулке и сейчас медленно закатывается за горизонт. Насыщенный день. На события, на эмоции, на решения.Сережа: Ну что, как дела, мой хороший?
Провожаю закат и спустя несколько минут слышу сигнал своего телефона. Улыбаюсь входящему сообщению и набираю ответ.Арсений: Я, возможно, самый большой дурачина на этой планете, но мне хочется дать ему шанс.
Я не сообщаю новости, не расставляю точки на «i» и не прощаюсь. Делюсь тем, что на душе, и наверняка знаю: меня поддержат.Сережа: Надеюсь, ты будешь счастлив. Но если что, у тебя есть мой номер XD
Несмотря ни на что. Вместе.Арсений: Обожаю! XD <3
Сережа: И я тебя.
Кажется, сейчас все именно так, как должно быть. В омут с головой. Снова. Возможно, навсегда.А р с е н и й. Земля. Удивительной красоты Голубая планета. Единственная в Солнечной системе, на которой поистине бушует жизнь: два миллиона описанных видов и в разы больше тех, кого еще только предстоит открыть. Столкновения литосферных плит, извержения вулканов, землетрясения, деятельность текучих вод и сами обитатели планеты влияют на формирование земного рельефа. Горные хребты, возвышенности, холмы, гряды, впадины, котловины, долины — богатое разнообразие домов живых существ. Тринадцать климатических поясов: семь основных и шесть переходных. Ежедневные ливни с грозами и продолжительные засухи. Круглый год жаркое лето, исключительно суровая зима и четыре цикличные непохожие друг на друга поры года. Мирные времена и стихийные бедствия. Земле знакома золотая середина, но также она полна крайностей — эмоциональная. Земля нуждается в своей огненной Звезде — она умрет без Солнца. Земля никогда не отпустит свой исключительный Спутник — без Луны она сойдет с ума. Земля зависима. Уязвимая, но сильная. Земля способна защитить себя от пагубного ультрафиолетового излучения, солнечного ветра, угрожающих космических гостей. При этом всем Земля чувствительна. С ней стоит быть ласковым, заботливым, внимательным. Многогранная, уникальная, любимая. Самая-самая.