Orenda

Низенький пухлый монах старался не смотреть вниз, когда проходил по узкому, едва ли достигающему длины стандартной ступни выступу. Каменные стены пещеры, расположенной под Красными горами, были влажными и гладкими — пальцам не за что было зацепиться, из-за чего каждый шаг давался монаху с трудом. Слова его наставника, брошенные как-то совершенно на другую тему, всплыли в его сознании и приобрели буквальный смысл: «Пухленький Мо Синь держится только на вере и обмане, что вокруг него твёрдая земля». Край выступа треснул, и маленькие камушки рухнули вниз. Мо Синь ещё сильнее прижался к стене и зажмурился: к его страху так и не послышались глухие удары о землю. — Г-госпожа… Госпожа! — в страхе перешёл на крик монах, боясь сделать и шаг. Эхо собственного голоса отскочило от стен и скрылось где-то в темноте, которая окутывала и уплотнялась с каждой секундой вокруг вспотевшего и дрожащего Мо Синя. Казалось, что что-то невиданное сжало его пальцы и медленно начало их оттягивать от холодного камня, заставляя терять равновесие и рухнуть вслед за отлетевшими камушками. — Госпожа! — Тихо, — спокойный слабый голос раздался совсем рядом, и монах открыл глаза. Вокруг расползся мягкий, тёплый свет огня, кружившего рядом. Резко появились тени, вытянувшись вдоль камня искалеченными фигурами, но вместо страха они вселили спокойствие в мокрого от собственного пота монаха. — Вы ушли слишком быстро, прежде чем я успела присоединиться к вам. — Да? Мне казалось, что я двигался не быстрее старой черепахи, — Мо Синь хотел обернуться, посмотреть на свою спутницу, чтобы прогнать остатки страшных мыслей, но щека была крепко прижата к влажному камню и подобные повороты головой могли закончиться плачевно. — Сдаётся, вы никогда не видели старых черепах, — монах поймал смешинку в голосе госпожи и сам нервно крякнул, чувствуя, что дальше путь пройдёт спокойнее. Они прошли оставшуюся часть пути, и время, казалось, двигалось намного быстрее. То ли освещение и присутствие рядом кого-то знакомого так действовало, то ли, и правда, оставалось совсем немного до скользкой, но всё же широкой, твёрдой поверхности. Мо Синь согнулся пополам и издал облегчённый вздох. Если бы не творившийся за пределами пещеры ужас, он бы никогда не решился на такое путешествие. Слишком много риска для жизни простого служителя храма, никогда не путешествовавшего дальше близлежащих деревень. — Вы в порядке? — Да, просто надо осознать своё новое рождение, — Мо Синь ещё раз крякнул и выпрямился. Впереди сдавливались стены, а позади зияла пропасть. Но дальнейшая часть пути обещала быть короткой и без приключений. К тому же, теперь рядом с ним был не просто знакомый голос, а полноценная спутница, которая может помочь с неожиданными проблемами. Джулиет Шоффар не разделяла его спокойствия. Она выглядела не лучше самого монаха, а болезнь, прозванная праздничной, активно съедала её изнутри, ослабевая как тело, так и дух. Огненный шар кружился рядом, гоняя тени по лицу, из-за чего усталое, осунувшееся лицо выглядело настолько болезненным, что, казалось, Джулиет уже давно умерла и какие-то тёмные силы управляют её телом. Ровное, но тяжёлое дыхание не улучшало картину, так и чтобы попасть в пещеру ей пришлось отдать почти все свои силы, оставив лишь малые крохи для света и подобия уверенности. — Вы можете идти дальше? — монах с волнением оглядел спутницу. — А вы? На этом вопрос исчерпан. Даже поражённая болезнью, Джулиет всё же являлась богом. Больше сил и больше выносливости по сравнению с такими простыми смертными, как Мо Синь, а значит, не ему сейчас переживать о её состоянии. — Нам нужно дойти до звуков воды и найти первое разветвление дороги, — словно они всё ещё сидели в саду храма, спокойно произнёс монах, направляясь в глубины пещеры. — А дальше? — А дальше надеяться, что знания моего храма нас не подведут. Следуя за семенящим на коротких ногах монахом, Джулиет вслушивалась в окружающие их звуки. Кроме них самих можно было услышать капли воды, стекающие с нависающих с потолка копий, и едва слышимые, странные звуки: свет огня раздражал местных многолапых обитателей, из-за чего те пытались скрыться в трещинах и за выступами. Пещера под Красными горами была одной из той немногих, куда не только не приходили долгие десятилетия, но и просто не желали ступать рядом с входом. От неё тянуло неприятным запахом чего-то сырого и сгнившего, внутри скрывались жилистые насекомые, не нашедшие приют в открытых солнечных местностях, и хранились остатки кровавого прошлого, забытого настолько давно, что и при смертной жизни Джулиет не упоминалось. Поэтому было удивительно, что в стенах храма, вырастившего пухленького и не сильно амбициозного Мо Синя, имелись сведения о временах почившего народа, обитавшего в Красных горах. Не иначе как чудо, о котором молились не только люди, но и демоны с богами. — Слышите? Они остановились и прислушались. Вдали раздавались звуки водного потока. Не то реки, не то водопада — сложно было разобрать. Но это было именно то, чего они ждали. — Да, осталось совсем немного. Идя на усиливающийся звук, они добрались до развилки. Кривые тёмные повороты отбивали всякое желание идти по ним, но выбора не оставалось. Монах достал из-за пазухи потёртый том — часть многовековых знаний — и принялся сравнивать действительность с содержанием. — Чем-нибудь помочь? — его спутница с трудом держалась на ослабленных ногах. — Нет, хотя… Разве что посветите прямо в книгу, пожалуйста, — Джулиет молча уменьшила огонь и приблизила его к монаху, чтобы свет падал аккурат на страницы. — Нам нужен тот поворот, который… Да, да, нам сюда, — он указал на левый проход, от которого сильнее тянуло сладковатым, гнильным запахом. — Хотелось бы мне усомниться, но выбора нет, — его спутница сдавленно поморщилась, не то от предстоящей перспективы, не то от очередного приступа боли, но всё же увеличила огненный шар и ступила в выбранный монахом проход. Мо Синь с жалостью на неё посмотрел. Пусть девушка и бог, прожившая одну жизнь как люди сменяют поколения, но всё же страдала она не меньше, чем заболевшие смертные. Они прошли огромное расстояние от его храма до первых редких деревень, прежде чем хотя бы подобраться к началу пути к Красным горам. Миновать такое расстояние — дело не одного дня, и, пусть они ночевали и ели, это всё ещё была большая нагрузка для гибнущего от болезни тела. Хотя хуже всего, как казалось Мо Синю, было видеть, как ухудшается положение в мире. В его храме было множество больных людей, страдающих даже от попыток помочь облегчить боль, и все монахи считали, что они уже увидели истинное положение вещей. Но подбираясь к отдалённым деревням, где — дайте милостивые боги! — есть хотя бы один лекарь, картина представала в самих худших своих красках. Трупы лежали на дорогах, из домов шло зловоние, а выжившие потеряли душу во взгляде. И чем дальше они шли, тем меньше было людей. В одном поселении, где Мо Синь насчитал с десяток домов, никого уже не было. — Что должно быть дальше? — воспоминания об их путешествии прервала Джулиет. — Кхм. Будет ещё несколько развилок и, когда выйдем к воде, надо будет найти скрытый проход. — Звучит не так уже сложно для места с нашей последней надеждой. Мо Синь попытался расслышать в её интонации издёвку, но сопровождающая его Джулиет говорила спокойно, словно констатировала факт и не более. Возможно, просто сам монах переживал по этому поводу. Всё-таки в легендах и историях завсегдатаев таверн подобные эпизоды наполнены различными опасностями. А у них же самым страшным этапом был кровавый вход в пещеру и путь вдоль пропасти, а опасность грозит только от насекомых — кто знает, кто из них агрессивен и ядовит. И всё же, когда они вышли в просторную часть пещеры — к цели их путешествия — сомнения оставили Мо Синя. Остатки разрушенного храма павшего народа. Они надеялись их найти, но не были готовы к реальности. Тяжёлые стены, обрушенные колонны, безликие статуи, потерявшие свои руки и ноги, — всё было высечено из Красных гор, и казалось, что храм с силой тянется вперёд, пытаясь оторваться от камня пещеры и выйти наружу. Джулиет направилась вперёд, словно чувствуя, куда именно им нужно. Полуразвалившаяся лестница, остатки главного зала, проход, не заваленный камнями, ещё один поворот, где лежит несколько скелетов, зажечь каким-то чудом неотсыревший факел и осветить небольшое помещение, когда-то дорого украшенное. — Госпожа, теперь от меня совсем не будет пользы, — спешивший за ней монах, тяжело дышал. — Дальше всё зависит только от вас. Вы помните, что надо делать? — Импровизировать. Мо Синь прикусил губу. Наименовалось это иначе, но Джулиет попала чётко в цель. Не испытание это, не ритуал, не что-либо ещё. Это простая импровизация с верой в лучший исход. Или хоть в какой-то исход, чтобы не рухнуть от осознания, что их путешествие было напрасно. Джулиет подошла к постаменту, изрезанному стёртыми, незнакомыми символами. Что с ними делать, кроме как направить немного энергии и надеяться на чудо? Это было их первой и единственной идеей, поэтому она положила руки на постамент и направила поток энергии в камень. Плавно и осторожно, чтобы ничего не треснуло и не разрушилось от спешности. — Что-нибудь происходит? — прошептал Мо Синь, но его спутница не отреагировала. Она продолжала вливать энергию до тех пор, пока символы не начали наполняться светом и не раздался щелчок. Джулиет убрала руки и быстро схватилась за приподнявшуюся плиту, открывая скрытое содержимое. Подошедший ближе монах увидел в её руках небольшой пыльный свиток. — Разверните его, — сдавленно проговорил Мо Синь, — быстрее! Она так и сделала. Но на пожелтевшем пергаменте не было ни слова, ни рисунка. Чистая бумага, разве что обветшалая со временем и покрытая непонятной корочкой. Джулиет попыталась оттереть её, но ничего не получилось. Словно въелось, или так изначально и было задумано. — И это всё? — она посмотрела на монаха, потом на свиток. — Как пустой кусок бумаги может помочь нам победить болезнь?! — Джулиет почти перешла на крик. Надежда была слаба, но всё же была. И сейчас, держа в руках свиток, который, возможно, и реликвией то не считался, она чувствовала, как ярость огорчения вытесняет все эмоции. Мо Синь в страхе отшагнул: разрываемая от боли и разочарования богиня могла против своей воли навлечь смерть скромному монаху, вызвавшемуся внести хоть какой-то вклад в общее дело. — Я не…. Что это? Джулиет не нужно было спрашивать, что привлекло внимание Мо Синя. Не оттираемая ранее корочка начала трескаться и отваливаться, открывая белоснежную бумагу. Такую чистую, словно её только-только выставили на прилавке. Монах резко закрыл рот рукой, боясь, что поселившаяся в голове мысль вырвется наружу и окончательно выбьет из равновесия Джулиет. Ничего не поменялось. Никаких надписей и изображений не появилось. Не это ли истинное издевательство судьбы? Но к его удивлению, Джулиет продолжала стоять, не двигаясь. Она внимательно вглядывалась в свиток, будто видела там что-то нечёткое и пыталась разглядеть. — Смерть — не только конец, но и начало нового пути, — она опустила свиток и посмотрела на монаха, — я знаю, что нужно делать.

***

Мо Синь тяжело дышал. Они так спешили, что ему казалось, он вот-вот умрёт. Либо сорвётся с выступа в бездну пещеры, либо поскользнется на влажном камне и разобьёт себе голову, или же, когда они вышли под открытое небо, споткнётся и будет лежать вторым телом у входа в пещеру. Джулиет игнорировала его попытки узнать, что же она поняла. И как. Ей пришло видение? Появился текст, который он не смог разглядеть? Или яркие эмоции совсем добили больное тело и разум, и теперь они собираются совершить последний акт безумия? Оставив загнанных лошадей, они спешно вошли в безлюдную деревню. Мо Синь из последних сил перебирал короткими пухлыми ногами, вытирал пот с лысой головы и старался не потерять из виду свою спутницу. Деревня маленькая, но кто знает, когда нужно остановить и вразумить бога? Они остановились только у мастерской плотника, дверь которой Джулиет просто смахнула рукой: настолько ветхой она была. — Госпожа! Госпожа! — пыхтел монах, заходя следом в мастерскую. — Остановитесь хоть на секунду и скажите, что вы делаете. Госпожа! — только когда он крикнул ей в самое ухо, Джулиет дёрнулась и как будто вышла из транса. Она медленно скользнула взглядом по доске, которую схватила невидящим взором, и прислонила её назад к стене. Всё равно это было не то, что нужно. — Мо Синь, — она серьёзно посмотрела на мокрого монаха, — мне нужна будет ваша помощь. — Всё, что угодно, госпожа, но сначала скажите, что вы увидели? — Подсказку, как можно всё исправить, — Джулиет осмотрела мастерскую и вышла на улицу через запасную дверь, — нам нужно либо сделать, либо.… Вот, нашла. Они вышли на задний дворик мастерской, где хранились дрова, не поместившиеся материалы и изделия. В последние месяцы жизни деревни все силы плотника уходили на создание гробов, и именно они небрежной кучей занимали кусок земли. — Этот подойдёт, — она приподняла один из гробов, который ещё не испортился со временем, и оттащила его подальше от остальных. — Что вы хотите сделать? — монах смотрел на неё непонимающими глазами. — Слушайте меня внимательно, Мо Синь, — Джулиет подошла к монаху практически вплотную, лицо её было серьёзным, — я не сошла с ума и мыслю здраво. Вы должны похоронить меня. — Г-госпожа! — не веря в то, что только что услышал, только и воскликнул Мо Синь. — Никак иначе, — она посмотрела в сторону и, резко подняв руку, выплеснула остатки энергии, проделывая яму в земле. Мо Синь в ужасе дёрнулся, будто бы его сейчас потащат в эту яму и засыплют землей. — Возьмите гроб с другой стороны, — приказала Джулиет, — быстрее! Монах спешно схватился за плохо обработанное дерево, не в силах контролировать своё тело. — Госпожа, это же… — Это единственный выход, — грубо прервала его Шоффар. — Я лягу в этот гроб, а вы забьёте крышку и засыплете его землёй. Дальше остаётся только надеяться, что всё можно будет изменить.  — Вы всё равно ничего не объясняете, госпожа, — монах продолжал протестовать: ему казалось, что они творят какое-то безумство. Гроб с глухим звуком упал на дно ямы. — Мо Синь, — она положила руку ему на плечо, — смерть — не только конец. Этот мир умрёт в любом случае. Но либо мы оставляем всё как есть, либо делаем сейчас по-моему. Самое страшное, что произойдёт — умрёт ещё один бог. А этого мы навидались достаточно, чтобы принять без страха. — Я всё равно не понимаю, госпожа. — Я воспользуюсь своим правом бога всё изменить. Сейчас я лягу в этот гроб и умру. Но я очнусь за несколько лет до этого дня. В прошлом, для которого это печальное настоящее даже не считается будущим. И попытаюсь всё исправить. Вместе с этим, — она достала свиток, — должно получиться. — Но… Но… — Мо Синь, — её голос стал жёстче, — другого выхода нет. Монах медленно кивнул. Если Джулиет обезумела и действует под влиянием бреда, то уже ничего нельзя сделать. Нет смысла её спасать, хоть и смерть она хочет принять мучительную. Но если она хоть немного права, то он будет виновным в промедлении. Джулиет легла в гроб. Дерево жёсткое, холодное, совершенно не обработанное. Занозы впивались в открытые участки кожи от малейшего движения. Мо Синь стоял рядом, у края гроба. Его взволнованное лицо было единственным, что хоть как-то разбавляло голубое небо и не давало забыться иллюзией спокойствия. Секунда тишины и умиротворения, прежде чем монах не опустил крышку. Гроб плохой. Меж досок есть зазоры и виден свет. Яркий и теперь уже недостижимый. Джулиет прикрыла глаза. Первый гвоздь вбит в крышку гроба.