***
Лань Сычжуй потушил все масляные лампы, что стояли в покоях. Его биологические часы говорили о том, что уже девять часов вечера. А это значит, что он должен был ложиться в постель. Но сегодня юноша не собирался спать так рано. Лишний свет из его окон только привлёк бы внимание охраны. Лань Сычжуй подошёл к одной из оконных рам и аккуратно отодвинул бумажные шторы, впуская в комнату свежий вечерний воздух. Он глубоко вдохнул, рассматривая небольшой домик, служащий крытым помещением для медитации Двух Нефритов. Там всё ещё горел тусклый свет. Вестимо, Ханьгуан-цзюнь снова решил провести многодневную медитацию. Тихо выдохнув, Лань Сычжуй вернулся вглубь покоев. На большой, аккуратно заправленной кровати, сложив руки на коленях, сидел Лань Цзинъи. Он с любопытными искорками в глазах рассматривал стеллаж, стоящий в дальнем углу комнаты, на котором находился набор из абсолютно разной литературы: начиная народными сказками и заканчивая заклинаниями средней мощности против лютых мертвецов. Спустя пару мгновений и неловких вздохов Лань Цзинъи отвёл взгляд со стеллажа на хозяина покоев. Тот, выпрямив спину, с лёгкой, ненавязчивой улыбкой на лице наблюдал за юношей. — Сычжуй, ты уверен в этом? — вставая на ноги и зачёсывая непослушную прядь тёмных волос за ухо, уточнил Лань Цзинъи. — А ты? — Лань Сычжуй подошёл к гостю, чуть отдёрнув широкий рукав белоснежного гусуланьского одеяния вниз. Лань Цзинъи удивлённо повёл бровью, не ожидая от него такого относительно дерзкого ответа. Но уже через мгновение он расплылся в коварной улыбке, хватая Лань Сычжуя за запястье. — Пошли. — своим самым наисерьёзнейшим тоном произнёс юноша и потащил Лань Сычжуя к выходу. Охрана в Облачных Глубинах была распределена таким образом: по четверо адептов у покоев Ханьгуан-цзюна, Цзэу-цзюна, Лань Цижэня и ещё нескольких старейшин; в самой резиденции от силы набиралось человек шесть-семь охраны; а вот по окружности Облачных Глубин было распределено более пятидесяти могущественных заклинателей, охраняющих свой дом от злоумышленников всякими способами. Исходя из этой информации, юноши решили, что до нужной им поляны они доберутся легко, главное — не шуметь и не попадаться кому-нибудь на глаза. Как они и предугадывали, на ночных улицах практически не было людей. Разве что Лань Цзинъи, продолжая тащить за собой Лань Сычжуя, чуть не врезался в спину какого-то мускулистого заклинателя. Вот смеху бы тогда было. Двое из лучших учеников столь именитого Ордена попались за нарушением аж двух правил — бег и прогулка ночью — таким глупым образом. К их великому счастью, Лань Сычжуй вовремя сообразил, что к чему, и потащил Лань Цзинъи на себя, юркнув в щель между двумя деревянными постройками. Лань Цзинъи, тяжело дыша более от испуга, нежели от длительного бега, весом своего тела прижимал Лань Сычжуя к стене. Его пальцы всё также лежали на тонком запястье юноши, сжимаясь в своеобразное кольцо на нежной коже. Щель, которая сыграла им на руку, оказалась чертовски узкой, поэтому даже при всём своём желании ни один из них не смог бы отодвинуться от другого. Лань Сычжуй, затаив дыхание, прижимался своей грудью к груди Лань Цзинъи и слушал стук его сердца. Если честно, то Лань Сычжуй очень разволновался, когда услышал, как сердце Лань Цзинъи бьётся о его грудную клетку с такой силой и частотой, что, казалось, вот-вот разорвёт плоть юноши и выскочит на землю. Интересно, отчего у него так участилось сердцебиение: от страха быть пойманными, от длительного бега или от довольно интимной для двух ещё мальчишек близости? Лань Сычжуй не успел даже обдумать свои мысли, как почувствовал, что его запястье уже не сжимают. Он ошарашенно опустил взгляд и попытался рассмотреть хоть одну эмоцию на лице Лань Цзинъи, но, увы, тень, создаваемая Луной и карнизом крыши, падала как раз на его лицо. Уже намереваясь шёпотом задать вопрос, он ощутил, что его ладонь обхватила такая же, как и его, влажная и горячая ладонь, а пальцы переплелись с чужими, словно змеи с лианами. Лань Сычжуй так и остался стоять с приоткрытым ртом, замечая, как дрогнул кадык Лань Цзинъи. Он во всех красках ощущал, как его щёки, уши, нос и совсем немного шея заполыхали краской. Как же он надеялся на то, что Лань Цзинъи тоже смущён до чёртиков. Юноши продолжали молча стоять в не самом удобном положении, то разжимая, то сжимая соединённые пальцы. Оба не спешили принимать каких-либо действий. В итоге первым сдался Лань Сычжуй, вытянув шею и разглядывая, не ушёл ли тот мужчина. Им повезло, тот заклинатель был не охранником, а, наверное, он всего лишь засиделся в библиотеке допоздна и сейчас возвращался домой. Напоследок сжав потную ладошку Лань Цзинъи, он махнул головой в сторону улицы, а после вылез из щели, свободной рукой огладив низ ханьфу. Остальной путь прошёл без лишних приключений. Лань Сычжуй вёл за собой Лань Цзинъи, слыша лишь своё спокойное и его отрывистое дыхание вразнобой. Губы Лань Сычжуя растянулись в мягкой улыбке, когда его взору предстала полянка, усеянная белыми огоньками. То были кролики Ханьгуан-цзюна. При слабом свете Луны их белёсая шкурка отливала серебристо-белым. А то, что освещалась только лужайка с тёмно-зелёной невысокой травой, делало это место волшебным. Ну вы только представьте: среди густых тёмных сосен выделяется небольшая площадь, наполненная пушистыми кроликами. Воистину волшебно — по-другому и не скажешь. Маленький чёрненький комочек, которых здесь едва-едва насчитывалось пару штук из нескольких десятков кроликов, ткнулся головкой в сапог Лань Цзинъи. Тот, даже не заметив животное, но ощутив толчок в пятку, отшатнулся, чем вызвал радостный смешок у Лань Сычжуя. — Испугался? — совсем тихо спросил он, пытаясь не разрушить ночную идиллию этого места. — Ничего я не испугался. — в той же манере ответил Лань Цзинъи. — Просто немного удивился. Лань Сычжуй освободил свою ладонь из хватки юноши и присел на корточки. Он подставил обе руки навстречу кролику, а тот, в свою очередь, охотно заполз на него, вздёрнув мордочку кверху. Лань Сычжуй прищурил глаза, замечая на чёрной шёрстке белое пятно в виде облака и вместо красных или жёлтых глаз, присущих кроликам, голубые бусинки. — О, это же Тинсы. — так Лань Сычжуй назвал этого кролика. Можно сказать, он был любимчиком юноши. А сам Тинсы считал своим хозяином только Лань Сычжуя, совершенно не принимая Ханьгуан-цзюна и никогда не позволяя ему себя гладить или кормить. — Дарованный Небесами*? — удивлённо спросил Лань Цзинъи, прикасаясь к ушкам кролика, который на руках хозяина чувствовал себя умиротворёно и даже разрешая незнакомцу прикасаться к себе. — Мгм. Вот, посмотри, — он ткнул пальцем на белое пятнышко. — У него будто родимое пятно в форме облака. А ещё глаза, — он приподнял Тинсы. — Они, в отличие от других кроликов, голубые. — О-о-о. — задумчиво протянул Лань Цзинъи. — Он миленький. Прямо как ты. — юноша лучезарно улыбнулся и свободной рукой потрепал Лань Сычжуя за щёку, легонько сжав пальцы на мягкой, покладистой коже. Лань Сычжуй тоже улыбнулся, укладывая голову на плечо Лань Цзинъи. Кролик тихо пискнул, зарываясь носом в воротник ханьфу своего хозяина. — Я никогда здесь не был. — сообщил Лань Цзинъи, усаживаясь на траву. Как только он подогнул под себя колени — по правилам Гусу Лань, — то хлопнул возле себя и подозвал Лань Сычжуя: — Садись. Лань Сычжуй послушно сел, не выпуская из рук Тинсы. Он снова положил голову на плечо Лань Цзинъи, рассматривая небо. Иссиня-чёрное с яркими звёздами-крапинками оно казалось по-настоящему волшебным и прекрасным. Честно признаться, ни один из юношей раньше не видел звёздное ночное небо. Тем более в такой неформальной, уютной и отчасти романтической обстановке. От этой мысли щёки мигом покрывались красными пятнами и полыхали, словно находились в самом центре костра и лежали на самых горячих углях; по коже бегали табуны из миллиарда мурашек, гоняя марафоны; сердце в груди с максимальной силой билось о рёбра; а внизу живота сладко, но при этом слегка болезненно тянуло. Лань Цзинъи оставил несколько хаотичных поцелуев на макушке Лань Сычжуя. Тот, что-то мурлыкнув, блаженно прикрыл веки.***
Уже с утра они будут исправно заниматься, не нарушая даже самых незначительных правил. Но сейчас могли вдоволь насладиться ночью, кроликами, свежим воздухом и друг другом.* В переводе с традиционного китайского Тинсы — дарованный Небесами.