— spirituoso — одухотворённо
Учебный год начался с тёплого апрельского пятого числа, озаряемого яркими лучами утреннего солнца. Новоприбывшие студенты Йокогамского Университета с кафедры музыкального искусства уже успели познакомиться с alma mater, пройдясь по светлым аудиториям, а теперь слушали вступительную речь декана Фукудзавы Юкичи, восхищаясь его уверенным голосом и сильными музыкальными руками. — Добро пожаловать всем вам, дорогие студенты. Наша молодая, но уже успешно развивающаяся благодаря вам кафедра с радостью принимает к себе. Надеюсь, время, проведённое в этих стенах, ни капли не прольётся даром, а вы сами получите огромное удовольствие от прикосновения к прекрасному. Музыка является неотъемлемой частью каждого из нас и поэтому я надеюсь, что вы найдёте в ней ответы на все ваши вопросы. Так пусть же эти ответы будут исчерпывающими и точными. Ура! Толпа студентов прокричала радостное «ура» с улыбками на лице. Проникновенная речь отозвалась, пожалуй, у каждого трепетным ожиданием предстоящего семестра. Студенческая жизнь, создание прекраснейших мелодий и множество единомышленников повсюду — всё это таило в себе большие надежды. После произнесения речи, директор жестом показал, что на сегодня это всё и можно расходиться. Каждый студент уже знал, кто является его руководителем по инструменту и где тот должен находиться, а потому большая толпа довольно быстро превратилась в несколько небольших групп и разбрелась в разные стороны. Накаджима Ацуши, одиноко озираясь по сторонам, пытался понять, где находится нужная аудитория. Дело в том, что он… заблудился. Сначала увязался не за той группой студентов, а потом постеснялся спросить у кого-нибудь верное направление. В какой-то момент в коридорах стало очень тихо и почти что пугающе. Ацуши почувствовал дикую панику, потому что опаздывать в первый же день — такая себе идея. Найдя нужную аудиторию, он начал молиться о том, чтобы всё было хорошо. — Извините… Пусть всё будет хорошо. Пусть всё будет хорошо. Пусть всё будет хорошо. — Я ещё не начал, проходи. Это был его новый руководитель — высокий темноволосый мужчина, довольно молодой, энергичный и с пронзительно завораживающим взглядом карих глаз. Он был одет официально, в светлые кремовые брюки и голубую полосатую рубашку, на которой ярко выделялся изящный галстук-боло. Они уже виделись на вступительных экзаменах, точно. Ацуши, сгорая от стыда, быстро прошёл в аудиторию, устремляясь как можно дальше от чужих взглядов. Не то чтобы у него получилось. Быстро сев за последнюю парту — будто бы там он мог бы спрятаться — он попытался успокоить разбушевавшееся от волнения сердцебиение и сконцентрировать всё своё внимание на происходящем. — Надеюсь, это всё. Я прекрасно понимаю, что в первый же день сложно ориентироваться по зданию университета, так что пока это простительно. Но запомните, пожалуйста, одну вещь. Преподаватель немного повернул голову вбок, всматриваясь в каждого сидящего перед ним человека. — Уже завтра вы должны знать абсолютно все уголки нашего факультета. В конце концов, это ваш новый дом. Царило полное молчание. Ацуши невольно огляделся — в аудитории сидело несколько человек, которые выглядели так же заинтригованно, как и, пожалуй, он сам. — Тем более, нашему факультету выделен только один этаж, не считая двух помещений для выступлений, и занятия будут проходить исключительно на нём, поэтому выучить нужно не очень много. Надеюсь, суть ясна. По спине пробежался холодок. Было в этом преподавателе что-то и завораживающее, и пугающее одновременно. Потому что даже такое требование — простое, логичное и, в общем-то, понятное — казалось теперь тем, что не выполнить нельзя. — Итак, для начала всем добро пожаловать. Меня зовут Дазай Осаму, для вас, конечно, Дазай-сенсей, хоть я и не особо люблю такое обращение. Он стоял за кафедрой, на которой был изображён символ их университета — жёлтый щит с переплетёнными латинскими буквами белого и красного цветов. Ацуши уже насмотрелся на него за всё то время, пока узнавал всевозможную информацию об университете и мониторил ситуацию с поступлением. — Уже на этой неделе на персональных занятиях я проверю ваши способности лично и назначу программу. Конечно, предпочтения учитываются, но в рамках европейского направления, поэтому рекомендую в ближайшее время подготовить ноты тех произведений, которые соответствуют вашему уровню. Аудитория была просторной и светлой. Парты и стулья приятного песочного оттенка, белые стены и потолки. Выделялись только большая доска тёмно-зелёного цвета с белой разлиновкой в виде нотного стана и чёрный величественный рояль в правом углу. На стене рядом с доской висел плакат с кварто-квинтовым кругом. — Старайтесь оценить себя максимально объективно, это очень важно. С этим, к сожалению, у Ацуши были проблемы. Он любил играть, у него получалось, но как будто чего-то не хватало. Чего — совершенно непонятно. Поэтому да, он пришёл сюда за ответами. — Я не хочу потом выслушивать ваши «не могу сыграть» или слушать мелодии для детей. Вы уже давно не дети. Глаза Ацуши округлились. Он, конечно, понимал, что имел в виду Дазай-сенсей, но с каждым словом он начинал бояться его всё больше и больше. — В этом году, кому неизвестно, - а я надеюсь, что все смотрели программу, - вы должны будете пройти курсы сольфеджио, гармонии, дирижирования, историю музыки и исполнительского искусства и некоторые общие предметы. Внимательно следите за расписанием, потому что оно, в зависимости от фестивалей, конференций и конкурсов, может меняться довольно часто. Преподаватель отошёл от кафедры, неспешно пройдясь перед студентами и оглядывая всех по очереди, а потом резко повернулся к двери. — А теперь предлагаю вам пока что познакомиться друг с другом, мне нужно отойти по делам, — изменение в настроении его голоса было кардинальным. — Ну, я ушёл, ребятки. И Дазай-сенсей... действительно ушёл, оставив их наедине. Повисло молчание. Он сейчас серьёзно? — Он немного… странный, — вдруг сказала девушка со второй парты прямо у окна. У неё были тёмные коротко подстриженные волосы, заколотые золотой заколкой в виде бабочки. — По-моему, просто издевается над нами, — сказал парень в кепке песочного цвета. Разве в помещении не снимают головной убор? — По-моему, он хороший человек, — тихо произнес парень в полностью чёрной одежде. Такой мрачный и хмурый. Повисло неловкое, очень неловкое молчание. — Ребята, меня Миядзава Кенджи зовут! — неожиданно для всех, лучезарно улыбнулся парень в джинсовом комбинезоне. Он выглядел намного младше, чем остальные присутствующие. — Изуми Кёка, — вдруг подала голос девушка с двумя хвостиками. Она единственная из всех была одета в традиционную одежду. Её голос немного не соответствовал внешней наивности, ведь она звучала абсолютно серьёзно и в некотором смысле холодно. — Эдогава Рампо, — немного равнодушно кинул парень в кепке, так, будто его вообще не интересовал никто из студентов рядом. — Йосано Акико, — сказала девушка с короткой стрижкой и самодовольно улыбнулась. — Накаджима Ацуши, — немного неуверенно пролепетал Ацуши — знакомиться всегда было волнительно. И снова молчание. — А тебя как зовут? — спросила Кёка у парня в чёрном. Её большие синие глаза излучали почти детское любопытство, хотя на лице была прежняя строгость и некоторая отстранённость. — Акутагава Рюноске, — бесцветно ответил тот, смотря прямо перед собой, будто находился где угодно, только не здесь. И снова молчание. Неловко. Ацуши нервно вздохнул и подумал о том, что до конца этой пары остался ещё целый час. Следующей была всемирная история. — Значит, это наша академическая группа. Нужно держаться вместе, — вдруг задумчиво проговорила Йосано. — Боишься заблудиться? — усмехаясь, подхватил Эдогава. Казалось, что они уже были знакомы. Девушка только посмотрела на того убийственным взглядом — настолько убийственным, что улыбка сразу же пропала с его лица. По коже прошлись мурашки. Эта девушка точно не даст себя в обиду — это и восхищало, и заставляло трепетать в некотором страхе. С ней нужно быть осторожным — это точно. — У нас следующей всемирная история, кто-нибудь знает, где она будет проходить? — спросил Миядзава, будто читая мысли Ацуши. — Кабинет на этой же стороне, через две аудитории направо, — ответил Акутагава. А вот это интересно. Ацуши повернулся в сторону Акутагавы. Его лицо казалось смутно знакомым. Наверное, они виделись на вступительных, так что это неудивительно. Почему он… такой? Парень выглядел странно: чёрные волосы с осветлёнными до белого кончиками, одежда исключительно в чёрных оттенках, взгляд, смотрящий куда угодно, только не на присутствующих. Он сидел, сложив руки перед собой, прямо, напряжённо, словно ему не терпелось поскорее отсюда уйти. — Ты здесь уже был, да? — спросил восхищённо Миядзава. — Да, — ответил Акутагава. Что ж, на диалог он явно не был настроен. Впрочем, Ацуши было уже всё равно. Все его мысли поглотило предвкушение следующих занятий. Быть студентом наверняка весело, ведь так?***
Как бы неловко не было, когда пара с Дазай-сенсеем без Дазая-сенсея по времени закончилась, Ацуши вместе со всеми двинулся в сторону указанной Акутагавой аудитории. Там уже сидело несколько человек — кого-то отпустили пораньше, а кто-то провёл прошлую пару прямо здесь. Новая аудитория была совершенно другой. Как будто каждый преподаватель за закреплённой за ним аудиторией мог делать с ней всё, что угодно. Здесь было немного мрачно, потому что окна закрывали плотные бордовые шторы. Стены и полы были такие же белые, как и в прошлой, но из-за включенного искусственного света казались неприветливо мёртвыми. На стенах, помимо традиционной доски с разлиновкой, висели карты и плакаты с известными историческими личностями и таблицами с датами. Ацуши любил историю. Конечно, не в том понимании, когда было необходимо зубрить десять тысяч дат, а когда он видел все ниточки, ведущие из одного события в другое. Ну и, конечно, для него в первую очередь была важна ментальность. То, что сложилось в Европе и то, как это отразилось на музыке завораживало. Ацуши мечтал когда-нибудь уехать, например, в Германию или Францию, чтобы пройтись по улицам, где когда-то происходили все те вещи, о которых он прочёл не один раз в старых книжках из местной библиотеки. Он прошёл вместе с остальными за парты, которые располагались в середине, и только Акутагава ушёл на самое дальнее место. Разве оттуда всё слышно? Было бы легче сесть вместе со всеми... На занятие пришла красивая, Ацуши бы назвал её величественной, преподавательница европейской внешности с очень длинными светлыми волосами, заплетёнными в два хвоста. На ней было бордовое платье с удлинённой юбкой сзади — разве дресс-код предусматривал такое? Впрочем, она представляла собой некое олицетворение викторианской эпохи, а потому ей было простительно и это. Изящной походкой она подошла к кафедре, поставив свою сумку на рядом стоящий стол, и, немного подождав тишины, начала. — Что ж, дорогие студенты, — с едва заметным акцентом. — Я вас всех приветствую и поздравляю с поступлением, меня зовут Кристи Агата, прошу обращаться ко мне как Кристи-сан, не выношу претенциозного «сенсей». Пауза. Никто не смел нарушать её даже шёпотом. — В своей первой лекции я бы хотела охарактеризовать… Ацуши, внимательно слушая, начал записывать конспект лекции. Однако, спустя время он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Не выдержав, Ацуши решил аккуратно повернуться, чтобы не привлекать внимания, и посмотреть, в чём дело. Повернувшись, он был в замешательстве — его спину взглядом прожигал Акутагава. Они ни разу не общались, Ацуши даже никак не проявил себя перед академической группой — абсолютно никакого первого впечатления, разве что глупо опоздал и лепетал, как серая мышка. Так... почему он смотрит на него? Какие вообще могут быть у этого причины? Это было странно.***
Пара по сольфеджио. Новая аудитория — новые впечатления. Всё помещение было уставлено зеленью, а в правом углу на подставках гордо стояли три скрипки, очень похожие друг на друга, но всё же разные — материалом и какими-то небольшими деталями. Ацуши никогда не видел скрипку вблизи, никогда не имел возможности прикоснуться к ней, но он был уверен, что скрипачи — настоящие счастливчики с самым тонким слухом и самыми нежными пальцами, которые своими умелыми, плавными действиями могли заставить трепетать и испытывать бурю эмоций от горечи до самой сладкой неги. Даже если на этих пальцах были неизменные твёрдые мозоли от постоянного прикосновения к жёстким струнам. Решив держаться наметившейся компании, Ацуши не отставал от своих коллег-пианистов. Впрочем, остальные первокурсники музыкального факультета поступали так же, держась только своей академической группы. Может быть, он когда-нибудь осмелится заговорить с кем-то ещё, но сейчас всё его внимание приковано к предстоящему занятию. В аудиторию зашёл высокий светловолосый мужчина в костюме цвета молочного шоколада, состоящего из брюк и жилетки, в чёрной идеально отглаженной рубашке, с тонкой оправой очков. Его взгляд выражал одновременно и строгость, и некую снисходительность. Противоречиво, конечно, поэтому Ацуши подумал о том, что стоило быть с этим человеком поаккуратнее. На всякий случай. — Приветствую и поздравляю всех вас с началом занятий. Меня зовут Куникида-сенсей. Прежде чем начать занятие, я бы хотел обратить ваше внимание на следующие необходимые вещи в этой аудитории. Во-первых, строго соблюдать дисциплину, потому что… Понятно, нудный тип. Как и сам предмет, кстати. Ацуши только надеялся, что эта черта никак не отражается на его игре — всё же музыка является отражением души. Какой, в таком случае, была музыка Ацуши? Он не понимал, честно. Он просто… играл. Играл то, что на душе, что чувствует, что думает. Перед его глазами всплывал образ, который он хотел передать, затем он просто отключался и сливался с инструментом. Касаясь клавиш, начинал повествование о внутренних ощущениях, почти никак не пытаясь анализировать то, что происходит внутри. Музыка шла сама по себе, ему, казалось, не нужны были никакие музыкальные теории, гармонии, всё складывалось само по себе, как нужно, как хотелось. Возможно, ему с этим несказанно повезло, но ведь это не тот уровень, к которому необходимо стремиться. Ацуши пришёл за ответами. И он их, несомненно, получит.***
— Накаджима Ацуши? — Да. — Заходи, чего стоишь? Следующее занятие — индивидуальное, с Дазай-сенсеем. Ацуши неловко прошёл в уже знакомую аудиторию, не зная куда себя деть. — Садись за инструмент, я сейчас… найду кое-что. Дазай-сенсей сидел за своим рабочим столом, который находился в левой части помещения, у окна, и что-то усердно искал в небольшом сером рюкзаке, который так сильно не сочетался с его внешним видом. Наконец, найдя необходимое, он подошёл к роялю, придвинул стул и сел рядом с Ацуши. В его руках был потрёпанный блокнот в твёрдой чёрной обложке. — Накаджима… — тихо и задумчиво произнёс он. Ацуши стало не по себе. Что вообще происходит? И что он делает? Тем временем преподаватель, найдя необходимую для себя страницу, что-то на ней прочёл. Почесав в задумчивости подбородок самыми кончиками тонких пальцев, повернулся к ученику и начал. — Так, Ацуши. Тебе, конечно, не очень повезло, потому что ты не имел возможности подготовить то, о чём я говорил утром. Можешь просто рассказать сейчас, что тебя интересует? Ацуши встрепенулся. Он ждал этого вопроса. Конечно же ему есть что сказать. — Иоганн Себастьян Бах. Дазай-сенсей лишь ухмыльнулся, потом снова уставился в блокнот и, пролистав пару страниц, продолжил. — Я бы мог сейчас попросить тебя что-нибудь сыграть, но я помню твоё выступление на вступительных. Знаешь, в чём была твоя проблема тогда? — Нет? Ацуши догадывался, но был не уверен в своих мыслях. Его сейчас будут ругать? Ладони начали потеть сами собой из-за волнения — одна из главных проблем пианистов. Не хватало только неприятной дрожи. — Тебе не хватает дисциплины, точности и аккуратности. Пока что я не буду давать никаких произведений, мне нужны только гаммы, аккорды, арпеджио. Ми мажор, фа-диез минор, ля-бемоль мажор, фа минор. Натуральные, хроматические и далее по списку. Всё понятно? — Д-да. Преподаватель всмотрелся в глаза, полные тревожности и страха. У Ацуши от волнения сбилось дыхание. — А знаешь, что меня поразило в твоей игре тогда? Ты знаешь, почему смог поступить? И снова преподаватель поменялся прямо на глазах. Переход его настроения от строгости до чересчур широкой улыбки выглядел чуть ли не безумием. — Почему?.. — В твоей игре есть жизнь и вдохновение. За инструментом ты выглядишь так, будто играешь всю жизнь и уже давно отошёл от академичности. Но, опять же, проблема в том, что ты к ней даже не приходил. Забавно, да? Нужно это исправлять. Тональности запомнил? — Да. Дазай-сенсей взял ручку из своего левого кармана и что-то записал. — Про Баха помню. Я посмотрю дома что-нибудь особенное, не переживай. Когда у нас с тобой следующее занятие? — В четверг. — Как совпало, однако. — Что совпало? — Мысли вслух, — усмехнулся он. Ацуши ничего не понимал. Абсолютно ничего. Его разум был чист и мозг не посылал в него сигналов о внешнем мире. — И, конечно, не забывай, что на неделе тебя ждёт ещё групповое занятие. Групповые проходят дуэтами, я уже подобрал того, с кем ты сможешь плодотворно работать. Но пусть пока это будет сюрпризом. Ацуши не понимал, можно ли воспринимать сюрпризы от Дазай-сенсея как что-то хорошее, но он всё-таки надеялся на это. — Хорошо. Дазай-сенсей закрыл свой блокнот, убрал ручку, встал и отправился к столу. — Ну всё тогда, можешь идти. — Уже? — А что не так? Повисло молчание. В самом деле, что же не так? Пара закончилась через пятнадцать минут после её начала. Впрочем, что ещё хотел Ацуши от, вроде как, вводного занятия? — Всё т-так. До свидания. — Пока, Ацуши. Дверь захлопнулась за его спиной, а он, несмотря на некоторый испуг, окрылённый и вдохновлённый от дальнейших перспектив, быстро пошёл по коридору к выходу. Он сделает всё возможное, чтобы улучшить свою игру. И у него непременно получится.