ПРОДАТЬ ДУШУ ДЬЯВОЛУ

Час ночи. Бар на новом Арбате работал до последнего гостя. Даже если этот гость был далеко не последним. — Ну скажи ты мне, нахуя, она так всё испортила? Блять… как можно было всё так уничтожить… — брался за голову Егор. — У меня такое нахер, поле ромашек было, для неё, я тааак себя спокойно ощущал. Я просто летал от её заботы и нежности. — Ты не забывай о том, что ситуация тоже не простая вышла, — отпил глоток тёмной жидкости Стас. — Я видел её глаза. В тот момент она переживала за этого пидораса, она думала, что я его убил. — выпучил глаза Булаткина — А ты б убил? — Если бы что-то только почувствовал не то, знаешь, то да. — Вот и она так почувствовала, что ты мог с ним разобраться. — Я прострелил ему плечо и ногу, и он это заслужил, я тебе больше скажу, этот мудила вообще не достоин прощения. — А как думаешь она его простила? Сильные руки Булаткина жёстче сжали рельефный стакан в руке, ощущая как вся злость переходит по артериям в мозг. От этого ощущения силы, было приторное послевкусие, которое совсем не хотелось делить с кем-то. — Не знаю. Но она переживала за него. Сука блять, нахуя она просто всё разрушила, — взялся за голову голубоглазый. — Если ты ещё думаешь об этом, значит ничего не разрушено. Я знаю тебя, и знаю когда тебе похуй. Булаткин убрал руки с лица, совершенно строго переводя взгляд на друга, и запивая дикое послевкусие горьким хмельным. — Я давно такого не ощущал. Я забыл как это сгорать даже. Мне совершенно не хотелось её наказывать. Просто хотел уехать и забыть всё нахер. Но наоборот всё помню. — То, что она переживала, это не значит, что она плохо относится к тебе. Значит она умеет сопереживать, волноваться, не знаю, заботиться например. Ты ведь сам это ощущаешь? Да, даже я это ощущал на нашей первой встречи с твоими родителями. — Я не знаю, что я ощущаю, — кинул каменный взгляд Булаткин. — Иногда я ничего не чувствую. Но в последнее время я и не заметил, как мне было по-другому. — Да, Егор, тот факт, что она не поверила, эти сто и один вопрос, конечно оставляют тебя на втором месте. Но. Она просто не такой человек, как ты. Она впервые в таких рамках. — Мне похуй кто в каких рамках. Я не хочу ничего разъяснять. — Тогда отпусти её. — Что? — Отпусти. — С какого хера я должен это делать? — Ты же понимаешь, что она привяжется. А хуже будет, если привяжешься ты. — Я.ни.к.кому.не.привязываюсь.- приблизился брюнет к другу, шипя и выделяя каждое слово своей агрессией. — Но ты же помнишь чем всё закончилось, когда привязались к тебе. И где сейчас этот человек. — Замолчи. — Блять. Ты не оставляешь шансов тебе служить плечом поддержки. — откинулся на мягкое сиденье Стас. — Просто замолчи и даже не думай вспоминать эту ситуацию. — Ок. Хорошо. Не буду. Но уверен, что в голове ты уже проиграл её. — Ебанный психолог. Вот кем тебе нужно работать. — А я и работаю. У тебя, — усмехнулся друг. — Вижу. — грубо откинул пустой стакан голубоглазый. — И вот как ты сейчас поедешь домой? За рулём ещё. — Как обычно, по трассе. — Представь, что ты приезжаешь, а её там нет. Ушла. Уехала. Ты же дал эту возможность. — Сука. Она никуда не денется уже. — Уверен? — Больше чем. *** Солённое море пленительно держит меня в своих внутренних страхах. Я вроде бы и пытаюсь сделать глоток, но у меня не получается вдохнуть в себя что-то больше, чем переживания. Всё было как в рассеянном тумане, словно я выпила спазмирующие препараты, которые раздражают нервные клетки и заставляют меня думать по-другому. Я не помню, как я поднялась на нужный этаж, как зашла в квартиру, и как сняла с себя верхнюю одежду, которая душила меня, и не давала возможности свободно двигаться. Мне мешало всё: предметы, постеленный ковёр своим длинным ворсом, свет софитов от окон, кольцевая лампа в гостиной и мысли. Хотелось лечь в кровать и отрубиться от этого ужасного дня. На языке у меня твёрдо стояла его последняя фраза, кинутая мне со множеством увечий и диким стеклом между рёбер: «Я не хочу тебя видеть.» Как жаль, что все эти паблики с цитатами не сработают в этот момент, и я не произнесу, что то по типу: «тогда я выключу свет», «не смотри, но останься», «от проблем уходит слабый». А потому что в жизненных историях бывает так, что и сказать нечего, всё за тебя сказали и сделали. И ты стоишь такая вся, в диком шоке и в постоянно дёргающем нерве на затылке, и уже дышать не хочешь, не то, чтобы выводить ситуацию из такой кондиции и выключать занавес эмоций. Мне казалось, что вся земля под ногами была жгучей лавой, и я вот сейчас провалюсь сквозь тысячу гектаров прожжённой земли. Почему-то в эту секунду мне не хотелось кричать ему, говорить несуразные фразы, не принимать его мысли, я больше скажу, мне даже бежать от него не хотелось. Ведь как можно убежать от самой себя, когда он уже внутри. Меня не держат в заточении, я не воспринимаю наш контракт, и его статус о том, что он может найти меня в любом уголке этой страны. Я просто уже намертво привязана. И сдвинутся с места в радиусе пяти километров от него, это как натянутая струна, которая может перерезать мне горло и заставить дышать носом, даже когда я не умею этого делать без него. Не знаю как, но я беру себя в руки и прохожу в комнату, где проходили мои одинокие ночи без него, и такие яркие с ним, словно это дежавю, прямо перед глазами, ускользает между пальцев и теперь я вижу пустые квадраты, без нас. Медленно чувствую подогретый пол босыми ногами, и прилив крови к пяточкам, хочется плюхнуться на кровать и ныть от изнеможения своей души, но что я могу этим добиться, кроме полного погружения в депрессию. Сажусь на край матраса, всматриваясь в отражение не застеленных жалюзи окон. Город горит чем-то чертовски привлекательным, и сегодня не мой день, чтобы быть героиней этого вечера. В секунду мой взгляд падает на тумбу, на которой всё это время был не тронут телефон. Касаюсь его вспотевшими пальцами и провожу по экрану, но он не подаётся моим знакам, показывая полное отключение от жизни. Телефон — сейчас немножко я. Понимаю, что зарядка где-то должна быть подключена ещё с прошлого раза, и сразу же спускаюсь к паркету, заводя ладонь за тумбу. По моим пальцам легко проходит ток, только не от заряда электричества, а от найденного «в слепую» дневника. О котором я уже успела забыть со всеми произошедшими событиями. Губы нервно цокают в полутемноте, мне не по себе, и кажется искра волнения просто накрывает мои скулы, от чего они сжимаются. Я думаю брать его или оставить на том же месте. В голове сразу же вырисовывается вопрос, а нужно ли это мне в этот момент? От желания узнать что-то больше, стынут ладошки, и я решительно хватаю дневник, и поднимаюсь обратно на кровать, включая ночник одним касанием к лампе. Не знаю как долго я гипнотизировала страницы, пока не открыла его, но в душе было терпкое ощущение, что это сыграет со мной злую шутку. Выдыхаю. Возможно именно сейчас это тот знак, та нужная пасхалка, которая даст мне ответ на происходящее. А возможно я повисну во мраке чьих-то воспоминаний, и не факт, что хороших. Открываю страницу с замиранием сердца, где-то далеко от середины, и нервно пробегаю взглядом по каллиграфическому почерку. В этот раз здесь нет следов подтёкшей синей пасты, будто бы кто-то вытирал страницами глаза. Первое, что кидается мне отчётливо, это дата. Число ровным счётом совпадает с сегодняшним, кроме месяца. 2 июня. «Не понимаю как он может меня терпеть, такую глупую истеричку, такую ужасную и нервную по любому поводу, ревнивую, со множеством тараканов в голове, когда я перехожу черту Саба и её Владельца. Когда я просто сама не своя, от того, сколько красивых девчонок рядом с ним. Он впервые не наказал меня, а обнял, укрыл, и уложил спать. Да… он не был со мной ночью, не позволил лечь рядом в его постель, и просто проигнорировал просьбу остаться в этом ложе. Но я все равно чувствовала его тепло, даже сквозь это плотное одеяло. Он успокоил меня одним только жестом, он успокоил меня.» 3 июня. «Сегодня у нас была встреча с его другом, у которого саб выглядит намного хуже меня. И он её не захотел. Он не захотел эту саб! Дневник! Я надеюсь, что эту ночь мы проведём вместе, а не по отдельности.» 4 июня. «К сожалению я с не утешительными новостями. Хозяин очень обозлился, когда я пропустила приём противозачаточных, мне казалось, что он убьёт меня. Боль по шеи и руке настолько жжёт, что я не могу дотронутся к этим частям тела. Почему, почему, почему… он не понимает, что я хочу от него детей. Много детей. Похожих на него. Он выглядит так дьявольски красиво, что невозможно от этого мужчины не хотеть сына или дочь.» 5 июня. «Я нашла способ не заглатывать таблетки, и буду пытаться продержаться так пару дней, вдруг у меня получится, цикл и так сбит, овуляция будет на днях. Боже, главное продержаться.» 6 июня. «Почему каждый раз с ним такой фантастический? Я теряю слова, когда он касается меня так грубо и местами эгоистично, что всё внутри переворачивается. Хочу чтобы этот момент повторялся каждый день. Каждый день. Пока я сглатываю таблетки, и хочу быть матерью его детей.» В каждой строке я читала видимое помешательство на человеке, будто бы девушка была не в себе от любви к человеку, который обращался к ней не лучшим образом. Здесь даже говорить не нужно, что со мной было иначе. Я чувствовала, я ощущала, что человек о котором пишут в дневнике, и Егор, которого знаю я, абсолютно разные люди. И мне хотелось в это верить, ведь меня не одаривали таким явным пренебрежения и отсутствием внимания. Но сейчас мне хотелось прочесть одно, когда же он узнал о том, что саб прекратила принимать таблетки. Ведь я помню прошлую историю, прочитанную на этих страницах об убийстве, и видимо речь шла о не родившемся плоде. Плод. Какое ужасное слово только и поместилось в моих мыслях. Мне хотелось ударить себя по губам, ведь это новая жизнь, радость, появление самого светлого лучика внутри, но точно не плод. Я листала страницы в суматохе, пробегая глазами по датам и содержимому. Здесь было много восхвалений, будто бы это действительно была больная любовь. Но я не могу так судить, ведь не знаю эту девушку совсем. Пролистывая страницы, я сново нашла потекшую запись солёным морем. И мне было страшно читать, что там находилось. Первое, что так четко попалось мне на глаза, это фраза: «Он узнал…» Дальше обрыв текста и пару строк в каком-то не понятно шрифте, словно девушка писала с закрытыми глазами. Я резко закрыла дневник, и спустилась на колени к тумбе, пряча его от глаз Егора и своих тоже, которые могли заметить мою находку, и ещё не ясно, чем бы это всё закончилось. Меня на миг просто закрутило в омане этих фраз, написанным от руки, и я поняла, что не готова сейчас погружаться в пространство жизни других людей. Я хочу сама менять что-то в наших отношениях, не изучая подробности тех, что уже давно закончились. И перед мной словно открылось второе дыхание, я увидела зарядку от телефона на полу, но не стала к ней дотягиваться, решая оставить всё как есть до завтра, и уже потом заняться телефоном. Сквозь туман всех мыслей нахожу путь к мягкой кровати, но именно в этот момент, мне не хочется там находиться. Встаю и робко иду на выход, ощущая тепло от носочков до пяточек, прохожу за угол, и вижу приоткрытую дверь в гардеробную, где не хранятся мои вещи, но они мне и не нужны сейчас. Там хранятся его. Захожу в царство вкуса и стиля, включая свет защёлкой на стене. Перед мной вырисовывается огромный гардероб, где собрана не только одежда, но и аксессуары, стеллаж обуви и множество ароматов, которые выстроены в своём хаотичном порядке. Провожу пальцами по рубашкам, которые аккуратно висят на вешалках, пучками пальцев касаясь худи, и джемперов, чувствуя кашемир, вдыхая аромат каждого, который так пропитан им. Будто бы Егор сейчас находится рядом, и я могу поговорить с ним, но его нет, ни здесь, ни рядом. Молча вдыхаю этот непобедимый вкус моей нервной системы и ощущаю какой-то умеренный релакс. Мне так хочется его касаться по объёмным плечам, закреплять объятия руками в замок, по его шеи, цепляться губами и целоватьсяцеловатьсяцеловаться. Хочется просто оставить все мысли этого вечера в прошлом, и вернутся на ту ноту, где мы долго и вкусно целовали друг друга языками. Нахожу по-середине всего этого пространства не большой пуф-диванчик белого цвета, и сажусь на него. Затем легко падаю на край мягкого пуфа, и медленно закрываю глаза, ощущая толщину навеса своих мыслей. Но сон так и не коснулся моих век. Звук отворота ключей прошёлся по рёбрам сильнее, и я понимала, что Егор вернулся. Но сил встать, или встретить его у меня попросту не было. Томные шаги отбивали по ушной раковине и моему сердцу, я считала секунды пока он найдёт меня. И найдёт ли вообще. Словно мы играли в прятки, как в детстве. Двадцать три. Слышу как он проходит кухню, и направляется к моей комнате. Двадцать пять. Он останавливается по середине проймы двери и скользит взглядом по периметру комнаты, где меня нет. Двадцать семь. Его шаги становятся резкими, и я слышу, как он рядом, почти рядом. Включает свет в коридоре, попутно не замечая освещения в гардеробной. Или замечая? Тридцать. Он здесь. Я чувствую, как шаг стал коротким, и то как его взгляд падает уже на гардеробную, в которой лежу я. Егор уверенно заходит внутрь, без слов подходя ближе ко мне, от чего я даже не могу поднять свой взгляд в его призрачные океаны. Я только вижу его ноги, и больше ничего мне не нужно видеть. Брюнет легко садится на край пуфа, и я чувствую как мои голени касаются его поясницы. Внутри сразу же играет тысяча и одна эмоция. Я вижу, как он не смотрит на меня, а просто закрывает глаза, и подносит кулак к носу, выдыхая. Словно находя ключ к самообладанию. Но мне почему то именно сейчас хочется задать один, единственный вопрос, и я не могу себе в этом отказать, невзирая на последствия. — Егор… Ты… хотел бы стать папой?