Приспешник

После ухода Эмили в душе у Габриэля стало пусто, как в доме, откуда вынесли все вещи. Мир терял все краски, стремительно тускнея и растворяясь в беспроглядной мгле. Агрест с душевной тошнотой, грустью и брезгливостью думал о том, что день, столь много обещавший, разбился вдребезги. В такие моменты что-то словно обрывалось внутри и каменело, во рту появлялся привкус горечи — острый, невыносимый, удушливый. Мужчина любил жену до безумия, хотя и любовью это чувство назвать уже нельзя. Это что-то большее, обволакивающее сознание, изолирующее от внешнего мира и уносящее в волшебное единство душ… Адриан обнял отца за ногу и, уткнувшись носом в брючину, что-то прошептал. Габриэль усмехнулся и аккуратно потрепал мальчишку по голове, чмокнул его в макушку и сказал: «ты точно мамин сынок, милый». Он взял Адриана на руки, долго смотрел на него, затем поцеловал в осовелые глаза. Уложив сына в постель и задёрнув шторы, Агрест осторожно укрыл его, заботливо подоткнув одеяло, и ещё долго сидел рядом, пока ребёнка не сморил сон. Он с жадностью рассматривал копну вьющихся волос и ямочки на пухлых детских щёчках. От этого маленького, слабого существа веяло чем-то далёким, бесконечно милым и давно похороненным Габриэлем. Он слегка опешил от чистоты и невинности сына, ощущал себя тьмой, которая тянется к свету, желая устремиться ввысь. Вдруг это чудо перевернулось на бок и свернулось калачиком, и в тот же миг дыхание Агреста перехватило, мужчина смотрел как заворожённый на эту восхитительную картину. «И почему же столь прелестное создание родилось у такого чудовища, как я?». Но не успел он даже толком это обдумать, как раздался звонок в дверь — гостья уже стояла на пороге — хотя Габриэль не ждал её так рано. Адриан, открывший свои изумрудные глазки, выглядел более бодрым, чем час назад. Он резко сел на кровати и с недоумением уставился на хмурого отца, который чинно восседал на диване. — Кто это? — спросил мальчик и потянулся к мужчине, который тут же подхватил его на руки. Звонок повторялся всё настойчивей и настойчивей. — Сейчас узнаем, — Агрест с сыном спустились вниз по широкой лестнице с мраморными периллами в большой зал для гостей, затем прошли в прихожую. Провернув дважды против часовой стрелки ключ, Габриэль плавно открыл дверь. Его и так вытянутое лицо вытянулось ещё больше. Всё сплелось: слова и образы; оживший призрак прошлого пристально смотрит ему прямо в глаза поверх черепаховых очков. Санкёр стояла на пороге, замерев в напряжённом ожидании. — Н-Натали?! — немного заикаясь от удивления, произнёс он. — Здравствуйте, месье Агрест, рада снова Вас видеть, — женщина неловко улыбнулась, — Привет, Адриан, как поживаешь? — она нагнулась к ребёнку и рукой в чёрной кожаной перчатке отвела пряди спутанных пшеничных волос с его лица. — Всё хорошо, мадам Санкёр, надеюсь, у Вас тоже, — Натали улыбнулась уже по-настоящему, кивнула согласно. — Так вы знакомы? — сухо поинтересовался Габриэль, положив руку на плечо сына. — Да, мы встретились на маминых съёмках, мадам тогда мне конфеты подарила… — озорные искорки счастья заиграли в зелёных глазах. — Кхем, может, поговорим обо всём в доме? Очень уж прохладно сегодня на улице, — женщина слегка поёжилась от холода. — Конечно, проходите, — мужчина пропустил женщину вперёд и проследовал вслед за нею на кухню. Габриэль заварил кофе и повернулся к Санкёр, протягивая порцию терпкого чёрного напитка. Она осторожно взяла чашку из его рук. Они ещё семь лет назад разорвали дружеские отношения, перестали быть органичной и неотъемлемой частью жизни друг друга, отстранились и стали чужими. — Как прошла Ваша поездка в Америку? — смущённо отозвался Агрест, — Вы получили то образование, которое так хотели? — быстро обозначил он тему, чтобы сгладить возникшую неловкость. — Да, вполне, жаль только, что всех друзей растеряла — все до одного женились, — Натали отпила глоток, сморщилась и поспешно поставила чашку на столик. — Тебя не огорчает тот факт, что все твои знакомые уже давно женаты? — Огорчает. Но я не знаю, как им помочь, — после этих слов Габриэль прыснул от смеха прямо в кружку. Осуждающе посмотрел на женщину и вылил содержимое в раковину, — Не у всех же так удачно сложилось, как у вас с Эмилией, я даже вам по-хорошему завидую, — уточняет Санкёр, тихо хихикая. — Да, Эмили невероятная… — в наступившей тишине раздаётся восхищённый вздох. Адриан слушал разговор взрослых с любопытством, и казалось, что он вовсе забыл о сладостях и горячем шоколаде. Натали переключила внимание на него, нежно улыбнулась и отправила кусочек шоколадного торта ребёнку в рот. От неожиданности Адриан чуть не поперхнулся, но всё же смог проглотить кусок и смущённо улыбнулся. — Месье, Вы не опоздаете? А то помнится мне, что Вы в этом деле любитель… — после этих слов Агрест нетерпеливо взглянул на дорогие наручные часы. — Натали, я не любитель опаздывать… Я — профессионал, — мужчина засуетился, поглядывая с опаской на время, — Натали, вверяю Вам Адриана, до встречи, — сказал месье и поцеловал сына в лоб. Тяжёлая дверь захлопнулась, голос Габриэля стих. — Во что будем играть, молодой человек? — после этих слов мальчик оживился, заулыбался во весь рот.

***

Санкёр и Адриан читали и обсуждали вместе книги и комиксы, играли в приставку, в настольные игры… Они просидели так около трёх часов, когда Натали вдруг услышала в соседней комнате слабый шорох, но тут же забыла о нём, возвращаясь к игре. Через полтора она быстро зашла в кабинет, схватила книгу со сказками, лежавшую на одном из шкафов, споткнулась о ковёр и опёрлась о шкаф, чуть пошатнув его. Тут же раздался шум падения тяжёлого предмета — металлический чемодан оказался на полу, раскрылся, пронзительно хрустнув, будто речная ракушка под нажимом ножа. Брошка в виде бабочки выпала из него, тускло поблёскивая чёрным камешком. Натали подняла чемодан за потёртую ручку и насторожённо замерла — второй броши не было. Схватив телефон, она включила торшер и начала лихорадочно набирать номер. — Месье Агрест, талисман… — начала женщина, но Габриэль резко прервал ход её мыслей. — Поздно, Натали, она мертва, — в его голосе звучали нотки обречённости и отчаяния. — Мертва… — едва слышно повторила Санкёр, не вытирая стекающих по щекам слёз...