Саундтреки: Foals — Neptune Lana Del Rey — Religion Sting — Shape Of My Heart
Величественный зал Совета Равновесия был как никогда торжественен. Сквозь вереницу стрельчатых окон нежно лился утренний свет, окрашивая старинную каменную кладку стен причудливыми узорами. Красные знамёна, приуроченные к единству всех бессмертных, пылали и колыхались под напором солнца. Прямо в центре залы возвышалась массивная статуя ангела, тянущая руку ввысь, к бесконечной синеве. Её глаза, невинные, жаждущие ответа, устремились в стеклянный купол, который увенчивал круглый свод потолка. Это был венец самой высокой башни на Небесах. Цитадель, великая и неприступная, — тысячелетний бастион власти бессмертных над бессмертными, заканчивался именно здесь. Сколько же судеб вершили эти стены, сколько падений, взлётов, воспарений и крахов они свидетельствовали! Будь они рассказчиком, их интриги поразили бы любого творца. За них сражались, умирали, страдали, губили души. И какая бы эпоха не господствовала на Небесах, её сердце неизменно билось в этом зале. Её могущество и гордость собирались тут изо дня в день, чтобы перед обедом обсудить планы вечности. Писать историю каждым своим словом и решением — вот, что значило находиться здесь. И этим беззаботным утром близилась её новая глава. Замерла волнительная тишина, лишь гомон толпы снаружи отзеркаливал от стен. На золотой лепнине в форме круга, прямо у основания исполинской статуи, стояла девушка. Она казалась очень хрупкой на фоне монументальной архитектуры, словно этот зал был ей большеват. Её голова была опущена, шелковистые каштановые локоны закрывали падали лицо. Аккуратный маленький лоб опоясывала изящно выкованная диадема. Её золотые крылья сверкали ярче солнца, отражая его лучи. Белоснежное платье, обрамлённое поясом с золотыми листьями, ниспадало вниз почти невесомым шлейфом. В это мгновение казалось, что нет большей оды вечной жизни, чем её тонкий стан, полупрозрачные кисти и округлые плечи. Она была великолепна, ведь это был её день. Однако, за безупречным образом скрывалось неподдельное волнение. Рядом с девушкой возвышался глубокий старец в плотном парадном плаще. То был ангел, служивший Небесам с незапамятных времён их господства. Его обременённая веками рука крепко держала посох: массивный, исписанный древними рунами, инкрустированный сверкающими топазами. Не раз он ложился тяжёлой ношей на плечи тех, кто вступал в Совет. Девушка тоже помнила его прикосновение. Но сегодня всё было иначе. Вокруг них полукругом расположились другие бессмертные: пять апостолов новой власти, что пришла после войны. Среди них были и ангелы, и демоны, но, по какой-то злой шутке, на инаугурации ангела демонов было больше. Они стояли рядом друг с другом, величаво раскинув тёмные крылья. Хаврил и Нирбаси — первые демоны в Совете со времён его существования — лишь слегка ухмылялись напыщенности древнего ритуала посвящения. Досконально чувствуя перемены в энергии подруги, взволнованно перебирала руками Мими — молодая директриса Школы ангелов и демонов. Возле неё застыла Мисселина, совсем недавно вступившая в Совет. На улыбке женщины отпечаталась блаженная ангельская мудрость, а глаза светились от взгляда на свою любимую ученицу. Впрочем, был ещё один демон, которому не полагалось присутствовать на таком эпохальном событии, но и запретить ему прийти не представлялось возможным. К тому же, счастливец получил личное приглашение. Он стоял прямо напротив девушки и, торжественный, наряженный в свой лучший костюм, подчёркивающий его статную фигуру, пылал от гордости. Его красные глаза стреляли в бессмертную пронзительные искры, ожидая, что и она на него посмотрит. Демон осматривал её бесстыдно и восхищённо, ни от кого ничего не скрывая. А скрывать, собственно, было нечего, и очень давно. «Люцифер!..» — только и подумала девушка, смутившись, но удержалась и не подняла глаз на любимого. Новый Сатана, правивший бесчисленными землями Ада, лишь расплылся в злорадной усмешке, сразу уловив романтичную перемену её энергии. Было весело наблюдать, как её щёки против воли наполняются предательским румянцем. Близилось время начинать долгожданный ритуал. Ангел посвящения медлил лишь из страха перед ещё одной тёмной фигурой, скрывавшейся в тенях Цитадели. Он постоянно оглядывался в ту сторону, помня, что ему высказали после прошлой инаугурации, когда он забыл помазать эту молодую особу. Хоть массивная тень и была спокойна, она заставляла нервничать каждого присутствующего в зале. Вызывала может и не ужас, но смутное беспокойство. Однако, для него были все основания. Люцифер, внешне не выказывающий никакой неприязни к бессмертному в углу, сдерживал себя только из глубокой любви к виновнице торжества. Она хотела бы, чтобы хоть в этот день он сдержался и вёл себя «прилично». Поэтому он смотрел только на неё, предаваясь лучшим мыслям. Лишь после короткого, еле заметного кивка скрытой в тени фигуры старец начал свою речь высокопарно и громко: — Ты прошла большой путь, Вики Уокер. Я помню твой выпуск из Школы ангелов и демонов. Это было первое посвящение, самое волнительное и трогательное. Тогда ты стала ангелом, приняв сторону света, чистоты и милосердия. Ты поклялась быть такой навеки. Своими добродетелями ты окрылила и Совет, вступив в него совсем скоро после выпуска. Тогда произошла наша вторая встреча, и я во второй раз возложил ритуальный посох на твоё плечо. Шли годы, ты следовала своим обещаниям, преображая наш мир. Была не только добра, но и справедлива, не только смела, но и осторожна в своих решениях. Если кто-то и сомневался в тебе ввиду молодости, все сомнения развеялись по ветру, стоило тебе начать действовать. И ты каждый раз доказывала, что по праву заслуживаешь своего места в Совете, как когда-то это делала твоя мать. После последней фразы ангела её глаза сами собой наполнились предательскими слезами. Видимо, сказывалось натянутое напряжение, неделями подводящее к этому слишком важному, долгожданному моменту. — Сегодня наша третья встреча, Вики. А это значит, что ты достигла вершины, к которой стремятся тысячи. Это твой триумф, и триумф нового мира, что ты принесла. С твоим назначением грядёт другая эра, в которой именно тебе суждено быть мостом между бессмертными и Шепфа. Ответственность, что будет лежать на твоих плечах, известна. Клянёшься ли ты, что примешь её с достоинством и бесстрашием? Лишь сейчас девушка подняла лицо к ангелу. Тут же молодое лицо озарил яркий свет, и было неясно, исходил ли он от солнца. Её глаза, синие, словно Небеса, с чуть полопавшимися капиллярами, переливались глубоким пониманием. Будто она знала, что уготовило ей всеобъемлющее провидение. Пересохшие губы дрожали, когда она мягким голосом произнесла: — Клянусь. — Клянёшься ли ты и впредь действовать беспристрастно, справедливо выносить приговоры и возвышения, не пьянясь дурманом власти? — Клянусь. — Клянёшься ли ты сохранять хрупкую чашу Равновесия во что бы то ни стало, любой ценой, любым средством, во благо высшего счастья пожертвовав своим покоем и жизнью? В горле девушки застряла чуть не сказанная клятва. Ресницы порхали в бездонных глазах, словно птицы, не находившие выхода. Тело пробрало страшное осознание услышанных слов, вся их неотвратимость и вековая мощь. Она знала, что это не просто формальность, что это бремя ляжет на неё раз и навсегда. Ведь не было ещё главы Совета, покинувшего эту должность живым. И как бы она не готовилась к этому часу, теперь её душа отчаянно вырывалась и молила о бегстве. Куда-то в пустынные летающие острова среди небес, где не догонит тяжесть всё новых и новых обязательств перед бессмертными, ликующих за балконом. Ногти больно впились в ладони. Как и много раз до этого, она ухватилась за свой последний бастион силы. Мальбонте. Лишь на мгновение Вики перевела взгляд на тень в углу зала. Оттуда за ней всё время наблюдали два чёрных, блестящих зрачка. Непримиримые, вечно ищущие истину глаза: она разглядела их скорее инстинктивно, нежели на самом деле. Казалось, весь мир перестал существовать, вся роскошь и величие вокруг померкло, когда два взгляда встретились. Осталась лишь тьма с едва заметными очертаниями статного бессмертного, такого родного и знакомого, что всегда подсказывал ей истину. И сейчас пронзительный взгляд вновь, громогласно и неотвратимо, указывал путь, по которому ей суждено пойти. Простое слияние глаз, длившееся лишь миг — и она преисполнилась такой решимости и отваги, какую всегда чувствовала при мысли о нём. Ангел ждал. Наконец, Вики была готова: — Клянусь! — ответила она так отчаянно, что старец вздрогнул под напором её покрасневших глаз. Величественное молчание длилось несколько секунд, и присутствующие замерли в благоговейном ожидании. Затем ангел из ордена просвещения оторвал могучий посох от пола и мучительно медленно поднёс его к девушке. — Посему нарекаю тебя, Вики Уокер, главой Совета Равновесия. Она с облегчением выдохнула, но когда наконечник посоха коснулся её обнажённого плеча, всё исчезло: зал для собраний, морщинистая рука ангела, силуэты соратников, надоевший крик толпы и тени. Лишь темнота в глазах. Вики помнила, что испытывала во время прошлых инаугураций, но эта, третья про счёту, была совсем иной. Она ощущала, как её уносит куда-то очень далеко, ввысь, за грань мироздания, в блаженную невесомость, которая наполнила всё тело до кончиков пальцев. Изнутри разрывало что-то невообразимо великое и могущественное — сила, недоступная простым бессмертным. Вдруг, так же резко, как и погас, засиял свет. Понемногу морок рассеивался, открывая взгляду совсем иную картину. Перед Вики раскинулся уже знакомый, по-настоящему божественный сад: обитель Шепфа. Она была здесь в последний раз лишь в тот роковой день, когда война подошла к концу. Но сегодня сад был пуст. Воспоминания об произошедшем болезненным ключом заиграли в гудящей от перемещения голове, но она отогнала от себя эти мысли. Сейчас не время, ведь скоро — её первая встреча с Шепфа, на которой они поговорят на равных. Он сам призвал её сюда, ведь теперь она — проводник его воли в мире бессмертных. Вики бродила между невысокими яблонями, преисполненная ожидания. Её спутником был шум текущих вверх водопадов, неотступный и блаженный. Внезапно, из-за куста к ней подбежал изящный олень, шёрстка которого бархатисто переливалась на свету. Его глаза-бусинки смотрели на Вики слишком внимательно и человечно для обычного животного. Девушка потянулась погладить пришедшего гостя. Его головка упёрлась ей в ногу, словно приглашая к дружбе, а затем животное резко бросилось вперёд, галопом преодолевая цветастые луга за считанные секунды. Вики взмыла в небо, стараясь не отставать, ведь понимала, с какой-то небесной ясностью ощущала, что он ведёт её за собой. Она впервые заходила в мир Шепфа настолько далеко: это вызывало восторг и страх одновременно. Стало интересно, летал ли так когда-то Эрагон, бывший Верховным Серафимом до неё. Что ж, тогда она могла понять, почему власть ангелов растянулась на века — лишь настоящий безумец способен самостоятельно отказаться от такой чести. Вскоре на горизонте замаячило бескрайнее, глубокое море. Олень добежал до кромки воды, остановившись лишь на мгновение, а затем сиганул прямо по водной глади с новой силой. Постепенно его бегущий силуэт тускнел, растворяясь в бесконечности, ведь он довёл гостью до места встречи. Вики обнаружила себя парящей в необъятной синеве, которой не было конца. Она уже не могла лететь дальше — всё тело будто застыло, и даже взгляд не мог оторваться от одной точки. Именно там, где-то на другом конце вселенной, зародилась искра света. Совсем крошечная, она всё расширялась и расширялась, пока из неё не вышел Бог. Шепфа наконец предстал перед своим новым проводником во всём великолепии. Но Вики Уокер, только что возглавившая Совет, больше не испытывала благоговения, как в их самую первую встречу. Она была бесконечно благодарна Шепфа за его разумное решение согласиться на мир, и всё же понимала, что в тот роковой день Мальбонте мог уничтожить его. Он уже почти сделал это, и остановила его именно она. Она видела, как умирает Бог. Во что бы тогда превратился осиротевший мир бессмертных?.. В пространстве прошли мощные вибрации — это значило, что Шепфа собирается заговорить. Его огромные крылья, состоящие из сотен других, развивались на ветру, пронзали облака и создавали новые. Руки божественной красоты были раскинуты в привычном жесте всевластия, когда он начал: — Здравствуй, бывшая непризнанная, ныне бессмертная, ставшая ангелом, а затем и серафимом. С нашей встречи прошло совсем немного времени. Вики искренне не знала, что ему ответить, застыв в оцепенении. Поэтому она решила просто поприветствовать Бога, как своего старого знакомого: — Здравствуй, Шепфа. Вновь вибрация, пронзающая до дрожи. — Ты первая из тех, кто возглавил Совет, будучи рождённой человеком. Это достойно уважения, и я поздравляю тебя с твоим назначением. Теперь именно ты — мой мост между миром ангелов, демонов и людей. О чём ты хочешь узнать? Вики на мгновение остолбенела. Он говорил так, будто ничего не произошло. Словно Мальбонте не сражался с ним из последних сил, пока тьма Шепфамалума тараном продралась через его душу, словно не было смертей тысячи бессмертных в войне между ангелами и демонами, старая власть не была свергнута и обесчещена, и он не признал, что проиграл. Но решится ли она спросить? Так легко почувствовать себя ничтожной, глядя в лицо вечности, превосходящей тебя стократно. Это могущественное божество издевалось над ней. Вики прекрасно понимала, что Шепфа знает всё, о чём она сейчас думает, но всё равно представила в голове чёрные глаза. Они готовили её к этому дню все последние годы. Они дарили ей силу, которая не была дана ей с рождения. Они и стали тем, что в первый раз заставило принять собственное, опасное решение. Вики продолжала смотреть на лицо Шепфа, в котором, вместо привычных человеческих черт, отражалась вселенная. Они оба всё прекрасно понимали, и разговор казался таким лишним в этом консенсусе сторон по разные баррикады. Но всё же, спустя долгое-долгое время, Вики твёрдо произнесла: — Теперь я проводник воли не только Шепфа, но и Мальбонте? Вашей общей воли? — Да. И снова пронзающая, глубокая тишина. Будто маленькие дети на Земле играются в молчанку. Божество нарушило правила игры первым: — Я знаю всё. Ты даже вообразить не можешь те миры, что я создал, и те судьбы, что я им уготовил. Меня интересует лишь важное. О другом я не говорю, ибо вижу остальное. Мой взор охватывает все души вселенной, каждую их мысль и желание. Я знаю, что и твоё сердце запутано. Вижу двойственное, разделённое пополам чувство. Твоя связь с ним велика. Я сам доверил тебе его душу, потому что его душа давно отдана тебе. И я знаю, что вы не доверяете мне. Именно поэтому я намерен развеять сомнения. Мне нужен мир и покой. Я хочу, чтобы мои дети процветали. Ты стала ангелом, поэтому теперь и ты моё дитя. И ты помогаешь сохранять Равновесие. Лишь по этой причине я согласился с Мальбонте и позволил тебе возглавить Совет. В иных временах я посчитал бы тебя недостойной даже вступить в него, но в эту эпоху нет никого, кто мог бы лучше удержать хрупкий баланс между нами. Я не забыл, кто именно остановил Мальбонте от падения в бездну. Ты нужна ему также, как и он тебе. И именно поэтому я пошёл на уступки — чтобы вы, опьянённые властью, не уничтожили мир, который я создал. Не только мне, но и этому миру нужно, чтобы ты не позволяла ему стать тираном. — Он никогда им не станет, — возразила Вики, возмущённая до глубины души. Ответить на остальное у неё не было сил. Похоже, Шепфа ещё никогда не перебивали. Вибрации стали жёстче, и он продолжил: — Да, не станет. Но ты не хуже меня знаешь, что он ходит на грани каждую секунду. Малейшее дуновение может направить чашу весов в сторону тьмы. Не забывай, что он воскрес из неё. Не защищай его самозабвенно. Напоминай, кем он может стать без света. Хоть теперь в твоих руках судьбы всех бессмертных, не забывай про самую главную судьбу, что тебе дано вершить. Это всё, что я хотел тебе сказать. — Я клянусь делать всё, что в моих силах, но… — ответила Вики, не понимая, почему разговор оборвался так быстро. Вибрации Шепфа будто послабели, отдаляясь от Вики всё сильнее. — Я знаю. Всё. На сегодня мы закончим. Я пошлю тебе знак, когда пожелаю увидеться снова. Если не призываю тебя в мой мир, знай — я согласен с тем, что происходит. Я вижу всё. До встречи. У Вики сразу появилось столько вопросов, которые нужно было задать Шепфа, но её неотвратимо тянуло прочь из этого мира, словно она сразу стала тут чужой. Воды моря вытянули её на берег, перед глазами молниеносно проносились водопады и луга, красоту которых никогда не суждено увидеть бессмертным: их создал Бог лишь для себя. И вновь свет, оглушающий и неповторимый, поглотил её в нежные объятия. Стоило лишь посоху оторваться от неё, как мир вернулся на свои места. Дорогие ей бессмертные стояли всё там же, и всё также шумела толпа за окном. Казалось, прошло всего мгновение, в то время как она пережила вечность. Глаза снова забегали, но взор был всё ещё затуманен. Она прерывисто дышала, словно вынырнула из вод океана. — Вики? — окликнул её Люцифер, но не получил ответа. — Эй, ты меня слышишь?! Взволнованно переглянувшись, они с Мими уже порывались подойти к ней, но Мальбонте лишь одним жестом остановил демонов. Он вдруг вышел из своего теневого убежища, отчего нервозность в зале Совета только усилилась. Его неизменные чёрные доспехи с острыми плечами переливались и играли с солнцем. Холодный блеск стали окрашивал окружающее яркими красками, в то время как он сам оставался непроницаем. Густые чёрные брови были сдвинуты в привычном выражении, отображая быстро сменяющие друг друга мысли. Он тоже смотрел на Вики, одними лишь глазами будто спрашивая: «Что с тобой?». Она бы не смогла ему ответить. Знала лишь, что что-то изменилось в ней самой навсегда. Мир остался прежним, а в её душе расцвело нечто новое, воспарило ввысь и осталось бродить по тому божественному саду под шум водопадов. Она нашла в себе силы подняться в полный рост и расправить золотые крылья. Казалось, зал озарил новый луч света. Ощущалось то самое священное присутствие, как всегда бывало после общения с Шепфа. Было ясно: она прикоснулась к чему-то совершенно иному, недоступному остальным. В её глазах сверкали небеса, самые светлые и далёкие. Они смотрели сквозь бессмертных, сквозь стены и облака — в рай, откуда её изгнали. Все присутствующие в зале с удивлением заметили, как по дуновению ветра тонкая каштановая прядь возле лица девушки окрасилась в белый. В чувство Вики привёл лишь глухой, но не утративший могущества голос старца: — Теперь судьба бессмертных в твоих руках, — произнёс ангел, всё ещё стоявший возле неё, особенно величественно. Вики могла поклясться, что заметила на его сухих губах так и не появившуюся улыбку, словно он уже где-то это видел. Ритуал посвящения был завершён, а она — готова.***
Когда на главной площади окончательно закончились свободные места, новоприбывшие бессмертные начали залетать на крыши стоящих рядом домов. Кто-то предпочитал просто парить в воздухе, наплевав на видимость остальных. Тогда уже его оставляли внизу, и ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля. Во избежание таких происшествий за соседними улицами тихо притаились столичные отряды архангелов и архидемонов. Солнце и не собиралось скрываться за облаками, нещадно одаривая своим теплом бессмертных. Стоял галдёж и волнительное перешёптывание, смешавшийся с вечными взмахами белых и чёрных крыльев. Самые знатные жители города с небольшой издёвкой смотрели на весь этот балаган, расположившись на собственных балконах, откуда открывался вид на саму Цитадель. Можно было смело заявить, что сейчас в этом месте сосредоточились чуть ли не все обитатели Небес и Ада. Было понятно одно — все они ждали, упоительно и жадно. Ведь глава Совета сменяется далеко не каждое столетие: последний раз это случалось порядка трёх тысяч лет назад, когда на этот же балкон, только совершенно к другим бессмертным, своим размеренным ходом вышагал ослепительный Эрагон. Ох, что тогда было за пиршество! Какое ознаменование великой и долгой эры ангельского процветания! Особенно суеверные ангелы были убеждены, что от проведённого дня инаугурации зависит остальное правление Цитадели. Именно поэтому в городе ещё задолго готовился настоящий праздник, знаменующий следующий переход во времени. Всё же, восприятие эпох у бессмертных было очень индивидуалистическим, во многом зависящим от личностей правящей верхушки. Очевидно, что Вики сегодня стала главным предметом для обсуждений, как и её ближайшее окружение. В прочем, предпочитали выражать лишь восхищения, надеясь на их дальнейшие успехи. Для сплетен найдётся ещё время, а сегодня же — день великий. Вдруг всё замерло. Фразы остановились на полуслове, как и жесты. Даже взмахи крыльев перестали шумным водоворотом проноситься над площадью, ведь заиграли трубы. Величественные и праздничные напевы, означавшие конец инаугурации, заставили каждого направить взгляд в одну точку — распахнутые двери зала Совета. На белоснежный, опоясанный красными знамёнами балкон из чистого мрамора начали по очереди выходить сильнейшие бессмертные своего времени. Первой была смущённая такой толпой Мисселина, за ней — Нирбаси, более привычная к вниманию. Завершал проход членов Совета вечно развесёлый Хаврил, при появлении которого демоны одобрительно заулюлюкали. Ещё большие овации вызвал роскошный Сатана. Люцифер, буквально купающийся в этих ощущениях, привычно для себя легко ухмылялся. Наконец, при виде Мими собравшиеся на одной из крыш ученики Школы проявили себя особенно громко. Но всё же, не они были главными фигурами сегодняшнего дня. Все ожидали её. Вики глубоко вдыхала и выдыхала, стоя в проходе огромных дверей. Дальше открывался вид на бесчисленных ангелов и демонов, которые, казалось, даже издалека видели её. Нельзя было переоценить важность сегодняшней речи, которую она так долго и старательно готовила. Тот, кто помогал ей в этом, как всегда в последнее время, предпочёл бессмертным темень. Она украдкой обернулась. В центре опустевшего зала продолжал стоять Мальбонте, не желая выходить к толпе: он сказал ей раньше. Вместо этого он смотрел на огромную статую ангела, что возвышалась над ним многократно, и всё же выглядел величественнее в своём одиночестве. Его греческий профиль, достойный античной статуи, был особенно суров в тот момент. Она знала, что его боялись и избегали даже спустя столько лет. И сколько бы прекрасного он не сделал для Небес, сколько бы не улучшал их жизнь, этот страх не искоренить просто так. Ведь это был бессмертный, развязавший войну, бросивший вызов самому Богу. Он забрал у кого-то детей, у кого-то родителей, наставников, любимых, которых смерть никогда не ждала в своих объятиях. Пророческие, страшные речи Шепфа вновь заиграли в голове. Почему он снова всё время говорил о нём, словно больше ничто не имеет такого значения, как эта душа? Неужели провидение желает, чтобы она предпочла ей все остальные души во вселенной?.. — Мальбонте!.. — окликнула его Вики, но не нашла, что ещё добавить. Самый могущественный бессмертный Небес и Ада, нагло выдернутый из размышлений, обернулся. Он тоже молчал, внимательно оглядывая её фигуру с головы до ног. Не моргая. Так, что ей тут же захотелось отвернуться, спрятаться. Возгласы с главной площади всё нарастали, и больше нельзя было тянуть, но она не могла уйти, припечатанная этим взглядом под нависающими тяжёлыми бровями. Вдруг он разгладился, и Мальбонте — чудовище, ночной кошмар, великий и ужасный повелитель демонов, равный самому Шепфа, — улыбнулся. Так честно и по доброму. — Иди уже, Вики. Твоё имя означает «победа», — просто сказал он и отвернулся обратно к статуе. Вики, глубоко вздохнув в последний раз, быстро сделала несколько размашистых шагов и оказалась в кольце оваций. Ей рукоплескали все: ангелы, демоны и немногочисленные нефилимы*. Их было тысячи, и все смотрели на неё, великолепную и прекрасную. Дыхание перехватило от ответственности, что буквально ощущалась кожей. Лёгкий ветер обдувал длинные локоны, а глаза молниеносно бегали от одного лица к другому. Она окинула взглядом так сильно преобразившийся город, думая о том, как же изменился их мир со времён войны. Блестящим кольцом от Цитадели расходились широкие улицы, тут и там виднелись крыши нововыстроенных госпиталей, и ещё многие, бесчисленные детали бросались ей в глаза. Словно в каком-то мороке для неё прошли эти десять лет, полные забот и бесконечного труда. За одним решённым вопросом рождались несколько новых, и каждое из них требовало пристального внимания. Было столько всего, что она ещё хотела изменить, что иногда опускались руки из-за страха перед такой громадой дел. Но она помнила, что должна продолжать. Так велело неуловимое провидение. Вики больно вцепилась руками в широкие мраморные перила балкона — так она чувствовала себя увереннее. Когда безудержные аплодисменты, наконец, стихли, она приступила к речи: — Приветствую вас, бессмертные, — начала Вики громко и торжественно. Ей тут же ответили новыми возгласами. — Все вы собрались здесь по случаю моего назначения на пост главы Совета Равновесия. Я благодарна вам за это, и… Далее у неё уже были заготовлены слова. Но из души лилась совершенно другая речь, подталкиваемая горечью и тоской. — Мне хочется сказать вам многое, правда. И есть очень много обещаний, которые я могу вам сейчас дать. Но вместо этого, предлагаю просто осмотреться вокруг. Взгляните на растущий с каждым днём город, что окружает нас. Посмотрите на дома, в которых теперь не нуждается никто, на окна, больше не заколоченные досками в страхе перед нападением. Посетите сады, в которых открыто, не опасаясь закона о Неприкосновении, могут любить друг друга ангел и демон. Подайте жалобу в суд, и проследите за тем, как и в какие сроки будет вынесен приговор. Слетайте в Школу ангелов и демонов и зайдите в классы, где маленьких бессмертных теперь учат настоящей, подлинной истории Небес, а непризнанных больше не вынуждают принять одну из сторон, позволяя стать нефилимами. Эти мелочи красноречивее любых клятв. Пока она говорила, всё больше смолкали звуки вокруг, словно даже ветер внимал этой сердечной речи. Чёрные глаза продолжали неотрывно следить за ней из глубин тьмы. — Я могу лишь пообещать, что всегда останусь честна с вами, и в любой ситуации скажу всё, как есть. Настало новое время, в котором власть не запирается в своей башне. Я хочу говорить с вами и слышать ваши пожелания как можно больше. Лишь так, совместными усилиями, мы сможем продолжить тот путь, который начали после войны: путь перемен. Для того, чтобы преодолеть эту сложную, тернистую дорогу, на которой неизменно встретятся преграды, нам нужна ваша поддержка и участие. Пусть не любовь. Я могу понять, почему многие не принимают новые порядки. Они потеряли самых близких, и эта утрата гложет их изнутри… Вики перевела дыхание, успокаивая выпрыгивающие из груди сердце. Вновь увлажнились ресницы. Люцифер, наблюдавший за ней сзади, заметил, как тряслись её руки. — Я тоже потеряла многих, кто был мне дорог. Я видела, как они умирали прямо на поле битвы, умирали за свои идеалы и мечты. Я знаю и помню то чувство, когда ты пытаешься найти виновных, чтобы окончательно не сойти с ума в своём горе, чтобы у тебя была цель жить дальше. Но я хочу быть сильной — сильнее мести, сильнее озлобленности и ненависти. Я хочу уметь любить и прощать! Мисселина, что когда-то давно, в минуты особого отчаяния, среди лабиринтов школьного сада сказала ей эти слова, еле сдерживала навернувшиеся слёзы. Вики, после паузы, полной тихой печали, продолжала: — Именно поэтому мы с Шепфа заключили договор о перемирии, когда пришёл час последней битвы: потому что мир нельзя построить на осколках ненависти, которая съедает изнутри. Помните, бессмертные, что живёте во вселенной, где Бог и его дитя простили друг друга за совершённые ошибки! Благодаря этому сегодня мы можем совершенствовать построенное веками, а не выстраивать с нуля. Я призываю и вас прощать, чтобы сделать вечность друг друга прекраснее. Чувства низменные и мелочные могут подтолкнуть вас на путь, что ведёт в бездну. Все мы хотим мира. А для того, чтобы он длился как можно дольше, нужно поддерживать самое важное — Равновесие. Для меня это значит — справедливость. И поэтому я хочу сейчас поступить справедливо. По толпе прошёлся пронзительный шёпот. — Я хочу поблагодарить одного бессмертного, о котором почему-то говорить не принято. О нём шепчутся, в страхе озираясь по сторонам, хотя именно он подарил Небесам те законы, по которым они сейчас живут и процветают. Мальбонте, я хочу поблагодарить тебя, — дрожащим голосом произнесла Вики, обернувшись в сторону зала Совета. Его резкое, мужественное лицо застыло в немом удивлении. — Без тебя мы бы не стояли здесь сейчас, по крайней мере, не в таком мире. Это поразило бессмертных, слушающих её речь. Хотя все прекрасно знали, что Мальбонте близок с Вики, никто не ждал его упоминания в такой торжественный момент. Серафим, символ высшей ангельской власти, благодарила тёмного князя тьмы, повелителя всех демонов, занявшего место Шепфамалума. Даже демоны были шокированы. В том числе и Люцифер, на широких скулах которого угрожающе заиграли жевалки. Вики вновь направила пронзительный взгляд в сторону главной площади: — Я делаю это, потому что мы должны воздавать каждому по его заслугам. И именно поэтому я заявляю честно и открыто, как всегда это делала, что отныне, как глава Совета Равновесия, я являюсь проводником воли и Шепфа, и Мальбонте в равной степени. Ведь теперь Совет — не просто рычаг всесильного ангельского управления, а место, что должно поддерживать баланс в новом мире и учитывать интересы всех сторон. Только так мы можем достичь единства, слышать друг друга и принимать правильные решения. Я хочу, чтобы именно соглашение стало сильнее меча и уберегло нас от него в будущем. Именно так отныне будут приниматься все важные решения на Небесах и в Аду — совместно. На некоторое время всё в округе замерло, будто обдумывая только что произнесённые слова. Одни были ошарашены, другие взбешены, а кто-то тронут той искренностью, с которой говорила Вики: именно за это её любили и уважали бессмертные. А также, конечно, за то, что только она остановила кровопролитную войну, примирив Бога и отверженного — такую заслугу не могло перекрыть ничто. Поэтому её продолжали слушать также внимательно, когда минута молчания прервалась: — Впрочем, результаты нашего мира будут видны совсем скоро. А сейчас я хотела бы пожелать нам всем хорошего праздника. Сегодня — время радости, отодвиньте же ваши горести и печали. Спасибо за ваше доверие. Живите, бессмертные! — подытожила Вики, покинув балкон так же резко, как и взошла на него. За ней последовали и остальные, взволнованные её речью: она никого не оставила равнодушным. Уже уходя, Вики услышала громкие, запоздавшие от удивления овации, залпом прошедшиеся от главной площади по улицам столицы Небес. Когда она вернулась в зал Совета, Мальбонте уже ушёл. Но ей не нужны были его слова.***
Обеденный зал Цитадели, затерянный где-то на средних этажах, славился среди ангелов своей запредельной роскошью. Больше нигде на Небесах нельзя было лицезреть такое сосредоточение помпезной расточительности. Пик «ангельского ампира», возведённый с одной лишь целью — поражать. Высотой в два обычных зала, окружённый рядом широких колоннад и фронтонов, он впечатлял с первого взгляда. Всё в нём: фризы, капители, оконные арки, изысканные барельефы на стенах и потолке, и многочисленные фигуры невинных херувимов — было отлито из чистого золота. Оно сияло, отражая свет множества подсвечников. Потолочный свод обрамлялся золочёнными кессонами, что окружали прекрасную роспись. Это был прелестный сюжет: божественный сад среди облаков, а в нём — могущественные драконы, поедающие налитые жизнью яблоки. Ангельское искусство, всё же, было не чуждо иронии. По центру залы раскинулся длинный и помпезный обеденный стол, окружённый тем же золотом. Прямо к нему свисала многоярусная люстра из чистого хрусталя с вкраплениями бриллиантов, свечи в которой никогда не гасли. Этот стол просто не мог пустовать: самые восхитительные блюда и вина — всё было там в изобилии. В таком месте можно было только пировать, с размахом невиданным и богоподобным, чем и занимались сильные мира сего на протяжении веков. Стоило лишь солнцу отдать бразды правления ночи, и основное действо торжества переместилось сюда. Попасть на столь помпезное мероприятие можно было лишь по личному приглашению одного из членов Совета, так что за праздничным ужином, уже не таким узким кругом, собралась основная элита Небес и Ада. Вокруг стола раскинулись двенадцать высоких кресел, отделанных красным бархатом, в которых и расположились бессмертные. В прочем, некоторые ещё пустовали, ожидая запоздавших гостей. Бессмертные в основном общались между собой наедине — то ли из большой любви, то ли из желания посплетничать. В самом конце стола смеялись Нирбаси и помощник Сатаны, Рондет, с которым женщина обсуждала изменения в её родном Аду. Рядом с ними Мими приглашала Энди — молодого руководителя элитного отряда Крылолётчиков — на матч по крылоборству, что скоро пройдёт в Школе ангелов и демонов. Все крылья были опущены, словно нуждались в отдыхе. Наконец с официальной частью празднества было покончено, и собравшиеся бессмертные вздохнули с облегчением. Особенно это было заметно по Люциферу, который теперь мог вести себя как обычно. Он отдал свой роскошный пиджак прислужнику и снял атласный галстук, оставшись в одной чёрной рубашке своего любимого приталенного покроя. Демон закатал рукава, обнажая мощные предплечья с выступающими венами. Его руки были покрыты прекрасными татуировками, что напоминали чёрно-белые полотна эпохи возрождения. На шее красовался череп, от которого в обе стороны исходили ангельские крылья, а внизу клубились розы. Люцифер был дьявольски красив в вечернем свете. — Ну что, отстрелялась? — крепко приобняв Вики, сидевшую рядом, прошептал он ей на ухо. — Как видишь, всё уже завершилось, — ответила она, выдыхая с небольшой печалью в голосе. Она будто не могла прийти в себя после стольких событий, что свалились на неё. Их друзья и знакомые переговаривались маленькими группками, в углу зала наигрывали ненавязчивые мотивы музыканты, поэтому они могли не боятся быть услышанными. А в прочем, это не имело никакого значения для демона. — Я думал, ты рада, что закончила с пафосными речами и древними ритуалами посвящения. — Конечно. Но ты же знаешь, как это было важно, — тихо говорила Вики, устало утыкаясь ему в плечо. — Так что спасибо тебе за то, что не сорвал всё. — Я же обещал. А тебе оказывается нравиться, когда я становлюсь хорошим мальчиком. — Люцифер! — тут же встрепенулась она. — Что «Люцифер»? — отвечал он со злорадной ухмылкой. В пламенных глазах танцевали черти, на чувственных губах замерли капельки крепкого глифта. — Ты невыносим, вот что… Вики, для которой правила приличия всё ещё не были пустым звуком, старалась сфокусировать взгляд на чём угодно, кроме этого мужественного лица, на котором так некстати играли широкие скулы. Он ел яркую, сочную клубнику слишком привлекательно. Девушка попыталась отвернутся, но красные глаза, выглядывающие из-под знойных ресниц, тянули к себе вновь, словно капканы. Вдоль стола прошла пара прислужников, меняя блюда и разливая новую порцию напитков в золотые кубки. Демоны тут же отпили из них. Особенно на алкоголь налегал Хаврил, любивший застолья. Его чёрные волосы, уложенные назад, немного растрепались, предавая древнему демону озорной вид. Высокий лоб обрамляли бордовые рога, за него говорившие о звериной природе. — Предлагаю тост, — вдруг заявил он, привлекая всеобщее внимание. — За прекрасную даму, с этого дня ставшую нашей общей начальницей. — Ну может тебе и начальница, а мне — подруга, — вставила Мими, смеясь. — Будь по-твоему, дорогая. А ты что скажешь, Люцифер? — спросил Хаврил с мальчишеским задором. — А я, пожалуй, воздержусь, — ответил он, подмигивая возлюбленной самым соблазнительным образом. За столом поднялось веселье, это окончательно разрядило обстановку между бессмертными, что были так непохожи на друг друга. Лишь Мисселина и бывший архангел Гавриил, занимавший теперь пост серафима, пытались сохранять ангельское благоразумие, тихо переговариваясь между собой о новостях в Альдоре**. — За Вики, в общем! — подытожила Мими, отпивая из своего бокала. Внезапно огромные входные двери раскрылись, впуская в зал запоздавших гостей. На пороге стояли двое. Это, наверное, была одна из самых известных и обсуждаемых светских пар столицы. Первой в глаза бросалась роскошная высокая дьяволица в соблазнительном, как и она сама, наряде, облегающем её пышные формы. Её ровные чёрные пряди контрастировали с белизной лица, бирюзовые зрачки быстро осматривали других гостей. Рядом с ней возвышался крупный, будто вытянутый по струнке ангел. Он даже не снял свои золочённые генеральские доспехи, словно знал, как хорошо они подойдут к интерьеру помещения. Длинные золотые волосы были уложены в тугой хвост, придавая ему немного строгости. Эти двое прекрасно контрастировали друг с другом, оставляя неизгладимое впечатление у смотрящего. Ангел привычным жестом взял дьяволицу под руку и вышколенным шагом повёл к столу. Её туфли звонко отстукивали по мраморному полу. Навстречу им тут же бросился Хаврил, раскрывая руки для объятий. — Здравствуй, отец, — сказала девушка, первая обняв его. Даже невооружённым взглядом можно было проследить удивительное сходство в их чертах лица: высокий лоб, крупные приподнятые скулы, хищные глаза, аккуратный нос и пышные губы. Лицо мужчины казалось лишь немного более острым и обветренным временем. — Ости, наконец ты пришла! — произнёс он, прижимая к себе дьяволицу. — Что же вы так поздно? — Я безгранично извиняюсь, — отвечал ему красавец-ангел очень вежливо, — но меня задержали отряды архангелов, которым нужно было дать распоряжения на вечер. — Ох уж эти бездельники, ничего без тебя не могут! — разразился Хаврил, и, пошатнувшись, развернулся к остальным бессмертным за столом: — Тагас «безгранично извиняется» перед вами за задержку. Он завершил своё представление низким поклоном. — О Шепфа… — тихо прошептала Ости, закатывая глаза. — Мы ведь только начали, всё прекрасно, — попыталась разрядить обстановку Вики. — Надеюсь, в городе всё спокойно? — Конечно, можете не переживать, — спокойно ответил ей архангел. — Мои люди сталкиваются разве что с пьяными потасовками в барах, но это — обычное дело. Такое даже не доходит до приёмной суда. — Хорошо, присаживайтесь, — с улыбкой произнесла Вики, указывая паре на два свободных стула. Они прошли к столу, параллельно здороваясь со всеми гостями. Тагас крепко пожал руку Гавриилу, с которым был хорошо знаком со времён своей военной службы. Вики и Ости поздоровались очень сдержанно, обоюдно не желая поднимать старые конфликты, тянущиеся за ними тяжёлым шлейфом ещё со времён Школы. Когда же глаза дьяволицы встретились со взглядом Люцифера, она почти сразу же отвернулась и села на своё место возле Хаврила. — Как там Брухо? — как бы невзначай спросила её Мими. — О, у него всё прекрасно. Мы оставили его с няней на вечер, а она, в отличие от нас, разрешает ему разносить особняк сколько угодно, — отвечала Ости, ловко пододвинув к себе бокал с глифтом. — Ха-ха, он такой озорной мальчик! — подхватила тему Нирбаси. — Помните, когда вы были у нас в гостях, он встал прямо посреди пентаграммы и начал танцевать. — Сразу видно — мой внук! — сказал Хаврил, и, рассмеявшись, осушил свой кубок до дна. Вики, следящая за весёлым разговором демонов, отдыхала и душой, и телом. Она уже привыкла к ним и в какой-то мере полюбила этих огненных созданий, уже не представляя без них и Цитадель, и свою жизнь. Она ещё сильнее прижалась к Люциферу, который продолжал держать её за талию. — Получается, уже в следующем году он пойдёт Школу ангелов и демонов? — поинтересовалась Мими. — Теперь, похоже, и нефилимов, — попытался пошутить Тагас, оглядываясь на Ости. Он будто следил, улыбнётся она или нет, но губы дьяволицы оставалось непреклонны. — Ан нет, Брухо не будет первым рождённым нефилимом в Школе, у нас уже есть несколько таких учеников в младших классах, — хвасталась молодая директриса. — А как же я? — неожиданно встрял в разговор Энди, до этого смотрящий на ночное небо сквозь окна. — Успокойся, ты навсегда останешься первым нефилимом, так о тебе и напишут в учебниках истории. — Мне это не подходит, надо что-то помасштабнее! — встрепенулся Энди, расправляя свои мощные серые крылья. — Как их воспринимают другие дети? — поинтересовался Тагас. — К ним, конечно, пока особое отношение, — отвечала Мими. — Я даже слышала, как одноклассники называли их «дети Мальбонте». Разговоры резко умолки, все взгляды обернулись на Мими. После её слов Ости чуть не выронила свой бокал. — А что? — Так, давайте приступим к десерту! — громко скомандовала прислужникам Вики, пытаясь отвлечь дорогих гостей от столь волнующего их имени. — Я считаю, что это имя достойно моего… — начал Тагас абсолютно невозмутимо. — О, а вот и десерт! Плеяда блюд на столе вновь переменилась, и предмет обсуждения незаметно перешёл на их изысканные вкусы. Мелодии в углу становились всё загадочнее, будто ночь вносила свои коррективы в программу. Некоторые подсвечники потухли, погружая массивный зал в полумрак. Гости чуть утихли и просто наслаждались атмосферой вечера, однако что-то было не так. Одно кресло, отливая красным бархатом в свете свечей, ещё оставалось не занятым. Там должен был разместиться двенадцатый гость. Вики жестом подозвала к себе главного прислужника Цитадели, который отвечал за все порядки в этом бесконечном комплексе башен, и незаметно для остальных спросила: — Архангел Йор, скажите пожалуйста, где серафим Ариэль? Ангел средних лет с лицом аскета и глазами купца сильно занервничал. Его тонкие губы дрожали, когда он произнёс: — Серафим Вики, она просила передать свои сердечные извинения за то, что не сможет посетить ужин. Её дела как Хранителя столицы не терпят отлагательств в такой день. Очень много стычек между жителями, она вынуждена разбирать судебные дела весь вечер. «Много стычек, значит…» — ехидно прокомментировала про себя Вики, отпив из своего кубка. Однако внешне она не выказала никакого раздражения. — Спасибо, можете идти, — ответила она ангелу, что тут же поспешил вернуться на своё место. Вики была изрядно разочарована, услышав такую откровенную ложь. Однако, признаться честно, она и не желала видеть эту женщину сегодня, и, видимо, их чувства были взаимны. Как мило. Она принялась за вкуснейший пудинг, чтобы успокоиться. — Не налегай сильно на сладкое, непризнанная, — послышался бархатный шёпот слева. — Ты серьёзно? Непризнанная? — Да, для меня ты всё ещё непризнанная. Я не вижу, чтобы каждый в этом зале восхищался твоей красотой, — шептал ей на ушко Люцифер, напрочь забыв о том, где и с кем он находится. — По-моему, на сегодня тебе хватит глифта, — отшучивалась Вики, смутившись, словно маленькая девочка. — Ты думаешь, я пьян, — протянул демон особенно сладко, — но кто может поспорить, что сегодня ты была великолепна? Он сдвинул их стулья вплотную, незаметно просунув руку за спину возлюбленной. Он гладил её поясницу очень нежными и лёгкими касаниями, прекрасно зная, какой трепет это вызывает в ней, и какие усилия ей нужно приложить, чтобы не показывать его. Её золотые крылья немного вздрагивали, но всё же она себя сдерживала. — Люцифер!.. — прошептала Вики, даже немного злясь на него. Она изо всех сил пыталась отстраниться, но тело её не слушало. — Хватит повторять моё имя. Хотя… — он придвинулся к ней ещё ближе, зарываясь в нежные локоны, и произнёс едва слышно: — Мне иногда кажется, что это — молитва. — Какой же ты!.. — Да. Другие бессмертные совершенно не обращали на них внимания, отойдя от стола к готическим окнам, откуда открывался потрясающий вид на вечернюю столицу Небес, где цветастым карнавалом кружилась ярмарка. Они остались сидеть совсем одни, и это даже настораживало Вики. Она просунула руку к ногам Люцифера, пытаясь его ущипнуть, на что он лишь рассмеялся, обнажая ряд белых зубов. — Хорошая попытка. Неужели наша начальница боится выставить себя в неприглядном свете? — всё говорил он, пока его вторая рука невесомо проходилась по её бёдрам. — Да, ты уж точно подпортишь мне репутацию, — отвечала Вики, намеренно предавая голосу строгости. — Ты же знаешь, что я люблю тебя… смущать. — Поэтому ты меня и бесишь. — Нет, — ответил демон с абсолютной уверенностью, и губы его застыли в нежной ухмылке. Вики наконец заглянула в его огненные глаза, не в силах продолжать говорить. Он был к ней совсем близко. Это родное, любимое лицо, озарённое тёплым светом от свечей… Люцифер совсем не изменился за те годы, что они были вместе: всё та же мужественная щетина, такая колючая порой, изогнутые чёрные брови, которые хотелось поцеловать так нежно, уложенные назад тёмные волосы, из которых часто выбивались чувственные пряди, падая на его выразительный лоб. И эти глаза, что он и не собирался отводить, любуясь румянцем на щеках Вики. Они обезоруживали её каждый раз, стоило в них засмотреться, ломали все преграды и расстояния, которые она порой пыталась выстроить. Ведь она видела в них свою любовь, отражённую, словно на глади спокойной реки. Воды её были очень глубоки, уходя корнями прямо к её сути, где она была с ним неразлучна. Так они замерли, не считая секунды. Затем любимые глаза сузились, в их уголках заиграли смешинки. Люцифер, всё ещё разглядывая её, прошептал: — Вот видишь. Любишь меня. Она знала, что он дразнит, заигрывает, как и всегда это делал, чтобы потом вновь обнажить перед ней своё сердце. «Люблю», — ответила ему Вики одними лишь глазами, зная, что он знает, и лишь это имеет значение. Из столь сладкой невесомости их изгнали гости, что вернулись назад к столу. Вики тут же поспешила отстраниться от Люцифера и сесть, выровнявшись. Её щёки запылали ещё больше, когда она заметила на себе острый, словно лезвие бритвы, взгляд Ости, который она тут же поспешила спрятать. В прочем, вечер уже близился к завершению. Бессмертные изрядно устали за этот важный, но долгий день, полный событий, и начали потихоньку расходиться. Первым улетел Энди, вынужденный соблюдать режим сна для поддержания формы, что полагалась Крылолётчику. За ним последовал и Гавриил, которому ещё предстояло долететь до Альдора. Бессмертных, которым было опасно передвигаться далеко из-за переизбытка выпитого глифта, было решено разместить в бесконечных гостевых покоях Цитадели. У каждого из членов Совета была своя личная комната, куда они и направились. После многочисленных прощаний и любезностей на улицы города вышли лишь две пары — Ости с Тагасом и Вики с Люцифером, который, всё же, немного покачивался. Стояла поздняя, яркая ночь, полная звёзд и весёлых возгласов. — Спасибо вам за прекрасный вечер, — поблагодарил Вики Тагас, приобнимая свою дьяволицу за плечи. — Ещё раз поздравляю с назначением, доброй ночи. Ости молчала, видимо, о чём-то задумавшись. Взгляд её был устремлён в пустоту, когда ангел повёл её домой. — Доброй ночи, — ответила ему Вики, провожая эффектную пару взглядом. Их особняк находился буквально в паре шагов, на главной площади у Цитадели. Лишь теперь они с Люцифером остались в одиночестве, которого так желали весь вечер. Они не хотели лететь домой сразу же, прогуливаясь по полупустым широким улицам столицы, что совсем недавно освободились от многочисленной толпы, громких звуков и ярких фонарей: пьяная процессия разлетелась по домам. На каменной кладке остались многочисленные следы прошедшей ярмарки, а все лавочки и столики ещё не успели убрать. Взяв друг друга за руку, Люцифер чуть опирался на Вики, как и она на него. Так они и шли, застыв в нежной тишине: слова были попросту лишними, когда они любовались лунным светом. Из баров ещё доносились звонкие голоса бессмертных, но им казалось, что они одни на целом свете. И всё же, хотелось укрыться подальше. Забредя в один из городских скверов, пара остановилась: цветы в эту ночь благоухали особенно сильно, маня к себе случайного прохожего. Они застыли у маленького водопада, в середине крохотного оазиса посреди каменных джунглей. Отзвук воды смешивался с шуршанием листьев на ветру, создавая первозданную музыку природы. Вики подняла взгляд на своего любимого, который смотрел на распускающиеся цветы. Его профиль в холодном свете казался немного уставшим, но неизмеримо спокойным. Она очень редко видела его таким, словно застывшим в своих мыслях. Он не смеялся, не кричал, не злился — просто думал. Хотела бы она угадать, что же его тревожит сейчас, ведь слишком многое могло опечалить демона. Слишком много рубцов, что он носил в своём сердце беззвучно и гордо, никого туда не подпуская. Но сегодня он смеялся так радостно, так честно, что она на секунду забыла о всех кошмарах, терзающих его издавна и необратимо. Словно боясь нарушить песнь лунной ночи, она тихо спросила ей в такт: — Скажи, ты счастлив? Ночь замерла во мгновении, утихомирив своё мерное дыхание. Слова, такие нежные и любящие, сказанные едва слышным шёпотом, прогремели между двумя душами разящим громом. Вики почувствовала, как её ладонь изо всех сил сжимают тиски мужской руки. Но, терпя боль, она продолжала смотреть на Люцифера в немом ожидании ответа. Губы демона сжались тугой линией в каком-то приступе глухой печали. Она заметила, как вздулись вены на его висках. Всё ещё ощутимый хмель тут же отпустил его, словно озаряя взгляд. Эти красные глаза, все ещё устремленные в сад, бегали от одного прекрасного цветка к другому, самозабвенно выискивали там что-то, никак не находя. Искал ли он там слова, которых не было в нём самом, или силы, что его покинули — Вики не знала. Он лишь не мог ничего сказать. О Шепфа, как бы она желала унять его боль хоть на один миг, охранить это сердце от всепоглощающей ярости, что бурлила в нём вечным огнём. Не успело время вновь возобновить свой ход, как Люцифер резко, самозабвенно, как в последний раз, прижал её к своим губам. Он крепко обнял её обеими руками, так, что крылья Вики волнительно запорхали. Длинные пальцы вжимались в хрупкую спину, как в спасательный круг посреди бури. Вместо того, чтобы говорить, чувственные уста жадно впивались в любимую, словно это было единственным, что они могли ей ответить. Демон целовал её отрывисто, каждый раз вдыхая воздух после драгоценного слияния губ, чтобы затем вновь встретиться с ними с ещё большим жаром. Вики обвила ладонями его лицо, молясь, чтобы он никогда не отстранялся, никогда не покидал её. Луна была холодным свидетелем этой пламенной любви, что не желала видеть и знать ничего иного. Глаза их были закрыты, но сердца — обнажены, открыты перед друг другом на распашку. Их энергия слилась воедино, пронзая всё вокруг своей бушующей силой, похожей на танец воды и пламени. Он никак не мог уняться, продолжая кружиться бешеным ураганом вокруг жаждущих друг друга душ. Вики высвободилась из плена его губ лишь когда начала задыхаться. Её нежная грудь вздымалась вверх, словно голубка, пока она пыталась снова научиться дышать. Она уткнулась лицом в шею Люцифера, который тоже пытался прийти в себя. Он всё никак не хотел разжимать глаз, нахмурив изогнутые брови. Вдруг им стало очень холодно: погода резко переменилась, будто рассвирепев. Холодный ветер пронизывал влюблённых, яростно рассекая ночь. Цветы качались под его напором из стороны в сторону, рассыпаясь и пуская дурманящие лепестки по воздуху. Они кружились по саду в лишь им одним известном танце. Люцифер машинально поднял температуру своего тела, отчего его возлюбленную обдало невиданным жаром. «Как в тот самый день…» — промелькнуло в мыслях Вики, отчего девушка расплылась в нежной улыбке. Сколько же воды утекло с тех времён… Счастливые, давно прошедшие воспоминания пёстрой вереницей отражались в её небесных глазах. Это было незадолго до войны, в беззаботные, ничем не омрачённые дни её учёбы в Школе ангелов и демонов. В тот день у неё был важный экзамен с Люцифером, который она с грохотом провалила, ведь демон жульничал с привычной ему безжалостностью и почти сразу одержал победу. Она вспомнила, как боялась, что теперь её точно выгонят из Школы, ведь она не справилась с первым же серьёзным заданием. Тогда Вики ещё помнила своего отца, который остался на Земле совсем один после её смерти. Теперь этот образ давно померк в голове бессмертной, а боль утраты утихла, словно океан после шторма, и она с трудом могла воссоздать в голове когда-то любимое лицо. Но в тот день она захотела увидеть отца в последний раз, попрощаться с ним, ведь больше возможности спуститься на Землю у неё могло и не быть. Люцифер по началу пытался её остановить, но затем запрыгнул вместе с Вики в водоворот. Они вместе расстались с её земной жизнью навсегда. Затем она плакала горько, навзрыд, быстро убегая от своего родного дома, зная, что больше никогда его не увидит. Демон, конечно, догнал её. «Хочешь, покажу одно место? Единственное место на Земле, которое люблю», — сказал он тогда, стараясь её утешить, отвлечь от страшного горя. Люцифер переместил её на вершину далёкой, одинокой горы, куда ещё не ступала нога человека. Мёртвые скалы омывал леденящий ветер, разгоняя многовековой слой снега, солнце замерло между тёмными тучами в огненном закате. Именно это место, застывшее в начале времён, никогда не знавшее тепла, выбрал себе усыпальницей демон. Здесь его пылающая душа замерзала в леденящей пустоте, обретала окоченевший покой. Затем он затеял с ней дурацкую игру, в которой Вики должна была угадать, на какой из вопросов Люцифер ответил правду. За победу он пообещал ей подарок, которым был… поцелуй. Их самый первый и голодный поцелуй, начавший собой всё остальное. Они прошли вместе слишком многое. Но столько бы бесконечных минут они не провели после: и счастливых, и горестных, какая-то часть сердца Вики навсегда осталась там, на самом краю той далёкой горы, в его горячих от страсти руках. «Рад, что тебе понравился мой подарок», — сказал он тогда будто равнодушно, заканчивая их мимолётную близость. Он отстранился, отводя взгляд, чтобы вновь заковать своё сердце непробиваемой бронёй, как делал затем тысячи раз. Но сегодня он почему-то забыл надеть свои доспехи. Вики в порыве прижалась к любимому ближе, прильнув к нему на грудь с невиданной лаской. Он положил свою крепкую руку поверх неё, как и всегда это делал в минуты особого счастья, когда любые маски были сняты. Так они и стояли, замерев в объятиях друг друга, и ничего больше не имело значения. Вокруг них бесшумно кружились лепестки, усыпляя. Мир постепенно исчезал, а холод растворялся в темноте. Лишь ритмичный стук сердца рядом, заменивший всё не сказанное. — Полетели домой, — вдруг глухо прошептал Люцифер, уткнувшись лицом в макушку Вики. — Полетели, — ответила она тихо-тихо, погружаясь в сладкий полудрём. — Спишь? — еле слышно донёсся бархат слов демона. Ответом ему был лишь едва ощутимый кивок. Она устала, чертовски устала. Это был долгий день, что, словно по задумке провидения, никак не мог окончиться для неё. Люцифер понимал, что им пора, но не мог отпустить свою непризнанную слишком далеко от себя. Он чуть ощутимо качал её по ветру, баюкая. Спустя минуты, замершие в непроглядной тишине, Вики мирно сопела на его плече под перезвон фонтана. Её крылья были опущены, совсем обессилев. Большие веки с пышными ресницами сияли под лунным светом, даря нежному лицу необъяснимую тайну. — Спи, спи… — шептал Люцифер так печально, как никогда не мог при ней. Он постарался ещё сильнее нагреть своё тело, чтобы укутать её в тепле. Затем он гулко щёлкнул пальцами, призывая к ним Великий водоворот. В тёмном небе тут же образовалась сверкающая воронка, окружённая цветастыми переменчивыми облаками. Это был самый быстрый способ перемещения в мире бессмертных, своеобразный мост между Небесами и Адом, проходящий также через Школу ангелов и демонов. Люцифер осторожно расправил свои бордовые крылья с небольшими рожками на навершиях. Они мощными хлопками разрезали воздух, поднимая двоих всё выше и выше. Демон старался лететь тихо, чтобы не тревожить сон своей любимой, что всё ещё обвивала его своими маленькими полупрозрачными ладонями. Издалека они напоминали большую фарфоровую фигурку, накрепко сплавленную из двух отдельных. Именно так, застыв, даже не шевелясь, они наконец направились домой: в Ад.***
Может, для кого-то и наступил конец, но у других путь не окончится никогда. Если бы мы могли заглянуть за пазуху времени и попросить его совсем ненадолго пойти вспять, нашим глазам предстало бы замечательное зрелище, раскинувшееся на улицах возле Цитадели чуть раньше. Закатное солнце ознаменовало своим уходом господство бездумного веселья, надоедливого шума и горького привкуса глифта на губах. Начался долгожданный праздник, что был для некоторых бессмертных даже важнее его изначального повода. Столица Небес сегодня цвела буйной жизнью, пела и хохотала в такт со своими жителями, что и не думали утихать. Сначала сумерки, а затем и темень вечера меркли перед пёстрыми лавочками, что были выставлены рядами прямо вдоль улиц. Самые разнообразные угощения, магические артефакты, переписи древних трактатов и просто безделушки выставлялись там во всём своём разнообразии, привораживая зевак. Возле шатров плясали и пели самые искусные в своём ремесле бессмертные. Музыка лилась заводная, ритмичная, возвышенная и приземлённая в своей простоте одновременно. Вдоль улиц натянули цветастые фонарики, что окрашивали лица и камни яркими красками. Большая ярмарка, занимавшая собой весь центр, сопровождалась многочисленными столиками, не один из которых не пустовал. Пока маленькая компания могущественных бессмертных пировала чуть выше, здесь ангел, демон и нефилим, забывая, кто они такие, вместе пили и ели, ведя лёгкие, шутящие беседы. Они поднимали бокал и за серафима, и за непризнанного, и за заключённого тюрьмы Ада — всё было едино перед весёлым взором, не затуманенным рассуждениями. Они не говорили о важном, не вспоминали о войне и не впадали в дискуссии — разве можно было думать здесь! Мимо проходили гуляки, прибывшие в столицу из других городов, зачаровано разглядывая собравшийся шабаш. Особенно обстановка нравилась заключительным классам Школы ангелов и демонов, что толпились вырвиглазными группками. Они, молодые, ещё не познавшие истинную горечь своего бессмертия, пускались в дикий пляс прямо посреди улиц, играя между собой плечами и крыльями. К этому фонтану энергии тут же припадали другие, и уже совсем скоро лишь самый ленивый не отплясывал в эпицентре торжества жизни. О, как же хотели жить, любить, летать, рассекая небосвод, эти бессмертные! Они танцевали так, словно смерть уже ждала их где-то за углом, и больше ничто не могло их сдержать, больше не было времени на то, чтобы когда-то стать счастливым. Ими становились прямо здесь, в миг, чтобы существовать лишь в нём и не знать ничего больше. И это повторялось вновь, по кругу. Сменялись лица с голосами, но каждый, даже не раздумывая, погружался в столь сладкий омут, забывая обо всём, что его тревожило под солнцем в терпких поцелуях ночи. Даже архангелы, вынужденные охранять город от потасовок, припадали к наслаждениям с немного виноватыми улыбками. Но исключение найдётся всегда. У всеобъемлющего карнавала, прославляющего жизнь, был лишь один, самый непреклонный в своей гибели зритель. Он с бесстрастием учёного оглядывался по сторонам, с трудом лавируя между скоплениями бессмертных, что и не замечали его присутствия из-за спасительного амулета, скрывающего и облик, и энергию. Даже столь могущественную. Он бы взмыл в небеса, прямо навстречу звёздам, но пространства для манёвра было слишком мало. Поэтому бессмертный упрямо продолжал свой извилистый путь, что пролегал сквозь столькие радостные лица. Иногда он останавливался возле очередной разношёрстной компании, чтобы просто понаблюдать за ними. Слушал речи, такие глупые и блаженные в своей пустоте, полные восторгов и новыми, и старыми временами. Но долго он не задерживался, подгоняемый всё идущими сзади прохожими, и продолжал следовать дальше по запутанным городским улочкам. Он ходил так вот уже несколько часов, то ли разминая затёкшие мышцы, то ли распутывая клубок своих нескончаемых мыслей. А думал он всегда. Всё-таки, очень нужной вещью оказался этот амулет, переливающийся оттенками фиолетового под его доспехами. Сколько уже раз он использовал его, чтобы просто исчезнуть. Чтобы хоть ненадолго перестать чувствовать на себе эти вечные взгляды, похожие на блеяние овец перед волком, стать безмолвным, бестелесным созидателем всего живого. Он идёт, дышит, размышляет, а его будто и нет. Он видит всех, а его — никто. Неужели именно так себя чувствуют всеми заброшенные души, что существуют среди других блеклой тенью? Счастливцы, не догадывающиеся о своей удаче быть зрителями, а не актёрами театра жизни. Тёплые огни вечера призывали его к себе настойчиво и шумно, но бессмертный был непоколебим перед сладким гласом радости. Он зашагал размашистее, пытаясь отдалиться от слишком заполненных площадей. Он пересытился этой душной пестротой. Наверное, никогда его не прельщали такие развлечения. Может, он даже не имел возможности их познать, а сейчас… это было слишком странным для искалеченной веками мук души. Он уже слишком сильно привык к своей неотступной печали и сроднился с ней крепкими узами, что никакому веселью не дано было поколеблить. Он даже считал, что оно отупляет, делая человека слабым и падким на пустое, бессмысленное. Вот все эти бессмертные танцуют так самозабвенно, и кажется, что так было всегда, с самого начала времён, когда провидение задумало этот мир. Что не было войн, ненависти, унижений, лицемерия, лжи, убийств, жестокости и крови. Оказывается, так просто всё это забыть… но, к сожалению, у него была хорошая память. И в каждом смехе, что он слышал вокруг себя, он считывал такое затаённое отчаяние, что сердце порывалось завыть от накатившей тоски. В каждом радостном возгласе он неосознанно ощущал мимолётность этого счастья, что уже через мгновение развеется по ветру бестелесным призраком самого себя. Оно было будто отчаянным, вынужденным, ведь сегодня у них — праздник, в который вселенная позволяет вдохнуть своим смертным бессмертным полной грудью. В последний раз жить перед тем, как убить. Он не знал, когда это случится в следующий раз. Но чувствовал неотступно, словно раскат грома — грядёт нечто, что растопчет эту радость вдребезги. Ведь даже сейчас, в разгар всеобщей блаженности, он не чувствует абсолюта. Не свершилось ещё торжество истинного Равновесия — лишь его призрачная тень, затишье. А покой, как бы он не был прочен, не может длиться вечно. Так было задумано самой природой бытия, чтобы мир не стагнировал, замыкаясь в самом себе. Что-то должно его встряхивать, пробуждая от ленивого сна благополучия и стабильности, чтобы он, упав, начинал бежать дальше. Спотыкаясь, падая вновь и вновь, всё же рвался вперёд самозабвенно, с небывалой прежде решимостью. Он был глубоко убеждён, что лишь так движется его величество прогресс — революцией, разметающей всё на своём пути. Совсем недавно этим раскатом грома был он сам и его борьба, что ужаснула мир бессмертных. В его глазах дрожали Небеса, что, он знал, ему было суждено изменить навсегда. Он много думал о том, какими средствами достигал своих целей, уже пройдя через все возможные угрызения совести. Он мог осуждать себя вечно, без конца продумывая лучше решения, что он мог принять. Но он очень хорошо запомнил свои слова, сказанные Вики тогда, на крыше: «Потому что это война». Теперь он оказался один, неосознанно уйдя в свой любимый закуток столицы. Его прельщала не прелесть этого сада, а скорее его вечное уединение. Лишь здесь, укрытый от посторонних глаз защитой амулета и ветвистых деревьев, раскинувшихся над ним, Мальбонте позволил себе глубоко вздохнуть. И вновь бесконечный поток размышлений завёл его в бездну, что было никак не обойти и не избежать. Он не жалел себя, а скорее жестоко обвинял. Но разве мог он сейчас, всё тщательно взвесив, действовать так же, как тогда, растерзанный изнутри надвое и сплавленный обратно? Конечно, нет. Он был неадекватен, а его решения — поспешными, взбалмошными, импульсивными, попросту жестокими. И всё же, по какому-то злому року судьбы, он победил. Почему именно он, Мальбонте не знал и не хотел знать. А победителей, оказывается, всё же судят. При чём делает это самый жестокий палач — совесть. Если она, конечно, осталась в ожесточившейся душе после стольких испытаний. За это отвечал его внутренний кроткий ангел. Бонт. Шорох, а за тем ещё один, вернули Мальбонте в реальность. Его пронзительный слух уловил перестук тихих, размеренных шагов, что приближались к его затерянному убежищу. Он ни единым мускулом не шелохнулся, продолжая непоколебимо стоять в своём укрытии. Но всегда плотно сжатые губы дрогнули, стоило ему разглядеть прибывших гостей. Она была всё так же красива, как и утром, и лишь лунный свет придавал её лицу необъяснимую нежность, перед которой его сердце всегда сдавалось без боя. Рядом с ней, как всегда, шагал он. Исполинскую фигуру окатил приступ горячки, которую он всегда чувствовал при его появлении. За этот жар, ревнивый, опасный, разрушительный, отвечал уже притаившийся внутри демон. Маль. Он знал это чувство досконально — оно преследовало его неотступно в присутствии Люцифера. Тогда его чёрные глаза разогревались, словно горящие угли, готовые пронзить своего соперника насквозь. От такой участи демона спасало лишь то, что его любила Вики. Только эта мысль усмиряла неконтролируемый огонь внутри, превращая ярость в глубокую печаль. Они, погружённые друг в друга, прошли прямо мимо Мальбонте. Он видел, как их ладони были переплетены, и непроизвольно сжал костяшки пальцев. Взгляд из тьмы провожал их, пока пара не остановилась у фонтана. Они почему-то молчали, просто любуясь красотой, что для него не имела никакого значения: он смотрел не на цветы. Её белое платье немного волоклось по земле полупрозрачным шлейфом. Запачкает ведь. Мальбонте было жаль, что он больше не видит её лица, укрытого длинными локонами. Они стояли к нему спинами, а он не мог заставить себя даже пошевелиться. Не мог уйти, но и оставаться было равносильно смерти. Он словно чего-то ждал, предаваясь созерцанию. И он дождался. — Скажи, ты счастлив? — прошептал, пронзая ночь, любимый голос. На мгновение ему показалось, что Вики обращалась к нему. Но разве спрашивала она у него что-то хоть раз так нежно? Что за муку он себе устроил, за что себя наказывает так самозабвенно?! Сколько бы испытаний не выпадало на его душу, эта боль пронзала его до дрожи каждый раз. Зачем он пришёл сюда, и зачем они пришли именно в этот час! Рок, можешь ли ты быть ещё более жесток?! Он мог. Другие губы коснулись её губ, утягивая за собой. Если бы взгляд мог убить, от демона не осталось бы и следа. Мальбонте был не в силах даже дышать: всё его существо орало от захлестнувшей душу ярости, что могла уничтожить миры. Он мог добежать до них за считанные мгновения, разъединяя навсегда, он мог убить их прямо здесь, если бы закричал так же, как стенала его душа. Но он продолжал лишь стоять, застыв, как каменная статуя, буквально заставляя себя смотреть, как его любовь задыхается в объятиях другого. Он совсем не моргал, отчего ресницы совсем промокли. Сколько раз он уже переставал чувствовать хоть что-то, погружаясь с головой в непроницаемый кокон своей пустоты. Он нырнул в него и сейчас, чтобы просто выжить, чтобы не поддаться его влиянию снова, впадая в такую тьму, из которой уже нет дороги назад. Неужели было мало испытаний, и он может выдержать ещё? Мальбонте не знал, как долго смотрел туда. Но стоило ей отстраниться от демона, он тут же взмыл в небо, словно выпадая из страшного транса. Его резкие взмахи крыльев отозвались холодным ураганом как в воздухе, так и в сердце. Он летел очень быстро, буквально рассекая Небеса. Бескрайние облака и тысячи одиноких летающих островов проносились сквозь него, погружённые во тьму. Он то взмывал вверх, то тут же кубарем валился вниз, останавливаясь лишь у самой Земли. В каком-то иступлённом бешенстве он пролетал сквозь тучи, разрывая их на рваные части, приближался вплотную к парящим скалам, облетая их в самую последнюю секунду. Он не боялся, ведь знал, что с такой душой не умирают. Смерть просто не готова её принять. Мальбонте мог лететь так бесконечно, забыв о том, кто он такой, но всё же спустя время его огромные красные крылья истошно задрожали, и он больше не мог продолжать ими двигать. Пролетев по инерции ещё совсем немного, он с грохотом приземлился на совсем крошечный остров, застывший среди небес рядом с тысячами таких же. Но в этой бесконечности он казался несравнимо одиноким. На нём не было ни единого дерева — лишь голые скалы, заканчивающиеся пологой площадкой. Туда и взобрался Мальбонте, окидывая взглядом представшую ему картину. Миром владела бескрайняя ночь, не знающая покоя. Он буквально упал вниз от окатившей его усталости, положив руки на согнутые колени. Мальбонте любил сидеть на земле. Затем он закинул голову вверх, глядя на ясное ночное небо, заполненное звёздами. Сегодня они были особенно ясны, обрамляя весь небосвод своим сиянием. Он вглядывался в них внимательно, но сколько бы не смотрел, никогда не мог полностью изучить все детали и расположения. Это завораживало душу исследователя, заставляя каждый раз возвращаться к таким далёким, недостижимым даже ему светилам, что зачем-то создала природа. Сколько бы люди не пускали ракет, они ещё дальше от звёзд, чем он. Но разве есть смысл в том, чтобы дотянутся до них любой ценой? Разве тогда их тайна была бы столь прекрасной? Он изучил уже слишком многое так досконально, чтобы с ясностью понимать, как та или иная вещь работает. Со временем это становилось чем-то вроде механизма со своей инструкцией к использованию, которую он просто открывал в нужный момент. Он готов был разбирать по частям что угодно, но только не астрономию, что так его поражала. Он отказывался её понимать и изучать, ведь хотел любить. А она… разве можно было в чём-то винить любимую? Он знал всё, и уже очень давно. Она всегда любила Люцифера самозабвенно, и эта преданность делала её ещё прекраснее. И всё же его, как мотылька, неотступно влекло на этот свет, сквозь все преграды и отказы, что она ему дала. Начиная с того самого дня, как он последовал за сверкающими во тьме белыми крыльями по ступеням своей вековой темницы, он был одержим. Она была первой, с кем он хотел говорить спустя века компании напыщенных архангелов, что, словно тюремщики, навещали его с завидной периодичностью. Сколько бы раз он не пытался бежать — всё было напрасно, и лишь она спасла его, вывела из невыразимо долгого заточения в башне Школы. А затем следовало ещё столько слов, событий, пересечённых взглядов, каждый из которых кричал о том, что они — одно целое, что связь их велика и нерушима никем посторонним. Мог ли он злиться на неё, обвинять, мог ли не любить? Он пришёл в этот мир слишком поздно, потерпев единственное поражение в своей жизни. Самое важное. В чём же вина его загнанного в угол сердца, что спустя года оставило себе крошечную пробоину надежды для того, чтобы продолжать продираться сквозь непроглядный мрак? Он вдруг вспомнил фразу, которую когда-то слышал от неё: «Мотылёк умирает, когда достигает цели». А что, если его цель недостижима и бесконечно далека, как сверкающая в ночи звезда? Суждено ли ему вечно биться в конвульсии, существуя одной лишь мечтой, стремясь к ней миллионы лет и разбиваясь тысячи раз? В таком случае, он мог назвать себя истинным бессмертным. «Скажи, ты счастлив?» — отзвуком звучал в мыслях Мальбонте нежный голос, услышанный им в саду. Разве это имеет значение, любимая? Его усилия не были напрасны, если она может быть счастлива в мире, что он создал, как и тысячи других бессмертных, которые сейчас мирно спят в своих домах после размашистого гуляния. Они сегодня танцевали и пели о том, как хотят жить в этом просветлении между бурями, вечно застыв в своей наивной радости, которой неизменно настанет конец. Вопрос лишь в том, как скоро это случится, и как долго он сможет нести свой крест, щедро дарованный судьбой. Если у него всё же выйдет предотвратить неизменно надвигающуюся катастрофу, значит, не так уж и важно, что в этом цветущем мире среди песен и веселья останется одна истерзанная, разбитая душа, что никогда не найдёт себе утешения посреди бесконечной пустоты, куда бы она не подалась в своём отчаянии. Одно сердце, что перевесит тысячи других… Немезида плевалась бы от смеха, услышав эту глупость. Лишь неизлечимое горе сделало его тем, кто не проиграл ни единой битвы в своей жизни, а затем воздвиг постулаты и законы, изменившие мир. Был бы он собой, будь он хоть раз в своей жизни, хоть совсем немного, хоть на секунду… счастлив? В чёрных глазах Мальбонте было незаметно, как же сильно расширились его зрачки в каком-то детском, таком разительном удивлении от собственных мыслей. Он, схмурив на переносице густые брови, продолжал неотрывно смотреть на далёкую россыпь звёзд. Они, наполненные тысячелетней необъятной мудростью, величественные, такие красивые и одинокие, тоже не знали, что же значит это странное слово. «Счастье».