До третьей чёрной луны

Напевая нехитрый мотив, Дагмара хозяйничала на кухне – компот варила. За прошедшие дни её отпустили охватившие поначалу чувства тоски и безнадёжности. Она вдруг поняла, что нельзя потерять новую жизнь, дарованную самой Марой, просто отдавшись унынию и потому упустив все возможности. Да, условия сохранения жизни были сложными, и, конечно, у Дагмары в одночасье не появилась даже простая симпатия к Калисту. Зато отступил страх. Она пробыла рядом достаточно времени, чтобы понять: пока бояться болотника было не за что. Он вёл себя очень сдержанно, даже когда она допускала ошибки по незнанию или неосторожности. Не изменял своей манере быть спокойным и отстранённым. Нетрудно понять, почему болотника считали хладнокровным и жестоким. Поскольку он поступал по закону, а не по велению сердца (и Дагмара задавалась вопросом, что случится, встань перед ним выбор, при котором не придётся опираться на закон), то не станет колебаться, как поступить с нарушителями порядков на вверенных землях. Но без стоящей причины он не удостоит даже взглядом. Не столько зло, сколько хранитель порядка. Вспомнив, как вёл себя Калист с братьями, Дагмара осознала, что необходимо проявить настойчивость. Это была та дверь, которую можно открыть, если очень долго стучать. Главное – не перейти ту черту, за которой Калист решит, что от Дагмары, в отличие от братьев, можно просто избавиться, если совсем надоест. Пока что целью было добиться реакции. Чтобы в её сторону хотя бы смотреть начали. А поскольку в результате требовалось завоевать доверие, привлекать внимание Дагмара решила добрым отношением, помощью, подобием заботы. Она начала сама интересоваться, нужна ли помощь. Училась без слов примечать, в какие моменты может потребоваться что-нибудь принести. Дагмара попыталась узнать у слуг, какие у Калиста предпочтения в еде, но таковых либо не было, либо никто о них не ведал. Поэтому, когда наступало время перерыва (которое пришлось выдумать самостоятельно, ибо Калист не видел надобности отрываться от работы), Дагмара уходила на кухню, откуда возвращалась с чаем и чем-нибудь вкусным. Это что-нибудь успевали приготовить кикиморы, с которыми Дагмара договорилась, а иногда она приносила то, что делала дома. Или просто заранее собранные ягоды. Был ли результат? Не всегда. Калист мог оставить принесённые угощения без внимания, не то что не притронувшись к ним – даже не глянув. Дагмара на это не обижалась, ведь к такой реакции была готова, однако справедливо считала, что если ей не говорят так не делать, то с чистой совестью можно продолжать. Слишком рано сдаваться, если на кон поставлена жизнь. Так прошла ещё неделя. Наблюдая за полной луной, Дагмара подумала, что события развивались даже лучше, чем она предполагала. Сначала Калист очень неохотно отвечал, в чём можно подсобить, словно мимо ушей вопросы пропускал или просто не желал лишний раз говорить. Но вот уже сам начал о чём-нибудь просить, а не как в самом начале – вот тебе задание, а когда закончишь – уходи. В первые дни Дагмара уносила остывший, не тронутый чай. Потом же, может, смирившись, а, может, потому что занятость стала чуть меньше благодаря участию помощницы, Калист тоже стал делать перерывы в работе. В последние дни Дагмара даже пыталась с ним в это время поговорить, но в этом пока добилась лишь того, что у неё разузнали имя. «Тоже небольшая победа», – подумала она в тот момент, унося чашки. Хотя немного странно осознавать, что почти две недели провела с тем, кому было столь всё равно, что он не запомнил даже имя. С жизнью среди нечистой силы Дагмара свыклась быстро. Тут заметно повлияло то, что она видела нечисть куда более подобной людям, чем если бы встретила ещё при жизни. Дагмара старалась обращать больше внимания на привычные черты, не цепляясь за откровенно странные вещи вроде гусиных ног болотниц или крыльев игош. Только внешность болотника продолжала смущать. Особенно взгляд. По причине того, что глаза у Калиста были сплошь одного цвета, становилось трудно понять, куда именно он смотрел. Поэтому казалось, что смотрел очень пристально и прямо на неё. Но разве же это не то, чего добивалась Дагмара? Она перелила в кувшин компот. К перерыву как раз должен будет остыть. Теперь же стоило поторопиться – сегодня в первой половине дня у Калиста снова должны быть визитёры, особенно неудачное время, чтобы вдруг припоздниться. В дни встреч Калист был другим: вместо обычной сероватой рясы он надевал кафтан, расшитый также дивно, как и одежда других жителей болотного города, а ещё обувался. Дагмара чувствовала – Калист подобными украшательствами недоволен, ему было неудобно в этом наряде. Поэтому он выглядел не только усталым, но и хмурым. Поэтому перемены были только внешними, а приветливости даже вежливости ради не добавлялось. Дагмара успела раньше первых визитёров. Сегодня их должно быть немного, так что вряд ли придётся очередь налаживать. Когда на встречи приходился не весь день, то приходили обычно те, кому надо было закончить решать старые вопросы, кого Калист сам пригласил явиться. Тихо в комнату впорхнула и заняла своё место, покуда не было указаний. Калист в это время сидел и перебирал обереги, которые полагалось сегодня отдать. В ответ на приветствие он кивнул даже, взгляд поднял. – Сегодня записи будешь вести, – сказал, кивнув в сторону подготовленных заранее листов. – Хорошо. А чем я должна буду заняться во второй половине дня? Раньше Калист бы сразу сказал: «Уйдёшь». Но сейчас он задумался, склонил к плечу голову, из-за чего зеленоватые пряди на лицо упали – волосы у него, как и положено, были по плечи, однако ещё не доводилось видеть, чтобы он их собирал. Только в дни визитов укладывал немного аккуратнее обычного. – Почту принести должны. Разберёшь. Дагмара кивнула и пододвинула листы поближе, подготовила перо и чернильницу. От неё требовалось записывать, чьи просьбы были выполнены, кому были отданы обереги, чьи проблемы ещё не решены и что важно по данному поводу запомнить. У Калиста определённо была хорошая память (конечно, на то, что виделось важным), однако он считал необходимым закреплять детали на бумаге. Это и послужило одной из причин, почему в архиве набралось настолько много записей. Только вот упорядочивать должным образом их перестали довольно давно, вот собрался беспорядок, подобно кому снежному. Дела шли ладно, почти не осталось неразрешённых. Дагмара уже была готова облегчённо выдохнуть, предвкушая перерыв скорый, как в комнату ворвалась болотница. До Дагмары доходил слух, что эта девушка так сильно желала встречи, что ей позволили явиться сегодня. У болотницы была сероватая кожа и длинные тёмные волосы, что на солнце должны отблёскивать цветами топи. Девушка подбежала к столу Калиста и упала на колени, пальцами в юбку вцепилась судорожно. Она не решалась поднять взгляд и еле заметно тряслась то ли от страха, то ли от волнения. – Хозяин, прошу вас, сделайте меня человеком! – взмолилась болотница, в чьём дрожащем голосе слышалось отчаяние человека, пытавшегося за последний шанс ухватиться. Сделать человеком у нечисти значило даровать человеческую внешность. При помощи оберега или без – зависело от необходимого времени. – Для чего? – ровно спросил Калист, будто не замечая чужого волнения. – Я… – Болотница глубоко вдохнула, пытаясь снова стать хозяйкой своего голоса. – Я встретила человека, с которым хотела бы провести жизнь. Дагмара поджала губы и украдкой посмотрела на Калиста. Отчего-то в этой перепуганной девушке она на мгновение увидела себя, а в просьбе – тот самый случай, когда закон не помогал вынести решение. Нечисти не запрещено жить с людьми, если это не навлекало беды на собратьев или было естественно в силу происхождения (как для тех же домовых). Однако любви не было среди тех уважительных причин, по которым в обязательном порядке требовалось сделать человеком. Нет повода без раздумий ни согласиться, ни отказать. Все это понимали. Поэтому так волновалась болотница. Поэтому была так заинтересована Дагмара. Поэтому размышлял Калист. Каков же приговор будет? Есть ли у болотника душа? Способен ли он к сочувствию? – Отказываюсь. – На этом коротком, резком, холодном ответе вздрогнула и Дагмара, и болотница. Первая удручённо опустила плечи, осознавая гиблость и собственной ситуации, вторая заметно побледнела. – Это безрассудное решение принесёт тебе одни несчастья. Поэтому нет. – Ваша воля… Хозяин… – пробормотала болотница и поднялась на нетвёрдых ногах. Она ушла. Значит, закончилось и время приёма, но Дагмара не испытывала радости от наступившего перерыва. На её глазах только что одним словом была разрушена надежда. С ласковым голосом и равнодушным взглядом. Сердце сжалось, заболело, словно было ещё живое. Дагмара вскочила и выбежала вслед за болотницей, пока ту ещё догнать можно было. Девушка только успела выйти на улицу и разрыдалась, сделав лишь пару шагов от дверей. Дагмара осторожно коснулась дрожащего плеча, голубые глаза с мольбой посмотрели на неё, а после болотница уткнулась в столь необходимые в этот момент объятия. Дагмара водила рукой по спине, подняв взгляд к хмурому небу. У неё не было шанса сделать выбор, как-либо повлиять на то, с кем провести жизнь, но если бы представился случай… И если бы все мечты в одночасье постиг крах… Стало бы нестерпимо горько. Дагмара сморгнула – глаза против воли заслезились. Да, ей ведь было подобное чувство знакомо. Только вызвано оно было расставанием с жизнью. И обманчивой возможностью выбора после смерти. Когда болотница перестала плакать, Дагмара отвела её на кухню, усадила за стол и налила компота, дабы помочь унять икоту. Девушка выглядела встревоженной, однако Дагмара заверила, что за нахождение здесь не накажут. Болотник об этом даже не узнает, а прислуге достаточно знать, кто болотницу привёл. – Прости, что так получилось, – виновато сказала Дагмара, словно у неё возможность была повлиять на решение. – Т-ты ведь тут не причастна… Да и я… Д-должна была знать, что так выйдет, – вздохнула болотница. – Знала. Но всё же надеялась. – Как тебя зовут? – Майя. – А я Дагмара, – представилась она в ответ с приветливой улыбкой. – Не сочти за грубость, мне просто очень хочется уточнить, разобраться, ведь я ещё так мало о вас знаю, – осторожно начала Дагмара, за реакцией Майи наблюдая. – Я знаю, что среди русалок с людьми многие водятся, но впервые увидела, что кто-то хочет ради этого человеком стать. Не к себе забрать, чтобы вместе быть, а самой к людям уйти. Можешь ли поведать, почему так? – Если бы только я сама точно знала… – Майя криво улыбнулась. – Думается мне, это связано с тем, что случилось ещё при жизни. С тем, как я стала болотницей. – А как это произошло? Майя отвела взгляд, судорожно обхватив кружку обеими руками. Шмыгнула носом, закусила губу. Вспоминать о смерти, без сомнения, неприятно, потому Дагмара уже была готова отказаться от вопроса, однако болотница вновь заговорила: – Семья моя жила очень худо, поэтому они постарались как можно раньше выдать меня замуж – как только выдалась такая возможность. Им было всё равно, за кого, лишь бы согласился, лишь бы забрал, облегчив голодную жизнь. То был человек скверный, пьянчуга. Для чего ему жена, коли он уже с зелёным побратался?.. Впрочем, а для чего нужны жёны тем, кому не для любви и семьи? – горько отметила Майя. Да уж, известно, для чего. – Выпивая, он становился неуправляемым, яростным, раздражительным. И часто срывал гнев на мне. Я ведь не как мужики, сдачи дать не смогу. И податься мне некуда. Дома не ждут, а где ещё примут? В нашем краю многие худо тогда жили, болезни и неурожай подкосили сильно. Как он только напиваться умудрялся в таких условиях? Не знаю, да и что бы мне дало это знание? Майя обхватила себя за плечи. Видно, что ей тяжело давались воспоминания о прошлом. Дагмара протянула руку и накрыла сероватые прохладные пальцы своими. Пока ещё тёплыми, будто живыми. – В один день он был особенно взбешённый. Бил особенно сильно, свирепо. Хватал за волосы и головой об стены, об стол. Я помню, он кинул в меня чугунку. А потом… Очень смутно, туманно. Я лежала в крови, а он, очевидно, решил, что я уже мертва. И решил избавиться самым простым способом – выкинул тело в болото, где я и встретила смерть. – Она посмотрела на свои ноги. Гусиные, как и полагается болотнице. – При жизни я так и не узнала доброго к себе отношения. Меня никто не любил. Я была убита своим же супругом. И вот сейчас… – Майя снова всхлипнула. – У меня была возможность обрести то, чего была лишена, когда жила. Я не хочу забирать его к себе в топь, я хочу простой человеческой жизни. На себе понять, каково это. – Спасибо, что рассказала. Я поговорю с Калистом, – неожиданно заявила Дагмара. – Не могу обещать, что у меня получится, что это не потребует времени, но я попробую. Он не обеднеет, если сделает для тебя оберег! – добавила с возмущением. – С-спасибо, – пробормотала Майя, сдерживая вновь подступившие слёзы. – Пока рано благодарить, он ведь упрямый. Только не забудь сказать, как тебя найти. – Я живу рядом с кожевенником. Третий дом к лесу. – Замечательно! Тогда я обязательно загляну, когда появятся вести. Вскоре девушки распрощались – Дагмаре пора было возвращаться к Калисту. Она наполнила компотом кружки, на одну поставила тарелку с сушёными яблочными дольками и направилась в комнату. Слово-то дала, а как исполнять будет? За Майю обидно было, но Калисту на жалость не надавить, к совести не воззвать. О несправедливости тоже не заявишь, ведь для него та выражалась в законе. Как же быть? «Для начала надо понять, почему он так решил». Дагмара плечом толкнула дверь и прошла в комнату. Ожидаемо, что Калист ничего не сказал по поводу её слишком поспешного ухода. Скорее всего, он тогда просто взял записи и начал их проверять. Дагмара поставила кружки, стянула с тарелки несколько долек и вернулась на своё место. – Почему вы отказали болотнице? – прямо спросила она. С Калистом было мало толку начинать издалека – все эти аккуратные да вежливые вступления он скорее просто проигнорирует. Впрочем, ничего не мешало ему поступить также с в лоб заданным вопросом. Приняв письма, Дагмара уже и не наделась получить ответ, однако получилось иначе. – Знаешь, какова наша судьба? В чём смысл нашего существования? – спросил он зачем-то, на что Дагмара качнула отрицательно. – Умереть. Кто-то умирает, потому как подошёл к концу отмеренный срок, кто-то выполнил предназначение, данное природой происхождения, кто-то же – чаще те, кто были людьми, – потому что избавился от сожалений, прожил счастливо или исполнил желание, не давшее найти покой после смерти. – А если желание – это любовь? – ухватилась за услышанное Дагмара. – Если счастье – быть с тем, кто пришёлся по душе? – Глупости, – отрезал Калист. – Человек не может полюбить нечисть, как и урождённый нечистью – человека. Мы противны вам, вы не по нраву нам. Наши представления о красоте различаются. – Но ведь дело не только во внешности! Любят не только за неё! – запротестовала Дагмара. – По ней встречают. Стала бы ты узнавать лучше того, кто тебе не мил? «Именно этим я и занимаюсь». – Захотела бы породниться? «Должна, если не хочу умереть при самом плохом исходе». – Моя задача – дать нечисти спокойно жить, заниматься делом, которое по душе, и не страдать от людей, несущих добро и справедливость. Дать возможность не погибнуть, а естественным путём умереть. Я говорил – если она свяжет жизнь с человеком – счастлива не будет. Что будет, раскрой он её сущность? – спросил Калист и замолк, желая услышать ответ от такого же человека. – Он… – Дагмара тяжело сглотнула, снова вспомнив своё возвращение в деревню. – Испугается и захочет её прогнать. Другие люди его в этом поддержат. И это точно разобьёт ей сердце. Но ведь… Её могут и не раскрыть. – Допустим, – кивнул Калист, – случится так, что она себя никак не выдаст, что слишком близко не окажется ни одного вашего оберега, что ни один порог не будет защищён достаточно сильно. Человек умрёт, а она будет жить дальше. Что чувствуют, когда теряют близких? Отчего-то Дагмаре показалось, что этот вопрос не был сродни прошлому. Словно сейчас Калист не хотел услышать ответ, который знал, а в самом деле интересовался. – Если эти близкие действительно близкие, если их любишь и ценишь… То потерять их очень больно. После этого долго горюешь, чувствуешь себя так, словно умерла часть тебя. Словно не другой человек ушёл, а от тебя отсекли часть. Это пустота в душе и сожаления. Даже если перед смертью и повидал, и всё сказал… Всё равно сожалеешь. – В таком случае она может не найти покой. Тоска и сожаления могут только сильнее привязать её к болоту. Поэтому ей не нужно искать счастье там, где оно будет зависеть от других. От их реакции, продолжительности жизни. Дагмара склонила голову и молча взялась за письма, пытаясь обдумать услышанное. Впервые она так долго говорила с Калистом, однако чувства были противоречивыми. С одной стороны, стало ясно, что Калист заботился о подданных. Да, по-своему, имея возможность воспринимать мир только с позиции урождённой нечисти. Но заботился. Хотел, чтобы они были счастливы, нашли покой. Был вечно усталым, потому как думал о других, а не о себе. Поэтому у нечисти были города – многие человеческие желания требовали и жизни, что была бы подобна человеческой. С другой стороны, Калист не мог понять тех желаний, что исходили от человеческой души. Просто не мог увидеть другую сторону. Не мог понять, что хотя некоторые желания были связаны с риском, с возможностью хлебнуть горя, в этом и состояла жизнь. В переменчивости, в чередовании света и тени. Да, можно столкнуться с многими трудностями, но в конце всё равно обрести покой. И надо было обязательно постараться донести до Калиста эту мысль, но не сейчас. Пока что Дагмара не знала, где искать его душу, какими словами её затронуть, чтобы получить верный отклик. «Не потому ли меня связали таким договором, что его семья тоже хочет, чтобы Калист стал человечнее? Научился руководствоваться не только разумом? Диана права, это хорошо для правителя, но только… Он ведь не только правитель. Он тоже живёт!» После рассказа Майи Дагмара и без того опечалена была, а теперь совсем погрустнела. Если в Калисте человеческого было мало, то в ней пока ещё слишком много. Потому и стало жалко болотника, а вместе с тем Дагмара острее поняла, насколько они разные. И в этом тоже была проблема. «Нечисть не может полюбить человека, – вспомнила она. – Почему я думаю о любви? Сойдёт ведь любая привязанность. Дружба – тоже хороший вариант. Только и для неё надо прийтись по душе. А я человек. Ему такие не нравятся. А мне не нравятся такие, как он». Дагмара устало провела по лицу рукой. Да, Калист ей не нравился, внешне уж точно. С зелёной кожей и мутными, как болото, глазами смириться можно, но равнодушие – не первый шаг к симпатии, а ловушка, волчья яма, попав в которую больше никуда не сдвинешься. Только у неё была веская причина, чтобы не останавливаться на мнении, что было основано на первом впечатлении. У неё была человеческая душа, в которой жили стремления, желания. Она хотела, она готова была немного лучше понять Калиста, найти к нему подход. Даже если в подобном упорстве было немало глупости – это тоже часть жизни, часть людей. Делать то, что противоречило логике, здравому смыслу. Стремиться к результату, успешность которого до смешного мала. Но если у другой стороны не найдётся души, если Калист не решит пойти навстречу человеку, который уже просто видом не был приятен, то всё в самом деле безнадёжно. «Зря вы понадеялись на человека, – мысленно обратилась Дагмара к своим спасителям. – Если он не сошёлся даже с нечистью, то что тут поделаю я? А впрочем…» С тихим смешком Дагмара слабо улыбнулась. Помимо прочего людям, что отчаянно желают жить, было свойственно надеяться на лучшее, какой бы плохой ни показалась ситуация. «Даже если он не знает об этом, в некотором смысле я уже нечисть, а значит, для нас не всё потеряно».