Очнись

Напиваться с бывшей начальницей в планы Марины не входило. Впрочем, её жизнь уже пару лет как перестала иметь всякий план, хотя раньше без этого трудно было представить существование: учебу, работу, какую-то бытовую рутину. Примерно с того самого дня, когда её первый брак начал трещать по швам, и пришлось возвращаться из Америки, стабильность в жизни пошатнулась. Однако Марина держалась, но… судьба раз за разом подкидывала ей новые проверки на прочность. И раз за разом оболочка «железной леди» истончалась. — А я думала, что всё нормально пойдёт… вернее… — сидели они на полу, в углу лифта, под многочисленными плакатами, благо в сумке Ирины нашлось парочку… уже ненужных листов бумаги, потому что к концу месяца она еле-еле в себя пришла, что уж тут говорить о наведении порядка в таких вещах, — думала, может быть так оно и надо? Выйти замуж, ребёнка родить… с возрастом стала обычной бабой! Ирина бросила на неё взгляд, затем пожала плечами. Она стала такой не с возрастом. В её жизни тоже был план. И Артём с Николаем тоже были частью этого. Замуж, как все, а не страдать по уехавшему в Израиль Геннадию. Сын, которому нужно дать всё самое лучшее. Любыми путями выгрызать себе кресло, должность, карьеру. Не сдаваться и идти до конца. Лопнуло. Не вышло. — Знаете, Марина Владимировна, — произнесла она через пару минут, делая глоток коньяка — да, прямо из бутылки, — а никто не знает, как оно правильно… Идея выпить принадлежала ей — когда поняла, что на них на обеих давит ситуация. Бог знает, сколько им ещё просидеть… главное, не переборщить с алкоголем. «Как в тот раз?» — поинтересовалась совесть. Марина тяжело вздохнула, устраивая локти на согнутых коленях. Затем уткнулась лбом в ладони. — В какой момент всё так пошло… — сдавленно проговорила Марина — то ли алкоголь, которого она и выпила немного, то ли сама ситуация с замкнутым пространством… а может быть и всё то, что держала в себе долгое время… чаша переполнилась. Ирина почувствовала, что нужно что-то сказать, поделиться чем-то своим. — А… — кашлянула, затем прикрыла глаза, прижавшись затылком к стене лифта, — я тоже не понимаю. Всегда всё делала как правильно. Муж хотел ремонт, хотел жить нормально, но его зарплата не позволяла? Ремонт сделала. Что дальше? Студентка, — Ирина про это говорила уже спокойно — в её душе уже не было злости на Николая. Там лишь остался пустой, выжженный предательством уголок, — сыну всё. И сюда пристроила и деньги и подавай что ему захочется… нет, там, — сделала характерный жест ладонью, — лучше. Ну, зато с девушкой своей живёт. Молодец. Марина слушала молча — в часть семейной драмы Ирины она оказалась невольно посвящена ещё несколько лет назад, но тогда не было никакого сочувствия: историю с аппаратом мрт выкинуть из головы было невозможно. — Он с девушкой… а сколько я стерпела, когда мы только жить начали? Что? Марин, это моя дочь, и она поживет у нас? — осторожно забрала у Ирины бутылку и сделала один глоток. Коньяк обжёг горло, затем устремился в пищевод, согревая. Последовал второй глоток, и только потом Марина продолжила, а голос зазвенел: — Конечно поживёт! Она же ребёнок, — шмыгнула носом, затем выдохнула, а в глазах мелькнула ярость — нет, не в сторону Вероники, — конечно же. Она же его дочь! Он же… чувствует! Ирина опустила взгляд — пробивную девочку с характером она, безусловно, помнила. Сама же пристраивала её работать по просьбе Марины… но не лезла. В конце концов, это её не касалось. — А потом в квартире появилась её мать! Вот как это вообще можно… вы можете себе представить, Ирина Алексеевна? Я живу с ним, и тут сначала дочь, а потом ещё и мать. Может быть, всем его бабам приют дать?! Ирина осеклась — слова Марины не то, чтобы задели за живое, скорее стали зеркалом для того… спектакля, который развернулся у неё дома. Прикусила губу изнутри, затем вовсе отвела взгляд. «Только для кого из них этот спектакль…» — И самое интересное даже не это! А то, что она ему никакая не дочь! А знаете, когда я про это узнала? Далеко не сразу, далеко. — Тише, — Ирина осторожно, неуверенно, словно боялась, уложила ладонь на плечо Марины и провела вниз, затем вверх, — ну… всякое бывает в жизни. Вспомните, какой он был… счастливый. Правда же считал её своей дочкой. А тут такое на голову… Марина мотнула головой, затем прикрыла глаза, скрещивая пальцы на обоих ладонях от нервов. — А потом проблемы у Куликова. Я после операции, мне хреново, страшно… — Марина сделала глубокий вдох, затем осторожно стерла выступившие от оголившийся обиды слезинки, — а у Куликова горе! Жена из дома выгнала. За дело, между прочим. Ирина тяжело вздохнула — вот и она точно также всех подбирает. Одного отец выгнал, второго собственные соседи выжили. «Даже их достал!» Нервозность снова заставила выпить, и глотки Ирины стали больше. Марина бросила взгляд на неё, затем забрала бутылку и последовала примеру. Пару секунд она молчала, пытаясь унять бушевавшие от таких воспоминаний эмоции. Затем снова заговорила. — Нет, вы не подумайте, — нервная усмешка, — я понимаю и принимаю. Жить-то ему действительно негде было… только почему нужно его ко мне тащить было? А потому что Михалёва у него квартиру отобрала. А ему ж ничего не нужно, — рыкнула, затем замолчала, уткнулась лбом в ладони, закрывая ими лицо. Ирина отбросила чёлку, затем попыталась размять затекшую шею, прикрыла глаза. Слова Марине об операции напомнили ей недавние события. Нога отдалась болью, фантомной. — Зато я помню, как Олег Михайлович за вас тогда испугался… всех был готов порвать, — Ирина осторожно обняла Марину, а та, уже не в силах совладать с собой, уложила ей голову на плечо — сейчас уже стало всё равно на прошлые обиды, — а я с больной ногой отсчитывала пропущенные вызовы… — эта фраза сорвалась с губ совершенно неожиданно, Ирина даже не успела сформировать мысль в голове. Марина молчала около минуты, стараясь успокоить легкий озноб, который проносился по её телу — видимо, реакция организма на непривычные условия. Ирина едва ощутимо гладила её по плечу, второй рукой забирая себе коньяк, вновь делая несколько глотков. Тело затекло от неудобного положения, но встать сейчас силы не было. — Вы о чём? — тихо спросила Марина. — Да… — в их положении уже было бессмысленно скрывать, — Анатолий Борисович. Развлекается. Сначала пропадает, потом игнорирует… и заявляется как к себе домой. Как ни в чём не бывало! Ирина резко замолчала, именно сейчас понимая, как же он ей был тогда нужен. Она держалась сама, делала вид, что всё в порядке. Вышла на работу как можно раньше, на все попытки Геннадия «поухаживать» реагировала отказом, но сама не до конца понимала — почему. Потому что хотела поддержки от другого человека. И ведь она знала, что тот окружил бы её нужной заботой… и всё могло было быть иначе. Если бы не самоубийство его сына. — Я вообще… сомневаюсь, что всё это правильно, — проговорила она, вновь отпив, — закрутилось всё быстро… но как мне было бросить его в таком состоянии? Я же не зверь какой-то! Ей Богу… Марина бросила на неё удивленный взгляд — впервые за всё время Ирина заговорила о нём. Она промолчала, слушая дальше. Затем взяла у Ирины бутылку, прислонила к губам. — Ему тяжело, — Ирина смотрела перед собой, а в голове видела сцены… смерть Толика, реакция его отца, разбитые стаканы, которые не выдержали схватки со стеной… — но я ведь не железная. Кривицкий ещё в моём кресле! — руки сжались в кулаки. Марина закончила делать маленькие глотки, затем вскинула голову, смотря на тусклые лампочки. — Он за вас тоже волновался, — наконец проговорила она, затем медленно перевела взгляд на Ирину. — Кто? — Алеников, — Марина вновь сделала глоток, затем кашлянула, моргнула, вновь смотря перед собой, — тогда всех поднял, чтобы отыскать… турбазу чёртову. Уж не знаю, кто доложил… В ординаторской сидел, нервничал… — сжала губы, — думаю, без него вас так просто не нашли бы, — снова посмотрела на Ирину и дёрнула уголком губы. Ирина замолчала, переваривая информацию. Этого она не знала. Снова стало тихо, лишь лампы напряженно гудели.