Утро

- Ну, давай прощаться. – Ноткин неловко переминается с ноги на ногу, замирает недалеко от Собора – до дома Каиных еще несколько десятков шагов. - Что, уже? – Хан недоуменно хмурит брови. - Да я бы до калитки довел… - вздыхает тот, чешет рукой лохматый затылок. – Да вот бате твоему, кажется, не нравлюсь. Вдруг осерчает, если вместе нас увидит? - Что за бредни. Каспар хмыкает и берет Ноткина за руку, ведет за собой к калитке. Холодный утренний воздух дует в спину, забирается под тонкую рубашку, только вот табун мурашек по спине вызывает вовсе не прохлада, а тепло чужой ладони в своей. - Ты уж придумай, где четыре дня пропадал. Хан снова хмыкает. Они решили не расставаться прямо сейчас, и он с горем пополам забрался на забор вслед за Ноткиным – отвык на Многограннике лазить куда-то - но если тот развалился поудобнее, младший Каин просто свесил ноги вниз. Все равно на улице ни души нет, какая кому разница, кто сидит на заборе у Каиных? - Не думаю, что он рассердится. И вовсе ты ему не не нравишься. С чего вообще такое выдумал? А Ноткин только шумно выдыхает через нос, но спустя секунду улыбается – что, правда, кукситься, раз у них еще оставалось время, которое можно было провести вместе. А волосы его на бело-желтом рассветном солнце золотятся, и ветер их немного треплет из стороны в сторону. Вот уж он, наверняка, не мерзнет из-за ветра в своей куртке. Словно читая мысли Каспара, Ноткин приваливается к нему теплым боком – ну точно печка. В нос моментально лезет кошачья шерсть, не шерсть даже – пух, «мини-Артисты», на которые частично распадался кот главы двоедушников в этот сезон. В носу начинает щекотать и он наверняка краснеет, но Хан стоически терпит это неудобство. Если скажет – Ноткин отодвинется обратно. Вместо недовольства, он выпаливает совершенно неожиданный вопрос: - Если бы я был животным, то каким бы именно? Ноткин поднимает брови на секунду, затем растягивает губы в широкой улыбке. - Плевый вопрос. Собакой, конечно. - И как же тебя, кошатника, на собак потянуло? – Хан смеется уголками глаз, а сам кашляет в кулак, то ли смех скрывая, то ли начиная заболевать. Горло першит. Следующим смеется уже Ноткин: - Дак это, ты бы такой собачкой был, как те маленькие песики, которых в сумках таскают, чтоб лапки не напрягали. Такую с кошкой на раз-два спутаешь, так что невелика разница. Влюбленность влюбленностью, однако, Хан все же был гордым Каиным, и у него не лапки были, а вполне себе длинные ноги: закатив глаза, парень уже начал с забора слезать, как тихо смеющийся Ноткин его за руку обратно вернул. - А вот твой отец был бы благородной гончей какой-нибудь. И сестра, наверное, тоже. Кто знает, может, и ты в такую вытянешься. Если вредничать не будешь. А руку его не отпускает, так она и остается лежать у Ноткина на колене. Да и сам тот смеется как-то непозволительно близко, так, что снова шерсть в нос Хану лезть начинает, а тот и не против уже совсем; и к самому улыбка на лицо вернулась. - Ты это, давай сегодня вечером тоже приходи. А я тебя завтра утром снова приведу. И подается вперед, клюет в щеку уже совсем привычным движением, после чего соскальзывает с забора и какими-то окольными путями покидает Горны. А вот Ноткин, конечно же, был бы котом. Маленьким, вертлявым и очень обаятельным. Хан тихонько приоткрывает дверь в дом, а в голове у него мысль только о том, что это утро не первое у них и не последнее.